Проблемы образования древнерусского литературно-письменного языка
Под древнерусским литературно-письменным языком принято понимать тот язык, который дошел до нас в письменных памятниках, как сохранившихся непосредственно в древнейших рукописях XI—XII вв, так и в позднейших списках. Письменный язык древнейшего времени обслуживал многосторонние общественные потребности Киевского государства: он служил нуждам государственного управления и суда; на нем оформлялись официальные документы, им пользовались в частной переписке; на древнерусском литературном языке создавались летописные повести и другие произведения русских авторов
Древнерусским письменным языком пользовалось как основное восточнославянское население Киевского государства, так и представители других, неславянских племен, вошедших в его состав: финских на севере и востоке, тюркских на юге, балтийских на северо-западе. Очень вероятно, что распространение древнерусского письменного языка перешагнуло пределы государственных границ и он был в употреблении и у печенегов, и у древних кабардинцев в предгорьях Кавказа, и у молдаван в Прикарпатье.
Литературно-письменный язык был призван обслуживать все потребности древнерусского общества. У нас нет поэтому ни социологических, ни лингвистических оснований противопоставлять литературному языку язык деловых письменных памятников древней эпохи, таких как, например, “Русская правда” или грамоты, будь они на пергамене или на бересте
Один и тот же по своей внутренней структуре литературно-письменный язык мы обнаруживаем в письменных памятниках, созданных на территории Древней Руси, и оригинального и переводного происхождения.
Уже при самом поверхностном знакомстве с языком письменных памятников древнерусской эпохи обнаруживается его смешанный характер Во всех его типах и жанрах соприсутствуют элементы как восточнославянские, народные, так и старославянские, книжные. Трудами русских ученых XIX в А. Х. Востокова, К. Ф. Калайдовича, И. И. Срезневского, И. В. Ягича, А. И. Соболевского и др было твердо установлено лишь то, что русская письменность и литература до Ломоносова пользовалась языком, представлявшим собою конгломерат народного, восточнославянского, с древнецерковнославянским, болгарским по происхождению Было определено, что соотношение собственно русских и старославянских речевых элементов в различных памятниках древнерусской письменности колеблется в зависимости от жанра произведения и от степени образованности автора, а отчасти и писца той или иной рукописи. Было выяснено, что, кроме письменности на этом смешанном языке (древнецерковнославянском русского извода), в Древней Руси была и такая письменность, которая создавалась на чисто русском языке Наконец, было доказано, что старославянские (древнеболгарские) элементы русского литературного языка с течением времени все более и более вытесняются и уступают место элементам русской народной речи, что находит окончательное завершение к первым десятилетиям XIX в., примерно к эпохе Пушкина. Все остальное в этих проблемах продолжало быть спорным вплоть до советского времени.
Прежде всего оставался открытым вопрос о первичности или вторичности того или иного речевого элемента в составе славянорусского литературного языка, которым уже в Х в начала пользоваться Киевская Русь
Первым из русских филологов, писавших в советское время, четко и полно изложил концепцию природы и происхождения древнерусского литературного языка А. А. Шахматов Он не оставил без внимания ни одного из вопросов, выдвинутых в области названной проблемы его научными предшественниками, и в этом отношении высказанная им стройная теория происхождения русского литературного языка может рассматриваться как синтез всего того, что было сделано исследователями на протяжении XIX в Закономерно эту концепцию называть традиционной теорией происхождения русского литературного языка
Более решительно, чем его предшественники, А. А Шахматов возводил древнерусский, а тем самым и современный русский литературный язык к языку древнецерковнославянскому как к непосредственному источнику А А. Шахматов писал о постепенно совершавшемся в ходе исторического развития преобразовании древнеболгарского по происхождению письменного языка в современный русский литературный язык
Сопоставляя историю русского литературного языка с историей западноевропейских языков, развивавшихся в средневековый период под сильным воздействием латыни, А А Шахматов пришел к заключению, что в отличие от Запада, где латинский язык никогда не ассимилировался с народно-разговорными языками, церковнославянский “с первых же лет своего существования на русской почве стал ассимилироваться народному языку, ибо говорившие на нем русские люди не могли разграничивать в своей речи ни свое произношение, ни свое словоупотребление от усвоенного ими церковного языка”. Очевидно, А А Шахматов допускал, что древнецерковнославянский язык в Киевской Руси использовался не только как язык культа и письменности, но служил и разговорным языком для какой-то образованной части населения. Продолжая эту мысль, он утверждал, что уже памятники XI в. доказывают, что произношение церковнославянского языка в устах русских людей утратило свой чуждый русскому слуху характер. .
