Символика тибетских чортенов

Чортен —это полный символ нашей веры. Мы рождаемся на земле. В течение всей жизни мы взбираемся или пытаемся взобраться как можно выше по Ступеням Достижения. Наконец, испустив последний вздох, мы входим в царство Эфира, или Духа. Затем вновь рождаемся для получения нового урока. Колесо Жизни символизирует этот беско­нечный цикл: рождение — жизнь — смерть — дух — рождение и т. д.

Многие чрезмерно пылкие студенты делают серьезную ошибку, при­писывая нам веру в ад, который иногда бывает изображен на Колесе. Может быть, какие-нибудь темные дикари и верят в существование ада, но только не просветленные представители нашей веры. Неужели хрис­тиане действительно верят, что после их смерти Сатана со своей компа­нией приготовят им жаровню и дыбу? Или они надеются присоединить­ся к меньшинству и попасть в Иные Места, где в ночных рубашках будут восседать на облаке и обучаться игре на арфе?

Мы веруем, что именно на Земле мы получаем уроки, именно на Земле горим и подвергаемся пыткам. «Иные Места» — это не что иное, как обитель душ, способных освободиться от физического тела и встре­титься с такими же свободными существами. Это не спиритуализм; это убежденность в том, что во сне и после смерти мы можем путешество­вать в астральных мирах. Высшие сферы этих миров носят название Страны Золотого Света. Мы убеждены, в астрале — после смерти или во сне — мы можем встречаться с теми, кого любим, потому что мы с ними пребываем в гармонии. И мы не можем встретить тех, кого презираем, поскольку презрение вызывает диссонанс, а в Стране Золотого Света диссонанс немыслим.

Все это было доказано временем, и приходится только сожалеть, что скептицизм и материализм Запада не позволили провести серьезные исследования возможностей нашей Науки. Довольно часто новые идеи не воспринимаются всерьез, иногда проходит много времени, прежде чем они завоевывают признание и право на существование. Это можно сказать о радио, телефоне, телевидении, авиации и многих других вещах.

ГЛАВА 11 ТРАППА

Со всем детским задором я твердо намеревался сдать экзамены с первого раза. По мере приближения моего двенадцатилетия я пос­тепенно замедлял ритм работы; экзамены начинались утром после моего дня рождения. Прошедшие годы были заполнены учебой: астрология, медицина, анатомия, религиозная этика, не говоря уже об искусстве приготовления благовоний, тибетском и китайском языках (особенное внимание уделялось каллиграфии) и математике. Об играх нечего было и думать. Единственной «игрой», разрешенной в монастыре, было дзю­до, да и то потому, что нам предстоял труднейший экзамен по борьбе. За три месяца до экзаменов лама Мингьяр Дондуп сказал мне:

— Не перегружай память, Лобсанг, отвлекись немного от учебы. Будь спокоен, как вот сейчас, и знания никуда от тебя не убегут.

Наступил ответственный день. В шесть часов утра я вместе с другими 15 кандидатами вошел в экзаменационный зал. Состоялась короткая служба для поднятия духа, после чего нас заставили раздеться и тщатель­но обыскали, чтобы ни у кого и в мыслях не было воспользоваться на экзамене средствами, недостойными священника. Затем мы переоде­лись в чистые одежды. Главный Экзаменатор вывел нас из экзамена­ционного зала и направил каждого в отдельную каменную келью разме­рами 2 на 3 метра и высотой около 2,5 метров. За кельями все время неотрывно наблюдали монахи-полицейские. Как только мы вошли в кельи, двери за нами были закрыты на замок и опечатаны. Через не­большое отверстие в стене каждый из нас получил чернильный прибор и первый лист с вопросами, а также чай с маслом и тсампу. Обслуживав­ший нас монах сказал, что тсампу нам будут выдавать три раза в день, а чая — сколько захотим. И экзамены начались. В день мы сдавали по одному предмету, и так в течение шести дней; это была напряженная работа с раннего утра до наступления темноты. Кельи были без крыш и освещались тем же дневным светом, что и весь экзаменационный зал.

