Переводческая мысль в Древнем мире
Попытки осмыслить особенности и закономерности переводческой деятельности предпринимались на протяжении столетий. Начало становлению теории перевода как общему руководству по выполнению самого перевода положили первые высказывания самих переводчиков о целях и способах перевода. Однако подобные высказывания переводчиков не составляли последовательной теории перевода, так как не раскрывали сущности переводческой деятельности и касались лишь отдельных аспектов перевода.
Переводы имели широкое распространение несколько тысячелетий назад, раньше всего в Китае, и не менее двух тысячелетий в Европейских странах Средиземноморского бассейна. Это – переводы египетских заклинаний на греческий язык и языки Передней Азии, большая переводческая деятельность римлян, в работах которых встречаются мысли, касающиеся теории перевода.
Как ни парадоксально, эта древнейшая деятельность имеет весьма молодую теорию, которая возникла и оформилась как самостоятельная научная дисциплина лишь в середине XX века.
Перевод, как и любая другая деятельность или профессия, возник из общественной потребности. Такой потребностью выступает необходимость в общении и обмене духовными ценностями между народами, говорящими на разных языках. Роль языка как средства общения и различие языков обусловили потребность в переводе и побудили людей к этому нелегкому, но столь необходимому труду. Поучительная библейская истории о Вавилонской башне – это не только мифическая версия происхождения языков и причин разноязычности человечества, но и миф о сотворении переводчика, ибо переводчик появляется тогда, когда есть разные языки.
Вот как интересующее нас событие описано в Библии:
«На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они (народы, которые распространились по земле после потопа – Н.Г.) нашли на земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ и один у всех язык; и вот что они начали делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли …» (Бытие, 11: 1-9) (Цит. по Н.К.Гарбовский, 2004:31).
Нет сомнения, что первые контакты между народами, говорящими на разных языках, были устными. Перевод, очевидно, долго существовал без письменной фиксации. Хотя у нас нет свидетельств о переводе дописьменной поры, можно с уверенностью предположить, что устный перевод появился задолго до возникновения письменности. Вполне возможно, что первыми переводчиками были женщины: выходя замуж за мужчину из другого племени, женщина овладевала языком мужа и могла впоследствии служить посредником при контактах между представителями разных племен.
Известно, что в цивилизациях Древнего Мира (Вавилон, Ассирия, Карфаген, Древний Египет)существовали специальные группы, или профессиональные касты переводчиков, доводивших повеления властителей до сведения покоренных народов. Однако переводческая деятельность в то время носила обезличенный характер. Переводчик, как правило, имел статус слуги, а точнее раба. В Вавилоне все переводчики делились согласно иерархии на царских переводчиков, переводчиков наместников, переводчиков управляющих и, наконец, переводчиков при войске и храмовых переводчиков. Примечательно, что имена переводчиков древности практически не сохранились, а первый переводчик, которого мы знаем по имени - Анхурмес, был египетским верховным жрецом в XIV в. до н.э.
Греко-римская цивилизация – это эпоха в истории перевода, когда, во-первых, осознается просветительский потенциал перевода, а во-вторых, формируются некоторые основополагающие его принципы.
В Древней Грецииперевод с других языков был развит слабо. Древнегреческая цивилизация мало подпитывалась воздействием извне и ощущала себя как самодостаточная, и необходимости в переводе произведений с чужих языков не возникало. Известно, что греки с высокомерием относились к другим народам, называя их варварами, и неохотно изучали «варварские» языки.
Древние римляне, в отличие от древних греков, переводом пользовались широко, причем преобладал перевод с греческого языка, сыгравший значительную роль в формировании римской культуры периода античности. Перевод осознавался как действенный способ обогащения культуры молодого государства.
Первые теоретические соображения о переводе принадлежат Цицерону(106 – 43гг. до н.э.). Цицерон считал, что буквальный перевод – свидетельство языковой бедности и беспомощности переводчика. Он призывал передавать не форму, а смысл произведения, следовать законам языка перевода, ориентироваться при выборе соответствий на читателя или слушателя.(алексеева)
Эрик Якобсен утверждает, что перевод это римское изобретение, и хотя это высказывание может рассматриваться как некая критическая гипербола, оно служит в качестве отправной точки, с которой стоит сосредоточить внимание на роли и статусе перевода для римлян. Взгляды Цицерона и Горация на перевод оказали сильное влияние на последующие поколения переводчиков, и они обсуждают перевод в более широком контексте двух основных функций поэта: общечеловеческий долг собирать и распространять знания, а также особое искусство создания и оформления поэмы.
