КУЛЬТУРА XX века И СОВРЕМЕННОСТЬ

Исторический тип культуры имеет одну парадоксальную особенность: он начинает существовать после своей гибели, именно тогда эпоха обретает законченность целого. Процесс превращения обыденности настоящего в значимость и ценность прошлого и является рождением культуры, ведь ее природа — не что иное, как осмысление, наделение нейтрального феномена ценностным значением.

Двадцатый век... Еще бездомней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла) (Блок А. «Возмездие»).

Рождение нового века воспринималось многими как явление исключительное, знаменующее конец исторического цикла (Fin de siecle) и начало совершенно иной эпохи. По словам А. Блока, «уже январь 1901 года стоял под знаком совершенно иным, чем декабрь 1900 года ... самое начало столетия было исполнено существенно новых знамений и предчувствий».

Начало эпохи нередко сопровождается действительной гибелью, уходом, смертью, своеобразным освобождением места. Так начинался ХХ в. — в 1900 г. умер Верди, умер Ницше, в 1910 г. умер Лев Толстой. Уходили носители последней одушевленной культуры (в значении О. Шпенглера), Fin de siecle — пройден последний круг.

Календарно ХХ в. начался в 1901 г., однако первые двадцать лет были «утянуты» романтической инерцией ХIХ в. Еще долго оставалось ощущение межвременья, рубежа, безвременья. На дворе 1920 г., а О. Э. Мандельштам пишет: Век мой, зверь мой // Кто сумеет заглянуть в твои зрачки // И своею кровью склеит // Двух столетий позвонки? Безусловно, Мандельштам пишет о ХХ в., отсюда трагичность и надрыв. Однако поэт никак не может освободиться от впечатления, что предыдущее столетие либо еще длится, либо оборвалось невпопад, так, что нужно «склеить позвонки».

Человек всегда пребывал во власти временных циклов. По словам Ю. М. Лотмана, «константы вращения земли (движения солнца по небосклону), движение небесных светил, временных природных циклов оказывают непосредственное влияние на то, как человек моделирует мир в своем сознании». Не менее значительное детерминирующее воздействие оказывают на человека и искусственные, «культурные», как их можно было бы назвать, циклы — в том числе столетние и тысячелетние, созданные под влиянием, а отчасти и в подражание циклам естественным (отсюда культурные метафоры зимы-смерти, весны-возрождения). При этом границы, отделяющие один цикл от другого, воспринимаются как незримая сакральная черта, за которой таится Иное Бытие. Возможно, именно по этой причине люди с таким трепетом ожидают наступления Нового года, связывая с ним возможное начало «новой жизни». Что уж тогда говорить о Новом веке и Новом тысячелетии, встретить которые выпадает на долю избранных Временем («Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...») и приближение которых вызывает не только надежду, но и смутное чувство тревоги, а то и безотчетный повальный страх, как это случилось в Европе накануне 1000 г., например, папа римский Сильвестр II считал себя последним папой — ибо ожидал в 1000 г. завершения мировой истории.

Вероятно, по-настоящему культура ХХ в. началась между 1910 г. и Первой мировой войной. Значит, магия чисел не всесильна, а происходящие в начале ХХ в. события еще имели статус реальности, еще не превратились в симуляцию. Цивилизация еще не надевала маски «религиозных войн», «культурных революций», «эстетических актов» на утилитаризм и финансовые интересы, еще была жива душа культуры, однако идеи гибели мира, конца света оказались самыми актуальными. В 1913 г. было опубликовано стихотворение А. Кручёных «Мир гибнет...»:

мир гибнет

и нам ли останавливать

мы ли остановим оползень

Таким «оползнем» XX в. стало глобальное движение массовизации. Процесс культурной массовизации также возможно изображать с помощью метафоры, родственной самому термину: разрушение структуры, четких границ в социуме и в искусстве оказывается кашеобразной (аморфной) массой. Поэтому термин «масса» обычно обозначает непрочные и случайные типы человеческой общности, члены которых объединены лишь общно­стью присутствия в одном месте в одно время, а взаимодействие между ними сводится к взаимному усилению эмоций.

