Социализм и человек на кубе

Эрнесто Че ГЕВАРА

Уважаемый товарищ! Завершил эти заметки во время поездки в Аф­рику, подталкиваемый желанием, пусть с запозданием, выполнить свое обещание. Старался придерживаться темы заголовка. Полагаю, что эти заметки могут представить интерес для уругвайских читателей.

Уже стало привычным слышать из уст капиталистических глаша­таев в качестве аргумента в идеологической борьбе против социализма утверждение, будто при социализме или в период его строительства, чем мы сейчас и заняты, происходит ущемление личности в угоду ин­тересам государства. Я не претендую на то, чтобы опровергнуть это утверждение с чисто теоретических позиций. Обращусь к фактам ку­бинской действительности с добавлением комментариев общего харак­тера. В первую очередь хочу схематично воспроизвести основные чер­ты и эпизоды нашей революционной борьбы до и после взятия власти.

Как известно, точной датой начала революционных акций, завер­шившихся 1 января 1959 года, является 26 июля 1953 года. На рассвете того дня группа товарищей, руководимая Фиделем Кастро, атаковала казарму Монкада в провинции Орьенте. Нападение закончилось пора­жением. Поражение переросло в катастрофу. Оставшиеся в живых по­пали в тюрьму. После амнистии они возобновили революционную борьбу.

Во время этого процесса, содержащего в себе лишь ростки социализма, человек представлял собой главный фактор. Ему доверяли, вы­деляли не просто по имени и фамилии, но и по способности совершить поступок, определявший успех или провал поставленной задачи.

Наступил этап партизанской борьбы. Она развивалась в двух раз­личных средах. Это еще находившийся в состоянии спячки народ, мас­сы, которые надо было мобилизовать, и его авангард, партизаны — дви­жущая сила мобилизации, генератор революционной сознательности и боевого духа. Именно этот авангард, полагаю, стал катализатором, который способствовал созданию субъективных условий для победы. В рамках процесса пролетаризации мышления в ходе революции, охва­тившей наши жизни и умы, личность также была главным фактором. За каждым бойцом в Сьерра-Маэстра, достигшим какого-то высокого положения в революционных силах, стоят выдающиеся свершения. На основе этого он и получал право на повышение.

В этот героический период соревнование за должность с большей ответственностью, сопряженной с большей опасностью, зиждилось на удовлетворенности сознанием исполненного долга. В работе по революционному воспитанию мы часто обращаемся к этому поучительному фактору. В поведении бойцов проглядывали черты человека будущего. В нашей истории не раз имели место факты абсолютной самоотдачи делу революции. Во время октябрьского кризиса (1962 год.—Прим. ред.) и разгула урагана “Флора” (1963 год.— Прим. ред.) мы были сви­детелями беспримерного проявления народом мужества и самопожерт­вования. С точки зрения идеологической одна из наших основных задач заключалась в том, чтобы утверждать эти героические традиции.

В январе 1959 года было создано Революционное правительство с участием нескольких представителей продажной буржуазии. Наличие Повстанческой армии в качестве основного фактора силы гаранти­ровало отправление власти. Сразу же возникли серьезные противоре­чия, урегулированные в первом случае приходом Фиделя Кастро на пост главы правительства. Процесс завершился в июле того же года, когда под давлением масс президент Уррутия подал в отставку.

В Кубинскую революцию недвусмысленно включалось действую­щее лицо, которое с тех пор будет присутствовать постоянно: народные массы

Это многоликое существо не является, как предполагают некото­рые, суммой однопорядковых элементов, и поведение его нельзя сравнивать с поведением послушного стада. Действительно, массы без коле­баний следуют за руководителями, в основном за Фиделем Кастро. Но степень доверия, которую он завоевал у них, объясняется тем, что он полностью выражает чаяния народа и его желания, искренне борется за выполнение данных обещаний.

Массы участвовали в аграрной реформе и поддержали упорные усилия администрации государственных предприятий, прошли через героическую эпопею Плая-Хирона, закалялись в борьбе против различных банд, вооруженных ЦРУ США, пережили одно из самых острых испытаний нашего времени — октябрьский кризис и сегодня заняты строительством социализма.