Факт большого значения перевода для римской литературы часто используется, чтобы дискредитировать римскую культуру, обвинить её в несостоятельности и неспособности создать художественную литературу так, как римляне сами этого хотели, по крайней мере, до первого века до н.э.. Часто противопоставляются творческое мышление греков и прагматический разум римлян, а возвеличивание в Риме греческого образца стало расцениваться как свидетельство отсутствия у них оригинальности. Но такая оценка в корне неверна. Римляне считали себя продолжателями греческих традиций, и в римские критики обсуждали греческие тексты, и они не видели в их языке ничего, что могло бы тормозить их развитие.
Цицерон отмечает, что Разум доминирует над телом, как король правит своими поддаными или отец контролирует своих детей, но предупреждает, что там, где Разум доминирует так, как господин управляет своими рабами, «он подавляет их и разрушает их». В случае с переводом, идеальный текст исходного языка должен быть имитирован, а не быть «разрушен» чрезмерно усердным применением Разума.
Цицерон красиво выражает это различие:
«Если переводить слово в слово, результат будет звучать неотесанно, а если я буду вынужден изменить что-либо в порядке следования или в формулировке, то я, скорее всего, отдалюсь от назначения переводчика.»
И Гораций, и Цицерон в своих заметках по поводу перевода, делают важное различие между дословным переводом и переводом «по смыслу». Основной принцип обогащения собственного языка и его литературы посредством перевода приводит скорее к более сильному акценту на эстетических критериях результата перевода, нежели на более стойком понятии «точности». Гораций в своем труде «Искусство поэзии» предостерегает от слишком осторожной имитации исходной модели:
«Знакомая вам тема может стать вашей собственной, пока вы не тратите своё время на примитивную трактовку; так же вы не должны стараться переводить слово в слово, как рабский переводчик, или, имитируя другого писателя, загнать себя в такие трудности, которые мешают вам освободить себя.»
Поскольку процесс обогащения литературы является неотъемлемой частью римской концепции перевода, то не удивительно, что и вопрос обогащения языка вызывал много вопросов. Так, распространенной была привычка заимствования или создания новых слов. Обучая будущих поэтов избегать ошибок, которые подстерегают «рабского переводчика», Гораций также советовал использовать новые слова с осторожностью. Он сравнил процесс появления новых слов и все более редкое использование других слов со сменой листьев на деревьях весной и осенью. Он видел процесс обогащения языка посредством перевода естественным и даже предпочтительным, но при условии, что автор проявляет сдержанность в этом отношении. Искусство перевода для Горация и Цицерона тогда состояло в рассудительной интерпретации текста исходного языка, с тем, чтобы произвести текст на языке перевода, основанный на принципе non verbum de verbo, sed sensum exprimere de sensu («выражать не слово в слово, а смысл в смысл»).
Но есть и другой взгляд на римскую традицию обогащения языка посредством перевода, то есть преобладание греческого языка как культурного языка и способность образованных римлян читать тексты на исходном языке. Римский читатель в основном мог рассматривать перевод как метатекст по отношению к оригиналу. Переведенный текст читали как бы «через» исходный текст, в отличие от тех случаев, когда одноязычный читатель мог приблизиться к исходному тексту только с помощью текста перевода. Для римского переводчика задача перевода текста с одного языка на другой могла осуществиться как задание сравнительной стилистики, так как он был свободен от необходимости «делать понятным» содержание либо форму в чистом виде, и следовательно, ему не нужно было загонять себя в рамки оригинала. Лонгин в своем сочинении «О возвышенном» упомянул "имитацию и подражание великим историкам и поэтам прошлого" как один из путей к великому, а перевод это один из аспектов имитации в римской концепции литературного творчества.
Поэтому перевод в Риме можно считать уникальным в том смысле, что он исходит из видения литературного творчества, которое следует устоявшимся канонам превосходного качества по ту сторону языковых границ. Кроме того, не стоит забывать и о том, что с расширением Римской империи билингвизм и трилингвизм становились всё более обычным делом, и пропасть между разговорной и литературной латынью так же расширялась.
Столь заметная свобода действий римский переводчиков, которых часто цитировали в 17-18 веках, должна рассматриваться в контексте всей системы, в пределах которой такой подход к переводу был возможен.