Таким образом, А А. Шахматов признавал смешанным состав современного русского литературного языка, считая присущие ему народные, восточнославянские по происхождению, речевые элементы позднейшими, внесенными в него в ходе постепенного его “ассимилирования живой русской речи”, элементы же древнецерковнославянские, болгарские по этнолингвистическому истоку, причисляя к первоначальной основе литературно-письменного языка, перенесенного от южных славян в Киевскую Русь в Х в
Эта точка зрения, точно и определенно сформулированная в трудах А. А Шахматова, разделялась примерно до середины 1930-х годов громадным большинством советских филологов— лингвистов и литературоведов На этой позиции стояли, например, В. М. Истрин, А С Орлов, Л. А Булаховскии, Г. О. Винокур.
Новая научная теория, подчеркивавшая значение восточнославянской народноречевой основы в процессе сложения древнерусского литературного языка, была выдвинута проф. С П. Обнорским в 1934 г. Ученый подробно проанализировал язык древнейшего юридического памятника Киевской Руси, сложившегося в XI в. и дошедшего до нас в старшем Синодальном списке “Новгородской кормчей”, датируемой 1282г. Как показывает тщательно проведенный С. П. Обнорским анализ языка этого памятника, преимущественно фонетики и морфологии, он почти совершенно лишен каких бы то ни было речевых элементов старославянского происхождения и, наоборот, в нем чрезвычайно широко представлены черты восточнославянского характера. Это наблюдение позволило С. П. Обнорскому закончить свое исследование выводами, имеющими отношение к проблеме образования древнерусского литературного языка
Ученый писал тогда: “Итак, Русская Правда, как памятник русского литературного языка, как старейший его свидетель, дает нити для суждения о самом образовании нашего литературного языка. Русский литературный язык старейшей эпохи был в собственном смысле русским во всем своем остове. Этот русский литературный язык старшей формации был чужд каких бы то ни было воздействий со стороны болгарскоЬизантийской культуры, но, с другой стороны, ему не были чужды иные воздействия — воздействия, шедшие со стороны германского и западнославянского миров На этот русский литературный язык, видимо, первоначально взращенный на севере, позднее оказала сильное воздействие южная, болгарскоЬизантийская культура. Оболгарение русского литературного языка следует представлять как длительный процесс, шедший с веками crescendo. Недаром русско-болгарские памятники старшего периода содержат в известных линиях русских элементов даже более, чем сколько их оказывается в современном нашем языке. Очевидно, по этим линиям оболгарение нашего литературного языка последовало позднее в самом процессе его роста”.
Точка зрения, на которую стал С. П. Обнорский в 1934 г., позволила ему и в последующие годы обогатить историю русского языка рядом интересных исследований Так, в 1936 г. была напечатана его статья, посвященная языку договоров русских с греками, о которой было сказано выше (с. 22) Л В 1939 г. появилась статья о “Слове о полку Игореве”. В обеих названных работах мысли, высказанные в статье о языке “Русской правды”, нашли дальнейшее развитие и уточнение В частности, не выдержало испытания временем предположение о первоначальном северном происхождении русского литературного языка Обращение С. П Обнорского к источникам, прежде всего к “Слову о полку Игореве” как к памятнику древнейшего поэтического творчества, дало возможность говорить о Киевской Руси, как о подлинной колыбели русского литературного языка Отпало также предположение о древнем воздействии на русский литературный язык германской или западнославянской речевой стихии. Не выдержали проверки и отдельные собственно историко-грамматические положения, высказывавшиеся С. П. Обнорским в статье о “Русской правде”, а именно положения о том, что глагольная форма аориста якобы не являлась исконной принадлежностью русского языка и была в него внесена позднее под старославянским (болгарским) воздействием. Преобладание в языке “Слова о полку Игореве” именно этой выразительной формы прошедшего времени глагола заставляло отказаться от гипотезы о ее иноязычном происхождении и признать ее исконную принадлежность русскому литературному языку
Что же касается основного во взглядах С. П Обнорского на происхождение русского литературного языка, то положение об исконности русской речевой основы в литературном языке старшей формации продолжало с еще большей уверенностью звучать в последующих его работах.
Гипотеза, выдвинутая С. П. Обнорским, была встречена рядом критических выступлений. Во-первых, против положений, высказанных С. П. Обнорским в его первой статье, возражал известный советский славист проф. А. М. Селищев, критическая статья которого увидала свет лишь в 1957 г.
