Часть третья. дар орла

ПРАВИЛО НАГВАЛЯ

Дон Хуан был очень скупым на информацию о своем прошлом и своей личной жизни. Его сдержанность была главным образом дидактическим средством; насколько это касалось его самого, то его время начиналось с того момента, когда он стал воином. Все, что случилось с ним раньше, имело очень мало значения.

Все, что мы с Гордой знали о его ранней жизни, — это что он родился в аризоне от родителей индейских племен яки и юма. Когда он был еще ребенком, его родители перевезли его жить к индейцам яки, в северную мексику. В 10-летнем возрасте он был вовлечен в водоворот войн яки. Его мать была убита, а отец захвачен в плен мексиканской армией. И дон Хуан, и его отец были сосланы в центр для перемещенных лиц на крайний юг штата Юкатан. Там он и вырос.

О том, что происходило с ним в течение этого периода, он нам никогда не рассказывал.

Дон Хуан считал, что нет необходимости говорить нам об этом. Я считал иначе. То значение, которое я придавал этому отрезку его жизни, исходило из моего убеждения, что все отличительные черты и характер его лидерства закладывались в том опыте, который он приобрел именно в то время.

Однако не этот опыт, каким бы важным он ни был, делал его столь неизмеримо важной фигурой в наших глазах и в глазах его других компаньонов.

Его выдающееся положение покоилось на том случайном акте, путем которого он вошел в «правило».

Быть вовлеченным в правило все равно, что жить в мифе. Дон Хуан и жил мифом — мифом, который поймал его и сделал нагвалем. Он сказал, что когда правило поймало его, он был агрессивным и ненадежным человеком, живущим в изгнании, как тысячи других индейцев яки северной мексики жили в то время. Он работал на табачной плантации в южной мексике. Однажды после работы во время чуть ли не роковой стычки из-за денег со своим товарищем по работе он получил пулевое ранение в грудь. Когда он пришел в себя, над ним стоял старый индеец, ощупывающий ранку в его груди. Пуля застряла в мышцах ребра, не пробив грудь. Дон Хуан 2-3 раза терял сознание от шока, потери крови и, как он говорил, от страха перед смертью. Старик-индеец вынул пулю, и поскольку дону Хуану некуда было идти, взял его к себе домой и выхаживал в течение месяца.

Старый индеец был добрым, но жестким. Однажды, когда дон Хуан достаточно окреп и почти выздоровел, старик дал ему сильный удар в спину и заставил войти в состояние повышенного осознания. Затем, без всяких дальнейших церемоний, он открыл дону Хуану часть правила, относящуюся к нагвалю и его роли.

Дон Хуан проделал в точности ту же самую вещь со мной и Гордой: он заставил нас смещать уровни осознания и рассказал нам правило нагваля в следующей форме:

Сила, которая правит судьбой всех живых существ, называется орлом, но не потому, что это орел, или имеет что-либо общее с орлом, или как-то к нему относится, а потому, что для видящего она выглядит, как неизмеримый иссиня-черный орел, стоящий прямо, как стоят орлы, высотой достигая бесконечности.

Когда видящий смотрит на черноту, которая является орлом, 4 вспышки света освещают то, чем он является. Первая вспышка, подобная молнии, помогает видящему охватывать контуры тела орла. Тогда можно видеть белые мазки, которые выглядят, как перья. Вторая вспышка молнии освещает колышущуюся, создающую ветер черноту, которая выглядит, как крылья орла. С третьей вспышкой света видящий замечает пронзительный нечеловеческий глаз. А четвертая и последняя вспышка открывает то, что орел делает.

Орел пожирает осознание всех существ, которые жили на земле мгновение назад, а сейчас мертвые прилетели к клюву орла, словно бесконечный поток мотыльков, летящих на огонь, чтобы встретить своего хозяина, и причину того, что они жили. Орел разрывает эти маленькие осколки пламени, раскладывает их, как скорняк шкурки, а затем съедает всех живых существ, видит все эти существа сразу и совершенно одинаково, поэтому нет никакого способа человеку молить орла, просить у него милостей, надеяться на жалость. Человеческая часть орла слишком мала и незначительна, чтобы тронуть целое.

Только судя по действиям орла, видящий может сказать, чего орел хочет. Хотя орла и не затрагивают обстоятельства жизни любого живого существа, он каждому из них дал дар.

