Возбуди тревогу и неудовлетворенность
Полностью удовлетворенного человека обольстить невозможно. Следует поселить в душе ваших объектов напряженность и дисгармонию. Внушите им чувство беспокойства, неудовлетворенности жизненными обстоятельствами и самими собой: в их жизни недостает приключений, они утратили юношеские идеалы или попросту стали скучны. Ощущение неполноценности, созданное вами, позволит втереться в доверие; в вас должно увидеть ответ на все жизненные вопросы и средство для разрешения проблем. Боль и тревога — характерные предшественники удовольствия. Научитесь вызывать потребность, которую сумеете удовлетворить.
Нанесение раны
В Иствуде, шахтерском городке в центральной Англии, Дэвид Герберт Лоренс слыл немного странным парнем. Бледный и хрупкий, он не участвовал в мальчишечьих играх и забавах, много времени проводил за чтением и водил дружбу по большей части с девочками. Он частенько навещал семью Чэмберсов, с которыми Лоренсы соседствовали, пока те не переехали на ферму неподалеку от Иствуда. Дэвиду нравилось заниматься вместе с сестрами Чэмберс, особенно с Джесси; с этой застенчивой и серьезной девочкой они часто откровенничали — и ему было приятно, что с ним она раскрывается,— поверяя другу свои секреты. Привязанность Джесси к Лоренсу с годами росла, они стали большими друзьями.
Однажды в 1906 году Лоренс — ему шел уже двадцать первый год — не пришел в обычное время заниматься с Джесси. Он появился с сильным опозданием и выглядел необычно озабоченным и задумчивым, таким его здесь прежде не видели. Теперь настала ее очередь попытаться вызвать его на откровенность. Наконец он заговорил: ему кажется, что они с нею становятся чересчур близки. Думала ли она о своем будущем? Ей предстоит замужество — за кого она выйдет? Ясно, что не за него, продолжал он, ведь они только друзья. Поэтому нечестно с его стороны скрывать ее от глаз других людей. Они, конечно, и впредь останутся друзьями, будут встречаться, разговаривать, как раньше, только, может быть, не так часто. Когда он закончил и поднялся, Джесси ощутила странную опустошенность. Ей пока еще не часто приходили в голову мысли о любви или замужестве. Ее охватили сомнения. Что ждет ее в будущем? Почему она до сих пор не задумалась об этом? Она была обеспокоена, огорчена, сама не понимая причины.
Лоренс продолжал приходить к ним, но теперь все изменилось. Он делал ей замечания, постоянно критиковал. Она недостаточно развита физически. Что за жена из нее получится? Мужчине нужна женщина не только для разговоров. Он сравнивал ее с монахиней. Они стали видеться реже. Когда немного позже Лоренс получил место учителя в школе неподалеку от Лондона, девушка даже почувствовала некоторое облегчение. Но, когда он пришел прощаться и доверительно сообщил, что встреча эта, возможно, станет для них последней, она не выдержала и расплакалась. Уехав, он еженедельно присылал ей письма. В них он рассказывал о девушках, с которыми знакомился,— как знать, писал он, не станет ли одна из них его женой. В конце концов она решилась приехать к нему в Лондон. Он принял ее приветливо, все было, как в давние времена, но он продолжал изводить ее, утверждая, что у нее нет будущего, и растравляя старую рану. На Рождество Лоренс приехал в Иствуд и вскоре нанес ей визит. Он был радостно возбужден. Теперь ему ясно, заявил он, что одна только Джесси может составить его счастье. Он хочет жениться на ней, на самом деле все это время он любил только ее. Пока им лучше держать все в секрете: он, правда, попробовал себя в качестве писателя (вот-вот должен выйти его первый роман), но литературная карьера только начинается, у него пока плоховато с деньгами. Неожиданное признание застигло Джесси врасплох, ее переполняло счастье, она дала безоговорочное согласие, приняла все его условия. Они стали любовниками.
Вскоре, однако, все пошло по привычной схеме: упреки, разрывы, его признания в связи с другой девушкой. Однако, несмотря на все это, она лишь крепче привязывалась к нему. Только в 1912 году она приняла решение расстаться с ним навсегда, узнав себя в одной из героинь его автобиографического романа «Сыновья и любовники»,— она была потрясена, сочла это предательством и не пожелала больше его видеть. Однако, несмотря на это, она любила Лоренса до конца жизни.