Обстоятельный разбор взглядов С П. Обнорского на происхождение русского литературного языка был дан также проф. С. И. Бернштейном во вступительной статье к четвертому изданию книги А А Шахматова “Очерк современного русского литературного языка” (1941 г.). С И. Бернщтейн признает бесспорную ценность работ С П. Обнорского в том, что гипотезу о русской основе древнерусского литературного языка, выдвигавшуюся прежними исследователями лишь абстрактно, эти работы переносят на почву конкретного изучения языка памятников Однако С. И. Бернштейн отметил в качестве методологического недочета работ С. П. Обнорского то, что в них слишком много внимания уделено критериям фонетическим и морфологическим и слишком мало—словарным и фразеологическим, которые имеют наибольшее значение при решении вопроса о первоначальной основе литературного языка. Отрицательной стороной работ С. П. Обнорского С. И. Бернштейн признавал также и то, что в них исследованы пока лишь два языковых памятника. Он указывал на необходимость привлечения таких произведений русских авторов, которые были созданы в XI—XIII вв и дошли до нас в относительно ранних списках, например “Житие Феодосия Печерского” и “Сказание о Борисе и Глебе”, сохранившиеся в списке “Успенского сборника” XII в “Не исключена возможность,—писал С. И. Бернштейн, — что обследование других памятников, и прежде всего обследование лексико-фразеологическое на широкой сравнительной основе, приведет к необходимости дальнейших поправок, может быть, даже к замене постулированного акад Обнорским хронологического различия между чисто русским литературным языком древнейшей эпохи и позднейшим “оболгаренным языком”, представлением о различии одновременно развивавшихся жанров литературы и стилей языка”
Справедливая и беспристрастная научная критика не остановила исследовательских устремлений С. П. Обнорского, и он продолжал разрабатывать выдвинутую им гипотезу о восточнославянской речевой основе древнерусского литературного языка старшей формации. В годы Великой Отечественной войны им написана новая большая работа, удостоенная Государственной премии I степени. В этом исследовании С. П. Обнорский значительно расширяет круг анализируемых им памятников древнейшего периода русского литературного языка. В книге четыре очерка: 1. “Русская правда” (краткая редакция); 2. Сочинения Владимира Мономаха; 3 “Моление Даниила Заточника” и 4. “Слово о полку Игореве”. Расширение исследовательской базы естественно способствует большей убедительности тех выводов, которые могут быть сделаны исследователем из своих наблюдений.
В отличие от ранних статей С П. Обнорского, в “Очерках...” уделяется достаточное внимание не только звуковому и морфологическому строю языка исследуемых памятников, но и синтаксису и лексике. В ходе более углубленного изучения проблемы гипотеза об исконно русской речевой основе русского литературного языка старшей формации получила немало уточнений и коррективов по сравнению со своей первоначальной трактовкой Как писал С. П. Обнорский в предисловии к своей книге, некоторые из выводов, первоначально намеченные им в виде осторожных предположений, необходимо было видоизменить и уточнить. “Но один из выводов,— продолжает он,— основной, должен считаться безусловно и безоговорочно правильным. Таково положение о русской основе нашего литературного языка, а соответственно — о позднейшем столкновении с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения в него церковнославянских элементов, т. е. положение, вскрывающее ложность существовавшей до этого общей концепции по вопросу происхождения русского литературного языка”
Произведенный С. П. Обнорским анализ языка всех исследованных им памятников показывает, что язык в них один и тот же — “это и есть общий русский литературный язык старшей поры”. Необходимо оттенить как выдающуюся заслугу С. П. Обнорского в области методологии историко-языкового исследования памятников то, что он не останавливался перед изучением языка тех произведений, которые дошли до наших дней только в более поздних списках. Историки языка до Обнорского, а также, к сожалению, и многие наши современники, не решались и не решаются вскрыть первоначальную языковую природу таких памятников письменности, признавав ее безнадежно утраченной под воздействием последующих языковых наслоений. С. П. Обнорский, глубоко зная историю русского языка и владея методикой историко-лингвистического анализа, смело вскрывал первоначальную языковую основу исследованных им письменных памятников древности, постепенно, слой за слоем, снимая с них позднейшие новообразования, отраженные дошедшими до нас списками. Работу С. П. Обнорского мы можем сравнить с трудом живописца-реставратора, который снимает позднейшие подмалевки с древних произведений русской живописи и заставляет “сиять заново” своими первоначальными красками эти чудесные произведения искусства.