По-своему и своими средствами каждое из них, если пожелает, имеет власть сохранить огонь сознания, власть не повиноваться призыву смерти и тому, чтобы быть пожранным. Каждой живой твари была дарована власть, если она того пожелает, искать лазейку к свободе и пройти сквозь нее. Для того видящего, который видит эту лазейку, и для тех существ, которые сквозь нее прошли, совершенно очевидно, что орел дар этот дал для того, чтобы увековечить сознание.

С целью проводить живых существ к этой лазейке орел создал нагваля. Нагваль — это двойное существо, которому было открыто правило. Будь он в форме человека, животного, растения или чего угодно живого, нагваль уже по своей природе стремится искать этот проход.

Нагваль приходит в двух частях — мужской и женской. Двойник-мужчина и двойник-женщина становятся нагвалем только после того, как правило было открыто каждому из них и каждый из них понял и принял его полностью.

Глазу видящего нагваль-мужчина или нагваль-женщина видится как светящееся яйцо с четырьмя отделами. В отличие от обычных человеческих существ, которые имеют только два отдела, левый и правый, у нагваля левая сторона разделена на две длинных секции и точно так же надвое разделена правая сторона.

Орел создал первых нагваля-мужчину и нагваля-женщину видящими и тотчас отправил их в мир видеть.

Он снабдил их четырьмя женскими воинами, которые были сталкерами, тремя мужскими воинами и одним мужским курьером, которых они должны были питать, заботиться о них и вести их к свободе.

Женские воины называются четырьмя направлениями, четырьмя углами квадрата, четырьмя темпераментами, четырьмя ветрами, четырьмя различными женскими личностями, которые существуют в человеческой расе.

Первая — это восток. Она называется порядком. Она оптимистична, беззаботна, бдительна, постоянна, как устойчивый бриз.

Вторая — это север. Она называется силой. Она находчива, невозмутима, пряма, несгибаема, как сильный ветер.

Третья — это запад. Она называется чувством. Она интроспективна, совестлива, артистична, лукава, подобно холодному порыву ветра.

Четвертая — это юг. Она называется ростом. Она питает. Она шумна, застенчива, тепла, как горячий ветер.

Три мужских воина и курьер представляют собой четыре типа мужской деятельности и темперамента.

Первый тип — это познающий человек, ученый, благородный, на которого можно положиться, спокойный, полностью преданный выполнению своей задачи, какая бы она ни была.

Второй тип — человек действия, очень переменчивый, большой юморист и ненадежный компаньон.

Третий тип — организатор за сценой, загадочный, неосознаваемый человек. О нем ничего нельзя сказать, так как сам он никакой информации о себе не открывает.

Курьер — четвертый тип. Он помощник, неразговорчивый, бесстрастный, тот кто действует очень хорошо, если его должным образом направить, но не может действовать совсем самостоятельно.

Чтобы облегчить задачу, орел показал мужчине-нагвалю и женщине-нагвалю, что каждый из этих типов мужчин и женщин на земле имеет особые черты в своем светящемся теле.

Ученый имеет своего рода небольшую зазубрину, яркую вмятину у солнечного сплетения. У некоторых людей она выглядит лужицей интенсивного свечения, иногда гладкой и сияющей, как зеркало без отражения.

У человека действия есть волокна, выходящие из точки воли. Количество волокон варьирует от 3 до 5, их толщина бывает от простой струны до толстого кнутовидного щупальца и до 2,5 метра длины. У некоторых в такие щупальца развивается до 3 волокон.

Человека за сценой можно узнать не по отличительным чертам, а по его способности создавать совершенно непроизвольно вспышки энергии, которые эффективно блокируют внимание видящего. Находясь в присутствии такого человека видящий оказывается погруженным скорее во внешние детали, чем в виденье.

Помощник не имеет явных очертаний. Видящему он кажется ясным свечением в безукоризненной оболочке свечения.

В женском царстве восток узнается по почти непроницаемым пятнам в светимости, что-то вроде небольших обесцвеченных пятен.

Север имеет всестороннее излучение. Она излучает красноватое свечение, почти как жар.

Запад охвачена вся как бы тонкой пленкой, которая заставляет ее казаться темнее остальных.

Юг имеет перемежающееся сияние. Она секунду светится, а затем тухнет, чтобы вспыхнуть опять.

