Вольный перевод из Жака Превера

ОСНОВНОЙ ТЕКСТ

Алкоголь

Я уезжаю: сумерки, туман…

Морозный вечер пахнет алкоголем.

А я не пью, и значит, – я не пьян,

Ну разве что немножечко – тобою…

Опять дороги синяя тоска,

Заснеженных деревьев силуэты…

Мне кажется, что ты издалека,

С какой-нибудь неведомой планеты.

А в городе, оставленном с тобой,

Я знаю все бульвары и аллеи,

Я ощущаю ропот городской

В своей душе, как в лавке бакалейной.

Но снова стать безжалостным рискуя,

Я в этот город все-таки вернусь,

Чтобы почувствовать за миг до поцелуя

дыханья твоего пьянящий вкус,

Чтоб ощутить твое сердцебиенье,

Ладонью, сердцем, немотою губ,

Увидеть снег, соборов загляденье

И мутный отсвет водосточных труб,

Чтобы словами – глупыми, пустыми,

Несказанными душу заполнять…

Наступит вечер, ветреный, полынный…

И снова снег, и надо уезжать...

Сетевая любовь

По стеклам барабанит дождь, рассвет пьянит, душа томится,

В кармане куртки медный грош звенит: пора опохмелиться.

Включен компьютер как всегда - забыл стереть вчерашний мусор,

А впрочем - это ерунда. День снова будет безыскусным.

С утра опять за монитор: работа, чертова работа.

Потом обед, словесный сор и сорок восемь анекдотов.

И ты смеешься как дурак над чьей-то глупостью, но скука

В твоей душе рождает страх, который ломится без стука

В твой дом, в твой мир, в твои стихи, в твое безбожное фиглярство,

В твои забытые грехи, в мельканье поездов и станций.

Ты чуешь как голодный волк своей вины манящий запах,

И вновь невысказанность строк гармонию крушит нахрапом.

И вроде нечего сказать, и дождь стучит невыносимо.

Гитаре нечего играть, измученной табачным дымом,

Но где-то там, в глуши души, среди развалин Карфагена

Строфа забытая дрожит - она безвольна и бесценна:

"Мир отказался от глупых тайн,

Но появилась новая тайна:

Когда я вижу, что ты онлайн,

Я чувствую твое дыханье..."

Летучая мышь

Ходишь туда-сюда, бродишь туда-сюда как параноик,

Что-то бормочешь под нос как создатель сонетов,

Воешь белугой, и снова смеешься до колик,

И называешь подругу свою Генриеттой.

Под фонарями летаешь летучею мышью,

Так же как ей тебе хочется хлеба и крови.

Падаешь ниц и утробою харкая дышишь

И называешь все это тоской и любовью.

Жизнь с тобой - скорбь с тобой, боль с тобой, плач с тобой, милый.

Все, кто тебя окружают, лишаются силы.

И понимает, что миссия эта не райские кущи,

Та, что дана в наказанье за всех предыдущих

Ходишь туда-сюда, бродишь туда-сюда как неврастеник.

Хочешь сказать – изо рта вырывается пламя.

И за спиной твоей только и видятся тени

И колокольни разрушенных походя храмов.

Над океаном летаешь летучею мышью,

К материку подлетаешь неведомой тварью.

В доме твоем, где кричащих никто не услышит,

Пахнет не серой, а водкой, болотом и гарью.

Время пройдет - на холме твоя жизнь оборвется

Заговоришь глоссолалии - солнце взорвется.

Только и будет тебя бессердечного слушать

Та, что дана в наказанье за всех предыдущих.

Моцарт

Заиграет скрипочка дождем,

Барабаны громом отзовутся.

«Начинай, маэстро, мы поймем,

Мы за мир, за дружбу, за искусство!»

Дирижер взмахнул, и карнавал

В масках, париках и кринолинах

Заскакал, запрыгал, зазвучал

Для вельмож и для простолюдинов.

Карнавал на piazze, у реки,

На мостах, каналах, где придется.

Под движенья трепетной руки

Он танцует, плачет и смеется.