На поверхностный взгляд может показаться, что правы те, кто говорит о подчинении личности государству, когда массы воодушевленно, дисциплинированно и ревностно берутся за выполнение задач, постав­ленных правительством, будь то экономического, культурного, воен­ного, спортивного или иного характера. Инициативы, как правило, ис­ходят от Фиделя или от высшего руководства революции в целом. Они разъясняются народу, который воспринимает их как собственные. других случаях местный опыт берется на вооружение партией и правительством, обобщается, в затем претворяется в жизнь.

Однако государство иногда ошибается. Когда такая ошибка про­исходит, падает коллективный энтузиазм масс по всем количественным параметрам, его образующим. Работа замедляется вплоть до самых низ­ких отметок, и приходится срочно выправлять положение. Так случи­лось в марте 1962 года из-за сектантской политики, навязанной пар­тии Анибалем Эскаланте.

Очевидно, механических рычагов недостаточно, чтобы гарантиро­вать преемственность разумных решений при отсутствии более надеж­ной структурной связи с массами. Мы должны укрепить эти связи в ближайшие годы. Но в условиях, когда инициативы исходят от высших правительственных сфер, мы пока пользуемся почти интуитивным ме­тодом прощупывания общей реакции населения на поставленные проблемы.

Подлинным мастером в этом деле является Фидель, чью исключи­тельную способность улавливать настроение народа, сливаться с ним можно оценить, только видя это собственными глазами. Во время круп­ных массовых мероприятий можно наблюдать нечто вроде диалога двух камертонов, когда звучание одного вызывает отклик другого. Фидель и масса начинают сливаться в нарастающем едином звучании. Его куль­минация прерывается резким финалом, завершающимся нашими воз­гласами в честь борьбы и победы.

Тем, кто не жил революцией, трудно понять это тесное диалекти­ческое единство, существующее между личностью и массой, когда они взаимопереплетаются и когда, в свою очередь, массы как сообщество индивидуумов сливаются с руководителями.

При капитализме тоже появляются политики, способные зажечь народ. Но если речь идет не о подлинном социальном движении, кото­рое не совсем уместно отождествлять с капитализмом, то оно действу­ет на протяжении жизни того, кто его вдохновляет, или до того дня, когда развеиваются массовые иллюзии, что предопределяется самой сущностью капиталистического общества. При капитализме человеком руководит такой порядок вещей, который обычно выходит за рамки его понимания. Отчужденная человеческая личность связана с обществом невидимой пуповиной. Это закон стоимости. Он действует во всех сфе­рах жизни, определяет поведение и судьбу человека.

Законы капитализма невидимы для большинства и слепы. Они воз­действуют на личность таким образом, что она и не догадывается об этом. Она только видит горизонт, кажущийся ей безграничным. Так представляет жизнь капиталистическая пропаганда, которая пытается создать из истории Рокфеллеров — правдивой или нет — образец того, какие возможности личного успеха предлагает этот строй. Нищета, со­провождающая рождение подобной истории, и подлость, неизбежная при сколачивании такого огромного состояния, остаются за кадром. И не всегда народ сам может разобраться в этом. (Здесь было бы уме­стным порассуждать о том, как в империалистических государствах ра­бочие утрачивают классовое интернационалистское чувство в силу того, что сами становятся соучастниками эксплуатации зависимых стран, и как это обстоятельство подтачивает боевой дух трудящихся в самих этих государствах. Однако данная тема выходит за рамки этих заметок.)

Во всяком случае, вырисовывается тернистый путь, который лич­ность с соответствующими качествами, безусловно, способна преодо­леть, чтобы достичь цели. Но это путь одиночек, которые, подобно по­бедителям волчьих бегов, добиваются приза, но только в случае гибели остальных участников гонки. Сейчас я попытаюсь дать определение личности, действующего лица удивительной и захватывающей драмы строительства социализма, когда эта личность должна быть и единственной в своем роде, и в то же время членом общества.

Думаю, самое простое —признать ее еще не готовым полуфабрика­том. Индивидуальное сознание переносит недостатки прошлого в на­стоящее, и надо работать, чтобы их исправить.

Процесс этот двусторонний. С одной стороны, действует общест­во, оказывающее прямое и косвенное влияние. С другой — индивидуум сознательно принимает участие в процессе самовоспитания.