У нагваля-мужчины и нагваля-женщины заметны два различных движения в их светящихся телах. Их правые стороны колышутся, а левые вращаются.

В личностном смысле нагваль-мужчина является опорой — постоянным, неизменным. Женщина-нагваль всегда воюет и в то же время расслаблена; всегда осознает, но без напряжения. Оба они отражают 4 типа их пола, как 4 характера поведения.

Первой командой, которую дал орел нагвалю-мужчине и нагвалю-женщине, было разыскать своими силами другой набор четырех женских воинов, четырех направлений, которые были бы точной копией сталкеров, но которые были бы сновидящими.

Сновидящие кажутся видящему как бы с передничком волосовидных волокон средней части своего тела. У сталкеров такое же похожее на передник образование, но состоит оно не из волокон, а из бесчисленных мелких округлых протуберанцев.

Восемь женских воинов делятся на две группы, которые называются правой и левой планетами. Правую планету составляют 4 сталкера, а левую — 4 сновидящих. Воины каждой планеты были обучены орлом правилу их конкретной задачи; сталкеры обучались искусству красться; сновидящие — искусству сновидения. Два женских воина живут вместе. Они так похожи, что являются зеркальным отражением друг друга и лишь через безупречность могут они найти утешение и опознать в отражении друг друга.

Четыре сновидящих и 4 сталкера собираются вместе только тогда, когда им надо выполнить очень трудную задачу, но лишь при исключительных обстоятельствах станут эти четверо соединять свои руки, потому что их прикосновение сливает их в единое существо и должно совершаться только в случае крайней нужды или в момент покидания этого мира.

Два женских воина каждого направления связаны с одним из мужчин в любой необходимой комбинации, таким образом они образуют 4 дома, которые способны включать в себя столько воинов, сколько необходимо.

Мужские воины и курьер тоже могут образовывать независимую единицу или же действовать как отдельные существа в зависимости от обстоятельств.

Следующий приказ, полученный нагвалем и его партией состоял в том, чтобы найти еще трех курьеров. Они могли все быть женщинами или мужчинами или же составлять смешанную группу, но все мужчины должны были быть четвертого типа — помощниками, а женщины должны были быть югом.

Чтобы быть уверенным, что мужчина-нагваль поведет свою партию к свободе, а не отклонится от пути и не окажется совращенным, орел поместил женщину-нагваль в другой мир, чтобы она служила маяком, ведя всю партию к выходу.

Затем нагвалю и его воинам было приказано забыть. Они были брошены в тьму и им были даны новые задачи: вспомнить самих себя и вспомнить орла.

Приказ забыть был настолько сильным, что все разделились. Они уже не помнили, кто они такие. В намерение орла входило, что если они окажутся способными вспомнить самих себя вновь, то они найдут целостность самих себя. Только тогда у них была бы сила и отрешенность, необходимые для того, чтобы искать и встретить лицом к лицу свое конечное путешествие.

Их последней задачей — после того, как они восстановят целостность самих себя, было добыть новую пару двойных существ и преобразовать их в нового нагваля-мужчину и новую женщину-нагваль, открыв им правило. И точно так же, как первый нагваль-мужчина и первая женщина-нагваль были снабжены минимальной партией, они должны были снабдить новую пару нагвалей четырьмя женскими воинами, которые были бы сталкерами, тремя мужскими воинами и одним курьером.

Когда первый нагваль и его партия были готовы пройти через проход, первая женщина-нагваль ждала, чтобы провести их. Потом им было приказано взять новую женщину-нагваль с собой в другой мир для того, чтобы она служила маяком людям, оставляющим нового нагваля-мужчину в мире, чтобы повторить цикл.

В мире минимальное количество воинов под руководством нагваля равно 16:8 женских воинов, 4 мужских воина, считая нагваля, и 4 курьера. В момент покидания мира, когда новая женщина-нагваль с ними, число партии нагваля 17. Если его личная сила позволяет ему иметь больше воинов, то должно быть добавлено число, кратное четырем.

Я потребовал у дона Хуана ответ, как стало правило известно человеку. Он объяснил, что правило бесконечно и охватывает каждую грань поведения воина. Интерпретация и накопление подтверждений правила является работой видящих, чьей единственной задачей из века в век было видеть орла, наблюдать за его бесконечным потоком. Из своих наблюдений видящие заключили, что при условии, если светящаяся скорлупа, заключающая человечность, будет сломана, появится возможность найти в орле слабое отражение человека. Непроизнесенные указания орла могут тогда быть восприняты видящими, правильно истолкованы ими и собраны в форме свода правил.