В 1913 году молодая англичанка по имени Айви Лоу, читательница романов Лоренса, вступила с ним в переписку, ее письма дышали благоговением. К тому времени Лоренс был женат на немке, баронессе Фриде фон Рихтхофен. К удивлению Лоу, однако, он пригласил ее посетить его и его супругу в Италии. Она догадывалась, что он, вероятно, донжуан, но очень хотела познакомиться и потому приняла приглашение. Лоренс оказался вовсе не таким, каким она его себе представляла: высокий голос с визгливыми нотками, глаза-буравчики и что-то неуловимо женоподобное во всем облике. Они подолгу гуляли вдвоем, разговаривали, Лоренс откровенничал с Лоу. Она чувствовала, что они могут подружиться, и была в восторге от этой перспективы. Позже, перед самым ее отъездом, он вдруг бросил ей в лицо длинную очередь упреков. Лоренс раскритиковал Лоу со всей беспощадностью: она предсказуема, ей недостает внутренней свободы, скорее напоминает робота, чем человеческое существо. Опустошенная неожиданной атакой, она тем не менее вынуждена была согласиться с тем, что упреки по большей части справедливы. Как посмела она даже надеяться, что понравится ему? Да кто вообще она такая рядом с ним? Лоу уехала из Италии с чувством душевной опустошенности, однако Лоренс продолжил переписку, его письма были такими, словно ничего не произошло. Вскоре она поняла, что безнадежно любит этого человека вопреки всему, что он наговорил ей. А может, это произошло не вопреки тому, что произошло, а благодаря этому?
В 1914 году писатель Джон Миддлтон-Мерри получил неожиданное письмо от своего доброго друга Лоренса. В письме Лоренс ни с того ни с сего осыпал его упреками в бесчувственности и недостаточной обходительности по отношению к супруге, романистке Кэтрин Мэнсфилд. Позднее Миддлтон-Мерри писал: «Никогда прежде я не испытывал тяги к мужчине, но из-за этого письма меня вдруг потянуло к нему. Это было что-то новое — какое-то уникальное, неповторимое переживание; уникальным оно и осталось». Он почувствовал, что за нападками Лоренса кроется нечто иное, какой-то странный вид любви. С тех пор всякий раз, встречаясь с Лоренсом, он неизбежно испытывал необъяснимое физическое влечение.
Толкование. Просто удивительно, как много женщин — да и мужчин — попало под странное обаяние Лоренса, учитывая, насколько неприятным, просто несносным он мог быть. Почти всякий раз отношения начинались как дружба — доверительные разговоры, взаимная откровенность, духовная связь. Однако неизменно подобные отношения оборачивались для его друзей потоками упреков и резких критических замечаний, которые он выливал на них. К этому времени он успевал хорошо узнать человека, поэтому уколы чаще всего попадали точно в цель, в болевые точки. Это неизбежно порождало смятение в душах его жертв, а вместе с ним росло чувство тревоги и ощущение собственной неполноценности, ущербности. Выбитые из нормальной колеи, они чувствовали внутренний раскол: одна часть их сознания недоумевала, почему с ними так несправедливо поступают, другая соглашалась с тем, что это заслуженная кара. В момент таких мучительных раздумий и самокопаний неожиданно приходило письмо, а то и сам Лоренс являлся с визитом как ни в чем не бывало, такой же милый и приветливый, как прежде.
Но теперь он виделся им в ином свете: они были слабы и уязвимы, нуждались в поддержке, а он выглядел таким сильным. Их тянуло к нему, словно магнитом, дружеские чувства перерастали в любовь и восхищение. Ощутив однажды неуверенность в себе, они с тем большей готовностью открывались навстречу любви.
Часто многих из нас мучает ощущение, что мы не состоялись, так и не стали настоящими взрослыми людьми. Защищаясь от этого ощущения иллюзорности, мы уходим с головой в заведенный порядок жизни, прикрываясь привычным и размеренным укладом, как маской или своего рода щитом. Однако, если присмотреться, можно увидеть, как из-под этого защитного слоя проступает сильное чувство неуверенности и страха. Да, мы притворяемся, носим маску полноценных, состоявшихся людей, зная, что это не так, и потому чувствуем себя в жизни не вполне твердо. Обольститель наносит удар точно в эту точку, вскрывает и бередит рану, заставляя нас с полной ясностью осознать эти неоформленные мысли, которые мы прячем от самих себя. Именно так и поступал Лоренс: его внезапные жестокие удары били по самому слабому месту.