В ходе своего становления новое общество вынуждено жестко кон­курировать с прошлым. Это сказывается не только на индивидуальном сознании, обремененном изъянами воспитания, ориентированного на изоляцию личности, но и на характере переходного периода, пронизан­ного товарными отношениями. Товар — экономическая ячейка капита­листического общества. Пока он есть, его существование отражается на организации производства и в конечном счете на сознании людей.

Схема Маркса воспринимает переходный период как результат взрывной трансформации капиталистического общества, раздираемого собственными противоречиями; в дальнейшем мы видим, как отрыва­ются от империалистического дерева отдельные страны, которые были его наиболее слабыми ветвями, что предвидел Ленин. В них капита­лизм развился в достаточной степени, чтобы его воздействие в той или иной мере почувствовали на себе народы. Но развал системы происхо­дит не из-за того, что внутренние противоречия исчерпали ее возмож­ности. Освободительная борьба против иностранной экспансии, нище­та, порожденная непредсказуемыми причинами, например, войной, по­следствия которой привилегированные классы перекладывают на пле­чи эксплуатируемых, освободительные движения, призванные сверг­нуть неоколониальные режимы,— таковы обычные факторы, вызываю­щие цепную реакцию. Сознательные действия довершают остальное.

В таких странах массы еще не полностью подготовлены для обще­ственно полезного труда. А простым присвоением богатства достиг­нуть изменений в жизни трудно. Отсталость, с одной стороны, и утеч­ка капиталов в так называемые “цивилизованные” страны — с другой, делают невозможными скорые и без жертв перемены. Предстоит пройти большой путь построения экономической базы, и велико искушение следовать проторенными тропами материальной заинтересованности, сделать ее рычагом ускоренного развития.

Может возникнуть опасная ситуация, когда за деревьями не видят леса. В погоне за химерой построить социализм с помощью непригод­ного инструмента, завещанного нам капитализмом (товар как экономи­ческая ячейка общества, рентабельность, личная материальная заинте­ресованность в качестве рычага развития и так далее), можно попасть в тупик. В него упираются после длительного пути, на котором дороги перекрещиваются много раз, и трудно почувствовать момент, когда сбиваются с маршрута. Между тем полученная в наследство экономи­ческая база уже осуществила подрывную акцию в сознании. Для пост­роения коммунизма наряду с созданием материальной базы необходи­мо формировать нового человека.

Поэтому так важен правильный выбор средств для мобилизации масс. Они должны в основном иметь моральное содержание. При этом мы не вправе забывать о материальных стимулах, особенно из общест­венных фондов.

Как я уже говорил, в экстремальной ситуации легко переоценить роль моральных стимулов; для того, чтобы поддерживать их дейст­венность, необходимо такое развитие сознания, при котором ценности приобретали бы новые категории. Все общество должно превратиться в огромную школу.

Основные черты этого явления схожи с процессом формирования буржуазного сознания в его раннюю эпоху. Капитализм прибегает к силе, но, кроме того, воспитывает людей в рамках системы. Прямая пропаганда, ведущаяся уполномоченными лицами, доказывает немину­емость этого классового строя, утверждает, что он-де определен богом или самим развитием природы. Все это внушается массам, осознающим себя жертвами зла, против которого невозможно бороться. Однако в людях не убивается надежда на лучшую долю. И в этом новый строй отличается от прежних кастовых режимов, которые не оставляли ника­ких альтернатив.

Для некоторых еще сохраняет силу кастовая формула: за послуша­ние — посмертное переселение в другие, чудесные миры, где примерные будут вознаграждены. Тем самым продолжается старая традиция. Для других вводится новшество: разделение на классы является фатальным. Однако личности могут выделиться из своего класса посредством тру­да, инициативы и так далее. Этот процесс и самовоспитание во имя успеха представляются глубоко лицемерными: это показная демонстра­ция того, что ложь является правдой.