рутледж
Широкое распространение греческого языка и практическое двуязычие римского общества в классическую эпоху Рима приводило к тому, что большинство его представителей могло знакомиться с произведениями греческой литературы непосредственно по оригиналу. Поэтому, принимаясь за передачу какого-нибудь греческого автора, переводчик предполагал знакомство с ним своего читателя и стремился не столько к точной (в нашем понимании) передаче, сколько к творческой обработке оригинала, создавая по мотивам последнего собственную версию (Квинтилиан считал, что литературный перевод должен представлять не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания). Вероятно, указанным обстоятельством объясняется, что понятие «fidus interpres» – «верный переводчик» получало у большинства римских авторов негативную оценку как явление, стоящее за пределами литературы. Об этом, в частности, свидетельствуют, с одной стороны, слова Цицерона, ставившего себе в заслугу, что он подошел к передаче греческого текста не как переводчик, а как оратор и поэтому не имел надобности переводить слово в слово, а с другой – более позднее наставление одного из крупнейших римских поэтов Квинта Горация Флакка (65—8 гг. до н. э.), призывавшего не подражать воспроизводящему оригинал слово в слово «верному переводчику». Тем не менее некоторые косвенные данные позволяют предположить, что и применительно к литературным текстам в Риме мог использоваться тип перевода, близкий к буквальному. Так, у Цицерона, наряду со свидетельством, согласно которому, римляне передавали греческие оригиналы не дословно, а воспроизводя только их смысл, можно встретить и утверждение о стремлении к дословной передаче последними греческих подлинников. Да и само обилие высказываний, направленных против буквального перевода, тоже в какой-то степени говорит о его распространении (хотя тексты, отражающие подобный метод, не сохранились).
нелюбин хухуни
Перевод Библии
Закат античности и начало новой эры в развитии европейской цивилизации ознаменовался распространением новой монотеистической религии – христианства. Христианство принесло с собой Священное писание– священный текст, к которому люди уже не могли подходить с прежними, античными мерками. Текст этот, данный Богом и имеющий законченное письменное оформление, почитался как святыня. Новую роль получила и деятельность переводчиков - распространение слова Божьего. Почитание текста Священного писания основывалось на почитании Слова, которое воспринималось как наименьшая возможная частица, связывающая человека с Богом. Такое иконическое представление о природе слова предполагало, что слово есть образ вещи, причем существует внутренняя нерасторжимая связь между словом и вещью. Это средневековое европейское восприятие текста дает ключ и к пониманию средневековой теории перевода. Если слово есть образ вещи, то оно может отобразить вещь еще раз – на другом языке. Для этого переводчик должен был выбрать другой иконический знак для данного слова, вернее – тот же по сути, но выраженный средствами другого языка. Но в таком случае переводчик обязан четко и последовательно, без изъятий, отображать каждое слово, иначе он исказит реальность. Тот факт, что при этом перевод часто становился темным и непонятным никого не смущало, ни самих переводчиков, ни читателей, которые полагали, что религиозный текст и не может быть понятен каждому, в нем многое должно быть мистическим, загадочным. Со времен Средневековья пословный перевод, который нарушает нормы переводящего языка, а порой и искажает смысл подлинника по традиции называется буквальным переводом. В другие исторические эпохи переводчика-буквалиста за свою слепую приверженность тексту оригинала стали называть «рабом», а сам перевод – «рабским». На самом деле, как уже отмечалось выше, такой подход к переводу был обусловлен философскими и религиозными представлениями той эпохи, а отнюдь не примитивизмом средневековых переводчиков.
Самый ранний из известных переводов Библии относится к III в. до н.э. – это знаменитая Септуагинта, перевод первых пяти книг Ветхого Завета с древнееврейского языка на греческий. Начало переводам Библии на латынь положил анонимный перевод II в. н.э., иногда именуемый Вульгата. Однако чаще всего Вульгатой называют перевод, осуществленный ИеронимомСтридонским(340–420 гг.), который в VIII веке вытеснил все другие латинские версии, а в 1546 г. постановлением Тридентского собора данный текст Библии был канонизирован, т.е. объявлен единственно верным. Был канонизирован и сам Святой Иероним, который и по сей день считается покровителем переводчиков.