Феномен массовой культуры до сегодняшнего дня является предметом культурологических и социологических споров, а также неприязни и осуждения. Существуют довольно противоречивые точки зрения по вопросу о времени возникновения массовой культуры. С одной стороны, массовая культура извечна и поэтому ее можно обнаружить уже в древности. Оправдана также попытка связать возникновение массовой культуры с научно-технической революцией, породившей новые способы производства, распространения и потребления культуры (и в первую очередь информации). В связи с этим массовой культурой зачастую называют вид культурной продукции, каждодневно производящийся в больших объемах. Предполагается, что массовую культуру потребляют все люди, независимо от места и страны проживания.

На рубеже ХIХ—ХХ вв. массовизация затронула все сферы: экономику и политику, искусство и литературу, религию и философию, управление и общение людей. Среди основных направлений и проявлений современной массовой культуры необходимо выделить индустрию «субкультуры детства». Детская литература и искусство, промышленное производство игрушек и игр, детские клубы и лагеря, технологии коллективного воспитания преследуют цели явной или закамуфлированной универсализации процесса социализации, внедрения в сознание детей стандартизированных норм, идеологически ориентированных миропредставлений, закладывающих базовые ценностные установки, официально пропагандируемых в том или ином обществе. Стандартизация детства становится, с одной стороны, предметом пародии (например, изображение пионерского лагеря в фильме «Добро пожаловать! или Посторонним вход воспрещен», а также детского лагеря в американском фильме «Семейка Адамс», явля­ющемся отчасти самоиронией американской культуры), а с другой — агрессивного протеста (например, художественный проект «Стена» Pink Floyd).

Появление в Европе, а затем и повсеместно обязательной общеобразовательной школы — другой процесс массовой культуры, тесно связанный со стандартизацией детства. Прежде задачи общей социализации личности решались преимущественно средствами персональной трансляции знаний, норм и образцов сознания и поведения от родителей к детям, от мастера к ученику, от священника к прихожанину и т. п., причем в содержании транслируемого социального опыта особое место занимали личностные жизненные установки воспитателя и его персональные социо­культурные ориентации и предпочтения. На этапе разрастания масскульта подобные механизмы социального и культурного воспроизводства личности начинают терять свою эффективность. Возникает необходимость в большей универсализации содержания транслируемых информации, ценностных ориентаций, образцов сознания и поведения. Это, в свою очередь, вызвало необходимость создания канала трансляции знаний, понятий, символов широким массам населения, охватывающим всю нацию, а не только ее отдельные образованные сословия.

Средства массовой информации постепенно, но очень скоро превратились из информационного канала в орудие навязывания «нужной» интерпретации фактов. Для массовой культуры это и стало центральной и единственной функцией СМИ, и только немногие зрители, сопротивляющиеся такому напору чужих интерпретаций, видят, так сказать, неизначальность получаемой информации.

Процесс культурной массовизации в XX в. неотъемлем от складывания социальной неомифологии (национал-шовинизма, квазирелигии, паранаучных учений, кумиромании), упрощающей сложную систему ценностных ориентаций человека и многообразие оттенков мироощущений до элементарных оппозиций («наши — не наши», «мировой заговор», «поиски инопланетян»).

Реклама, мода, индустрия имиджа (журналы и телепередачи о жизни знаменитостей) формируют в коллективном сознании стандарты престижных интересов и потребностей, образа и стиля жизни. Текст рекламы часто формулируется в виде этических и эстетических норм и эталонов: «Если вы любите изящные вещи, значит, у вас есть «Маргарита-Кашемир», «До “Швепса” нужно дорасти». Вкусно, со смаком поесть, вымыть посуду, чисто вы­стирать одежду, почистить зубы, выпить пива, зажевывая все ароматной жевательной резинкой, — вот высшие блага персонажей рекламных роликов. Сведение культурных установок к базовым потребностям достигает апогея, когда появляются пародии или игра на противопоставлении «высокой» культуре. В рекламе начинает фигурировать категорически усредненный, «очень обычный» или немного ущербный персонаж, у зрителя появляется мысль: «Если даже он, то уж я!..».

Наиболее ярким предшественником критиков массового общества и массовой культуры был Ф. Ницше, благодаря своей обост­ренной артистической чувствительности предвосхитивший будущую роль массы, которая, по его словам, склоняется перед всем заурядным. Ницше горевал по поводу открывшейся возможно­сти истины для всех: «...если всех учить грамоте, книги быстро поизносятся».