А маэстро целый вечер пьет

Рейнское вино в бутылках пыльных…

«Что ж ты стонешь, друг Искариот,

Голосом утробным, замогильным?

Что за песню ты весь день поешь?

Что тебе неймется, забулдыга?

Видишь – карнавал, припрячь свой нож,

Не спеши раскручивать интригу...»

А маэстро целый день в бреду.

Он испуган: всюду ходят люди,

И играет музыка в саду,

За нее, конечно, не осудят,

Но найдут, что людям рассказать –

По умам снуют, как мыши, слухи.

Свечи тлеют, потная кровать,

На кровати – ветреная шлюха.

И скучает пыльный клавесин –

Он играть уже почти отучен,

И бубнит аккордов господин:

«Завтра все, конечно, будет лучше:

Заиграет скрипочка дождем,

Барабаны громом отзовутся,

Май грозой пройдет над городком,

Превращая ремесло в искусство».

Все пойдет, возможно, веселей

Вдалеке от ветреных людей…

Только ты, пожалуйста, не пей,

Вольфганг Амадей…

Поезд

И снова поезд как ночная повесть с фонариком под жарким одеялом,

непозабытым днем не успокоясь, торопится все пережить сначала.

Непозабытый день принес надежду, что завтра станет на порядок лучше,

но пробивается тепло через одежды и наступает сумасшедший день грядущий.

И получается, что раньше было проще. И снег валит, сбивая поезд с ритма.

Возьмешь билет, сбежишь хотя бы в Польшу, в ее костелах станешь неофитом.

Цветы подаришь ветреной паненке, которой по фиг - кто ты и откуда,

и будет жизнь затертой кинопленкой напоминать о старости, Иуда...

Так нет же - за окном маячит Киев. Через минуту выйдешь из вагона,

зайдешь в кафе с плакатом "Гамалии" и купишь кофе у баристы сонной.

Прощай, непозабытый день прошедший, привет,

непревзойденный день грядущий...

Лес опустел, по лесу бродит леший и бередит лесных зверушек души.

Пароходик

Снег пошел, снег белее печали,

снег готов быть и ныне и присно.

Пароходик стоит у причала,

на прохожих глядит одичало

и в огне фонаря серебрится.

И под снегом какой-нибудь Пушкин (правда, памятник - не настоящий)

На прохожих глядит одичало

как седой пароход у причала

и поэтому выглядит старше.

Снег пошел и в крещенской купели, там, где девушки днем окунались, -

словно лебеди прилетели,

лебединые песни пропели

и как девушки искупались...

В общем - снег. И в окне незнакомом ходит кто-то в дурмане печали,

Ощущая себя вне закона

в чьей-то памяти, в городе сонном,

каждый раз начиная сначала

Повторять, что зима не навеки, что она прекратится весною,

Что нельзя полюбить человека,

человека преклонного века,

да еще и с женою...

Пасхальные каникулы 2

С ятями и ерами напрасными,

Колокольным звоном и жарой

К нам сегодня постучалась пасха,

Попросившись на ночной постой.

Завтра все начнется опрометчиво

С крашенок, разбитых второпях,

А сегодня боль страстного вечера

В детских душах порождает страх…

Завтра все проснется, разговеется,

Позабудется и вспомнится опять..

Оберег в руке – пустяк, безделица:

Незачем о нем и вспоминать.

Надо только пожелать, уверовать

В то, что праздник все-таки придет…

С благовестом, ятями и ерами,

С отчужденьем от мирских забот

Будут вновь пасхальные каникулы

с самого утра, часов с шести

Куличами пахнуть, плакать скрипками

И беседы томные вести…

Мы с тобой почувствуем христосуясь,

Что беспечной теплотою губ

Мы еще в плену минувшей осени,

В рабстве у сомнений и причуд…

Есть еще надежда на спасение

На звонок вечерний – к девяти

Пасха, светлый праздник воскресения,

Жизнь прожить – как поле перейти.