Дон Хуан объяснил, что правило — это не сказка и что перескочить к свободе не означает вечную жизнь в том смысле, как обычно понимается вечность, то есть жить всегда. Правило утверждает только то, что возможно сохранить сознание, которое обычно распадается в момент умирания. Дон Хуан не мог объяснить, что это значит — сохранить такое сознание, возможно, он даже не понимал этого.

Его бенефактор говорил ему, что в момент перехода входишь в третье внимание и тело во всей его полноте вспыхивает знанием. Каждая клетка мгновенно осознает саму себя и также осознает целостность тела.

Его бенефактор говорил ему также, что это сознание бессмысленно для нашего многокомнатного ума, поэтому критическая точка борьбы воина состоит не столько в том, чтобы осознать, что переход, о котором говорит правило, означает переход к третьему вниманию, сколько в том, что существует такое осознание вообще.

Дон Хуан сказал, что сначала правило было для него чем-то таким, что находится исключительно в царстве слов. Он не мог вообразить, каким образом правило может входить в фактический мир и его законы, однако под эффективным руководством его бенефактора и после очень большой работы он в конце концов ухватил истинную природу правила и принял его как ряд прагматических указаний, а не как миф. С этого момента у него не было проблем во всем, что касалось третьего внимания. Единственная преграда на его пути выросла из его полной убежденности, что правило — это карта, с которой он должен сверяться, чтобы найти в буквальном смысле проход в мир, лазейку. Каким-то образом он без всякой надобности задержался на первом уровне развития воина.

В результате собственная работа дона Хуана как лидера и учителя была направлена на то, чтобы помочь ученикам, в особенности мне, избежать повторения его ошибки. В чем он добился успеха, работая с нами, так это в том, что он пробовал нас через три стадии развития воина, не делая чрезмерного ударения ни на одной из них.

Сначала он вел нас к принятию правила как карты, затем он вел нас к пониманию того, что можно достичь всеобщего осознания, если такое осознание существует, и, наконец, он провел нас к фактическому проходу в другой скрытый мир осознания.

Чтобы провести нас через первую стадию принятия правила как карты, дон Хуан взял раздел, относящийся к нагвалю и его роли, и показал нам, что там все соответствует неоспоримым фактам.

Он добился этого, позволив нам иметь, пока мы находились в состоянии повышенного осознания, неограниченные контакты с членами его собственной группы, которые были живым воплощением восьми типов людей, описанных правилом. Пока мы с ними общались, нам были открыты еще более сложные и содержательные аспекты правила, и, наконец, мы поняли, что включены в работу чего-то такого, что мы сначала рассматривали как миф, но что в действительности было картой.

Дон Хуан рассказал нам, что в этом аспекте его случай был идентичен нашему. Его бенефактор помог ему пройти через эту стадию, разрешив ему точно такое же общение. С этой целью он непрестанно переводил его то в левое, то в правое осознание, так же как поступал дон Хуан с нами.

На левой стороне он познакомил его с членами своей группы — с восемью женскими, тремя мужскими воинами и четырьмя курьерами, которые были, как полагается, точнейшими образцами типов, описанных правил.

Эффект знакомства и общения с ними был потрясающим для дона Хуана.

Это не только заставило его рассматривать правило как фактическое руководство, но и дало ему понять масштаб наших неизвестных возможностей.

Он сказал, что к тому времени, когда все члены его группы были собраны, он уже настолько основательно стоял на пути воина, что воспринял как само собой разумеющееся тот факт, что без каких-либо особых усилий с чьей-нибудь стороны они оказались копией воинов партии его бенефактора. Сходство их личных вкусов, приязней и т. П. Не было результатом подражания. Дон Хуан сказал, что они принадлежали, как отмечено правилом, к особым группам людей, которые имеют одни и те же входы и выходы. Единственным различием среди членов одной и той же группы были высота и тембр голоса и звук их смеха.

Стараясь объяснить мне последствия общения с воинами его бенефактора, дон Хуан затронул момент очень значительной разницы между его бенефактором и им самим и то, как они истолковывали правило, а также то, как они вели и учили других воинов принимать его как карту.

