Проявления представлений о соотношении сил

...О своем

Паденьи мы в глазах друзей читаем

Скорей, чем сами чувствуем его.

Шекспир

Представления о соотношении сил (как и представления о соотношении интересов) определяют ту исходную психо­логическую позицию, с которой человек начинает борьбу, а в дальнейшем сказываются на его оценках и мобилизован­ности, в характере его пристроек и в выборе средств воз­действия, то есть на всем его поведении в борьбе.

В комнату вошел человек и обратился к одному или нескольким из присутствующих. Если вы обратите на это внимание, то увидите: вошел ли человек, считающий себя равным, считающий ли себя сильнее или слабее того, к кому он обратился. Например, вошел ли товарищ по ра­боте, начальник или проситель; разумеется, вы можете ошибиться - бывают начальники скромные, просители са­моуверенные и товарищи по работе самые разные. Это-то и любопытно - вы увидите не должностное или служебное положение человека, а его субъективную психологическую позицию, но и она выступает каждый раз с разными от­тенками и в разных вариациях. Сегодня начальник распо­ряжается не совсем так, как вчера, одному он отдает распоряжения не совсем так, как другому. Внимательный наблюдатель, знающий этого начальника, заметит: приба­вилось ли у него силы или убавилось, о ком из своих под­чиненных и в каком направлении изменились его представления, укрепилось ли его служебное положение или пошатнулось. Кто из подчиненных знает или догады­вается об этом, как это повлияло на представления этого подчиненного о соотношении сил? Все это неизбежно и не­произвольно, более или менее ярко отразится на конкрет­ном поведении каждого.

То же относится и к представлениям о равенстве сил: равный по силам сегодня хоть на сколько-то сильнее или слабее, чем вчера; а если у него самого не прибавилось и не убавилось сил, то, по его представлениям, хоть сколько-то прибавилось или убавилось у его партнера. Тут могут играть роль самые, казалось бы, незначительные и случай­ные мелочи, вплоть до одежды (особенно у женщин), влияющей на самочувствие и настроение в данный момент. Мелочи эти вносят оттенки и поправки в отмеченную выше инерцию - привычку иметь дело с сильнейшими, со сла­бейшими или с равными по силам. Что же касается самой привычки, то она наиболее ярко обнаруживается при пер­вом знакомстве с ее обладателем и при случайных мимо­летных соприкосновениях с ним: тут яснее всего выражаются его представления о своих собственных силах.

То, что для слабого важно, значительно, сильный может не заметить вовсе. Это обнаруживается в оценках; все, что входит в состав оценки (неподвижность, облегчение или потяжеление тела, изменение степени мобилизованно­сти), ярче, определеннее видно в оценках слабого, чем в оценках сильного, пока тот и другой еще только восприни­мают одни и те же касающиеся их события, не участвуя в них п. Это сказывается на дальнейшей мобилизованности.

Борясь с тем, кто, по его представлениям, сильнее его, слабый надеется на успех, но не может быть уверен в нем; поэтому противодействия партнера являются для него меньшей, а успехи, достижения, победы - большей неожи­данностью, чем для сильного. Сильный воспринимает ис­полнение своих требований как должное, а противодействия и замедления в повиновении - как нечто неожиданное, ненормальное. Сильный удивляется проти­водействию партнера, его отказам; слабый - его уступкам и своим успехам. Но эта общая тенденция в значительной степени вуалируется и осложняется тем, что для слабого все вообще изменения в окружающей среде более значи­тельны, чем для сильного. Поэтому могут быть велики и его оценки отказов партнера. Известно, что скромного че­ловека обрадовать легче, чем человека с претензиями.

К началу борьбы слабейший всегда более мобилизован, чем сильнейший. В ходе борьбы значительные оценки (как положительные, так и отрицательные) слабого вызывают не­которую, хотя бы мгновенную, демобилизацию; правда, вслед за ней он обычно усиленно мобилизуется вновь, спешно на­верстывая упущенное. Отсюда - некоторая суетливость.

Телесная мобилизованность, с которой начинает борьбу сильный, более устойчива; она есть пристройка «сверху», допускающая те или другие уточнения в зависимости от того, какие именно воздействия потребуются.

В результате мобилизованность сильного характеризу­ется признаками, которые приводит Ч. Дарвин: «Гордый человек проявляет свое чувство превосходства над другими тем, что держит голову и туловище прямо. Он высокомерен и всячески старается казаться выше... Заносчивый человек смотрит на других сверху вниз и опустив веки... В целом выражение гордости представляет полную противополож­ность выражению смирения» (52, стр. 855).