Донецк

Донецк,

Мой город, мое пространство, моя ойкумена,

мой утренний дождь

и кофе,

ее кокетство –

Это театра огромная

полная страсти сцена,

Утопающая в розах моего Донецка.

Клевета о моем пространстве, моей планиде

Умрет:

клевещущим нужно почаще

теперь мыть руки -

Мой город отпоет ее, и на этой панихиде

Граждане и горожане возьмут пришлецов на поруки…

А я похожу по городу, подышу сиренью,

Расскажу незнакомой красотке множество сказок,

В футбольном экстазе сольюсь с молодым поколеньем,

И это, конечно же, будет

еще тем экстазом.

А я по Набережной пройдусь небрежной походкой,

Вспомню, как в детстве считал эту реку

рекою…

Мы с красивой девочкой по этой реке катались на лодке…

И где эта девочка – чьей она стала женою?

В моем пространстве нет подлецов и героев.

Я прощаю всем подлости и геройства.

Самое главное –

В этом городе я повстречался с тобою,

И это абсолютно не вызывает у меня беспокойства..

Наступает вечер в огнях рекламы.

Так будет и завтра, так же было и в детстве…

Мне кажется, с неба на меня смотрят папа и мама –

Царствие им небесное.

Из моего окна виден пустырь живописный –

Блаженное пространство задумчивых собаководов.

В моих книгах хранится огромное количество истин,

Но я считаю истинной только такую погоду,

Когда дождь моросит на бульваре и кофе у Лизы

Полон величия оттого, что он назван «Галапагосом»…

Прости мне, Господи, возраста моего кризис,

В принципе, это не кризис, а так – неврозы...

Город засыпает в огнях высотных зданий,

Ровные улицы застывают в его сновиденьях…

Я тоже усну – стремительно, монументально,

До свиданья, до следующего воскресенья…

Сон

Я сплю. Мне снится снегопад,

Мой город в дымке предрассветной,

Прогорклый привкус сигареты -

Как будто десять лет назад

Когда на улице мело

И снежный вихрь сбивал прохожих,

А я был дик и неухожен,

И мне чертовски не везло

И мне казалось: ничего

Не будет завтра, послезавтра –

Один лишь снег и горечь «Ватры»

И пустошь дома моего.

И бился снег в оконный свет

Как бабочки, и нет спасенья

От ощущенья пораженья,

Когда не мил весь белый свет.

Но, слава Богу, это сон.

Я сплю, а поезд мчится, мчится.

Тот снегопад не повторится,

Но будет новый сотворен.

И он найдет свой темный лес,

Свой город, своего вассала,

И зазвучит клавичембало

С неуспокоенных небес…

Воспоминания

Я помню рук прикосновенья,

Фонарный отсвет за окном,

И снега белое круженье

Над позабытым городком,

И полудетские тревоги

О том, что сбудется потом…

Непроходимые дороги

На Бессарабке – за углом

И очень хочется по снегу

Пройтись по улицам пустым.

И ты – как альфа и омега,

Как для татарина калым

В глазах останутся осколки

Разбитых троллями зеркал…

И новогодние иголки…

И не об этом я мечтал…

Я был и не был в этом мире,

В сплетенье рук, в смешной игре,

В забытой навсегда квартире,

В любви – как будто на игле

Когда так хочется устало,

Забыв надежду, веру, стыд,

Начать все заново, сначала

И, помолчав, заговорить

О том, что корабли способны

Достичь далеких берегов,

И что зима так бесподобна,

И что так не хватает слов…

А снег идет и в алкогольном

Прозрачном воздухе слова

Непостижимы – ранят больно,

И болью мучит голова..

И все останется на годы

В каких-то медленных делах…

Я снова мученик погоды,

Я преодолеваю страх.

Как в детстве – сказано немного

и только терпкий привкус губ,

И снег, и лунная дорога,

И мрачный дым фабричных труб…

Дождь

У дома твоего бушует дождь

И в водосточных трубах сущий ад,

А ты не спишь и все-таки живешь

Который день, который год подряд.