Правда, Лоренс добивался успеха с помощью лобовой атаки, но, как правило, такой болезненный способ совсем не обязателен. Можно и более мягко навести свои объекты на размышления о том, что они не соответствуют определенному уровню, и вызвать у них неуверенность. Поместите их в такую ситуацию, чтобы невольно напрашивалось сравнение с вами или кем-то еще (и сравнение не в их пользу), или каким-то образом покажите вашим жертвам, что их жизнь вовсе не так хороша, как они воображали. Вам нужно добиться, чтобы они оказались не в ладах с самими собой, разрывались на части, ощущали дискомфорт и беспокойство. Тревога, чувство потери и потребность к кому-то прислониться — это основные предшественники желания. Эти потрясения создают пространство, куда вы можете впрыснуть свою отраву — клич сирены, зовущий к приключениям или свершениям, но приводящий прямиком в западню. Без тревоги и ощущения потери обольщение не может состояться.
Желание и любовь имеют объектами вещи или качества, которыми человек в настоящее время не обладает, но которых ему недостает.
Сократ
Ключи к обольщению
В человеческом обществе каждый носит маску: мы притворяемся более уверенными в себе, чем на самом деле. Нам не хочется, чтобы окружающие оказались настолько проницательными, чтобы разглядели это сомневающееся эго внутри нас. В действительности наше эго, наша индивидуальность куда более хрупка, чем кажется, она прикрывает пустоту и чувство смятения. Выступая в роли обольстителя, ни в коем случае не принимайте внешнюю оболочку человека за реальность. Люди, как правило, сами склоняются к тому, чтобы их соблазнили, поскольку каждому из нас, по сути, недостает чувства полноты, все мы в глубине души ощущаем какую-то незавершенность. Помогите тревогам и комплексам выйти на поверхность, и их обладатели будут следовать за вами.
Окружающие не разглядят в вас человека, достойного любви или уважения,— не разглядят до тех пор, пока не задумаются о самих себе и не осознают, чего именно им недостает. Прежде чем начать обольщение, поместите перед своими объектами зеркало, в котором отразится их внутренняя пустота. Заглянув в него и увидев зияющую пустоту, они сумеют наконец заметить и вас — человека, способного заполнить пустое пространство. Не забывайте: чаще всего мы ленивы. Освободиться от чувства скуки или неуверенности собственными силами нам не под силу — это потребовало бы слишком больших усилий. Позволить кому-то из посторонних выполнить эту работу за нас неизмеримо проще и приятнее. Желание найти человека, на которого можно было бы опереться, который помог бы заполнить нашу внутреннюю пустоту, и есть та слабость, за которой охотятся все обольстители. Заставьте людей тревожиться о будущем, ощутить подавленность, задаваться вопросами о себе, ставить под сомнение свою индивидуальность — в общем, пусть они кожей прочувствуют всю скуку, всю тоску, которая гложет их всю жизнь. Почва подготовлена. Можно бросать в нее семена обольщения.
В диалоге Платона «Пир» — древнейшем трактате западной культуры о любви, оказавшем определяющее влияние на наше понимание красоты и желания,— жрица Диотима рассказывает Сократу о происхождении Эрота, бога любви. Отцом Эрота называли Ловкость, или Сноровку, а матерью — Бедность, или Нужду. Эрот унаследовал черты обоих родителей: постоянно испытывая нужду, он прибегает к хитрым уловкам, чтобы ее утолить. Как бог любви, он прекрасно знает, что невозможно вызвать любовь в сердце того, кто ни в чем не испытывает нужды. И вот что совершают его стрелы: пронзая человеческую плоть, они причиняют боль, заставляя почувствовать нехватку, голод. В этом образе заключена квинтэссенция вашей задачи как обольстителя. Подобно Эроту вы должны нанести своей жертве рану, прицелившись в уязвимое место, нащупать брешь в их самолюбии и нанести удар. Если они усердно тянут лямку, заставьте их мучиться от этого, усугубляйте страдания, как бы нечаянно дотрагиваясь до больного места, как бы непреднамеренно касаясь этой темы в разговоре. Вы получаете язву, комплекс (можете немного усилить его), беспокойство, ну, а облегчение несчастному принесет только участие другого человека, то есть персонально ваше. Обратите внимание на то, как мастерски Лоренс вызывал тревогу, нанося удар точно в слабые места своих жертв: у Джесси Чэмберс это была ее физическая холодность, у Айви Лоу — отсутствие непосредственности, у Миддлтона-Мерри — недостаток галантности.