Подробный анализ «массы», массовой психологии и соответственно массовой культуры был дан известным испанским философом Х. Ортега-и-Гассетом в книге «Восстание масс». Философ констатирует, что на авансцену истории вышел неожиданно невидимый ранее тип человека и еще более удивительный тип социальных связей. Массы больше не хотят следовать за духовной элитой и стремятся прорваться к власти, хотя и не умеют управлять. Принадлежность к массе для Ортеги оказывается скорее психическим свойством, характеристикой ущербности личности.

Было бы ошибкой не отметить, что субъектами массовой культуры являются не просто масса, но индивиды, объединенные различными связями. Поскольку люди выступают одновременно и как члены локальных групп, и как члены обширных социальных общностей, постольку субъект массовой культуры может рассматриваться как двуединый, т. е. одновременно и индивидуальный, и массовый. Известный французский философ Жиль Липовецки считает процесс индивидуализации центральным в масскульте. Это может показаться парадоксальным, однако Липовецки утверж­дает, что поиск идентичности, а не универсальности и определяет массовую пустоту современной культуры, опирающейся «на эмоциональную реализацию самого себя, жадно стремящегося к молодости, спорту, ритму, больше жаждущего благополучия, даже больше успеха в интимной жизни». Кроме того, Ж. Липовецки угадал одну из актуальных подсознательных культурных стратегий — поворот к локализации. Культура будто бы устала от тотальности, глобальности и размытости. Но возврат к этническим границам уже невозможен, как невозможен он и в экономике. Парадокс индивидуализма, приводящего к массовизации, описан давно. Еще в начале века Вл. Соловьев писал: «Чрезмерное развитие индивидуализма в современном Западе ведет к своему противоположному — к всеобщему обезличению и опошлению. Крайняя напряженность личного сознания, не находя себе соответствующего предмета, переходит в пустой и мелкий эгоизм, который все уравнивает». Можно сказать, что у современного обывателя пропускается этап «напряженного личного сознания» и он сразу, благодаря соответствующему воздействию современного информационного контекста, переходит в состояние уравновешивающего всех эгоизма — индивидуализма без индивидуальности. Качественная жизнь заменяется количественным присутствием, реальная свобода «быть» — фикцией ее, создаваемой видимостью «иметь».

Сделав выбор в пользу «иметь», человек массы все чаще и себя определяет через то, чем он сам обладает, что он потребляет и т. д. При этом он теряет некое единство целостной личности и предстает как набор определенных характеристик или свойств, который может производить впечатление личности. Подобная видимость личности образует, если воспользоваться одним из излюбленных терминов постмодернистов, своеобразный симулякр личности. И сама масса может рассматриваться как толпа таких людских симуляций.

Однако нельзя не обращать внимания на некоторую долю позитивности массовой культуры. Масскульт дает обычному человеку способ ориентироваться в наиболее типичных ситуациях, сообщает минимум необходимых культурных сведений, которые позволяют ему вписаться в общество. Современный масскульт чутко улавливает страх обывателя перед лицом вечных метафизических и психологических проблем и новых катастроф и дает ему избавление от них — пусть даже временное и иллюзорное. В качестве компенсации за безысходность своего усредненного существования человек массы, не способный не только перестроить мир, но и изменить собственную жизнь, получает навеянный масскультом «сон золотой», дающий ему забвение в грезах. Масс­культ, таким образом, выполняет определенную охранительную функцию, позволяя держать массу обывателей в состоянии пассивных мечтаний.

Развитие науки и техники расширяет для человека масскульта мир и пределы его бытия, удовлетворяет его потребности и этим стимулирует их дальнейший рост. Простота получения благ, а также усилия рекламы и всей системы мифотворчества делают потребительство естественным состоянием нашего современника. При этом формируется и закрепляется позиция, противоположная творческой. Прежде всего, само индустриальное общест­во порождает массу нетворческих профессий и делает нетворческими многие другие, в том числе искусство, превращенное в сферу производства. Потребительство становится доминирующей чертой, определяющей организацию жизни и в материальном, и в духовном плане. В крупных городах обязательным и престижным местом времяпрепровождения становятся так называемые «моллы» — торгово-развлекательные центры, включающие супермаркеты, бутики, кафе, кинотеатры, боулинги. Такой центр рассчитан на то, что человек может там провести круглые сутки, а также приобрести всё: от гвоздя до автомобиля.