В нашем случае непосредственное воспитание приобретает еще большую важность. Разъяснение убедительно, когда оно истинно и нет надобности в уловках. Эта работа осуществляется воспитательным ап­паратом государства в русле развития общей культуры, идеологии, по­вышения уровня технических знаний такими органами, как министер­ство просвещения и агитационный аппарат партии. Процесс воспита­ния охватывает массы, и новое, привнесенное поведение приобретает тенденцию превратиться в навык; масса берет его на вооружение и оказывает давление на тех, кто еще не перековался. Таков косвенный метод воспитания масс. Он имеет мощное влияние наравне с другими.

Но это сознательный процесс. Индивидуум постоянно ощущает на себе воздействие нового общественного строя и осознает, что еще не вполне соответствует ему. Благодаря этому воздействию, которое подразумевает косвенное воспитание, личность стремится приспособиться к ситуации, которую считает справедливой, и таким образом само­воспитывается.

На нынешнем этапе строительства социализма рождается новый человек. Его образ еще полностью не завершен; вероятно, этого никог­да не добиться, так как формирование личности происходит параллель­но с развитием новой экономической формации. Мы не принимаем в расчет тех, кто по причине недостатка воспитания выбирает путь ин­дивидуализма, удовлетворения личных амбиций. Такие люди есть и в новом движении. Они отрываются от масс, с которыми им по пути. Важно другое, что с каждым днем все больше осознается необходи­мость слияния личности с обществом, растет понимание того, что дви­жущая сила — человек.

Сейчас уже люди не бредут в полном отчуждении по запутанным тропам к отдаленным целям. Их ведут за собой партия, передовые ра­бочие и граждане, которые тесно связаны с массами, слиты с ними. Авангард устремлен в будущее, которое принадлежит всем. Это будет новое общество людей, обладающих иными качествами, общество че­ловека-коммуниста.

Путь к нему долог и полон трудностей. Иногда, заблудившись в дороге, необходимо отступать; порой в спешке мы отрываемся от масс; случается, что, потеряв темп, мы чувствуем дыхание тех, кто идет следом за нами. Считая себя революционерами, мы стараемся дви­гаться с максимально возможной скоростью, открывая маршруты, по которым должны пойти массы. Они смогут быстрее продвигаться вперед, если мы будем вдохновлять их своим примером.

Несмотря на значение, придаваемое моральным стимулам, сам факт, что существует разделение общества на две основные группы (исключая, естественно, меньшинство, которое по тем или иным при­чинам не участвует в строительстве социализма), указывает на относи­тельную неразвитость общественного сознания. Авангард идеологиче­ски более подготовлен по сравнению с массой, представление о новых ценностях которой еще недостаточно полно. Если внутри авангарда происходят качественные сдвиги, позволяющие ему самоотверженно идти впереди, то у массы кругозор ограничен и ей нужны стимулы. Она должна подвергаться определенному давлению; это диктатура пролета­риата, которая применяется в отношении не только разгромленного класса, но и в индивидуальном порядке в отношении представителей победившего класса.

Для достижения полного успеха в этом деле необходимы специ­альные механизмы и революционные институты. В сознании масс, ус­тремленных в будущее, концепция институционализации представля­ется гармоничным комплексом хорошо функционирующих каналов, звеньев и органов, которые помогают нашему продвижению, способст­вуют естественному отбору тех, кому надлежит идти в авангарде и рас­пределять награды или наказания тем, кто помогает строить новое об­щество или противодействует этому.

Институционализация революции еще не достигнута. Мы ищем че­го-то такого, что позволило бы достичь отождествления правительства с обществом, с учетом особенностей строительства социализма, макси­мально избегая общих проявлений буржуазной демократии, перенесен­ных на формирующееся общество (таких, как законодательные собра­ния и тому подобное). Без излишней поспешности уже предприняты шаги с целью постепенной институционализации революции. Основ­ной наш тормоз — это боязнь того, что обстоятельства формального ха­рактера могут отдалить нас от масс и личности, что мы потеряем из виду последнюю. А ведь самое важное революционное намерение зак­лючается в том, чтобы покончить с отчуждением человека.

Несмотря на нехватку институтов, которая постепенно будет устра­нена, сегодня массы уже творят историю как сознательный кол­лектив личностей, борющихся за общее дело. При социализме человек вопреки кажущейся стандартизации является более цельным; несмотря на отсутствие совершенного механизма, его возможности для самовыражения и нахождения достойного места в обществе неиз­меримо выросли.