Подход Иеронима к переводу зависел от переводимого текста: так, при переводе Библии он явно придерживался пословного принципа, отмечая, что в Священном писании ≪и самый порядок слов есть тайна≫; при переводе же историографии Евсевия и сочинений Оригена с греческого говорил: ≪Я передаю не слово словом, а мысль мыслью≫.(алексеева)
Говоря о переводе Библии, невозможно не упомянуть эпоху Реформации и Мартина Лютера, который предложил принципиально новый перевод Библии, доступный широким массам. Под влиянием общественно-политических процессов, таких, как появление национальных государств и т.п., церковь стала ослабевать. Как результат, латинский язык становился все менее важным для общества в роли универсального языка. Английским теологом Джоном Уитклиффом была выдвинута теория о том, что Слово Божье применима ко всем сферам жизни, и поэтому Библия должна быть доступна каждому человеку на его родном языке, который он в состоянии понять. Сторонники Реформации говорили, что они отвечают за свои деяния только перед Богом и требовали, чтобы у них была возможность прямого диалога с Всевышним. Мартин Лютер, переведший Библию на немецкий язык, опираясь на древнееврейский и греческий тексты, а также на Вульгату, ощущал в этом сильную необходимость, и воплотил ее, заявив о новых принципах перевода. Это явилось настоящим переломом в истории перевода, так как пересмотру подвергся даже главный текст того времени.
Лютер призывал делать текст Библии понятным любому человеку, ориентируясь на нормы общенародного языка, но при этом не нарушая каноничности и точно передавая смысл оригинала. В его переводе использовались многие просторечные слова, которые впоследствии стали элементами высокого стиля, так как повлиял авторитет Библии как священного текста. Данный перевод спровоцировал волну ревизий текста Священного писания, и по всей Европе его стали переводить с латыни, используя принципы Лютера. Причём переводить стали не только Библию, но и другие христианские и светские тексты. Переводы теперь направлены на точное понимание содержания и переводчиком, и читателем.
алексеева
Перевод в Испании
Особая переводческая ситуация складывается в средневековой Испании. Наверное, нигде в Европе не наблюдается такой пестроты культурных и языковых влияний, как здесь. Во-первых, в Испании в это время четыре литературных языка: испанский (кастильский), каталанский, галисийский и баскский. Во-вторых, испанская культура формируется под влиянием римлян, вестготов, арабов, берберов, евреев. Поэтому переводческие традиции неоднородны и не вполне согласуются с общеевропейскими тенденциями. В частности, латынь в Испании — это одновременно и язык перевода, и язык, с которого переводят на разные языки. В начале XII в. испанский еврей Педро Альфонси переводит с арабского на латынь индийские и арабские сказки; основным принципом перевода было вольное переложение оригиналов, т. е. дохристианская традиция. В Толедо по инициативе Великого канцлера Кастилии Раймундо была организована школа переводчиков с арабского языка. Наряду с литературными произведениями переводчики Толедской школы переводили труды по философии, астрономии, медицине.
В XII-XIV вв. процветанию школы содействовал король Альфонсо X (1226-1284). Он переводил и сам, но главное — активно участвовал в организации переводческой деятельности. Любопытно, что в Толедской школе практиковался двуступенчатый метод перевода, явно заимствованный из восточных культур: один переводчик устно переводил с арабского языка на испанский читаемый вслух текст; второй тут же устно переводил его на латынь, а третий — записывал результат. При таком двуступенчатом устном переложении текста корректирование неточностей и толкование неясных мест происходило тут же, в процессе перевода. Переводы получались не буквальными, но очень близкими к подлиннику. Однако, в отличие от чисто письменных переводов, они были в большой степени внеконтекстуальными, поскольку, естественно, последующий контекст почти не учитывался. Переводчики находились под сильным влиянием арабского языка; переводы пестрят кальками с арабского. Сам король Альфонсо принимал участие в редактировании и переводе некоторыхтекстов, например юридических и исторических. Благодаря трудам толедских переводчиков европейцам стали доступны достижения арабской науки и культуры: труды по математике, астрономии, физике, алхимии, медицине. Они ввели в европейский культурный обиход также и труды знаменитых греков: Аристотеля, Евклида, Птолемея, Галена, Гиппократа.
алексеева
Перевод в Англии
Говоря о начале переводческой (и литературной) деятельности в Англии, упоминают обычно имя монаха Кэдмона (VII в.), перелагавшего в стихотворной форме на древнеанглийском языке некоторые сюжеты Священного Писания. Но подлинный расцвет древнеанглийского перевода относится к концу IX в. и связан с деятельностью короля Альфреда Великого (849 – начало 900-х гг.). По словам Альфреда, к началу его правления трудно было найти человека, способного хотя бы перевести письмо с латинского языка на английский. С другой стороны, король хорошо осознавал, что знание лучше всего распространяется в стране тогда, когда оно изложено на языке людей, ее населяющих. Отсюда возникла программа переводческой деятельности: «Передать на языке, который мы все понимаем, несколько книг, наиболее необходимых всем людям».