И еще одно, как нам кажется, чрезвычайно важное в методологическом отношении положение высказано С. П. Обнорским в предисловии к его “Очеркам.. ”. Иногда теперь считают, что этот ученый призывал к нигилистической недооценке старославянского языка в истории русского литературного языка. Это далеко не так. Касаясь методики языкового анализа древнерусских памятников письменности, С. П. Обнорский писал: “Положение о происхождении русского литературного языка на русской базе имеет большое методологическое значение в дальнейшем изучении русского языка. Стоя на ложном пути, усматривая истоки нашего литературного языка в церковнославянском пришлом языке, мы методологически неправильно ставили односторонне вопрос о рамках русских элементов в свидетельствах того или иного памятника. Необходимо в равной мере освещать и другой вопрос — о доле церковнославянских элементов, принадлежащих каждому данному памятнику или серии памятников. Тогда на объективную почву исследования будет поставлена общая проблема об истории церковнославянизмов в русском языке, о судьбах церковнославянского языка. Это исследование должно показать объективную мерку церковнославянизмов в нашем языке, либо представление о них у нас преувеличено. Многие церковнославянизмы, свидетельствуемые теми или иными памятниками письменности, имели значение условных, изолированных фактов языка, в систему его не входили, а в дальнейшем вовсе выпадали из него, и сравнительно немногие слои их прочно вошли в обиход нашего литературного языка”.
К сожалению, пожелание С.П. Обнорского, столь существенное в методологическом отношении, не было претворено в жизнь ни в собственных его историко-лингвистических изысканиях, ни в последующих трудах по истории русского литературного языка, написанных другими исследователями.
Теория С. П. Обнорского о русской основе древнерусского литературно-письменного языка была признана в конце 40-х — начале 50-х годов большинством ученых, занимавшихся тогда вопросами истории русского языка, и получила широкое распространение в учебных пособиях. Так, теорию С. П. Обнорского поддержали акад. В. В. Виноградов, проф. П. Я. Черных, проф. П. С. Кузнецов и др.
В те же годы, что и С. П. Обнорский, но совершенно независимо от него разрабатывал проблемы, связанные с историей древнерусского литературного языка, проф. Л. П. Якубинский, скончавшийся в Ленинграде в 1945 г. Его книга “История древнерусского языка”, законченная в 1941 г, была опубликована после его смерти. Отвечая на вопрос о происхождении древнерусского литературного языка, Л. П. Якубинский опирался на лингвистический анализ тех же основных памятников древнерусской литературы, что и С. П. Обнорский. Его очерки, посвященные языку произведений Владимира Мономаха и “Слову о полку Игореве”, печатались на страницах периодических изданий еще до выхода в свет названной книги.
В своих историко-лингвистических построениях Л. П. Якубинский исходил из самоочевидного факта сосуществования в древнерусских письменных памятниках старославянских и собственно древнерусских языковых явлений. Он предполагал, что это может быть объяснено последовательной сменой двух литературных языков в процессе исторического развития Киевского государства. Согласно мнению Л. П. Якубинского, в древнейшую пору существования Киевского княжества, после крещения Руси, в Х в. и в первые десятилетия XI в. безусловно преобладал старославянский литературный язык. Он явился официальным государственным языком древнекиевской державы. На старославянском языке были, по мнению Л. П. Якубинского, написаны древнейшие страницы “Начальной летописи”. Этот же государственный старославянский язык использовал для своей проповеди первый русский по происхождению киевский митрополит Иларион, автор известного “Слова о Законе и Благодати”.
Со второй половины XI в., в непосредственной связи с теми социальными потрясениями (восстания смердов, предводительствуемых волхвами, волнения городских низов), которые переживает в этот период древнерусское феодальное общество, происходит усиление влияния собственно древнерусского письменного языка, который находит признание в качестве государственного языка Киевской Руси в начале XII в. в правление Владимира Всеволодовича Мономаха, пришедшего к власти в качестве великого князя Киева в 1113 г. после подавления восстания городской бедноты.
Историческая концепция Л. П. Якубинского подверглась не во всем обоснованной критике В. В. Виноградова и не получила признания в дальнейшем развитии науки о древнерусском литературном языке, хотя, несомненно, в этой концепции есть свое рациональное зерно и она не может быть целиком отвергнута.
Начиная со второй половины 1950-х годов отношение к теории С. П. Обнорского изменяется, и его взгляды на образование древнерусского литературного языка подвергаются критике и пересмотру. Первым с критикой теории С. П. Обнорского выступил акад. В. В. Виноградов. В 1956 г. этот автор, излагая основные концепции советских ученых по вопросу происхождения древнерусского литературного языка, называет имена А. А. Шахматова, С. П. Обнорского и Л. П. Якубинского, не отдавая предпочтения ни одной из высказанных ими научных гипотез.
