Задача, предмет и тема борьбы

То, что называют «сценической задачей», разъединяет людей и характеризует каждого, указывая на его отличие от других; а связывает борющихся как раз то в этих зада­чах, что ставит их в зависимость друг от друга.

Если для достижения своей цели одному нужен тот самый предмет, который находится в распоряжении дру­гого или нужен другому, и если нужда в нем того или дру­гого достаточно значительна, то из-за этого предмета они вступают в борьбу. Любой конкретный процесс борьбы на­чинается в тот момент, когда что-то единое оказывается своего рода «яблоком раздора», объектом разных хотений, устремлений, интересов[7].

Предмет борьбы - это всегда настолько значительная цель, одной из борющихся сторон, что сторона эта затрачивает повторные и все возрастающие усилия, чтобы принудить противную сторону к уступке. Поэтому не всякая цель - предмет борьбы и не все действия, совершаемые челове­ком в борьбе, подчинены той цели, которая является ее предметом. Например, споря с товарищем, я добиваюсь от него чего-то - борюсь с ним; но попутно я курю, одеваюсь, пью чай и т.д. Действия, необходимые, чтобы курить, одеваться и т.п., могут не иметь никакого отношения к предмету нашего спора и, следовательно, не быть необходимыми в той борьбе, которую я веду.

Действия, направленные к таким целям, возникают, так сказать «на досуге», когда человек имеет возможность отвлечься от того, за что он борется. Чем меньше усилий расходует человек на овладение предметом борьбы, тем больше у него «досуга», который он и употребляет в соответствии со своими мимолетными побуждениями, привычками, вкусами. Обнажение борьбы ведет к обнаружению предмета борьбы, появление «досуга» у борющихся скрывает борьбу и ведет к неопределенности, неясности ее предмета.

Предметом борьбы может быть все, что человек способен достаточно желать; а чего только люди ни желают: от действительно необходимого в биологическом или социальном смысле до вредного, иллюзорного, фантастического, даже бредового.

Среди предметов борьбы можно различать откровенно материальные и столь же бесспорно идеальные, духовные. Но такое разделение верно лишь как относительное и упро­щенное. В действительности в самых, казалось бы, оче­видно материальных предметах содержится нечто более или менее определенное идеальное, духовное, а самые, казалось бы, идеальные интересы и предметы борьбы практически выступают как материальные.

Таким образом, любой предмет борьбы имеет как бы две стороны - материальную и идеальную.

Но люди далеко не всегда осознают связь между этими сторонами своих желаний - предметов борьбы. Иногда им кажется, что они борются за высокий идеал, как если бы он был лишен материальной конкретности; иногда, борясь за что-то вполне материальное, конкретное, они не отдают себе отчета в том, что в действительности ими движет та или иная благовидная или неблаговидная идеальная цель. «Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительно­сти хотим», - говорит Ларошфуко (76, стр. 56). «Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются», - как сказал один из героев Достоевского (57, т.6, стр. 547). Связь между матери­альной и идеальной сторонами предмета борьбы есть, в сущности, предметная реализация субъективных устремле­ний или субъективная значимость объективных явлений.

Наблюдатель борьбы (как и зритель спектакля) вначале видит обычно борьбу за относительно конкретные пред­меты. Из того, каковы они, в какой последовательности сменяют друг друга, в каких условиях и как борются на­блюдаемые, наблюдатель делает выводы об идеальной, ду­ховной стороне предмета борьбы.

Важнейшее, к чему человек стремится в жизни, его главный предмет борьбы если и предстает перед ним в иде­альном качестве и в непосредственной близости, то в ис­ключительные, переломные моменты его жизни. Но часто людям кажется, что они подошли к нему вплотную. Так бы­вает с влюбленными, так бывает с поступлением в институт (скажем, театральный), с выбором места работы. Одни люди больше подвержены подобным иллюзиям, другие меньше.

Верно определить главную цель человека в действи­тельной жизни, в жизни, изображенной в пьесе, и в борьбе, долженствующей произойти в спектакле, - дело обычно сложное и трудное Ее как сверхзадачу образа актер при­зван обнаружить для зрителей своими действиями в тече­ние спектакля, как сущность определенного живого человека. Так, концентрируя свое внимание на одной из Порющихся сторон, мы приходим к сверхзадаче, и этим определяется важность, значительность понятия «задачи» в актерском искусстве.