Для выполнения этой задачи Альфред собрал вокруг себя ученый кружок, членами которого стали епископ Уэльса Ассер – будущий биограф короля, епископ Вустерский Верфурт, ставший впоследствии архиепископом Кентерберийским, Плеглмунд и другие лица.
О методах, которых придерживались Альфред и его сподвижники при передаче латинских оригиналов, говорится и в оставленных ими предисловиях. Так, в предисловии к «Обязанностям пастыря» сообщается, что английская версия передает подлинник иногда слово в слово, иногда – соответственно смыслу; в предисловии к «Утешению философией» – что король Альфред, будучи переводчиком названного произведения, переводил его порой слово
за словом, порой смысл за смыслом столь четко и ясно, сколь был в силах.
Наиболее крупной фигурой в переводе после смерти Альфреда считался монах Эльфрик, ставший впоследствии аббатом монастыря в Оксфорде. Говоря о правилах передачи латинского текста, Эльфрик подчеркивал необходимость переводить не слово в слово, а смысл в смысл, допуская разного рода сокращения, пояснения и изменения. С одной стороны, это объясняется необходимостью считаться с аудиторией, для которой перевод предназначен. Эльфрик рекомендует переводчику пользоваться простым стилем и понятными всем словами, поскольку часто оригинал содержит разного рода риторические фигуры и украшения, способные оттолкнуть неискушенного читателя и вызвать у него скуку. С другой стороны, Эльфрик высказывал опасения, как бы какой-нибудь глупец, познакомившись с книгами Ветхого Завета, не стал бы подражать персонажам последнего во всех деталях, думая, будто можно жить и сейчас так, как жили при патриархах и Моисее. Поэтому, переводя «Книгу Бытия», он счел необходимым прибегнуть к «разумным пропускам» там, где речь шла о многоженстве библейских патриархов. Аналогично, передавая латинские источники, где упоминалась Восточная Римская империя, Эльфрик избегал говорить о правлении двух императоров, чтобы не смущать своих соотечественников, которые подчиняются одному королю и привыкли видеть во главе страны одного монарха, а не двух. Особо подчеркивает Эльфрик наличие в священных книгах высшей духовной сущности, оговаривая, что сам он передает лишь их внешнее содержание.
Большой интерес представляет замечание Эльфрика о необходимости соблюдать нормы переводящего языка в тех случаях, когда особенности употребления последнего отличаются от латыни, поскольку в противном случае читатель, не знающий латыни, будет введен в заблуждение.
нелюбин хухуни
Эпоха Возрождения
Вслед за изобретением книгопечатания в XV веке роль перевода претерпела значительные изменения. Не в последнюю очередь из-за сильно возросшего объема предпринимаемых переводов. В эпоху Возрождения предпринимаются серьезные попытки сформулировать теорию перевода. Функция перевода изменилась так же, как великие путешествия открыли Европе внешний мир, как развивались все более сложные инструменты для измерения времени и пространства. Она повлияла на представления о культуре и обществе и радикально изменила взгляды многих людей.
Одним из первых, кто попытался сформулировать теорию перевода, был французский гуманист Этьенн Доле (1509-46). В 1540 году он опубликовал короткое изложение принципов перевода «О способе хорошо переводить с одного языка на другой», чем ввел пять принципов переводчика:
1. он должен в совершенстве понимать содержание переводимого текста и намерение автора, которого переводит;
2. он должен в совершенстве владеть языком, с которого он переводит, и столь же превосходно знать язык, на который переводит;
3. он должен избегать тенденции переводить слово в слово, ибо это исказило бы содержание оригинала и погубило бы красоту его формы;
4. он должен использовать в переводе общеупотребительные формы речи;
5. правильно выбирая и располагая слова, он должен передать общее впечатление, производимое оригиналом в соответствующей «тональности».
Принципы Доле подчеркивают важность понимания исходного текста как доминирующий признак переводчика. Переводчик это намного больше, чем просто компетентный лингвист, а перевод включает в себя не только научную и чувственную оценку исходного текста, но и понимание места, которое должен занимать перевод в системе переводящего языка.
Церковь в эпоху возрождения ужесточает борьбу за свою чистоту, которую она также связывает с буквальным переводом. Пострадал и Этьен Доле. За
неканоническое истолкование одной реплики Сократа он был приговорен церковным судом к смерти и сожжен на костре в 1546 г.