Он сказал, что существует два типа интерпретации — универсальная и индивидуальная. Универсальное толкование принимает установки основного отдела правила такими, как они есть. Для примера можно сказать, что орлу нет никакого дела до человеческих действий и все же он предоставил человеку лазейку к свободе.

Индивидуальная интерпретация, с другой стороны, является тем заключением, к которому приходят видящие, используя универсальные интерпретации как исходные данные.

Для примера можно сказать, что, поскольку орлу нет до меня никакого дела, я должен убедиться в том, что мои шансы достичь свободы возросли, благодаря, возможно, моей самоотверженности.

Согласно дону Хуану, он и его бенефактор были совершенно разными в отношении тех методов, которыми они пользовались, чтобы вести своих подопечных. Дон Хуан сказал, что основной чертой его бенефактора была жестокость. Он вел железной рукой и следуя своему убеждению, что с орлом ни о каких послаблениях не может быть и речи, он ничего никому не делал прямо. Вместо этого он активно помогал каждому действовать самостоятельно. Он считал, что дар свободы, пожалованный орлом — не исполненная благодать, а только шанс иметь это.

Дон Хуан, хотя и признавал достоинства метода своего бенефактора, не соглашался с ним. Позднее, когда он уже был самостоятельным, он сам увидел, что при этом методе тратится драгоценное время. Для него более уместным было поставить каждого перед определенной ситуацией и заставить его принять ее, а не ожидать, пока он будет готов принять ее самостоятельно. В этом состоял его метод со мной и другими учениками.

Пример, когда эта разница в руководстве сказалась наиболее сильно, был для дона Хуана в той обязательной встрече, которая у него была с воинами своего бенефактора. Заповедь правила состояла в том, что его бенефактор должен был найти для него сначала женщину-нагваль, а затем четырех женщин и четырех мужчин, которые составляли бы его группу воинов. Его бенефактор видел, что дон Хуан еще не имеет достаточной личной силы, чтобы принять на себя ответственность за женщину-нагваль. Поэтому он изменил последовательность и попросил женщин своей группы найти дону Хуану, сначала четырех женщин, а затем четырех мужчин.

Дон Хуан признался, что был захвачен идеей такой перестановки. В его понимании эти женщины предназначались ему, а в его уме это означало сексуальные отношения. Он, однако, необдуманно поделился своими предвкушениями с бенефактором и тот немедленно ввел дона Хуана в контакт с мужчинами и женщинами своей партии, оставив его одного общаться с ними.

Для дона Хуана встреча с этими воинами была настоящим испытанием и не только потому, что они намеренно контактировали с трудом, но и потому, что сама природа такой встречи должна быть прорывом.

Дон Хуан сказал, что взаимодействия в левостороннем осознании не произойдет, если не все ученики разделяют это состояние. Именно поэтому он переводил нас в левостороннее осознание только в тех случаях, когда мы должны были взаимодействовать с его воинами. Этой процедуре следовал и его бенефактор с ним.

Дон Хуан кратко рассказал мне о том, что произошло во время его первой встречи с членами группы его бенефактора. Он считал, что я, возможно, смогу использовать его опыт, хотя бы как пример того, что ожидать. Он сказал, что мир его бенефактора имел изумительную правильность. Членами его партии были индейские воины со всех концов мексики. В то время когда он их встретил, они жили в отдаленном горном районе южной мексики.

Когда дон Хуан добрался до их дома, его встретили две одинокие женщины — самые крупные индейские женщины, каких он когда-либо видел. Они были угрюмыми, мрачными, но с очень приятными чертами лица. Когда он попытался пройти между ними, они зажали его между своими огромными животами, схватили его за руки и стали избивать. Они бросили его на землю и уселись на него, чуть не раздавив ему грудную клетку. Они продержали его без движения почти 12 часов, тут же на месте торгуясь с его бенефактором, который должен был без остановки говорить всю ночь, пока, наконец, они не отпустили дона Хуана в середине утра. По его словам, больше всего его испугала непреклонность в глазах этих женщин. Он уже думал, что с ним все кончено, что они будут сидеть на нем, пока он не умрет, это, по их словам они и собирались делать.