Человек массы существовал всегда, но в обществе, ориентированном на традиционную систему ценностей, он прежде всего был встроен в определенную социальную и культурную «иерархию статусов». Представитель постмодернизма, известный своей критикой массовой культуры, Ж. Ф. Лиотар считает главной проблемой современности то, что произошла «Вселенская реабилитация посредственности» благодаря всяческому обыгрыванию ее в масскульте.

В ХХ в. массовое искусство заменило собою фольклор, который в синтаксическом плане построен чрезвычайно жестко. Тексты массовой литературы и кинематографа построены так же. Это необходимо для того, чтобы жанр мог быть опознан сразу: ожидание не должно нарушаться. Зрителя нельзя разочаровывать. Поэтому сюжеты внутри массовых жанров так часто повторяются. Повторяемость — это свойство мифа, в этом глубинное родство массовой и элитарной культур, которые в ХХ в. ориентируются на архетипы коллективного бессознательного. Актеры в сознании зрителя отождествляются с персонажами. Герой, умерший в одном фильме, воскресает в другом, как умирали и воскресали архаические мифологические боги. Кинозвезды в массовой культуре и есть боги. Так, например, голливудский актер Брюс Уиллис в цикле картин «Крепкий орешек» играет героя, спаса­ющего мир, город, район, здание от гибели. Он спаситель. Факт, что восприятие такой смысловой нагрузки героя Уиллиса происходит на подсознательном уровне, подтверждается хотя бы тем, что символически орех обозначал для средневековой философии Христа-спасителя. Вполне возможно, что создатели фильма, да и сам актер, не предполагали такого символического отзвука названия фильма, ведь сама фраза является поговоркой, клише обыденной речи. В этом двойственность произведений масскульта: обыденность и простота, реализующая архетип.

Иллюстрацией того, как современное массовое искусство адаптирует элитарность смыслов и тем для массового потребителя, может стать весьма нашумевший фильм братьев Вачовски «Матрица». Картина представляет собой сочетание обильных стили­стических и жанровых заимствований с многочисленными интеллектуальными отсылками. Персонажи цитируют Кэрролла, носят библейские имена и называются известными компьютерными терминами. Нео прячет диск в книгу Бодрийара «Симуляция и симулякры», количество мифологических, нумерологических и религиозных аллюзий сделало бы честь любому высоколобому постмодернисту. Но при этом «Матрица» остается фильмом дейст­вия и в то же время становится тем, что сами Вачовски назвали «грандиозный арт-хаус-хит». Просмотр картины вызывает много аллюзий и изящных версий для интерпретации сюжета. Вачовски ссылаются на Бодрийара, утверждавшего, что наш мир — симулякр, но в фильме это говорят открытым текстом без всякого Бодрийара. Иными словами, при некотором уровне образованности понятно, что «Матрица» не таит в себе третьих и пятых смыслов — они все видны при просмотре. Успех таких фильмов как раз и объясняется тем, что они позволяют широкой публике насладиться постмодернистской игрой, доступной ранее одним интеллектуалам, одной элите. Элитарные идеи Бодрийара вошли в массы, адаптировались для масс, превратившись в сюжетные ходы боевика. Но достоинство произведений массового искусства состоит не в том, что они демократичны, всем понятны, а в том, что они базируются на архетипах (бессознательных формах восприятия фундаментальных структур обыденной жизни: любви, насилия, труда, счастья и т. д.).

Массовая культура является «проводником» информации от элитарной культуры к обыденному сознанию. Эта «адаптация» включает в себя определенную «инфантилизацию» образных воплощений элитарной культуры, а также «управление» сознанием массового потребителя в интересах производителя информации, предлагаемого товара, услуг и т. д. Такого рода адаптация всегда требовалась для детей, когда в процессах воспитания и общего образования «взрослые» смыслы переводились на язык сказок, притч, занимательных историй, упрощенных примеров и пр., более доступных для детского сознания. Теперь подобная интерпретативная практика стала необходимой для человека на протяжении всей его жизни. Современный человек, даже будучи очень образованным, остается узким специалистом только в какой-то одной области, и уровень его специализированности повышается. В остальных областях ему требуется постоянный «штат» комментаторов, интерпретаторов, учителей, журналистов, рекламных агентов и иного рода «гидов», ведущих его по безбрежному морю информации о товарах, услугах, политических событиях, художественных новациях, социальных коллизиях и т. д.