Во взаимодействии образов предмет борьбы играет ту же роль, что задача в искусстве актерском. Так же как задача есть «столица» соответствующего актерского «куска», а сверхзадача - «столица» всей роли, - борьба в спектакле и целом имеет своей «столицей» главный предмет борьбы.

Предмет борьбы - это то, о чем идет речь в данном куске, эпизоде; то единое, чем фактически занимаются бо­рющиеся, хотя стремления и мотивы их различны. Например я хочу разрушить данное здание, а мой противник хочет сохранить его. Мы оба заняты зданием. Этот вполне материальный предмет имеет идеальную сторону. Она - историческая, художественная, утилитарно-практическая или иная его ценность, борьба идет из-за нее. А может быть, по существу «яблоком раздора» является понимание ценностей в самом широком смысле? Для одного на первом бытовые нужды жителей микрорайона, для другого интересы города, страны, будущих поколений?

Материальная сторона предмета борьбы ясна и конкретна, а идеальную можно увидеть по-разному, расширяя чуть ли не безгранично. Конкретизируясь в материальном предмете, она в то же время неразрывно связана в спектакле с темой или даже равна ей. Для зрителей тема (спектакля, акта, эпизода) раскрывается в борьбе персонажей за конкретные предметы, поскольку предметы эти идеально значимы не только для действующих лиц, но и для самих зрителей.

Поэтому тематическое богатство спектакля зависит от того, насколько разносторонне, широко и обстоятельно рас­крыта в борьбе идеальная сторона вполне конкретных пред­метов борьбы.

Но предмет борьбы выступает и как определенная цель одной из борющихся сторон, в то время как для другой он является темой, навязанной противной стороной, - к этому нам еще предстоит вернуться.

Главный предмет длительной, сложной и значительной по содержанию борьбы слагается из частных предметов и управляет ими; те в свою очередь - из еще более частных. Соответственно каждый эпизод взаимодействия на сцене имеет свою тему, и все они подчинены главной теме спек­такля - служат ее воплощению, развитию и обогащению. Связь главного предмета с подчиненными может быть при этом весьма сложной и даже противоречивой. Она дана и обнаруживается в развитии сюжета, который, таким об­разом, играет роль как бы «общего знаменателя» истории, легенды, литературы и сцены - искусства театрального. По­этому сюжет как содержание развивающихся в пьесе собы­тий - основа драматургии, предназначенной для сцены. Но предметы борьбы в то же время определяют и поведение актеров. Тогда в их взаимодействиях главная тема спек­такля воспринимается как единая, ясная и одновременно - сложная, богатая.

С понимания темы как предмета борьбы начинается перевод отвлеченной мысли на язык конкретных взаимо­действий персонажей. Добиваясь определенного течения борьбы, режиссер устанавливает, из-за чего в каждой дан­ной сцене она должна происходить. А это зависит от того, как он понимает главный предмет борьбы, то есть единую тему всей пьесы.

В каждой пьесе можно обнаружить столкновение сквоз­ного и контрсквозного действий; значит, в ней возможно не менее двух тем и двух предметов, претендующих на главен­ство. В спектакле они соревнуются, и практически одна не­избежно насколько-то преобладает. Это преобладание - в сочувствии зрителей, а оно подготовлено темой противостоя­щей. Если же для подчеркивания одной предусмотрительно «сократить» другую и смягчить остроту борьбы, то тему оста­ется декларировать. Так случается иногда при самых благих намерениях, когда забывается известная мысль Энгельса: «Чем больше скрыты взгляды автора, тем лучше для про­изведения искусства» (90, т.37, стр. 36). Тогда, по выражению Ю. Юзовского, в спектакле «идея торчит как кость в горле» (166, стр. 252). Поэтому в содержательном спектакле преобла­дание одной темы над другими достигается не затушевыва­нием подчиненных и не ослаблением контрсквозного действия, а, наоборот, - обнажением борьбы, но с такой рас­становкой борющихся сил, при которой каждый предмет борьбы служит выявлению главного по субординации и по контрасту. Тогда каждая тема, вплоть до главной, раскрыва­ется в жизненных противоречиях, и тем глубже, чем острее эти противоречия. Тогда любая из борющихся сил выполняет свою, строго определенную функцию в направлении затрачи­ваемых усилий; в актерском искусстве это выражается в том, что актер делает, а не в том, как он играет (отсюда - афо­ризм АД. Дикого: «Шестьдесят процентов успеха зависит от того, что ты играешь, и только сорок процентов - от того, как ты играешь»). Впрочем, здесь, как и всегда, «что» и «как» диалектически взаимосвязаны, и к этому мы еще вернемся.

