Местные летописные своды XII—XIII вв.

Повесть временных лет легла в основу многих позднейших сводов, в которых она обычно помещена в несколько измененном виде. Таковы летописные своды XI—XVI вв.: Софийские летописи (I и II), Новгородская IV, Новгородская V, Воскресенская и др. Повесть временных лет была продолжена в XII в., когда записи велись уже не в одном Киеве, но и в других городах. В частности у нас есть указания, что такие записи велись в Галицко - Волынской, Суздальской, Новгородской, Черниговской, Переяславской землях и легли в основание сводов, которые возникли в XII—XIII вв. Возникновение местных летописей, которые появляются как бы взамен единого общерусского свода, — явление, крайне характерное для периода феодальной раздробленности XII—XIII вв.

Повесть временных лет была продолжена известиями о событиях XII—XIII вв. в Суздальской земле. Владимиро-Суздальская летопись, представленная Лаврентьевским списком, состоит из нескольких частей. В начале ее помещена Повесть временных лет, доведенная до 1110 г. Далее следует Владимиро-Суздальская летопись (с 1111 до 1205 г.) и ее продолжение, доведенное до 1305 г.

В свою очередь Ипатьевская летопись положила в основу древнейших известий Повесть временных лет, продолженную до

[56]

1117 г., после чего следует Киевская летопись, охватывающая события XII в. и кончающаяся 1199 г. В основе известий Ипатьевской летописи за XII в. лежит летопись Киевская, составленная в конце XII в. в Выдубицком монастыре в Киеве. К ней присоединена Галицко - Волынская летопись, обнимающая известия XIII в. и заканчивающаяся на событиях 1292 г. Таким образом, в XII—XIII вв., кроме Киева, центрами летописного дела становятся Владимир — на севере и Галицкая земля — на юге.

Третьим центром летописания был Новгород. Новгородское летописание возникло уже в первой половине XII в., причем в Новгородском своде в основу древнейших известий положена была не Повесть временных лет, а Начальный свод 1095 г., как это доказал Шахматов; события же XII—XIII вв. в Новгородской летописи были изложены самостоятельно. Новгородская летопись ХI — XIII вв. сохранилась в древнем пергаментном списке (см. о ней в главе VIII).

Существовали и другие центры летописания, но от многих областных летописных сводов сохранились лишь остатки. По - видимому, летописание в XII—XIII вв. имело место в Чернигове, Ростове, Переяславле Южном и Переяславле Залесском.

С XII в. заметно и резкое различие между характером летописных известий в сводах различного областного происхождения. Так, известия Новгородской летописи отличаются необыкновенной краткостью изложения. По характерному замечанию Костомарова, перед нами как бы торговый человек, которому вечно некогда и который спешит записать известие как можно быстрее. Но наряду с краткостью известия Новгородской летописи в то же время отличаются большой точностью.

Другим характером изложения отличаются Киевская и Галицко - Волынская летописи. Галицко - Волынская летопись поражает особенной красочностью изложения, чрезвычайно характерной именно для этой летописи. Она пользуется большим количеством легендарных сведений, давая иногда изложение былин и песен. Суздальская летопись рисуется нам прежде всего как памятник княжеского летописания и с этой стороны представляет особый интерес. Однако при всех условиях летописные памятники продолжают сохранять одну особенность, которую надо подчеркнуть. Все они по - прежнему имеют компилятивный характер. Компилятивность летописей приводит к тому, что в XII в. и в более позднее время в летописях встречаются на одной и той же странице известия, рассказывающие об одном и том же событии с двух разных точек зрения.

Общая характеристика летописей как исторического

Источника

Летописи уже с самого начала получают определенную классовую окраску. При своем возникновении летопись была памятником, составленным в верхах общества Киевской Руси, главным

[57]

образом, в кругах, близких к князю. Поэтому центральными действующими фигурами летописей являются крупные феодалы, в первую очередь князья и епископы. «Наши летописи, — пишет М. Д. Приселков, — не были литературными произведениями в узком смысле этого слова, а политическими документами. Та правящая верхушка, которая в том или ином феодальном центре налаживала у себя дело летописания, в изложении событий, заносимых на страницы своего летописца, озабочивалась, конечно, не правдивостью передачи, а созданием такого повествования, которое в данном случае было бы выгоднее всего для этой местной политической власти». Поэтому так противоречивы в наших летописях характеристики одних и тех же политических деятелей в известиях, заимствованных из различных летописных сводов. С наибольшей полнотой летопись рассказывает о крупных политических событиях, касавшихся светских и духовных феодалов. Войны между князьями, поставления епископов и митрополитов, княжеские съезды, события в княжеских семьях (смерти, рождения, браки и т. д.) занимают внимание летописца. На основании летописей можно составить почти полные биографии выдающихся князей и проследить их семейные связи.