Клеопатра разделила ложе с Юлием Цезарем в первую же ночь их знакомства, однако истинное обольщение, полностью подчинившее великого полководца и сделавшее его рабом этой женщины, началось позднее. В нескончаемых беседах, которые они вели, она постоянно упоминала Александра Македонского, античного героя, потомком которого предположительно был Цезарь. Но кто мог сравниться с Александром Великим? Через сравнение она вынудила Цезаря ощутить собственную ущербность. Прекрасно понимая, что под бравадой Цезаря кроется неуверенность, она пробудила в нем тревогу и горячее желание самоутвердиться, доказать свое величие. Стоило ему почувствовать эту потребность — и вот он уже становится легкой добычей для обольстительницы. Его уязвимым местом были постоянные сомнения относительно собственной мужественности.
Цезарь был убит, и тогда Клеопатра обратила взор на Марка Антония, одного из его преемников — правителей Рима. Антонию нравились зрелища и удовольствия, тонкостью вкусы его не отличались. В первый раз он увидел ее на палубе пышно убранного корабля. Она потчевала, поила и всячески ублажала его. Всё было нацелено на то, чтобы наглядно продемонстрировать ему преимущества египетского образа жизни перед римским, по крайней мере, по части того, что касалось удовольствий и развлечений. В этом римляне по сравнению с египтянами были скучны и примитивны. Антония заставили почувствовать, сколь многого он был лишен, пока проводил время со своими тупыми солдафонами и почтенной римской супругой. И как только он это ощутил, Клеопатра стала в его глазах воплощением всех волнующих радостей. Он превратился в ее раба.
Такова соблазнительная сила экзотики. Играя роль обольстителя, вы должны показаться пришельцем извне, предстать гостем, чужаком. В этой роли вы становитесь олицетворением перемен, новизны, разрушения повседневной рутины. Пусть, сравнивая себя с вами, ваши жертвы увидят, что их жизнь скучнее, чем им всегда казалось, а круг общения вовсе не так интересен. Лоренс подводил свои объекты к осознанию их собственной, персональной неполноценности; вероятно, вы сочтете такое проявление жестокости неприемлемым. В этом случае обратите внимание на их окружение, среду, жизненные обстоятельства. О Дон-Жуане сложено множество легенд. Особенно часто они повествуют о том, как он соблазняет простую деревенскую девушку, заставив ее ощутить беспросветную провинциальность ее жизни. А тут он, блестящий, одетый по последней моде, с благородными манерами. Он не такой, как все, он экзотичен, словно залетевшая издалека птица. Вначале она чувствует, как скучно живет, затем видит его, а в нем — свое спасение. Помните: люди, считающие, что их жизнь неинтересна, предпочитают искать причину не в себе, а во внешних обстоятельствах — городке, в котором родились, безликих и серых людях, которые их окружают. Стоит только дать им ощутить соблазн экзотики — и обольщение не составит для вас труда.
Другая чертовски уязвимая цель, в которую может метить обольститель,— это прошлое жертвы. Взрослея и старея, человек неизбежно отказывается от идеалов юности, а то и предает их, теряет непосредственность, какую-то жизненную энергию. Знание об этом дремлет где-то на дне сердца каждого из нас. Став обольстителем, вы должны вытащить эти переживания, вынести их на поверхность, показать своим жертвам, как безнадежно они удалились от своих былых целей и идеалов. Вы в свою очередь демонстрируете приверженность этим идеалам и как бы предоставляете людям шанс наверстать упущенное, догнать собственную юность с помощью приключения — через обольщение. Королева Англии Елизавета I в зрелом возрасте славилась суровостью и взыскательностью. Для монархини делом чести было не допустить, чтобы кто-либо из придворных заметил хоть намек на слабость или мягкость в ее характере. Но вот при дворе появился Роберт Девере, второй граф Эссекс. Дерзкий граф был много моложе королевы и частенько критиковал ее за жесткость. Королева все ему прощала — он был таким жизнерадостным и непосредственным, что не мог контролировать себя. Но его комментарии постепенно проникали в ее мозг. При взгляде на графа Эссекса возвышенные идеалы молодости, одухотворенность, женское обаяние, которые к тому времени давно ушли из ее жизни, вспоминались ей все настойчивее. Она начала ощущать, как слабые отголоски этого духа юности постепенно возрождаются в ней, когда он находится рядом. Вскоре он стал ее фаворитом, королева полюбила его. Старость частенько пленяется молодостью, но вначале юные должны наглядно продемонстрировать старшим, что те многое потеряли, забыли свои былые идеалы. Лишь в этом случае они с очевидностью осознают, что только юные способны помочь им возродить в себе прежний бунтарский дух, задавленный возрастом и обществом.