В 1958 г. В. В. Виноградов выступает на IV Международном съезде славистов в Москве с докладом на тему: “Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка”. Изложив в докладе все научные концепции по данной проблеме, В. В. Виноградов выдвигает свою теорию о двух типах древнерусского литературного языка: книжно-славянском и народно-литературном, широко и разносторонне взаимодействовавших между собою в процессе исторического развития. Одновременно В. В. Виноградов не считает возможным признать принадлежащими к древнерусскому литературному языку памятники делового содержания, язык которых, по его мнению, лишен каких бы то ни было признаков литературной обработанности и нормализованное.
Совершенно особую позицию при рассмотрении вопроса о происхождении древнерусского литературного языка занял в 1961 г. Н. И. Толстой. Согласно взглядам этого ученого, в Древней Руси, как и в других странах южно- и восточнославянского мира, вплоть до XVIII в. в качестве литературного языка использовался древнеславянский литературно-письменный язык с его локальными ответвлениями.
Точка зрения Н. И. Толстого была поддержана, развита и частично уточнена в работах некоторых других ученых, например М. М. Копыленко, и в нашей статье.
В статьях В. В. Виноградова, опубликованных в последний год его жизни, были высказаны новые мысли о проблеме образования древнерусского литературного языка. Отстаивая в целом положение о самобытном его характере, оспариваемом такими зарубежными учеными, как Б. Унбегаун и Г. Хютль-Ворт, В. В. Виноградов признавал, что древнерусский литературный язык был сложен по своей природе и что в его составе следует различать четыре разных компонента: а) старославянский литературный язык; б) деловой язык и дипломатическую речь, развившиеся на восточнославянской основе; в) язык устного творчества; г) собственно народные диалектные элементы речи.
Новую точку зрения на соотношение древнеславянского и древнерусского литературного языка в начальные периоды их общественного функционирования высказала в 1972 г. Л. П. Жуковская. Изучая язык традиционных переводных памятников древнерусской письменности, в частности язык “Мстиславова евангелия” 1115—1117 гг., эта исследовательница обнаружила множество случаев варьирования, лексического и грамматического, в тождественных по содержанию текстах евангельских чтений, внесение в эти тексты при их редактировании и переписке древнерусскими писцами широкого круга слов и грамматических форм как общеславянских, так и собственно русских. Это свидетельствует, по мнению Л. П. Жуковской, о том, что и памятники традиционного содержания, т. е. церковные книги, могут и должны рассматриваться в ряду памятников русского литературного языка; о церковнославянском языке, отличающемся от русского, можно говорить, с точки зрения Л. П. Жуковской, лишь начиная с XV в., после второго южнославянского влияния на древнерусский литературный язык. Как нам думается, и эта точка зрения страдает известной односторонностью и не лишена полемической зарстренности, не способствующей объективному выявлению истины.
В 1975 г. были посмертно изданы “Лекции по истории русского литературного языка (X—середина XVIII в.)”, читавшиеся Б. А. Лариным еще в 1949—1951 гг. Касаясь проблем образования древнерусского литературного языка, Б. А. Ларин полемизирует не только с учеными, придерживавшимися традиционных воззрений на этот вопрос; не ограничиваясь только изложением взлядов А. А. Шахматова, критикует он и работы С. П. Обнорского, считая его позицию во многих отношениях узкой и односторонней. Б. А. Ларин признает возможным говорить о народноречевой основе древнерусского литературного языка, при этом относя его начало к значительно более раннему историческому периоду, чем С. П. Обнорский. Б. А. Ларин находил первые проявления собственно русского литературного языка уже в древнейших договорах киевских князей с греками, в частности в договоре князя Олега с Византией в 907 г., видя в “Русской Правде” отражение того же самого делового литературно-письменного языка на восточнославянской речевой основе. Вместе с тем Б. А. Ларин не отрицал и сильного прогрессивного воздействия на древнерусский язык языка церковнославянского, признавая последний “иностранным” по отношению к речи древних восточных славян.
Обращаясь к научным взглядам на образование древнерусского литературного языка, высказанным С. П. Обнорским и его критиками, мы должны все же отдать предпочтение работам С. П. Обнорского. Несомненно, многое в них рождено полемическими увлечениями, многое нуждается в усовершенствовании и дальнейшем углубленном исследовании. Однако его выводы всегда основываются на глубоком лингвостилистическом анализе конкретных письменных памятников, и в этом их сила!
Выскажем наши предварительные соображения по поводу происхождения древнерусского литературного языка.