В нормальных условиях после этого должен был последовать перерыв в несколько недель, прежде чем знакомиться с другими воинами, но из-за того, что бенефактор хотел оставить его в их среде одного, дон Хуан был немедленно отведен на встречу с другими. Он встретился со всеми в один день и все они относились к нему, как к грязи. Они утверждали, что он человек, не подходящий для работы, что он слишком неотесан и глуп, молод годами, но уже некоторым образом одряхлел и износился. Его бенефактор блестяще выступал в его защиту. Он говорил им, что они мо гут изменить эти условия и, что, как для них, так и для дона Хуана должно быть высшим удовольствием принять такой вызов.

Дон Хуан сказал, что его первое впечатление было правильным. Для него с этих пор была только работа и нескончаемые трудности. Женщины видели, что дон Хуан был ненадежным и что ему нельзя было доверить выполнение такой сложной и деликатной задачи, как вести четырех женщин. Поскольку они сами были видящими, они создали свою собственную интерпретацию правила и решили, что дону Хуану будут вначале полезны четыре мужчины, а затем уже четыре женщины.

Дон Хуан сказал, что их видение было верным, потому что для того, чтобы иметь дело с женскими воинами, нагваль должен находиться в состоянии всепоглощающей личной силы, в состоянии возвышенности и контроля, где человеческие чувства играют минимальную роль, а это такое состояние, которое в то время было невообразимо для него.

Его бенефактор поместил его под непосредственное наблюдение двух западных женщин — самых свирепых и бескомпромиссных воинов из всех. Дон Хуан сказал, что западные женщины, в полном соответствии с правилом, безумствуют и о них надо заботиться.

Под нагрузкой искусства сновидения и искусства сталкинга они теряют свою правую сторону — свой рассудок. Их ум легко воспламеняется из-за того, что их левостороннее осознание необыкновенно обострено. Потеряв свою рассудочную сторону, они становятся безупречными сновидящими и сталкерами, поскольку их не тормозит и не сдерживает больше никакой рациональный балласт.

Дон Хуан сказал, что эти женщины излечили его от похоти. В течение 6 месяцев он большую часть времени проводил в корсете, подвешенный к потолку их сельской кухни, как коптящийся окорок, пока он не очистился основательно от мыслей о достижениях и личном удовлетворении.

Дон Хуан объяснил, что кожаный корсет — превосходное приспособление для излечения некоторых заболеваний, которые не являются физическими.

Идея состоит в том, что чем выше человек подвешен и чем дольше он не имеет возможности коснуться земли, болтаясь в воздухе, тем больше возможность по-настоящему очищающих последствий. В то время как дон Хуан очищался западными воинами, остальные женщины были заняты розысками мужчин и женщин для его партии. Чтобы выполнить это, потребовались годы.

Тем временем дон Хуан был вынужден самостоятельно взаимодействовать со всеми воинами своего бенефактора. Присутствие этих воинов и его контакт с ними оказались настолько подавляющими для дона Хуана, что он уже считал, что никогда не выберется из-под их гнета. Результатом явилось его полное и буквальное принятие правила. По словам дона Хуана, он тратил невосполнимое время, размышляя о существовании действительного прохода в другой мир. Он считал это ошибкой, которую следует избегать, во всяком случае, чтобы уберечь меня от нее, он позволил, чтобы требуемое взаимодействие с членами его группы проходило тогда, когда я был защищен присутствием Горды или любого другого ученика.

В моем случае встреча с воинами дона Хуана была конечным результатом длительного процесса. Они никогда не упоминались в случайных разговорах с доном Хуаном.

Я знал об их присутствии единственно из требований правила, которые дон Хуан открывал мне по частям. Позднее он признал, что они существуют и что в должное время мне будет нужно встретиться с ними. Он подготовил меня к столкновению с ними, дав общие инструкции и указания.

Он предупредил меня против общей ошибки в переоценке левостороннего осознания — в ослеплении его ясностью и силой. Он сказал, что находиться в левостороннем осознании совсем не означает немедленного освобождения от собственной глупости. Оно означает только расширенную способность воспринимать, большую легкость понимания и обучения и превыше всего большую возможность забывать.

Когда приблизилось мое время встретиться с воинами дона Хуана, он дал мне общее описание партии своего бенефактора, опять в виде вех, которые я мог бы использовать сам. Он сказал, что для внешнего наблюдателя мир его бенефактора казался бы временами состоящим из четырех домов.