За Э. Доле последовал Джордж Чапмен (1559-1634), великий переводчик Гомера. Он более полно раскрывает теорию Доле в Послании к читателю из его перевода Илиады. В Послании Чапмен утверждает, что переводчик должен:
1. избегать перевода слово в слово;
2. пытаться достичь "духа" оригинала;
3. избегать слишком вольного перевода, в процессе перевода основываясь на глубоком научном исследовании остальных вариантов и глосс.
Платоновское учение о боговдохновенности поэзии явно повлияло на перевод в том смысле, что считалось, что переводчику по силам воссоздать "дух" или "тон" оригинала в ином культурном контексте. Поэтому переводчик пытается осуществить "превращение" оригинального текста, к чему он подходит как на техническом, так и на метафизическом уровне.
Рассуждая о принципах Доле в исследовании великих французских переводчиков, Эдмонд Кэри подчеркивает важность перевода в XVI веке:
«Битва переводов бушевала в век Доле. Реформация была, прежде всего, спором переводчиков. Перевод стал государственным делом и делом религии. И Сорбонна, и король были в равной степени озабочены этим.»
E.Cary, Les Grands Traducteurs François (Genève: Librairie de l’Université, 1963), pp. 7–8.
Неудивительно, что в той атмосфере, когда переводчик мог быть казнен за ошибку в переводе одного предложения или одной фразы в большом тексте, такие битвы были ожесточенными.
Похожая настойчивость, которую можно легко распознать в Послании Дж. Чапмена или в памфлетах Э. Доле, проявляется также и в высказываниях ряда переводчиков того времени. Главная характеристика периода, о котором идет речь, – утверждение тех времен с помощью использования современных идиом и стиля. Это свойство было отражено и в нескольких переводах Библии, которые улучшили язык предшествующей версии, что не всегда вносило существенные изменения.
Исследование Маттиссона, в котором он изучает переводы времен королевы Елизаветы, дает большое число примеров, когда в переводах проявляется собственное "Я" переводчика. Например, он отмечает частую замену косвенной речи на прямую в переводах Плутарха Нортом (1579), благодаря чему текст становится более живым.
В поэзии изменение содержания исходного текста такими переводчиками, как Уайетт (1503-1542) или Суррей (1517-1547), позволило критикам называть их переводы адаптациями. Изучая перевода Петрарки Уайеттом, можно проследить точность перевода, но не на уровне слов или структуры предложений, а на уровне смысла, причем по отношению к читателю. Другими словами, произведение рассматривается как артефакт из определенной культуры, и только точный в данном понимании перевод может придать ему функцию, похожую на ту, что оно имеет в своей культуре.
Обновление текста путем перевода вкупе с добавлениями, опущениями и сознательными изменениями можно четко проследить в переводах Филемона Холланда (1552-1637). Переводя Ливия, он заменял названия римских реалий на современную ему терминологию. Так, "патриции и плебеи" (patres et plebs) стали "Лордами/Знатью и простонародьем" (Lords/Nobles and Commons), а "претор" (praetor) – "Лордом-главным судьей" или "Лордом-губернатором" (Lord Chiefe Justice/Lord Governour of the City).
В "Предисловии к читателю" из перевода Плиния он обвиняет критиков, которые были против вульгаризации латинской классики, в том, что они не чтят свою родину и родной язык должным образом, и добавляет, что в противном случае они бы желали триумфа над Римом путем подчинения римской литературы английскому языку в качестве мести за Римское завоевание Британии. В эпоху возрождения перевод играл все более первостепенную роль, что подтверждается словами Джорджа Стайнера:
«В период бурного обновления, в эпоху реальной угрозы пресыщения и беспорядка, перевод вбирал в себя, обрабатывал и обновлял необходимый сырой материал. Он был символом торжества художественного воображения, кроме того, перевод устанавливал логическую связь между прошлым и настоящим, между различными языками и традициями, которые были разделены под давлением национализма и религиозных конфликтов» George Steiner, op. cit., p. 247.
Перевод не был вторичной деятельностью, он был силой, формирующей интеллектуальную жизнь своего времени. В то же время переводчики считались больше революционерами, чем слугами оригинального текста.
Классицизм
К середине XVII века влияние контрреформации и конфликт между монархическим строем и парламентской системой, расширение пропасти между традиционным христианским гуманизмом и наукой привели к радикальным изменениям в теории литературы и, следовательно, в роли перевода. Попытки Декарта разработать метод индуктивного рассуждения отразились в работе литературных критиков, которые создавали правила эстетической продукции. В попытках воссоздать некую модель перевода, они обращались к античным мастерам и видели имитацию как способ обучения.