С нашей точки зрения, в процессе образования древнерусского литературно-письменного языка первичным следует признать народную разговорную речь восточнославянских племен, древние восточнославянские народные говоры; первичными мы признаем их в том смысле, что они, несомненно, к историческому моменту появления письменности подошли уже внутренне подготовленными, отражая относительно высокую ступень общественного развития их носителей.
Достаточно широко разветвленная в жанрово-стилистическом отношении деловая письменность, возникшая у восточных славян в момент перехода их от первобытнообщинного строя к классовому обществу, отражала многогранные и многообразные потребности этого общества. Мы находим здесь и письменные завещания, и международные договоры, и надписи на бытовых предметах и изделиях, и памятные надписи на камнях и надгробиях. и частную переписку. Закрепление разговорного языка в различных сферах деловой письменности не было еще, разумеется, литературным языком, но в значительной мере подготовило почву для его появления.
Народные говоры восточнославянской письменной речи развивались и отшлифовывались и в процессе зарождения и сложения самобытного речевого художественного творчества в его первоначальном устном бытовании., Нет сомнения, что восточнославянские племена в IX—Х вв. обладали богатым и развитым устным народным творчеством, эпической и лирической поэзией, сказаниями и легендами, пословицами и поговорками. Это устно-поэтическое богатство, несомненно, предшествовало возникновению письменной литературы и литературного языка и в значительной мере подготовило их дальнейшее развитие.
Как показывают открытия, сделанные исследователями древнерусской литературы, и в частности акад. Д. С. Лихачевым, появлению и развитию письменной формы летописания предшествовали так называемые “устные летописи” — повести и сказания, передававшиеся из века в век, из поколения в поколение, очень часто в пределах единого рода и семьи. Как показывают работы того же исследователя, первоначально в устной форме бытовали и посольские речи, лишь впоследствии закрепившиеся в письменной форме.
Однако само по себе развитие устной народной поэзии, каким бы интенсивным оно ни было, не может привести к формированию литературного языка, хотя, безусловно, способствует усовершенствованию в отшлифовке разговорной речи, появлению в ее недрах образных средств выражения.
Условия возникновения у восточных славян литературного языка специфичны. Они выражаются в том единственном и неповторимом соединении богатой и выразительной народной речи с выработанным, стройным и располагающим неисчерпаемыми словообразовательными возможностями общим литературно-письменным языком славянства — древним церковнославянским письменным языком. Подобных условий для развития не имели другие литературные языки народов Европы. В отличие от латинского языка, служившего официальным письменно-литературным языком народам Западной Европы в период средневековья, древний церковнославянский язык, близкий к общеславянским формам речевого общения и сам по себе создавшийся в результате совместного речевого творчества различных ветвей славянства, всегда был доступен речевому сознанию восточных славян. Древний церковнославянский язык не подавил собою языкового развития восточных славян, а наоборот, дал мощный толчок развитию их природного языка, вступив в органическое единство с восточнославянскими народными говорами. В этом заключается великое культурно-историческое значение древнеславянского языка для восточнославянских народов.
Необходимо еще раз подчеркнуть высокий уровень лексического и грамматического развития древнеславянского литературно-письменного языка. Сложившийся главным образом в качестве языка переводной церковной письменности, древнеславянский литературно-письменный язык органически впитал в себя все достижения высокой речевой культуры средневекового византийского общества. Греческий язык византийской эпохи послужил непосредственной моделью при формировании литературно-письменного языка древних славян, в первую очередь в сфере лексики и словообразования, фразеологии и синтаксиса. При этом надо помнить, что сам по себе греческий язык византийской эпохи является не только прямым наследником античных речевых ценностей, но и языком, впитавшим в себя богатство древних языков Востока — египетского, сирийского, древнееврейского. И все это неисчислимое речевое богатство было передано греческим языком его прямому наследнику, как бы усыновленному им древнеславянскому литературному языку. И восточные славяне, восприняв в Х в. церковную книжность на древнеславянском языке от своих старших по культуре братьев, славян южных и отчасти западных, моравских, стали тем самым обладателями этого славяно-эллинского речевого сокровища. Благодаря органическому слиянию с древнеславянским письменным языком литературный язык Киевской Руси, славяно-русский литературный язык сразу же стал одним из наиболее богатых и развитых языков не только тогдашней Европы, но и всего мира.
Таким образом, процесс образования древнерусского литературно-письменного языка в Х—XI вв. может быть уподоблен прививке плодового дерева. Дичок, подвой, сам по себе никогда не мог бы развиться в плодоносящее благородное растение. Но опытный садовник, сделав в стволе подвоя надрез, вставляет в него веточку благородной яблони, привой. Она срастается с дичком в едином организме, и дерево становится способным давать драгоценные плоды. В истории русского литературного языка своеобразным “подвоем” мы можем назвать восточнославянскую народную речь, благородным же “привоем” для нее послужил древнеславянский письменный язык, обогативший его и органически слившийся с ним в единой структуре.