Во время всего экзамена мы оставались каждый в своей келье, поки­дать которую не разрешалось ни под каким предлогом. С наступлением темноты у окошечка появлялся монах и собирал наши листки с выпол­ненными заданиями. После этого можно было отдохнуть и поспать до следующего утра. Я убедился на собственном опыте, что экзаменацион­ная письменная работа, продолжающаяся 14 часов, представляет серьез­ное испытание на прочность знаний и психологическую выдержку кан­дидата. Письменные работы закончились к вечеру шестого дня. Ночь мы провели взаперти, поскольку на следующее утро должны были уб­рать свои кельи и оставить их в таком же порядке, какой застали неделю назад. Остальная часть дня была предоставлена в полное наше распоря­жение!

Через три дня, когда были проверены все сочинения и найдены все ошибки в них, каждого по очереди вызывали в экзаменационную ко­миссию, члены которой снова и снова гоняли нас по всем предметам, уделяя особенно пристальное внимание нашим промахам и слабым мес­там. Опрос продолжался целый день.

На следующее утро все 16 кандидатов собрались в зале дзюдо, чтобы продемонстрировать, как они усвоили захваты, замки, падения, броски и искусство самоконтроля. Каждый должен был помериться силами с тремя другими участниками. Проигравшие выбывали один за другим — и в конце я остался один! Конечно же, я стал первым дзюдоистом лишь благодаря жестким тренировкам Тзу — а ведь тогда, в детстве, я считал его школу грубой и несправедливой.

Еще один день мы отдыхали, восстанавливая силы после трудных испытаний. Наконец наступил день объявления результатов. Мне и еще четырем моим товарищам, успешно выдержавшим экзамены, присвои­ли звание траппы — священника-врача. После экзаменов меня позвал к себе лама Мингьяр Дондуп, мы с ним не виделись все это время. Лицо его светилось радостью:

— Браво, Лобсанг, ты оказался первым в списке. Отец-настоятель послал специальное представление Далай-ламе. Он хотел сразу тебе присвоить звание ламы, но я возражал.

Мое лицо, кажется, вытянулось, и он добавил:

— Нужно учиться еще лучше и заслужить это звание трудом и успехами. Если тебе сейчас присвоить звание ламы, ты расслабишься в учебе. Я распорядился, чтобы тебя поместили в комнату рядом со мной. Придет время, и ты будешь сдавать экзамен на звание ламы.

Решение Мингьяра Дондупа показалось мне разумным. Кроме того, я бесконечно доверял ему и привык беспрекословно подчиняться. Я радовался, сознавая, что мой успех — это и его успех: это он сумел сделать из меня первого ученика по всем предметам.

Спустя несколько дней из Поталы прибыл запыхавшийся гонец с посланием от Далай-ламы. О, наши гонцы — великие комедианты. Они так умело изображают нечеловеческую усталость, что действительно складывается впечатление, будто они чуть ли не на животе преодолели тысячу километров, лишь бы вовремя доставить важную весть. Зная, что от Поталы до нашего монастыря нет и двух километров, я с улыбкой смотрел на «искусство» гонца от Далай-ламы.

Наимудрейший поздравлял меня с успехом и распорядился, чтобы ко мне относились как к ламе. Теперь я буду носить одежду ламы и пользоваться соответствующими правами и привилегиями. Однако Наимудрейший согласился с мнением Мингьяра Дондупа, что мне сле­дует продолжить учебу и серьезно готовиться к экзаменам, которые я все-таки должен буду сдавать, когда мне исполнится 16 лет.

Новый статус предоставлял мне большой выбор способов обучения. Я был освобожден от занятий в классе. Ко мне были прикреплены луч­шие специалисты, и учеба пошла еще быстрее.

Самым главным теперь было научиться искусству расслабления, без которого невозможно серьезно заниматься метафизикой. Однажды Мингьяр Дондуп зашел ко мне, когда я занимался, обложив себя различ­ными книгами, и внимательно посмотрел на меня.

— Лобсанг, твои нервы слишком натянуты. Ты не пойдешь далеко в созерцании, если не научишься расслабляться. Я покажу тебе, как это делать. Надо уметь расслабляться лежа, сидя и стоя, но начинать следует с положения лежа. Представь себе, что ты упал со скалы и разбился до полусмерти: лежишь на земле без движения, с полуоткрытым ртом — только так можно по-настоящему расслабить все мышцы лица. Руки и ноги раскиданы, в том положении, как они упали.

Ворочаясь так и этак, я наконец нашел нужную позу.