Массовая культура, может быть, и является «культурным мусором», «стружками», но это стружки от очищенного и устремленного в своем постоянном движении вперед Духа. Безусловно, в основном по этим «стружкам» мы можем судить и о Духе, ведь сам он в чистом виде непознаваем.

Глубокий анализ роли СМИ в современности провел канад­ский социолог М. Маклюэн. Он приходит к выводу о том, что средства массовой коммуникации порождают новый тип культуры. В своих работах «Галактика Гутенберга», «Понимание средств связи» Маклюэн подчеркивает, что отправной точкой эпохи «индустриального и типографического человека» явилось изобретение И. Гутенбергом в ХV в. печатного станка.

Процесс концентрации и централизации производства начался в области печатного дела раньше, чем во многих других отраслях. Могущественные издательские фирмы (например, газетно-журнальный концерн Скриппса (1878) или Херста (1895) в США) занимали на рубеже ХIХ—ХХ вв. видное место в рядах образу­ющейся финансовой олигархии. Их политическое влияние становится особенно велико потому, что они, по выражению одного журналиста, осуществляют «формовку общественного мнения», производя непрерывно-поточными массовыми методами печатную продукцию.

Затем последовали пишущие машинки, развитие фотографии, изобретение звукозаписывающих устройств (фонографа и граммофона), возникновение кинематографа. Телефонную связь стали использовать не только для соединения двух абонентов. В 1882 г. в Петербурге с помощью телефонной линии транслировалась опера «Русалка» из Мариинского театра. Оперу по телефону могли слушать одновременно 15 человек. В 1883 г. венгерский инженер Т. Пушкаш организовал в Будапеште «Телефонную газету». Подписчики могли не выходя из дома узнать обо всем, что происходило в городе. Каждые полчаса редакция сообщала о положении на бирже, по вечерам по телефону транслировалась музыка.

М. Е. Салтыков-Щедрин в 1886 г. в цикле рассказов «Мелочи науки» иронически описывал возможности использования телефона: «Набрать бы в центре отборных и вполне подходящих к уровню современных требований педагогов, которые и распрост­раняли бы по телефону свет знаний по лицу вселенной, а на местах держать только туторов, которые наблюдали бы, чтобы ученики не повесничали...». Сегодня мы с трудом понимаем, что писатель грустно шутил, ибо образование сейчас именно так и выглядит: виртуальный лектор транслирует потоком информацию на виртуальную аудиторию в пространстве виртуальности.

Говоря о современной массовой культуре, мы часто отождест­вляем ее с медиакультурой, и ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что масс-медиа оказывают формирующее влияние на облик современного человека, на культуру повседневности, на моды и жизненные стили. Ведущее место среди форм масс-медиа совершенно очевидно принадлежит телевидению: телевидение и есть форма популярной культуры конца ХХ в. Оно, несомненно, является самой популярной формой проведения свободного времени во всем мире. Телевидение — важнейший фактор формирования нового социокультурного пространства, характерного для постиндустриального (или информационного) общества. «Впервые в истории, — пишет известный теоретик постиндустриального общества Д. Белл, — телевидение создало то, что греки некогда называли ойкуменой, — единое сообщество, или то, что М. Маклюэн назвал “глобальной деревней”».