Сэр Джон Данхэм (1615-1669) описал переводческую теорию, выраженную в предисловии к его переводу "Разрушения трои". Она покрывает и формальный аспект - искусство, и духовную природу труда, но выступает против буквального перевода в случае с поэзией:
«...ибо дело переводчика это не только перевод с одного языка на другой, но перевод одной поэму в другую; а ведь поэзия это настолько хрупкая материя, что при переносе её из одного языка в другой, она может просто испариться. Если при передаче не вдохнуть душу в новое произведение, не останется ничего.»
Он является автором концепции, в которой переводчик и автор оригинала равны, но творят в совершенно разных социальных и временных рамках. Сэр Данхэм считает долгом переводчика извлечь из исходного текста ту информацию, которую он считает важнейшей, и затем воссоздать эту работу в переводящем языке на основе только главного содержания.
Абрахам Коули (1618-1667) продвинулся в этом вопросе еще дальше. В своем предисловии к "Пиндарическим одам" он утверждает, что "брал, опускал и добавлял все, что хотел" в своих переводах. При этом он нацеливался не на точной передаче того содержания, которое хотел сказать автор исходного текста, а "то, как он говорил и в какой манере". Коули отвергал мнения критиков, которые предпочитали называть его манеру переводить "имитацией, а Т. Стайнер отмечал, что его предисловие было признано манифестом свободных переводчиков второй половины XVII века.
Джон Драйден (1631-1700) в предисловии к книге Овидия "Послание" обозначает проблемы перевода, формулируя три типа переводов:
1. метафразирование - передача исходного текста слово в слово или строка в строку из одного языка на другой;
2. перефразирование - перевод с некоторой долей самостоятельности, это цицероновский метод перевода "смысл в смысл";
3. имитация - перевод, при котором переводчик может отступать от исходного текста, если это необходимо.
Из всех трех типов для Драйдена предпочтителен второй вариант, так как он является наиболее сбалансированным, но при условию, что переводчик обладает следующими качествами: чтобы переводить поэзию, он должен быть поэтом, мастером обоих языков, а также четко чувствовать "дух" автора сходного текста и соответствовать своему времени. Он использует метафору "переводчик - портретист", когда говорит о том, что художник должен писать портрет, обязательно имеющий сходство с оригиналом.
В "Посвящении Энеиде" Драйден подтверждает тот факт, что он следует своим способам перевода, но следуя французской модели, он осовременил язык оригинала: "Я старался сделать так, чтобы Вергилий заговорил на таком английском, будто бы он родился в Англии в наше время." В дальнейшем идеи Драйдена перенял Александр Поуп (1688-1744), который использует такую же "золотую середину", подчеркивая важность углубленного чтения оригинала с целью выявления особенностей стиля и манеры говорить вкупе со стремлением сохранить "живой огонь" поэмы.
Сэмюэль Джонсон (1709-1784) написал труд, посвященный жизни Александра Поупа, обсуждал проблему добавлений в текст при переводе, и говорил, что если вместе с добавлениями приобретается изящность текста, то при условии, что ничего не вычеркивается, такие добавления желательны. Также он утверждает, что "цель переводчика состоит в том, чтобы его читали", а Поуп творил для своего времени и своего народа. По его словам, у читателя есть право, чтобы с ним изъяснялись его же языком, и это право являлось важным элементом перевода в XVIII веке.
И. Гёте тоже внёс свою лепту в развитие теории перевода. Он говорил, что любой перевод должен пройти три стадии:
1. ознакомление читателя с чужой страной на его языке (Гёте приводит в пример перевод Библии Мартином Лютером);
2. знакомство посредством замен и воспроизведений, при этом переводчик усваивает содержание иностранного произведения, но передает его своими словами (здесь примером является творчество К. М. Виланда, а также французская традиция перевода, сильно критикуемая немецкими теоретиками);
3. высший уровень, который стремится к идеальному соотношению исходного и переводного текстов, достигается путём создания нового способа перевода, который сочетает в себе и уникальность оригинала, и новую форму и структуру (пример - переводы Гомера И. Г. Фоссом).
Гёте предлагает новую концепцию оригинальности в переводе, которая включается в себя представление об универсальных глубинных структурах, которых должен был коснуться переводчик в процессе перевода. Эта теория очень близки к теории непереводимости, которая появится позже.