В извилинах судьбы царит покой,

И воздух – электричеством насыщен…

Мы очень скоро встретимся с тобой

И все, что недосказано, услышим.

Останется вздохнуть и сделать шаг,

Руки коснуться – как на карусели –

Закрыть глаза, и пересилить страх,

И стать дождем в мучительном апреле.

Пройтись грозой по паркам и садам

И говорить бессмысленные речи,

Разрушить храм или построить храм

И душу исцелить и искалечить.

Ах, как легко нас можно обмануть:

Лишь пара слов – и головокруженье,

И мы готовы повернуть свой путь

В иное лето, к новым искушеньям.

А виноватым будет только дождь,

Сшивающий мгновенья нашей встречи.

Он прекратится – ты опять уйдешь.

Зашторенные окна, теплый вечер

***

Есть поезд, есть купе, есть проводница.

Наследница бездушного Харона

Разносит чай, а поезд суетится

И норовит предать свои перроны.

Есть телефон, звенящий безутешно,

Захлебываясь, весь в слезах и муках.

В нем голоса полузабытых женщин,

В нем суета полуправдивых слухов.

А за окном Полтава или Харьков.

Там незнакомых окон свет и темень,

Там полумрак забытых полустанков –

Не мной забытых, позабытых всеми.

А люди в окнах проживают, спорят,

Пьют водку, чай, друг друга нежно любят,

Но поезд едет в череде историй,

Даст Бог, он довезет, он не забудет.

Я так устал, и тяжелеют веки…

Я вижу все, я слышу все, страдаю.

Мне тяжело быть грустным человеком

В последний день мучительного мая.

А поезд едет к пункту назначенья,

Где свет, где есть неведомое что-то…

Ночь отойдет, наступит воскресенье,

Но это явно не моя забота….

Я в поезде…

Я в поезде - скучаю, полусплю,

перебираю наших встреч минуты

И понимаю, как же я люблю,

Так любят лопари и алеуты.

И алеутской нежности полны,

За окнами мелькают полустанки.

Попутчики объелись белены

И погрузились в сумасбродство пьянки

Они не знают истины в вине

И правды в победившем алкоголе.

Я им не друг, но непривычно мне

Быть пьяным не абсентом, а тобою.

Беспрекословен мой алкоголизм,

Он начинается с бордо воспоминаний,

Затем немного терпкого шабли

Минутных встреч и долгих расставаний.

Затем коньяк мучительных разлук,

Недель без разговоров телефонных

И болтовня попутчика под стук

Колес и бессердечность перегонов.

А ты живешь в забытом городке

На краешке туманной ойкумены,

Там рыба водится в таинственной реке,

И кони скачут в поле суверенном.

И беспощадный огнегривый лев,

Оберегает город от напастей,

И синий буйвол входит гордо в хлев,

И золотой орел исполнен страсти.

Все это сказки, россказни, стихи...

Ты засыпаешь и сопишь как ежик.

Ты эту книгу сказок сбереги -

Потом все в сочинении изложишь.

Ты засыпаешь, за окном мороз.

В глазах картинки будущего лета.

Я по тебе скучаю как барбос,

Но никому не говори об этом.

ЭКСПРОМТЫ

***

Стучится поезд в полое пространство

души твоей, но доступ не получен…

Ты полюбил свое непостоянство,

Мой верный и неопытный попутчик

Ты что-то пьешь из фляги пожелтевшей

И что-то куришь - горькое, без фильтра..

Ты позабыл всех безутешных женщин,

Которым о тебе и вспомнить стыдно.

Море

Накрученный вчера километраж

Не станет провокатором печальки…

Тебя с утра встречает крымский пляж

И чайки…

И голых тел мучительный загар

И море в ожерелье теплой гальки…

И кажется, что ты совсем не стар…

И чайки…

Утро

Тяжелое похмелье, город в ранах

Вчерашнего разгула бессердечных

Приезжих… В этих вымученных странах

есть очень много безутешных женщин.