Следует делать упор на его сознательном и коллективном участии во всех управленческих и производственных органах, увязать это с иде­ей необходимости получения им технического и идеологического вос­питания так, чтобы он почувствовал, как тесно взаимозависимы эти процессы, развивающиеся параллельным курсом. Только так человек сможет полностью осознать свою социальную сущность, что равно­значно тому, что он полностью состоялся как человеческое существо, разорвавшее цепи отчуждения. Это конкретно проявится и в восстанов­лении его природной сущности в процессе освобожденного труда, и в выражении его личности через культуру и искусство.

Для того чтобы достичь этого, труд должен приобрести новое со­держание; человек-товар прекращает свое существование, и устанавливается порядок, при котором ему выделяется доля за выполнение общественного долга. Средства производства принадлежат обществу, и индустриальная машина — только окоп, где исполняется долг. Человек начинает освобождать свой мозг от досадной мысли о том, что он обя­зан удовлетворять свои природные потребности посредством труда. Он начинает видеть себя в свершениях и осознавать свое величие в произведенном им продукте, в проделанной работе. Это исключает необходимость продавать себя как рабочую силу. Это означает вместе с тем эмансипацию, приобщение к жизни коллектива, выполнение обще­ственного долга.

Мы делаем все возможное, чтобы придать труду эту новую функ­цию и соединить его с техническим развитием. Это создаст условия, с одной стороны, для большей свободы, а с другой — для добровольного труда на основе марксистского положения о том, что человек полно­стью становится человеком лишь тогда, когда производит продукцию, не подвергаясь физическому принуждению продавать свою рабочую си­лу как товар.

Ясно, что труд, даже если он добровольный, пока не свободен от элементов насилия; человек еще не преобразовал любое принуждение в условное отражение природы общества и еще трудится во многих случаях, испытывая давление среды (Фидель называет это моральным принуждением). Ему еще предстоит достичь полного вдохновения от собственного труда, освободиться от прямого давления общественной среды. Связь с ней начинает строиться на новых принципах, которые восторжествуют при коммунизме.

Перемены как в сознании, так и в экономике не совершаются авто­матически. Они происходят медленно и неритмично: периоды ускоре­ния сменяются застоем и даже упадком.

Кроме того, надо иметь в виду, что мы сталкиваемся не с чистым переходным периодом, каким его видел Маркс в “Критике Готской программы”, а с новой, не предусмотренной им фазой, первым перио­дом перехода к коммунизму, или строительством социализма. Для него характерна острая классовая борьба при наличии элементов капита­лизма, которые всячески маскируют свою сущность.

Если к этому добавить схоластику, затормозившую развитие марк­систской философии и помешавшую систематическому исследованию этого периода, политическая экономия которого так и не была разви­та, то нужно согласиться с тем, что мы все еще находимся в “пеленках” и нам необходимо заняться изучением основных особенностей пере­ходного периода, прежде чем приступать к выработке перспективной экономической и политической теории.

Такая теория, совершенно очевидно, отдаст предпочтение следу­ющим двум факторам созидания: формированию нового человека и совершенствованию техники. По этим направлениям предстоит еще многое сделать, и тем непростительнее отставание, когда речь идет о технической стороне дела, так как здесь уже можно продвигаться не вслепую, а следовать по пути, проложенному передовыми странами мира. Поэтому Фидель с таким упорством говорит о необходимости технологического и научного просвещения народа и тем более его авангарда.

В области идей, которые направляют непроизводительную деятельность, легче заметить разделение между материальной и духовной потребностями. На протяжении длительного времени человек пытает­ся избавиться от отчуждения посредством культуры и искусства. Он ежедневно “умирает” на восемь и более часов, когда выступает в роли товара, и воскресает в духовном творчестве. Но это последнее средст­во несет в себе возбудителя аналогичного заболевания: он одинокое существо, которое ищет слияния с природой. Он защищает свою инди­видуальность, подавленную общественной средой, и реагирует на эс­тетические идеи как единственное в своем роде существо, желающее остаться непорочным.