В конце XVIII века А. Тайтлер опубликовал "Принципы перевода" - первую работу о процессах перевода на английском языке. Три основным принципа перевода:
1. перевод должен представлять полную и завершенную интерпретацию исходного текста;
2. стиль и манера повествования должны быть того же характера, что и в оригинале;
3. перевод должен быть таким же легким в изложении, как и оригинал.
Тайтлер критикует теорию Драйдена, утверждая, что метод перефразирования ведет к слишком вольным переводам, хотя и соглашается с ним, что переводчик должен объяснять неясности в исходном тексте, даже если это подразумевает опущения или добавления.
всё рутледж
Романтизм
В конце XVIII века Европа вступает в эпоху Романтизма, в ходе которой проявляются новые представления человека о своем месте в мире и своем предназначении. Меняются и взгляды на текст и его перевод. И. Г. Гердер издал собрание "Голоса народов в песнях", которое можно было бы донести до других народов только через перевод. А так как теперь люди начинают осознавать свою национальность, свою идентичность, то теперь стало очевидно, что все нации говорят "своими голосами". И теперь при переводе от переводчиков стали требовать не того, чтобы они передавали содержание через знакомые читателю реалии, а передачи национального своеобразия подлинника. Текст теперь стал восприниматься как нечто уникальное в национальном смысле.
алексеева
Выявление национальных различий в языках разных народов породило сравнительное языкознание. По мнению Вильгельма фон Гумбольдта, одного из основоположников данной науки, каждый народ мыслит по-своему, согласно своему языку, что проявляется в "духе" народа. Основываясь на вышесказанном, Гумбольдт делает вывод, что каждый язык обладает своей спецификой, которую не всегда можно передать средствами другого языка. Данное сомнение высказывает сам Гумбольдт:
≪Всякий перевод безусловно представляется мне попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счет вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счет своего подлинника. Нечто среднее между тем и другим не только трудно достижимо, но и просто невозможно≫. Федоров А. В. Основы общей теории перевода. — М., 1983. — С. 31.
Данную позицию поддерживал ряд романтиков, включая А. Шлегеля. Это было рождение теории непереводимости, по которой невозможно было полностью передать оригинал на другой язык, так как потери при переводе неизбежны.
Ф. Шлейермахер был не согласен с такой точкой зрения, характеризуя перевод как герменевтический процесс и подчеркивая необходимость различных подход к различным текстам. Свою теорию он изложил в работе "О различных методах перевода". По его мнению, чтобы передать "дух языка", нужно было соблюдать метод "очуждения", так как только он мог обеспечить сохранение национальной специфики. То есть читатель должен был чувствовать, что некоторое содержание остается для него непонятным с точки зрения "народной одежды". Позднее сам Гумбольдт приходит к данной точке зрения, излагая её в предисловии к переводу "Агамемнона" Эсхила. Он видел в переводе значительное средство обогащения иных культур.
Но ни с одной, ни с другой точкой зрения не соглашался Гёте. Он считал, что возможно достичь некоей "золотой середины", которая позволила бы сохранить и достоинства оригинала, и красоту переводящего языка.
Кроме того, с приходом идеи индивидуализма пришла и идея свободы творческой силы, и читателю стало не хватать той литературы, которая создавала бы новые миры и высвобождала бы полет фантазии автора. Об этом говорит П. Б. Шелли в работе "В защиту поэзии" (1820).
В 1817 году С. Кольридж в своей автобиографии высказал теорию о том, что воображение это мощная созидательная и органическая сила, а фантазия - механизм, лишенный жизни. Эта теория имеет сходство с теорией А. Шлегеля о противоположности механической и органической формы. Обе этих теории ставили вопрос: "как следует определять перевод: созидательной или механической деятельностью?".
А. Шлегель считал, что разговор и письмо - акты перевода, так как природа коммуникации - декодирование и интерпретирование полученных сообщений. Также он считал, что следует сохранять форму исходных реалии, как он это сделал с terza rima Данте в своих переводах. В то же время, Ф. Шлегель полагает, что перевод это больше мыслительная деятельность, чем просто процесс, связанный с литературой или языком.
Таким образом, на основе вышесказанного можно сделать вывод о том, что первые теоретические в научном смысле наработки в сфере перевода возникли только в эпоху Возрождения, хотя и ранее переводчики высказывали различные мнения о том, как лучше всего переводить. Теория в сфере переводческой деятельности с Возрождения до Романтизма отражала представления людей во всех сферах их жизни и была тесно связана с теорией литературы и редко выходила за её рамки.