Гостиница как вымерла под утро

Ни горничных, ни Пушкиных с Толстыми…

На пыльной полке томик Кама-сутры

Прочитанной приезжими другими.

Почти по Шекспиру…

Для тебя, Дездемона, открыт тот заветный отдел,

Где платки продают в ожидании новой измены…

Всюду бродит твой мавр, он немного уже пожалел,

Что злодейка-судьба посулила ему перемены

Для тебя, Дездемона, разложены вещи и снедь,

Для тебя продавцы раскрывают стеклянные двери…

Будет Кассио рядом, и стоит тебе захотеть,

Он управу найдет на ревнивца и душу согреет

Но уже закрываются лавки, некупленный сыр

Очерствеет до завтра, как души у нас очерствели..

Ты устала: работа, за окнами ветреный мир.

И тележка скрипуча, и ждет тебя дома Отелло.

Зима

Земля холодная слегка заметена

Почти что незаметною порошей…

Предвидится чума… Предвидится война…

И ветреная кровь пульсирует под кожей.

Три всадника в ночи – и в топоте копыт

Зима бесснежная над городом летит,

И холод обдает измученные души,

И голос твой сипит, и голос твой простужен…

Что понапрасну крик мучительный рождать –

Все будет так, как предвещают книги,

Зимой весна и лето будут долго умирать,

Танцуя в фонарях бессмысленную джигу…

И так же жизнь пройдет – бесснежною зимой,

Бездарною тоской о прожитых мгновеньях.

И только стук копыт, услышанный тобой,

Надеждой озарит сердцебиенье.

Осень

Дождь начинается исподволь,

Вечер угрюм и несносен…

Поговорите об истинах,

Ваше величество, осень…

Поговорите о вечере,

Как об искусстве и книгах…

Наши бездарные встречи

Не обещают интриги.

Не обещают спасения

Странные расставания:

- Завтра опять воскресение…

- Да, как всегда… До свидания…

Дождь задрожит сигареткою,

Выброшенной, недокуренной…

Этой тоской безответною

Небо осеннее хмурится…

Только смеется обыденно

Город мой многоголосный…

Мы здесь непрошены, видимо,

Ваше величество, осень…

***

Погашен свет, туман, и в комнате закрытой,

Где вдоволь, как всегда, закуски и вина,

Друзьями и страной измученной забыты

Живут два персонажа – он, она…

Он:Скажите мне, что значит слово «чувства»?

И что я должен Вам поведать, чуть дыша?

В моих словах должна быть хоть капелька искусства?

Или достаточно того, что в них живет душа?

Она: Давайте не грустить, и заживем на славу,

Напрасные слова не будем повторять…

Ведь все же хорошо – и времена, и нравы,

И есть у нас вино, о чем еще желать?

И он нальет вина, и он предложит сливы,

Забыв о том, что вновь безумствует война…

Они сейчас вдвоем, они юны, красивы…

А на висках моих белеет седина…

ПЕРЕВОДЫ

Поль Верлен "Хандра"

В сердце дождь целый день

И на улицах – дождь:

Беспричинную грусть

В моем сердце найдешь.

Дождик сладко стучит,

Словно кровь у виска.

В моем сердце звучит

Этой песни тоска.

В сердце дождь без причин –

Как же он надоел.

Вероломством чужим

Я совсем не болел.

Просто сердце болит

От незнанья – как быть:

Нет любви, нет беды –

Только струи воды….

Вольный перевод из Жака Превера

Je suis allé au marché aux oiseaux... (J. Prevert)

Мы расстались с тобой, и потом

Я на птичий рынок пошел

Птиц купил – голубых, как сон.

Думал: «Пусть будет ей хорошо».

Но на рынке цветов за углом

Возле старой заброшенной мельницы

Я купил тебе васильков

И подумал: «Куда она денется!»

Стал коварным мой дерзкий план

(моя родина – дикие степи) –

Для тебя я выковал сам

Безупречные, крепкие цепи.

Правда, знаю – напрасен мой труд:

Все прошло, даже нет следов –

Никогда тебя не найдут

На рынке рабов…