Возможности применения этого принципа безграничны. Политикам и власть имущим хорошо известно, что им не обольстить свою аудиторию, не заставить публику с готовностью верить каждому их слову и плясать под их дудку если вначале им не удастся пробудить в людях чувство недовольства. Скажем, вызовите у народных масс неуверенность, заставьте их задуматься и усомниться в том, какова их национальная идея, а затем помогите им сформулировать ее. Это настолько же верно для групп различной величины, даже для целых народов, как и для отдельных личностей: их также невозможно обольстить, не заставив почувствовать, что им чего-то недостает. Частью предвыборной стратегии Джона Ф. Кеннеди в 1960 году было заставить американцев почувствовать недовольство пятидесятыми, задуматься о том, как далеко страна отошла от своих идеалов. Говоря о 1950-х, Кеннеди не упоминал об экономической стабильности и процветании нации или о ее превращении в сверхсильную державу. Вместо этого он заявил, что для прошедшего периода были характерны конформизм, отсутствие риска и здорового авантюризма в жизни, утрата ценностей, которые вели за собой первопоселенцев. Отдать свой голос за Кеннеди для американца означало принять участие в коллективной авантюре, вернуться к идеалам, которые были преданы и забыты. Но раньше, чем присоединиться к этому крестовому походу, каждый из них должен был осознать, что им чего-то недостает. Группа людей, как и отдельная личность, может увязнуть в трясине обыденности, потерять ориентиры, забыть о своих подлинных целях. Чрезмерное благополучие лишает силы, иссушает. Вы сможете обольстить целую нацию, нацелившись в ее коллективные комплексы, в это дремлющее чувство, что в действительности не все обстоит так, как представляется. Вызывая недовольство настоящим и напоминая народу о его славном прошлом, можно поселить в нем чувство неуверенности. А затем вы выступите в роли того, кто окажется способен помочь ему определиться,— это самое крупномасштабное обольщение.
Символ: Стрела Купидона. Желание, пробуждаемое в соблазненном человеке, — отнюдь не нежное прикосновение и не приятное переживание: это открытая рана. Стрела приносит боль, терзание и потребность в облегчении. Желание должно предваряться болью. Направьте стрелу в самое уязвимое место жертвы и нанесите рану, которую вы сможете исцелять и вновь растравлять.
Оборотная сторона
Если вы зайдете слишком далеко в своих усилиях, то самооценка ваших жертв может оказаться слишком заниженной. В этом случае есть опасность, что возникшая неуверенность в себе не позволит им поддаться обольщению. Не переусердствуйте: подобно Лоренсу, старайтесь, чтобы за ранящим нападением следовал поступок, смягчающий болезненный эффект. В противном случае вы отпугнете жертву, между вами может возникнуть отчуждение.
Лесть зачастую оказывается более эффективным средством в обольщении. Английский премьер-министр викторианской эпохи Бенджамин Дизраэли всегда старался повышать самооценку людей, с которыми ему приходилось общаться. Он уступал, подыгрывал, делал их центром внимания, заставлял их чувствовать себя остроумными и обаятельными. Он обращался к людскому тщеславию, и окружающие отвечали ему глубокой привязанностью. Это своего рода разлитое обольщение, в котором отсутствует напряжение и глубокие эмоции, столь свойственные сексуальной его разновидности; оно обходит стороной и неудовлетворенность человека, и потребность в удовлетворении. Но если вы человек тонкий и умный, то найдете способ справиться с недоверием, положив начало непугающей, спокойной дружбе. Рано или поздно жертвы подпадут под ваше обаяние, и вот тогда можете наносить рану. И в самом деле, очаровав королеву Викторию и став ее другом, Дизраэли в то же время заставил ее смутно осознать, что она не вполне способна справиться с делами империи и что ее собственные жизненные идеалы остались нереализованными. Всё зависит от объекта. К людям, которые и без того находятся во власти комплексов, лучше применить более мягкий вариант. Как только они привыкнут к вам и почувствуют доверие, доставайте из колчана стрелы.