Распространение спутникового и кабельного телевидения и связанный с этим рост числа каналов, дающий неограниченный выбор зрителю, привели к ситуации, в которой на место более или менее целостного, единого просмотра той или иной передачи приходит «зэппинг», постоянное переключение каналов, что создает ситуацию одновременного просмотра большого количест­ва передач. Это во многом напоминает характерное для постмодернистской культурной ситуации состояние зрителя — культурного потребителя, который уже не в состоянии воспринять какой-либо временной или смысловой континуум, но одновременно включает в свое поле восприятия ряд фрагментов и впечатлений, которые и создают специфику фрагментированного коллажа постсовременного культурного опыта. Интересно, что и использование видео, которое прочно входит в повседневную жизнь, также связано с этим процессом фрагментации — оно ис­пользуется, чтобы прокрутить не занимающие зрителя фрагменты, останавливаясь на том, что важно для понимания сюжета, или на деталях, представляющих специфический индивидуальный интерес. В результате записанные на видео телематериалы «прочитываются» как своеобразный дайджест.

Таким образом, мы сталкиваемся с парадоксом: формы коммуникации «сами по себе являются важным способом, при помощи которого реальность постоянно формируется и изменяется» (Р. Вильямс). Художественно-литературный вариант данной идеи стал сквозным сюжетом нескольких романов современного русского писателя-постмодерниста Виктора Пелевина. Персонажи его книг, проживая трагедии, преодолевая себя и мир, в один прекрасный момент (как правило, самый критический) обнаруживают, что этот самый мир, эта самая реальность — только декорации телевизионной студии. Политики нет — только телесериал, выдаваемый за последние новости; в космос никто никогда не летал — все только инсценировка, о которой часто не догадываются и сами участники-актёры. Человек пойман в ловушку «голубого экрана». Телевидение надело на человека колпак или оболочку, которая и принимается за действительность.

Человек информационной культуры живет в «свернутом» континууме, ведь телевидение, постепенно приобретая звук, цвет, входя в дом и круг семьи, а затем становясь интерактивным, освобождает человека от необходимости тратить деньги, силы, время на путешествие ради встречи с другой культурой или другим человеком. Все это существует не где-то в далеких землях, а здесь и сейчас.

В глобальном измерении XX в. возобновил массовый интерес к архаике и магии — это первая черта процесса, названного неомифологизмом. Мифы, неразрывно связанные с архаическим мировоззрением, служат для преодоления разрыва между человеком и миром, для смягчения разрывов в понимании бытия. Часто мифы приобретают значение социальных истин, они воспринимаются как нечто само собой разумеющееся и во многом формируют общественное мнение. Такой известный исследователь мифологии, как Р. Барт, подчеркивал, что функция мифа — удалять реальность, что он ощущается как отсутствие реальности. Миф отменяет сложность действий человека, дарует простоту. Порой говорят о мифах потрясенного сознания, которое вызвано жестокостью исторических фактов, социальной действительности. Действительно, массовый психоз является самой благодатной почвой для распространения иллюзий и мифов. Революционная атмосфера, переломные моменты способствуют коллективному мистицизму, фанатизму, превращению иллюзий в политические лозунги. По Фрейду, воздействие мифа на психику сродни воздействию химических веществ, вызывающих наркотическое опьянение на чисто биологическом уровне.

Миф упрощает проблемный мир, компенсирует человеку его потрясения в информационной культуре. Именно упрощенная (а значит, неполная, односторонняя или искаженная) истина лучше всего действует на воображение большого числа людей и становится их общим достоянием.

Миф можно понимать и как некую «модель-образец» (ср. термин Мирчи Элиаде — modele exmlaire), которая значительно облегчает ориентировку в сложном и противоречивом мире, а также регулирует человеческое поведение, сводя его к ограниченному числу возможных вариантов. Более того, человек испытывает психическую потребность в мифах как в упрощенных формулах или «парадигмах» действительности, потому как они позволяют его психике найти облегченный путь к согласию с окружающим миром и не блуждать в лабиринте противоречащих друг другу истин. Иными словами, мифы оберегают психику человека от шизофренического распада на множество «верных путей» мысли, чувства и поведения.

Специфической особенностью Нового и Новейшего времени является, однако, то, что старые «модели-образцы» были носителями священного, сакрального смысла, а сегодняшние мифы носят, как правило, светский, секулярный характер.

В различные периоды истории наблюдается возрождение мифологии. Античные мифы, например, сопровождали Великую французскую революцию, возвышая исторически ограниченные цели буржуазии до высоты всемирной исторической трагедии. Не исчезает интерес к мифологии и в ХХ в., несмотря на бурное развитие техники, научного сознания. Эти иррациональные лакуны общественного сознания широко используют реклама, кинематограф, которые возрождают, по сути дела, мифологические структуры сознания.