Отсюда и характер последующих пристроек к конкрет­ным воздействиям: для сильного - «сверху», для слабого - «снизу». Но это опять-таки лишь общие тенденции. Сильный, как и слабый, иногда применяет в борьбе спо­собы вопреки этим тенденциям. Сильный, например, может просить, объяснять, слабый может удивлять, упрекать - в специальном значении этих терминов.

Но самоуверенность, независимость освобождают тело; поэтому пристройки сильного всегда проще и более определенны, и чем он сильнее, тем меньше в его пристройках всякого рода мелких, суетливых движений, говорящих о противоречивости устремлений, о трудности нахождения способа воздействия на партнера. Слабость требует осторож­ности каждого шага. Внимание сильного направлено прямо к отдаленной цели; мелочи, пустяки не задевают его. А то, что его действительно коснулось, побуждает к вполне опре­деленному действию, и он уверенно его выполняет.

Поэтому пристройки сильного более четки, ясны и за­кончены, даже в тех случаях, когда он пристраивается «снизу», хотя пристройки слабого часто бывают более пол­ными. Если сильный, например, просит, то он именно про­сит, а не клянчит, не выпрашивает. Если сильный объясняет - он именно объясняет, а не совершает сложное словесное воздействие, в состав которого входит, между прочим, и объяснение. Он спокойнее... «Всякое достоинство, всякая сила спокойны - именно потому, что уверены в самих себе», - отметил В. Белинский (12, т.VII, стр. 623).

Балетмейстер М. Фокин рассказывает, как он строил пластический рисунок поведения двух основных персонажей балета «Петрушка» - Арапа и Петрушки: «Самодовольный Арап весь развернулся наружу. Несчастный, забитый, запу­ганный Петрушка весь съежился, ушел в себя. Взято ли это из жизни? Конечно, да...

Мы часто видим самодовольного человека, который, са­дясь на стул, широко раздвигает ноги, ступни в стороны, упирается кулаками в колени или в бока, высоко держит голову и выставляет грудь.

А вот другой: сядет на кончик стула, колени вместе, ступни внутрь, спина согнута, голова висит, руки, как плети. Мы сразу видим, что этому не везет в жизни» (156, стр. 287).

Разумеется, к приведенным здесь проявлениям пред­ставлений о соотношении сил относится то, что было ска­зано в предыдущей главе о признаках представлений о соотношении интересов: признаки эти выражают представле­ния о себе и о партнере более или менее полно и ярко в зави­симости от многих и разных обстоятельств, влияющих на них.

Дружественность, увлеченность деловой целью, нужда в партнере, а также - утомленность, физическая слабость, плохое настроение в данный момент, кроме того, навыки благовоспитанности - все это с разных сторон противона­правлено представлениям о своем превосходстве в силах. Всевозможные сдерживающие обстоятельства в той или другой степени сказываются прежде всего в отклонениях от общей тенденции сильного пристраиваться «сверху», а слабого - «снизу».

Слабый заранее, на всякий случай, подготавливает свое тело для какого-то воздействия «снизу»; такова и его общая мобилизованность; его пристройки характеризуются призна­ками, противоположными проявлениям самоуверенности.

Для представлений о равенстве сил характерны при­стройки «наравне», или - то слегка «сверху», то слегка «снизу»: чем ярче была «сверху», тем ярче последующая «снизу», а легкость переходов от одних к другим обеспечивается малой и потому относительно небрежной мобилизованностью. Разность сил обычно игнорируется, пока нет достаточной заинте­ресованности в ближайшем предмете борьбы7б.

Черта, характерная для слабости и заслуживающая спе­циального упоминания, касается полноты пристроек. Зави­симость слабого от партнера обнаруживается в расточительности мелких движений в пристройках. Отсюда: беспорядочность жестикуляции, работа лицевой мускулатуры, излишки мышечного напряжения, стремительность в пере­ходах от пристройки к воздействию и от одной пристройки к другой, иногда прямо противоположной по характеру. По­этому слабость проявляется в обостренности ритма, в лихо­радочных поисках средств воздействия, вплоть до попыток продемонстрировать отсутствующую независимость.

Хорошей иллюстрацией ко всему сказанному о телес­ных проявлениях силы и слабости представляется мне от­рывок из повести Николая Дубова «Беглец»:

«С приездом Виталия Сергеевича все незаметно начало меняться. И чем дольше он жил, тем больше менялось. Папка остался папкой, но стал казаться как-то меньше, а Виталий Сергеевич все больше его заслонял. И не потому, что Виталий Сергеевич высокий, сухопарый и костистый, а папка малень­кий. Он не совсем, конечно, маленький, а все-таки меньше всех ростом, даже меньше мамки. Но дело совсем не в росте. Они просто очень разные. Во всем. И говорят, и ходят, и де­лают все иначе. Даже, когда папка стоит на одном месте, ка­жется, что он ужасно куда-то спешит - переступает с ноги на ногу, станет то так, то эдак, и двигает руками, и перебирает пальцами, и улыбается, и шевелит губами, и хмурится, и щу­рится, как-то все время шевелится. Раньше Юрка этого не за­мечал или не обращал внимания, а теперь, когда приехал Виталий Сергеевич, стал замечать, и почему-то ему это все больше и больше не нравилось, и он даже стал стесняться, будто суетился не папка, а он сам. А Виталий Сергеевич ни­когда не торопился. Юрка сколько раз потихоньку наблюдал за ним, когда тот молчал и о чем-то думал, - он с полчаса, а может, и больше сидел, как каменный, смотрел в одну точку, и в лице у него ничего не шелохнулось - ни твердо сжатый рот, ни глубокие складки на впалых щеках. И он со всеми одинаков. Хоть с дедом, хоть с Максимовной, или с мамкой, или с нами, ребятами. Голос у него спокойный, не­громкий, но почему-то, когда он заговаривал, все умолкали и слушали, и он будто знал, был уверен, что так и будет, даже не пытался говорить громче, перекрикивать других. Ну, прямо как Сенька Ангел сказал - авторитетный. И когда они с дедом выпили, деда вон как развезло, а ему хоть бы что - не кри­чал, песни не орал и ни разу не заругался...

Вот таким и захотелось стать Юрке. Спокойным, силь­ным и авторитетным. Однако, как Юрка ни старался отыскать в себе что-нибудь, что делало бы его похожим на Виталия Сергеевича, отыскать не удавалось» (59, стр. 124-125).

С психологической стороны соотношение сил хорошо охарактеризовано И.А. Гончаровым в «Обломове»: «Илья Ильич... не глядит на всякого так, как будто просит осед­лать его и поехать, а глядит он на всех и на все так смело и сво­бодно, как будто требует покорности себе» (44, стр. 392).

Суетливость как признак слабости и спокойствие как признак силы особенно ясно видны в немом кино и в пан­томиме. Не случайно именно балетмейстер Фокин обратил внимание на проявление того и другого в бессловесном по­ведении... Но и Ф. Шаляпин говорил, по воспоминаниям B.C. Рождественского: «В драпировке-то каждый дурак сумеет быть величественным. А я хочу, чтобы это и голы­шом выходило. И представьте себе, в конце концов добился того, что хотел: «Знай прежде всего свое тело...» - это стало с тех пор моим нерушимым правилом» (123, стр. 170).

Представления о соотношении сил проявляются и в словесных воздействиях. Давая понять партнеру, чего именно он от него добивается, слабый склонен преувеличи­вать значительность своей цели для себя и уменьшать ее значительность для партнера; сильный, наоборот, - умень­шать ее значительность для себя и увеличивать для парт­нера. (Это выражается в лепке фраз.) То, чего добивается слабый, ему очень нужно, а партнеру сделать легко; то, чего добивается сильный, ему достаточно важно, но парт­нер выполнить обязан. Проявления повышенной заинтере­сованности в своих целях в борьбе с партнером говорят о недостатке сил. Повышенный интерес к обязанностям, делам, целям и нуждам другого говорит о силе.

Слабый, стремясь облегчить партнеру выполнение того, чего он от него добивается, склонен подробно и обстоя­тельно аргументировать свои притязания. Экономя время и внимание партнера, он в то же время стремится подробно изложить сложившиеся обстоятельства: такое стечение их, какое нуждается в немедленном вмешательстве партнера. Партнер не знает этих обстоятельств. Если его информи­ровать, он сделает то, что нужно слабому. Если же он все-таки медлит или отказывает, виноват сам слабый, и нужно дать дополнительные разъяснения и обоснования.

Сильный не прибегает к обстоятельным обоснованиям своих деловых требований. Партнер знает достаточно, по­скольку ему так или иначе выражено то, что от него тре­буется, а больше ему и незачем знать. Если же он чего-то не понимает, то сам виноват - он недостаточно сообрази­телен. Приходится узнавать: почему он не понял элемен­тарно простое, что должен бы понять. Поэтому, имея в виду дело (в позиционной борьбе картина меняется), силь­ный кратко формулирует то, что ему нужно, а излагая свои требования, он уже ждет начала их выполнения (или разъ­яснений о причинах промедления).

Слабый добивается только крайне необходимого и не вполне уверен в успехе; отсюда - торопливость в исполь­зовании обстоятельной аргументации; но торопливость вле­чет за собой ошибки, оплошности; их необходимо исправлять с еще большей торопливостью. Это ведет к суетливости в речи. У сильного нет оснований торопиться: суетливость от­сутствует и в строе его речи.

Вот пример того, как представления о собственных воз­можностях, изменившись, преобразуют поведение человека.