Первый был образован южными женщинами и курьером нагваля, второй — восточными женщинами, ученым и мужчиной-курьером, третий — северными женщинами, человеком действия и другим мужчиной-курьером, четвертый — западными женщинами, человеком за сценой и третьим мужским курьером.

В другое время этот мир мог бы казаться состоящим из групп. Там была группа совершенно непохожих друг на друга пожилых мужчин, которыми были бенефактор дона Хуана и его три мужские воина. Затем была группа четырех очень похожих друг на друга мужчин, которые были курьерами, группа, состоящая из двух пар внешне идентичных женщин-близнецов, которые жили вместе и являлись южными и восточными женщинами, и две другие пары, по внешности сестер, которые были северными и западными женщинами.

Эти женщины не были родственниками — они просто выглядели одинаково из-за того огромного количества личной силы, которой обладал бенефактор дона Хуана.

Дон Хуан описывал южных женщин как двух мастодонтов пугающего вида, но очень дружелюбных и теплых.

Восточные женщины были очень красивы, свежи и забавны — истинное наслаждение для глаз и ушей.

Северные женщины были исключительно женственными, пустыми, кокетливыми, озабоченными своим возрастом, но в то же самое время ужасно прямыми и нетерпеливыми.

Западные женщины временами бывали безумны, но в другое время были воплощением жесткости и целенаправленности. Именно они больше всего беспокоили дона Хуана, потому что он не мог совместить тот факт, что они, будучи столь трезвы, добры и дружелюбны, могут в любой момент потерять свою выдержку и буквально обезуметь.

Мужчины, с другой стороны, ничем не запомнились дону Хуану. Он считал, что в них не было ничего столь замечательного. Он, казалось, были целиком поглощены потрясающей силой устремленности женщин и всеподавляющей личностью его бенефактора.

Насколько это касалось его собственного пробуждения, дон Хуан говорил, что, будучи брошенным в мир своего бенефактора, он осознал, насколько легко и удобно ему было идти по миру без всяких ограничений. Он понял, что его ошибкой было считать, будто его цели являются единственно стоящими из всех, какие может иметь человек. Всю свою жизнь он был марионеткой и поэтому его всепоглощающая амбиция состояла в том, чтобы иметь материальные блага, чтобы быть кем-нибудь. Он был настолько занят своим желанием вырваться вперед и своим отчаянием, оттого, что это не удается, что у него не было времени осмотреться и проверить хоть что-нибудь. Он с радостью примкнул к своему бенефактору, потому что понял, что ему предоставляется возможность что-то сделать из самого себя. Он думал, что тут по крайней мере есть возможность научиться быть магом, если уж ничего нет иного.

Он признался, что погружение в мир своего бенефактора для него было подобно эффекту воздействия испанского завоевания на индейскую культуру — оно разрушило все, но в то же время заставило сделать перепроверку самих себя.

Моей реакцией на подготовку к встрече с партией воинов дона Хуана были, как это ни странно, не благоговение и страх, а мелочная интеллектуальная озабоченность по двум вопросам. Первое было заявление, что в мире существует только четыре типа мужчин и четыре типа женщин. Я возражал дону Хуану, что размах индивидуальной изменчивости в людях слишком велик для такой простой схемы. Он не согласился со мной.

Он сказал, что правило окончательно и что в нем нет места для определенного числа типов людей.

Вторым вопросом была культурная подоплека знания дона Хуана. Он и сам не знал ее. Он рассматривал это знание как продукт своего рода всеиндейский. Его предположение относительно происхождения этого знания было то, что в какое-то время в мире индейцев, задолго до завоевания, ожило искусство управления вторым вниманием. Оно, вероятно, развивалось в течение тысячелетий без всяких помех и развилось до такой точки, что потеряло свою силу.

Практики того времени не могли испытывать надобности в контроле и, таким образом, не имея препятствия, второе внимание, вместо того, чтобы становиться сильнее, становилось слабее в силу своей возросшей усложненности. Затем явились испанские завоеватели и своей превосходящей технологией уничтожили индейский мир. Дон Хуан сказал, что его бенефактор был убежден, что лишь горстка этих воинов выжила, смогла вновь собрать свое знание и изменить свою тропу. Все, что дон Хуан и его бенефактор знали о втором внимании, было лишь реставрированной версией, новой версией, которая имеет встроенные ограничения, потому что она выковывалась в условиях жесточайшего угнетения.