Когда из-за кинематографа, психоанализа, теории относительности и мировых войн разрушилось старое коллективное мировоззрение, когда обнаружилась мифологичность истины, нравст­венности и закона, а релятивизм стал единственной реальностью, началась новая культурная эпоха. Эпоха, подобная кипящему котлу вечно неготового бытия. Эпоха, смешавшая в себе все возможные и невозможные противоречия, породившая прочные и даже грубые основания мировой цивилизации и динамичные, хрупкие формы современной культуры.

Литература

Бауман, З. Индивидуализированное общество / З. Бауман. М.: Логос, 2002.

Бодрийар, Ж. Америка / Ж. Бодрийар. СПб.: Владимир Даль, 2000.

Кассирер, Э. Техника современных политических мифов / Э. Кассирер // Феномен человека: Антология. М., 1993.

Липовецки, Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме / Ж. Липовецки. СПб.: Владимир Даль, 2001.

Шайхитдинова, С. К. Информационное общество и «ситуация человека»: Эволюция феномена отчуждения / С. К. Шайхитдинова. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2004.

Юнг, К. Г. О современных мифах: сб. тр. / К. Г. Юнг. М., 1994.
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ

АБОРИГЕНЫ — коренные обитатели той или иной территории или страны, живущие здесь «изначально»; то же, что «авто­хтоны».

АВТОНОМИЯ — в этнических отношениях понимается как право самостоятельного управления жизненно важными проблемами своего этноса в соответствии с существующей в данном государстве конституцией.

АВТОСТЕРЕОТИПЫ — устойчивые представления этноса о своих качествах.

АВТОХТОННОЕ НАСЕЛЕНИЕ — первоначальное, исконное население какой-либо местности, территории, страны.

АДАПТАЦИЯ — приспособление строения и функций организмов к условиям существования.

АККУЛЬТУРАЦИЯ — процесс усвоения одной этнической группой норм, традиций, культурных ценностей другой этнической группы. Как правило, аккультурация свойственна малочисленным этническим меньшинствам, проживающим в тесном контакте или в одном государстве с крупным этносом. Бывает естественной и насильственной. Следует отличать от ассимиляции. При аккультурации этнический коллектив сохраняет собственную этническую идентичность, этническое самосознание. В процессе аккультурации формируется явление бикультурализма и билингвизма.

АКМАТИЧЕСКАЯ ФАЗА (у Л. Гумилева) — вторая фаза этногенеза, в которой пассионарное напряжение достигает максимума, период гражданских войн и смут.

АНИМИЗМ — вера в существование души и духов, универсальная для всех культур. Согласно Э. Тайлору, анимизм — первая стадия религии.

АНКЛАВ — территория или часть территории одного государст­ва, окруженная со всех сторон территорией другого государства.

АНТРОПОГЕНЕЗ — раздел антропологии, учение о происхождении человека.

АНТРОПОГЕОГРАФИЯ — теория культур Ф. Ратцеля, в которой ключевую роль играет анализ воздействия природной среды на развитие культуры. Значительное внимание уделяется изучению пространственного перемещения предметов материальной культуры (этнографические предметы), которые в антропогео­графии являются основным объектом исследования. Первая историческая форма диффузионизма.

АНТРОПОЛОГИЯ — биологическая наука о происхождении и эволюции физической организации человека и его рас. Иногда понимается как совокупность наук о человеке, включая этнографию, культурную и социальную антропологию.

АПАРТЕИД — принцип раздельного проживания представителей различных этнорасовых групп.

АРЕАЛ КУЛЬТУРНЫЙ — 1) пространственная характеристика функционирования и развития культур; 2) теория культурных ареалов — концепция, разработанная американскими этнологами (основатель О. Мейзон, США) для изучения пространственного распространения явлений культуры. Одна из разновидно­стей диффузионизма.

АРХЕТИПЫ КУЛЬТУРНЫЕ — базисные элементы культуры, формирующие константные модели духовной жизни. Содержание архетипов составляет типическое в культуре. Формирование архетипов происходит на уровне культуры всего человечества и культуры крупных исторических общностей в процессе систематизации и схематизации культурного опыта. Архетипы выполняют, согласно К. Юнгу, функцию моделей познания и поведения. Архетип — это бессознательный пласт культуры, источник мифологии, аккумуляция родовой памяти человечества.