История литературного языка обнаруживает те органические отношения, которые на всех этапах общественного развития существуют между языком и историей народа. В словарном составе литературного языка, в его функциональных стилях ярче и заметнее всего отражаются те события, которыми ознаменованы определенные поворотные этапы в жизни народа. Формирование книжной литературной традиции, ее зависимость от смены общественных формаций, от перипетий классовой борьбы сказывается в первую очередь на общественном функционировании литературного языка и его стилистических ответвлений. Развитие культуры народа, его государственности, его искусства, и в первую очередь искусства слова—литературы, накладывает неизгладимую печать на развитие литературного языка, проявляясь в совершенствовании его функциональных стилей. Следовательно, периодизация истории русского литературного языка может строиться не только на базе тех этапов, которые переживает общенародный язык в результате объективных процессов внутреннего спонтанного развития его основных структурных элементов — звукового строя, грамматики и словарного состава, — но и на соответствиях между этапами исторического развития языка и развития общества, культуры и литературы народа.
Периодизация истории русского литературного языка до сих пор почти не служила предметом специального научного исследования. Те исторические этапы, которые фиксируются , вузовскими программами по истории русского литературного языка, намечены в статье В. В. Виноградова “Основные этапы истории русского языка”. В курсе лекций А. И. Горшкова мы находим периодизацию истории русского литературного языка согласно действовавшим в те годы вузовским учебным программам: 1. Литературный язык древнерусской (древневосточносла-вянской) народности (X—начало XIV вв.); 2. Литературный язык русской (великорусской) народности (XIV—середина XVII вв.); 3. Литературный язык начальной эпохи формирования русской нации (середина XVII—середина XVIII вв.); 4. Литературный язык эпохи образования русской нации и общенациональных норм литературного языка (середина XVIII—начало XIX вв.); 5. Литературный язык русской нации (середина XIX в.—по наши дни).
Позволим себе сделать отдельные критические замечания по поводу предлагаемой периодизации истории русского литературного языка. Прежде всего нам кажется, что в этой периодизации недостаточно учтена связь истории языка с историей народа. Выделяемые периоды соответствуют, скорее, имманентному развитию структурных элементов общенародного русского языка, чем развитию собственно языка литературного, которое немыслимо без неразрывной связи с историей русской государственности, культуры и в первую очередь истории русской литературы. Во-вторых, указанная периодизация страдает излишней дробностью и механистичностью, в ней искусственно разрываются на отдельные обособленные периоды такие этапы языкового исторического развития, которые должны были бы рассматриваться в неразрывном единстве.
Изложим нашу концепцию периодизации истории русского литературного языка в неразрывной связи с историей русского народа, его культуры и литературы.
Закономерности развития славянских литературных языков, благодаря которым отличаются в них донациональные и национальные периоды, прослежены и обоснованы в докладе В. В Виноградова, сделанном им на V Международном съезде славистов в Софии. Различия эти достаточно заметны и характерны. К числу наиболее существенных следует отнести появление в национальный период развития литературного языка его устно-разговорной формы, которая как средство .устного всенародного общения между членами языкового коллектива, по-видимому, отсутствовала в древнюю эпоху, когда письменно-литературная форма языка непосредственно соотносилась с диалектной разговорной речью и противопоставлялась этой последней.
Членение истории русского литературного языка на донациональный и национальный периоды развития достаточно широко принято как советскими, так и зарубежными историками русского, языка.
Что касается того решительного отграничения эпохи развития литературного языка русской народности (XIV—XVII вв. — обычно называемый Московским периодом) от предшествующего времени, предлагаемого лекциями А. И. Горшкова и вузовской программой, то с этим согласиться нельзя, прежде всего исходя из закономерностей развития собственно литературно-письменного языка данной эпохи. Именно литературный язык Московского периода неразрывно связан с литературным развитием всей предшествующей поры. Ведь мы знаем о единстве литературы, отражаемой этим языком, т. е. той древнерусской литературы XI—XVII вв., в которой наблюдаются одни и те же литературные процессы, бытование и переписывание одних и тех же текстов, возникших еще в XI или XII вв. в древнем Киеве, а переписывавшихся и бытовавших в Московской Руси, на севере и к северо-востоку от Киева, и в XIV в. (“Лаврентьевская летопись”), и в XVI в (“Слово о полку Игореве”) и даже в XVII в. (“Моление Даниила Заточника”). То же относится и к таким переводным произведениям Киевской эпохи, как “История Иудейской войны” Иосифа Флавия, “Александрия” или “Девгеньево деяние”, которые, несомненно, возникли в XII—XIII вв., большинство же списков восходит к XV— XVII вв. Таким образом, единство древнерусской литературы на всем протяжении развития с XI по XVII в. обеспечивало и единство традиции древнерусского литературно-письменного языка вплоть до середины XVII в.