ПАРТИЯ ВОИНОВ НАГВАЛЯ

Когда дон Хуан решил, что мне пришло время впервые столкнуться с его воинами, он изменил у меня уровень осознания, затем он дал мне ясно понять, что он сам никак не будет влиять на то, как меня встретят. Он предупредил меня, что если они решат меня избить, то он не сможет их остановить. Они могут делать все, что хотят, только не могут меня убить. Он вновь и вновь подчеркивал, что воины его партии являются точной копией тех, что были у его бенефактора, с тем исключением, что некоторые женщины более свирепы, а все мужчины уникальны и могущественны, поэтому моя первая встреча с ними может походить на падение вниз головой.

Я был встревожен и нервничал с одной стороны, но с другой меня одолевало любопытство. У меня в уме бешено сменяли друг друга мысли, главным образом о том, как будут выглядеть эти воины.

Дон Хуан сказал, что у него есть выбор: или направить меня на запоминание ритуала, как было сделано с ним самим, или сделать встречу предельно произвольной. Он ожидал знака, чтобы решить, какой выбор принять. Его бенефактор делал нечто подобное, только он настоял, чтобы дон Хуан научился ритуалу раньше, чем показался знак. Когда дон Хуан открыл свои мечты о том, как он будет спать с четырьмя женщинами, его бенефактор истолковал это как знак, избрал ритуал и кончил тем, что торговался, как свиноторговец, из-за жизни дона Хуана.

В моем случае дон Хуан хотел получить знак прежде, чем он научит меня ритуалу. Этот знак пришел, когда мы с доном Хуаном проезжали пограничный городок в аризоне и полицейский остановил машину. Полицейский решил, что я незаконно въехавший иностранец. Лишь после того, как я показал ему свой паспорт, который он заподозрил в подделке, и другие документы, он разрешил мне ехать дальше. Все это время дон Хуан находился на переднем сиденье рядом со мной, и полицейский не уделил ему ни одного взгляда. Он был занят только мной. Дон Хуан решил, что этот случай и есть тот знак, которого он ждал. Его интерпретацией было то, что для меня будет очень опасно привлекать к себе внимание, и он заключил, что мой мир должен быть миром совершенной простоты и открытости. Сложный ритуал и помпезность должны быть в данном случае изъяты. Он заметил, однако, что минимальное соблюдение ритуальных правил будет в порядке вещей при моем знакомстве с его воинами. Я должен начать с приближения к ним со стороны юга, потому что именно в этом направлении идет непрекращающийся поток энергии.

Жизненная сила течет к нам с юга и оставляет нас, уходя на север. Он сказал, что единственный вход в мир нагваля идет с юга и что ворота образованы двумя женскими воинами, которые будут приветствовать меня и позволят мне пройти, если они того захотят.

Он привел меня к дому на окраине городка в центральной мексике. Когда мы приблизились к нему пешком со стороны юга, я увидел двух массивных индианок, стоящих в полутора метрах от дверей дома, стоя на твердой, спекшейся почве грунтовой дороги.

Эти две женщины были необыкновенно мускулисты и крепко сбиты. У обеих были длинные иссиня-черные волосы, собранные в одну толстую косу. Выглядели они как сестры. Они были примерно одного роста и веса, я прикинул, что их рост был примерно 160 см, а вес около 75 кг. Одна была с исключительно темным лицом, другая намного светлее. Одеты они были как типичные индейские женщины из центральной мексики — длинное свободное платье, шаль и самодельные сандалии.

Дон Хуан остановил меня в метре от них. Он повернулся к женщине слева от нас и заставил меня повернуться к ней. Он сказал, что ее зовут Сесилия и что она сновидящая. Затем он резко повернулся, не дав мне времени что-нибудь сказать и заставил меня обратиться лицом к более темной женщине он сказал, что ее имя Делия и что она сталкер. Женщины кивнули мне. Они не улыбались, не двигались пожать мне руку и не сделали ни одного приглашающего жеста.

Дон Хуан прошел между ними, как если бы они были двумя колоннами, отмечающими ворота. Он сделал пару шагов и обернулся, как бы ожидая, что женщины пригласят меня пройти между ними. Женщины секунду спокойно смотрели на меня, затем Сесилия попросила меня войти, как если бы я был на пороге настоящего дома.