— Хорошо. Теперь вообрази, что в твоих руках и ногах поселились гномы, которые заставляют работать мышцы. Скажи им, чтобы они ушли, например, из ног. Необходимо, чтобы ноги стали неподвижными, бесчувственными. А твое сознание обязано проконтролировать это. Ты должен убедиться, что ноги отдыхают.

Вытянувшись, я старался представить себе гномов и вдруг увидел старого Тзу, забравшегося ко мне в ступни и теребившего пальцы. Я с большим удовольствием от него отделался!

— Пойдем дальше. Икры тоже заселены гномами, они славно пора­ботали с утра, теперь им надо отдохнуть. Переведи гномов в голову. Ну что, ушли они из ног? Ты уверен? Проверь себя — мышцы должны быть расслаблены.

Вдруг он указал пальцем на лодыжку:

— Постой, ты забыл там одного. Он дергает твою мышцу. Прогони его, прогони!

Наконец я полностью расслабил ноги, и лама Мингьяр Дондуп про­должал, довольный:

— Теперь перейдем к рукам. Начнем с пальцев. Удали из них этих крошек. Выведи их через запястья и локти к плечам. Представь себе, что гномы ушли и нет ни усталости, ни напряжения, вообще никаких ощу­щений.

Добившись желаемого результата, мой учитель продолжал:

— Переходи к телу. Представь себе, что тело твое — монастырь. Думай о тех монахах, которые сидят у тебя внутри и управляют твоими органами. Скажи им, чтобы они удалились. Сначала гони их к пояснице, расслабляя мышцы. Пусть они прекратят свою работу и уходят. Чувс­твуешь теперь, что все твое тело держится только благодаря внешней оболочке? Все опускается, провисает, занимает свой естественный уро­вень. Очень хорошо, теперь твое тело расслаблено.

Казалось, учитель был доволен моими успехами.

— Голова, несомненно, самый главный орган для расслабления. Нач­нем со рта. Сейчас, Лобсанг, твои губы сжаты. Расслабь их, расслабь! Ты же не собираешься ни говорить, ни есть, так что не напрягай губы. Теперь глаза. Их ничто не беспокоит, нет резкого света, закрой глаза, без всяких усилий, без напряжения сомкни веки...

Мингьяр Дондуп выглянул в открытое окно:

— О, наш лучший специалист по релаксации греется на солнышке. У кота-мурлыки ты, Лобсанг, можешь брать самые ценные уроки. Никто лучше кошек не умеет расслабиться.

Это можно долго описывать, и все кажется сложным, но на самом деле с помощью постоянных тренировок не так уж трудно научиться расслабляться за секунду. Эта система релаксации исключительно на­дежна. Кстати, она очень полезна для тех, кто плохо переносит нагрузки современной цивилизации. Им следует внимательно прочитать эти страницы, а также последующие, где речь идет не только о физическом, но и об умственном расслаблении.

— От одного физического расслабления пользы мало, если умствен­но ты продолжаешь пребывать в напряжении, — сказал лама Мингьяр Дондуп. — Лежа с закрытыми глазами, заставь себя сосредоточиться на своих мыслях. Непринужденно следи за их ходом. А теперь останови мысли, не позволяй им двигаться, ни о чем не думай. Представь себе черный квадрат — небытие. Мысли стараются перескочить с одной его стороны на другую. И некоторые будут перескакивать. Найди их и зас­тавь перескочить обратно. Представь себе все это как можно ярче, за­фиксируй визуально. В скором времени ты научишься без усилий «ви­деть» этот квадрат и наслаждаться полной умственной и физической релаксацией.

Это тоже намного труднее объяснить, чем сделать. Нужна не такая уж большая практика, чтобы натренировать себя расслабляться. Многие люди никогда не выключают сознание; это подобно тому, как если бы человек не отдыхал физически ни днем, ни ночью. Попробуйте идти пешком несколько дней и ночей — вы рухнете от усталости; а вот мозгу и сознанию сплошь и рядом не дают возможности отдыхать.