Речь идет лишь о попытке к бегству. Закон стоимости уже не яв­ляется простым отражением производственных отношений; капитали­стические монополисты, упрятав его за грудой одежд, превратили в послушного слугу, хотя используемые ими методы следует назвать чисто эмпирическими. Надстройка навязывает такой вид искусства, в ду­хе которого надо воспитывать художников. Непокорные находятся под контролем общества, и только исключительные таланты могут созда­вать собственные произведения. Остальные превращаются в постыдных поденщиков от искусства или “перемалываются”.

Изобретается художественная теория, которая преподносится как критерий свободы, но эта “теория” имеет свои пределы, не ощущаемые до тех пор, пока на них не натыкаются, например, при постановке дей­ствительных проблем человека и его отчуждения. Бессмысленная тос­ка и примитивное времяпрепровождение являются удобными выпуск­ными клапанами для человеческого беспокойства; отвергается идея превращения искусства в орудие разоблачения.

Если вы принимаете правила игры, то добиваетесь почестей, сход­ных с теми, которые могла бы получить обезьяна, придумавшая пиру­эт. Главное условие — не пытаться убежать из невидимой клетки.

Когда революция взяла власть, наступил конец тотально приру­ченных; остальные — революционеры и не только они —увидели новый путь. Исследование творчества получило новый импульс. Однако мар­шруты были более или менее известны, и смысл концепции бегства в себя укрылся за словом “свобода”. Среди многих революционеров ча­сто проявлялась эта точка зрения, отражающая буржуазный идеализм в их сознании.

В странах, которые пережили схожий процесс, была предпринята попытка бороться против этих тенденций с помощью чрезмерного дог­матизма. На общую культуру наложили “табу”, разработали комплекс культурных ценностей, формально якобы отражающих законы приро­ды. Затем этот комплекс превратился в механическое отражение об­щественной реальности, какой она представлялась: идеальное общест­во почти без конфликтов и противоречий, то есть такое, каким его пы­тались создать.

Социализм молод, у него есть ошибки. Революционерам нередко недостает знаний и способностей, чтобы взяться за развитие нового че­ловека методами, отличными от общепринятых, а эти методы всецело зависят от общества, которое их создает. (Это еще один пример взаи­моотношений между формой и содержанием.) На первый план высту­пают проблемы производства материальных благ, что приводит к дезо­риентации широких слоев населения. У нас нет крупных деятелей культуры, которые имели бы большой революционный авторитет, поэ­тому партийные работники должны взять на себя решение этой задачи и добиться достижения главной цели: воспитания народа.

Пока же идут поиски упрощений, того, что понятно всем, что понимают чиновники. Ликвидируется подлинная художественная теория, а проблема общей культуры сводится к приноравливанию со­циалистического настоящего к мертвому (следовательно, безопасному) прошлому. Так рождается социалистический реализм на основе искус­ства прошлого века.

Но реалистическое искусство XIX века также является классовым, пожалуй, даже более капиталистическим, чем декадентское искусство XX столетия, которое отражает позицию отчужденного человека. Ка­питализм в культуре изжил себя полностью. От него в искусстве остал­ся дурно пахнущий труп сегодняшнего декадентства. Но зачем искать в застывших формах социалистического реализма единственно стоя­щий рецепт? Нельзя противопоставлять социалистическому реализму “свободу”, каковой еще не существует и не будет существовать вплоть до полного развития нового общества; нельзя безапелляционно осуж­дать с папского трона реализма все формы искусства, возникшие после первой половины ХIХ века. Так можно впасть в прудонистскую ошибку возвращения к прошлому, надев смирительную рубашку на худо­жественное выражение человека, который родился и формируется се­годня.

Ощущается недостаток развитого идеологического и культурного механизма, который бы позволил провести исследования и удалить сорную траву, так буйно разросшуюся на почве, удобренной государ­ственными субсидиями.

В нашей стране не было отмечено заблуждений под влиянием ме­ханического реализма. Скорее были признаки обратного характера. А произошло это из-за непонимания необходимости воспитать нового че­ловека, который не был бы носителем идей XIX и нынешнего веков упадочнических и болезнетворных. Человек XXI века — вот кого нам предстоит создать, хотя это еще субъективное и не систематизирован­ное стремление. Именно это — один из основных пунктов нашего ис­следования и работы. Если мы достигнем конкретных успехов в теории или сделаем широкие теоретические обобщения на базе наших кон­кретных исследований, то мы тем самым внесем ценный вклад в Марксизм-ленинизм, в развитие всего человечества. Выступления против ду­ховных ценностей человека XIX столетия привели нас к рецидиву декадентства XX века; это не очень тяжкий грех, но нам надо его испра­вить, иначе откроется простор для ревизионизма.