Л. Гровс пишет:

«В дневнике Стимсона очень живо описаны события тех дней (речь идет о днях испытания американцами атом­ной бомбы 16 июля 1945 года - П.Е.). Черчилль прочитал доклад Гровса полностью и рассказал мне о вчерашней встрече большой тройки. По тому, как Трумэн энергично и решительно противился нажиму русских и категорически отвергал их требования, он понял, что тот вдохновлен каким-то событием. «Теперь я знаю, что с ним произошло, - сказал он. - Вчера я не мог понять, в чем дело. Когда он пришел на конференцию после прочтения доклада, это был другой человек» (50, стр. 253-254).

Рассказ Чехова «Толстый и тонкий» может служить хо­рошей иллюстрацией того, как представления о соотноше­нии сил резко меняются не в результате изменения собственного положения, а под впечатлением об изменив­шемся положении партнера.

Можно не знать причин существующих или возникаю­щих у человека представлений о соотношении сил, но сами эти представления всегда так или иначе обнаруживаются. Ярких примеров в литературе поистине неисчерпаемое мно­жество; у Достоевского в «Бесах» Петр Верховенский, на­пример, борется как имеющий преимущества в силе со всеми, кроме Николая Ставрогина; Ставрогин - со всеми, кроме Лизы в начале последнего свидания с ней.

Если в подавляющем большинстве случаев человек видит, имеет ли он дело с партнером, считающим себя силь­нее, слабее или равным ему, и это относится даже к самым поверхностным знакомствам и мимолетным встречам, - тем не менее часто это нельзя доказать. Та же самая черта по­ведения, окруженная чертами одного характера, может ясно обнаруживать одни представления о соотношении сил, и эта же черта в другом окружении может выражать представления даже противоположные. Крайняя неуверенность в своих силах иногда обнаруживается в повышенной самоуверенности, а крайняя самоуверенность - в скромности.

Признаки представлений о соотношении сил выпол­няют определенную функцию в борьбе между людьми. Про­явления силы побуждают партнера к вниманию и даже к повиновению.

«Кто верить сам в себя умеет,

Тот и других доверьем овладеет,

И вот - ему успехи суждены», -

- говорит Мефистофель у Гёте (38, стр. 132). Признаки слабости, беспомощность располагают к снисходительности и уступкам. Поэтому люди иногда «настраивают себя» - созна­тельно внушают себе те представления о соотношении сил, какие они хотели бы иметь: готовясь к важному свиданию, человек повторяет для себя свои права и рисует обязанности партнера или рисует могущество партнера и свое безвыходное положение. Когда такие самоубеждения удаются, человек ис­пользует усвоенные по собственному заказу представления.

Чтобы принесла плоды самоуверенность, нужно пове­рить либо в свою силу, либо в слабость партнера. «Человек только там удовлетворяет других, где он удовлетворяет са­мого себя, лишь там он чего-то добивается, где он сам верит в свои силы» (Л. Фейербах. - 153, стр. 242). Чтобы произвести впечатление скромности, нужно поверить в силу партнера или в свою слабость. Тогда борющийся призывает партнера к великодушию и покровительству: вам, мол, ничего не стоит то, что для меня крайне важно, и вся моя надежда на вас... Партнеру приятно признание его превос­ходства в силе, и за полученное удовольствие он, может быть, согласится уплатить уступкой. (Этого мы уже каса­лись, когда речь шла о лести.)

Примеры слабости, вызывающей жалость, - поведение высокопоставленных сановников царского правительства на допросах, в которых участвовал А. Блок в 1917 году. В своей записной книжке он отметил: «Никого нельзя судить. Чело­век в горе и в унижении становится ребенком. Вспомни Вы­рубову, она врет по-детски... Вспомни, как, по-детски посмотрел Протопопов на Муравьева - снизу вверх, как виноватый мальчишка, когда ему сказали «Вы, Александр Дмитриевич, попали в очень сложное историческое движе­ние». Он кивнул: «Совершенно верно». И посмотрел снизу вверх: никогда не забуду. Вспомни, как Воейков на вопрос, есть ли у него защитник (по какому-то коммерческому иску к нему) опять виновато по-детски взглянул и сказал жа­лобно: «Да у меня никого нет» (16, стр. 340). Как видно, на Блока эти признания слабости произвели впечатление; едва ли в них был сознательный расчет - Блок заметил бы это...

Признаки силы и слабости непроизвольно исполь­зуются иногда в борьбе, например, между близкими - между родителями и детьми, между учителем и учеником. Так, чтобы утешить, ободрить огорченного друга, подчеркивают свою бодрость - силу; чтобы добиться извинения, примирения, демонстрируют свою беспомощность. Но такие подчеркивания ведут к осложнениям, как только переходят границы и задевают самолюбие партнера.