Весь уклад нашей жизни способствовал постоянной тренировке соз­нания. Мы очень много занимались дзюдо — в первую очередь как прекрасным средством самоконтроля. С нами работал замечательный специалист, способный справиться одновременно с десятью нападаю­щими. Мы с большим интересом учились у него, потому что он любил борьбу и его уроки всегда были интересными. На Западе нашу борьбу считают жестокой и варварской; особенно возражают против примене­ния «приемов удушения». Совершенно ложное представление. Как я уже говорил, достаточно легкого нажима на шею, чтобы человек потерял сознание на долю секунды. Он даже не успевает сообразить, что с ним произошло. Однако это не влечет за собой никаких вредных последс­твий. В Тибете из-за недостатка анестезирующих средств к этой технике прибегают при удалении зубов или при вправлении костей. Пациент ничего не видит и не чувствует боли. Используют ее и во время иници­ации, при освобождении души от тела для астральных путешествий.

Благодаря этим тренировкам мы практически не боялись падений. В программу дзюдо входит техника «мягкого» падения; обычным делом для ученика было прыгнуть или упасть со стены высотой от трех до пяти метров.

Обычно мы начинали тренировку по дзюдо с чтения наизусть Сту­пеней Среднего Пути — кодекса поведения буддиста:

• правильная мысль — это мысль, свободная от заблуждений и самокопания;

• правильное устремление — это устремление, исполненное возвышенных помыслов и честных намерений;

• правильное слово — это слово, выражающее доброту, уваже­ние, правду;

• правильное поведение — это поведение, присущее честному, миролюбивому и неэгоистичному человеку;

• правильная жизнь — жизнь человека, не совершающего зла против других людей или животных, признающего за живот­ными права живых существ;

• правильное усилие — это самоконтроль и постоянное самосо­вершенствование;

• правильная полнота сознания — правильные мысли и стрем­ление к правильным поступкам;

• правильный восторг — восторг, вызванный медитацией о ре­альности жизни и о сверх-Я.

Если кто-то нарушал эти правила, он должен был ложиться лицом вниз поперек главного входа в храм, так чтобы все входящие туда перес­тупали через его тело. Он должен был лежать без движения с утра до вечера, ему не давали ни есть, ни пить. Такое наказание считалось боль­шим позором.

Итак, я стал ламой и вошел в элиту Высших Существ. Звучало это здорово. Но были здесь и ловушки: если раньше я обязан был соблюдать 32 Правила Поведения Священника — пугающая цифра! — то теперь, к моему ужасу и смятению, подобных Правил было 253! В Шакпори хоро­ший лама соблюдал все эти правила без исключения.

Я продолжал много и усердно заниматься. Мир был переполнен вещами, которые необходимо изучать; иногда мне казалось, что моя голова не выдержит и вот-вот лопнет. Но случалось испытывать и удо­вольствие — например, когда я забирался на крышу, чтобы понаблю­дать за приездом Далай-ламы в Норбу Линга — парк Жемчужины. Приходилось делать это тайком, ибо смотреть на Бесценного сверху вниз запрещено. С крыши хорошо было все видно. Вот раскинулись два великолепных парка — Хати Линга и Додпал Линга на берегу реки Калингчу («линга» —насколько этими буквами можно передать тибет­ское произношение — означает «парк»). Чуть дальше видны были За­падные ворота — Парго Калинг. Они были проделаны в большом чортене специально для конного проезда, через них шла дорога к центру города мимо деревни Шо. Рядом с Шакпори возвышался чортен в честь национального героя — короля Кесара, жившего в эпоху войн, до при­хода в Тибет буддизма и мира.

А работа? Работы было очень много, но мы старались не упускать случая чем-нибудь компенсировать свой труд. Разве это не щедрая ком­пенсация за мой труд и учебу — общение с таким умным и щедрым душой человеком, каким был лама Мингьяр Дондуп, главным смыслом жизни которого было служение миру и ближним? Разве не вознаграждение уму и сердцу — обозревать великолепные зеленые долины и петля­ющую по ним голубую реку, деревья, горы, сверкающие под лучами солнца чортены, живописные монастыри и скромные жилища отшель­ников на недоступных скалах, совсем рядом — золоченые купола Поталы и вдали — крыши Джоканга? Товарищество лам, грубоватых с виду монахов, знакомый запах благовоний, наполнявший все храмы, — это и составляло нашу жизнь, жизнь, которую стоило прожить. Трудности? Да, их было много. Но в этом же было и что-то достойное. В любом сообществе встречаются люди неискренней веры или неглубокого ума. В Шакпори таких было совсем мало.