Внимание летописца все время обращено в сторону феодальных верхов. Зато жизнь широких масс феодального общества почти не интересует летописцев. Только ничтожные и отрывочные известия помещены в летописи о сельском населении Киевской Руси. На всем своем протяжении Ипатьевская летопись только семь раз упоминает о смердах и без числа повторяет слово «князь». Целые разряды населения ни разу не упомянуты в летописях. Таковы изгои и закупы, известные нам только по другим древним памятникам. Поэтому с трудом разрешаются а основании летописи такие существенные вопросы истории, как вопрос о земледелии как преобладающем виде хозяйственных занятий населения, о социальном строе Киевской Руси и т. д.

В летописи можно найти указания на внешний вид княжеского дворца, но тщетно искать хотя бы краткого упоминания о внешнем виде жилища смердов и закупов. Относительно более часто говорится о городском населении, но и то лишь в связи с политическими событиями. Внутренняя жизнь города почти не интересует летописца, который, например, упоминает о переносе торга в 1068 г. с низменного «подола» у берегов Днепра в Киеве «на гору», ближе к княжескому замку, только в связи с княжеским распоряжением. Горожане появляются на страницах летописи лишь при рассказах о восстаниях в городе, при сообщениях об участии их в смене князей или в феодальных войнах. В летописях встречаются рассказы о городских восстаниях в Киеве 1068, 1113 и 1147 гг., в Новгороде — 1136 и 1209 гг. и т. д., но политические интересы летописцев сказываются в оценках этих восстаний. Летописец, неблагоприятно относящийся к князю Изяславу и его сыну Мстиславу, обвиняет последнего за расправу с восставшими в 1069 г. киевлянами. Мстислав одних ослепил,

[58]

«других без вины погубил, не испытав». Симпатии летописца на стороне киевлян, но только потому, что он является сторонником не Изяслава, а его братьев — Святослава и Всеволода. Классовые симпатии летописцев всегда на стороне феодальной верхушки. Поэтому убиение Игоря Ольговича во время киевского восстания 1147 г. вызывает негодование летописца, называющего киевлян беззаконными и несмысленными, несмотря на то что тиуны Игоря обижали горожан Киева и его пригорода Вышгорода («Ратша ны погуби Киев, а Тудор Вышгород»).

Творцами летописи большей частью были монахи. Поэтому религиозный элемент играет большую роль в изложении событий в летописных сводах. Летописцы склонны объяснять многие явления воздействием дьявольских козней: «наводит бог по гневу своему иноплеменники на землю, и тако скрушеным им выспомянуться к богу; усобная же рать бываеть от сважения дияволя». Но политические интересы берут верх над благочестивыми рассуждениями, и летописец с сочувствием упоминает под 1159 г., что «выгнаша ростовци и суждалци Леона епископа, зане умножил бяше церкви, грабяй попы». Впрочем, духовенство играло исключительную роль лишь при окончательной обработке летописных сводов, в состав которых вошли отдельные оказания и записи, составленные не духовными, а светскими лицами. Таковы многочисленные рассказы о феодальных войнах, изобличающие авторство людей, хорошо знакомых с военным делом. Только дружинник мог написать под 1034 г. такую похвалу черниговскому князю Мстиславу Владимировичу: « бе же Мьстислав дебел теломь, чермен [красен] лицем, великыма очима, храбор на рати, милостив, любяше дружину повелику, именья не щадяще, ни питья, ни Ђденья браняше». В целом же, при всей своей односторонности, летопись должна быть признана основным источником политической, экономической, культурной, а отчасти и социальной истории Киевской Руси. Впрочем, в последней области летопись находит ценнейшее дополнение в Русской Правде и немногих актах X—XII вв.

ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ IV

В. С. Иконников, Опыт русской историографии, т. II, кн. I, Киев 1908. Глава V (в ней изложены результаты исследования летописи и указаны библиографические данные о рассмотренных выше сочинениях). — А. А. Шахматов, Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст, Примечания, стр. I—XXX. — А. А. Шахматов, Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв., М.—Л. 1938, стр. 361—365 (статья «Летописи»). — А. А. Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. — А. А. Шахматов, Источники Повести временных лет (Труды Института древнерусской литературы, т. IV, 1940). — В. М. Истрин, Очерк истории древнерусской литературы, т. II, 1922, стр. 135—152 (глава «Летопись»).— Н. К. Никольский, Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры, вып. 1, Л. 1930.— Проф. М. Д. Приселков, История русского летописания, Л. 1940.—Полное собрание русских летописей, т. I (Лаврентьевская летопись); т. II (Ипатьевская летопись); т. III(Новгородская I летопись). — Летопись по

[59]

Лаврентьевскому списку, Спб. 1872. — Летопись по Ипатьевскому списку, Спб. 1871. —Новгородская летопись по Синодальному харатейному списку, Спб. 1888.

ГЛАВА V