В современном театре режиссеру приходится заботиться о том, чтобы, во-первых, борьба происходила в спектакле, а во-вторых, чтобы она была обнажена и протекала не сти­хийно, не случайно, не так, «как выйдет», а так, как того требует толкование режиссером темы пьесы.

Казалось бы, эти заботы должны полностью совпадать. В действительности они нередко вступают даже в противо­речие. Дело в том, что борьба может происходить на сцене, и борьбу можно изображать. Добиться того, чтобы борьба, общение, взаимодействие действительно происходили, значительно труднее, чем достичь изображения борьбы (той или другой), даже и относительно правдоподобного. А труд­нее всего добиться того, чтобы она не только действительно происходила, но и была такой, а не другой.

Поэтому при изучении борьбы целесообразно четко раз­граничивать общие закономерности существования всякой борьбы и те специфические условия, в зависимости от которых она протекает так, а не иначе. Мы рассмотрели то, что относится ко всякой, к любой борьбе - к возможности ее существования.

Я позволю себе логическую схему «Введения» кратко повторить, чтобы больше не возвращаться к определению понятий, которыми предстоит пользоваться в следующих главах.

На очереди стоит вопрос о выразительности правды, искренности на сцене; доверие к ним подрывают и эффект­ная неправда и невыразительность архинатурального. Все, что связано с выразительностью человеческого поведения, начинается с экономии сил. Эта всеобщая закономерность делает в жизни понятными, а на сцене выразительными не только цели человека, но и относительную, по суборди­нации, значительность для него каждой. Наиболее харак­теризуют человека те из них, которые так или иначе связывают человека с другими людьми; цели эти, достиг­нув относительной значительности и конкретности, дают начало борьбе. В ней выражаются характеры людей и то общее, что, через предмет борьбы, связывает их между собой, это: темы, идеи, мысли философского, общественно-политического, психологического порядка, которые театр берет в драматургии и призван обогащать.

В следующих главах мы остановимся на обязательных условиях, в которых протекает всякая борьба, но которые могут быть теми или другими и поэтому по-разному влияют на характер ее протекания. Условия эти можно называть «ха­рактеристиками», «параметрами», «измерениями» или «коор­динатами». Я буду употреблять слово «измерения». Предлагаемые мною «измерения» касаются: инициативности в борьбе (гл. I), предмета борьбы (гл. II), представлений че­ловека о том, с кем он борется (гл. III и IV), и обмена ин­формацией в борьбе (гл. V). Их я считаю основными потому, что нельзя представить себе борьбу, которую никто не начал, хотя начать ее можно по-разному. Это относится к «инициа­тивности». Невозможна и борьба без причины, повода и предмета; это было бы совершенно бесцельным (то есть не­возможным) расходованием усилий. Характер предмета борьбы не может не отразиться на ее ходе, а двойственная природа всякого предмета борьбы сказывается в преоблада­ний в разных случаях материальной или идеальной его сто­роны. В этом - основание для второго «измерения». Борьба всегда протекает так или иначе в зависимости от обеих бо­рющихся сторон, и у каждой существуют или возникают представления о противной стороне, влияющие на ее течение. Эти влияния рассматриваются третьим и четвертым «изме­рениями». Специфически человеческая борьба протекает в обмене информацией, и в его характере находят отражение едва ли не все особенности хода и развития борьбы. Это де­лает пятое «измерение» удобным для подведения итогов и проверки всех предшествовавших основных «измерений».

Но помимо основных можно представить себе сколько угодно других, в частности - производных. Некоторые из них будут рассмотрены после основных (гл. VI). В заключе­ние (гл. VII и VIII) будут предложены некоторые общие практические рекомендации и теоретические выводы.

В примечания вынесены высказывания художников, ученых и публицистов, которые могут быть полезны чита­телю, если он заинтересуется историей вопроса, литератур­ными источниками и обоснованиями. В примечаниях дано то наиболее яркое, что, в дополнение к непосредственной практике, привело к выводам, изложенным в книге.

Глава I

«ИНИЦИАТИВНОСТЬ»

Важно не то место, которое мы занимаем,

а то направление, в котором мы движемся.

Л. Толстой