Слишком дробное подразделение периодов развития русского литературного языка национального периода, предлагаемое А. И. Горшковым, тоже не может быть признано достаточно обоснованным. Так, нам думается, нецелесообразно отделять резкой гранью язык второй половины XIX в. от предшествующей пушкинской эпохи, когда, несомненно, уже закладываются основы развития лексико-семантической и стилистической системы русского национального литературного языка, продолжающей существовать и в наши дни.
Итак, согласно нашему, убеждению, наиболее рационально выделение лишь двух, главных и основных периодов развития русского литературного языка: периода донационального, или периода развития литературно-письменного языка народности (вначале народности древнерусской, общевосточнославянской, а затем, с XIV в., народности великорусской), иначе древнерусского литературно-письменного языка до XVII в., и периода национального, охватывающего развитие русского литературного языка в собственном смысле этого термина, как национального языка русской нации, начиная примерно с середины XVII в. по наши дни.
Естественно, что в каждом из названных основных периодов развития русского литературного языка выделяются более мелкие подпериоды развития. Так, донациональный период распадается на три подпериода. Подпериод киевский (с Х по начало XII в.) соответствует историческому существованию единой восточнославянской народности и относительно единого древнерусского (Киевского) государства. Названный подпериод легко вычленяется и по такому заметному структурному признаку, как “падение глухих”, или изменение редуцированных гласных ъ и ь в полные гласные в сильных позициях и в нуль звука в слабых позициях, что, как известно, приводит к решительной перестройке всей фонологической системы древнерусского общенародного языка.
Второй подпериод падает на время с середины XII по середину XIV в., когда заметно проявляются в литературно-письменном языке диалектные ответвления единого восточнославянского языка, приведшие в конце концов к образованию отличающихся друг от друга по чертам фонетики, морфологии и лексики зональным разновидностям древнерусского литературно-письменного языка в эпоху феодальной раздробленности.
Третий подпериод развития литературно-письменного языка приходится на XIV—XVII вв. Для северо-востока—это язык Московского государства, в остальных областях восточнославянского заселения—это начальные основы впоследствии развившихся самостоятельных национальных языков восточнославянских народностей (белорусский и украинский), выступающие в XV—XVII вв. в качестве письменного языка всего Литовско-Русского государства, или “проста русска мова”, обслуживавшая как будущих белоруссов, так, и предков украинской народности.
Национальный период развития русского литературного языка также можно подразделить на три подпериода. Первый из них охватывает середину, или вторую половину XVII в., до начала XIX в. (до эпохи Пушкина). К этому времени в основном установились фонетическая и грамматическая системы русского общенародного языка, однако в литературном, письменном языке продолжают чувствоваться с достаточной силой следы ранее сложившейся традиции в формах церковнославянской и деловой русской речи. Это подпериод переходный, под-период постепенного установления и образования всесторонних норм современного русского литературного языка как языка нации.
Опорные слова и словосочетания:книжно-славянский, народно-литературный, Деловой язык, диглоссия, междиалектное койне
Вопросы:
1. Каковы основные гипотезы возникновения древнерусского литературного языка?
2.Каковы основные этапы периодизации русского литературного языка?
3. Какими языковыми явлениями характеризуется книжно- славянский тип древнерусского литературного языка?
4. Какими языковыми явлениями характеризуется народно- литературный тип древнерусского литературного языка?
5. Какими языковыми явлениями характеризуется Деловой язык Древней Руси?
Литература:
1. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII - XIX вв. - М., 1986.
2. Ковалевская Е.Г. История русского литературного языка. - М., 1989.
3. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка. - М., 1975.
4. Львова И.С. История русского литературного языка: Тексты лекций. -Ташкент: ТГПУ, 2001.
5. Львова И.С., Хегай В.М., Шим Л.В. История русского литературного языка (конец XIX - XX вв.).
6. Е.Ш. Мирочник, А.Г. Шереметьева История русского литературного языка (XI – начало XIX в).
- Мещерский НА. История русского литературного языка. -Л., 1990.
- Судавичене Л.В., Сердобинцев Н.Я., Кадькалов Ю.Г. История русского литературного языка.
a. - Л., 1993.
Лекция №3