Массы будут развиваться, новые идеи получат соответствующее распространение, материальные возможности всестороннего развития абсолютно всех членов общества делают наш труд еще более плодо­творным. Настоящее — борьба, будущее — за нами.

Подводя итог сказанному, отмечу, что вина многих наших интел­лигентов и деятелей культуры коренится в изначальном грехе: они не являются подлинными революционерами. Мы можем попытаться сде­лать прививку вязу, чтобы он давал груши, но одновременно надо са­жать и грушевые сады. Новые поколения придут свободными от пер­вородного греха. Вероятность появления выдающихся художников бу­дет тем больше, чем больше расширятся рамки культуры и возможнос­ти для самовыражения. Наша задача состоит в том, чтобы не дать ны­нешнему поколению, раздираемому противоречиями, развратиться и разложить будущее. Мы не должны плодить ни поденщиков в искусст­ве, послушных официальным взглядам, ни стипендиатов, живущих под крылышком бюджета, выступающих за свободу в кавычках. Придут революционеры, которые запоют песнь нового человека подлинно на­родным голосом. Но этот процесс требует времени.

В нашем обществе большую роль играют молодежь и партия. Осо­бенно важна первая, ибо является мягкой глиной, из которой можно лепить нового человека без “родимых пятен” прошлого. С ней обра­щаются соответственно ее чаяниям. Ее воспитание становится все бо­лее совершенным. Мы не забываем и о вовлечении молодежи в трудовой ^\ процесс. Наши стипендиаты занимаются физическим трудом во время каникул или одновременно с обучением. Труд во многих случаях — по­ощрение, средство воспитания, но отнюдь не наказание. Рождается но­вое поколение.

Партия — авангардная организация. Товарищи рекомендуют к вступлению в ее ряды лучших представителей трудящихся. Она немно­гочисленна, но пользуется большим авторитетом благодаря своему со­ставу. Мы стремимся к тому, чтобы партия стала массовой. Но это ста­нет возможным только тогда, когда массы достигнут уровня развития авангарда. Иными словами, когда они будут воспитаны по-коммунистически. На такое воспитание нацелена наша работа. Партия — живой образец; ее кадры должны подавать пример трудолюбия и самопожерт­вования, нести в массы революционные задачи, на что потребуются годы нелегкой борьбы с трудностями, классовыми врагами, язвами про­шлого, против империализма...

Теперь хотелось бы пояснить роль, которую играет личность, че­ловек как индивидуум — вождь масс, творящих историю. Наш опыт не является каким-то рецептом. В первые годы Фидель дал толчок рево­люции, обеспечил руководство, всегда задавал тон. Но есть группа ре­волюционеров, которые развиваются в том же направлении, что и ли­дер. Народные массы следуют за своими руководителями, потому что верят им, потому что те умеют выражать их чаяния.

Речь не идет о том, сколько килограммов мяса можно съесть, сколько раз в год отдохнуть на курортах, сколько импортных вещей можно купить на нынешнюю заработную плату. Речь идет о том, на­сколько удовлетворенным чувствует себя человек, насколько он богат духовно, насколько развито у него чувство ответственности. Чело­век, представляющий собой настоящую личность, знает, что славная эпоха, в которую ему суждено жить, требует самопожертвования. Первыми поняли это бойцы в Сьерра-Маэстра, а затем повсюду, где шла борьба. Позднее это осознала вся страна. Куба — авангард Аме­рики и должна идти на жертвы, так как, находясь на передовой, указы­вает народам Латинской Америки путь к полному освобождению.

Внутри страны руководители должны играть авангардную роль. И надо сказать со всей искренностью, что истинные борцы отдают себя целиком делу революции. От нее не ждут никакой материальной компенсации. Жизнь подлинного революционера одновременно вели­колепна и трудна.

Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным ре­волюционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства. Вероят­но, в этом и состоит великая внутренняя драма каждого руководителя. Он должен совмещать духовную страсть и холодный ум, принимать мучительные решения, не дрогнув ни одним мускулом. Наши револю­ционеры должны поднять до уровня идеалов свою любовь к народу, к своему святому делу, сделать ее нерушимой и целостной. Они не могут снизойти даже до малой дозы повседневной ласки там, где обыч­ный человек это делает. Руководители революции имеют детей, в чьем первом лепете нет имени отца. Их жены — частица тех жертв, которые они приносят в жизни. Круг их друзей строго ограничен товарищами по Революции. Вне ее для них нет жизни.

В этих условиях надо обладать большой человечностью, чувством справедливости и правдивостью, чтобы не впасть в догматический экстремизм, в холодную схоластику, не оторваться от масс. Каждый день надо бороться за то, чтобы эта любовь к человечеству превра­щалась в конкретные дела, в действия, которые были бы примером для других, мобилизовали людей.

Революционер — идеологический движитель революции в рядах своей партии. Он сгорает в непрерывной борьбе, которую может остановить лишь смерть, если только не победит новая жизнь во все­мирном масштабе. Когда же вдруг его революционный пыл по тем или иным причинам перегорает, когда он начинает видеть самые на­сущные задачи решенными в локальном масштабе и забывает о про­летарском интернационализме, то революция, которой он руководит, перестает быть для него движущим фактором. Он впадает в сладкую дрему, чем и пользуется наш непримиримый враг — империализм, от­воевывая себе позиции. Пролетарский интернационализм — это и долг, и революционная необходимость. Так мы воспитываем наш народ.

Понятно, что есть и опасности, которые нас подстерегают. К ним относятся не только догматизм, нарушение взаимопонимания с масса­ми на пути к цели. Существует угроза поддаться обычным слабостям Если человек считает, что посвятил всю свою жизнь революции, и при этом не может избавиться от мысли, что его сыну не хватает какой-то пищи или что детская обувь у него истрепалась, что его семье недостает каких-то благ, то под этим соусом в его сознании прорастают семена будущей коррупции.

В данном случае мы считаем, что наши дети должны “иметь то и не иметь того, что имеют и чего не имеют дети простых людей”. На­ши семьи должны это понимать и поступать соответственно. Револю­цию делают люди, и каждый должен изо дня в день крепить свой рево­люционный дух.

Мы на марше. Во главе огромной колонны идет Фидель, и мы не стесняемся и не боимся сказать это. За ним — лучшие кадры партии а вплотную к ним, причем так близко, что чувствуется его огромная мощь,— народ, несокрушимый сплав индивидуальностей, идущих к об­щей цели. Это люди, осознавшие, что нужно делать, борющиеся за то, чтобы вырваться из царства необходимости в царство свободы.

Эта огромная масса людей организуется. Организация обусловле­на осознанием ее необходимости. Это уже не раздробленная сила, разделенная на части подобно тысячам осколков при взрыве гранаты. Это организация, не допускающая склок с целью занятия определен­ного положения, позволяющего рассчитывать на какие-то блага перед лицом неясного будущего.

Мы знаем, нам предстоят новые жертвы, и мы должны заплатить высокую цену за героическую решимость создать нацию — авангард. Мы, руководители, понимаем, что должны заплатить высокую цену за право говорить, что идем во главе народа, который стал лидером Аме­рики. Все и каждый из нас неустанно вносят свою долю самопожерт­вования, сознательно рассчитывая получить вознаграждение в виде чувства исполненного долга, продвигаясь в направлении к новому чело­веку, облик которого вырисовывается на горизонте.

Позвольте мне попытаться сделать несколько выводов. Мы, соци­алисты, свободнее остальных, потому что мы более цельные натуры; мы цельные натуры, потому что более свободны.

Остов нашей полной свободы готов. Остается добавить белковое вещество и одежду. И мы их создадим.

Наша свобода и ее фундамент окрашены кровью и сцементирова­ны жертвами.

На жертвы мы идем сознательно. Это цена, которую мы платим за свободу, которую отстаиваем.

Путь наш долог и неизведан. Но мы знаем конечную цель. Мы сформируем человека XXI века.