АССИМИЛЯЦИЯ — тип этнических процессов, представля­ющих собой взаимодействие двух этносов, в результате которого один из них поглощается другим и утрачивает этническую идентичность. Протекает как естественным путем, так и насильственным, в ходе завоевания отдельных стран и территорий.

БИКУЛЬТУРАЛИЗМ — своеобразный сплав культур различных этносов, возникающий, как правило, в результате аккультурации, при котором между разнородными этническими элементами возникает своеобразное разделение сфер влияния.

БИЛИНГВИЗМ — функционирование двух языков для обслуживания нужд этнического коллектива и его отдельных членов; отличается от простого знания еще одного языка наравне с родным и предполагает возможность пользоваться разными языками в различных жизненных ситуациях.

ГЕНЕЗИС — происхождение, возникновение; процесс образования и становления развивающегося явления.

ГЕНОЦИД — истребление отдельных групп населения по расовым, национальным или религиозным мотивам.

ГЕРМЕНЕВТИКА — истолкование культурных текстов, среди которых могут быть не только письменные источники, но и любые предметы и явления культуры.

ГЕТЕРОГЕННОСТЬ — неоднородность по составу.

ГЕТТО — первоначально часть города, отведенная на поселения евреев; обозначение района города, в котором селятся определенные этнические меньшинства, нередко дискриминируемые или испытывающие социальный дискомфорт в иноэтническом окружении.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ — ускорение интеграции наций в мировую систему в связи с развитием современных транспортных средств и экономических связей, формированием транснациональных корпораций и мирового рынка, благодаря воздейст­вию на людей средств массовой информации. Глобализацию культуры следует отличать от культурного империализма, который представляет гегемонию развитых стран в различных сферах общественной жизни и принудительное распространение западных ценностей.

ГОМЕОСТАЗ (этнический) — этнос, находящийся в равновесии с природой.

ДЕМОГРАФИЯ — наука о народонаселении, закономерностях его развития, структуре и распределении на определенных территориях.

ДЕПОРТАЦИЯ — насильственное переселение групп населения или даже целых народов с их этнической родины или территории длительного проживания.

ДЕСЕГРЕГАЦИЯ — отмена, устранение сегрегации, отказ от политики, разделяющей население по расовому признаку.

ДИАЛОГ КУЛЬТУР — это познание иной культуры через свою, а своей через другую путём культурной интерпретации и адаптации этих культур друг к другу, но в условиях принципиального смыслового несовпадения большей части обеих. Только в этой ситуации культуры взаимообогащают друг друга, и средством этой коммуникации выступает язык не просто как средство перебрасывания информации, а как средство культурного общения.

ДИАСПОРА — пребывание значительной части народа (этнической общности) вне страны его происхождения.

ДИАХРОНИЯ — эволюция, смена состояний во времени.

ДИНАМИКА КУЛЬТУРЫ — срез или угол зрения, под которым рассматривается культура. Она описывает изменения или модификацию черт культуры во времени и пространстве. К культурной динамике относятся средства, механизмы и процессы, которые описывают трансформацию культуры, ее изменение. Культура зарождается, распространяется, разрушается, сохраняется, с ней происходит множество всевозможных метаморфоз. Динамические процессы в культуре различают по месту и длительно­сти. Так, крупномасштабными изменениями в культуре считают интервалы времени в 100—1000 лет (цивилизационные сдвиги), микромасштабными — периоды от 25—30 лет (время активной жизни в культуре одного поколения) до 100 лет, быстропроходящими — от одного месяца до нескольких лет (например, сезонные изменения моды, жаргон молодежной культуры), они не способны закрепиться в глубоких пластах культурной жизни.

ДИСКРИМИНАЦИЯ — ограничение или лишение прав определенной категории граждан по признаку расовой или национальной принадлежности, по признаку пола, по религиозным и политическим убеждениям и т. д.

ДИФФУЗИОНИЗМ — направление в изучении культур, основной предмет исследований которого — заимствование элементов культуры. Большую роль при этом играют пространственные характеристики распространения культур.