Традиция и культурный ландшафт

Традиция есть система культурных «генов-ко­дов», действующих во всех областях культуры. Но понятие «культура» не идентично понятию «традиция», ибо традиция есть лишь элементар­ный «ген-код» культуры, а не само её «тело». Более того «пространство-время» тра­диции имеет иные измерения, чем «пространство-время» культуры. Если мы убираем понятие «традиция» и за­меняем его понятием «культура», то получается, что культура есть именно эта система культурных кодов. Но тогда ос­тальное есть не куль­тура, а об­щество, т.е. система соци­альных взаимодействий, при этом выпадает из обще­ства сфера духовной культуры - менталитет, которая занимается воспроизводством этих культурных кодов и которая социально организо­вана. Также становится непонятным: как в системе социальных взаимодействий дей­ствуют устойчивые формы её организа­ции, которые к тому же не всегда передаются путем пе­реноса через формы ментально­сти - нужно их относить к культуре или нет. Более того, непонятно к чему относится хозяйство, т.е. форма производственной деятельности (к слову сказать, это также имеет отношение к духовной культуре, ибо духовная культура – это тоже производство). При предлагаемой же расположенно­сти понятий: «традиция» - «культура»: «менталитет» - «общество» - «хозяйство», - все ук­ладыва­ется в довольно стройную систему. Традиция – это система культурных «ген-ко­дов», которая действует во всех областях культуры, культура же слагается из менталь­ной, социальной и хозяйственной сферы. Есть коды традиции, есть культура, в которых они действуют, есть менталитет – как набор символических кон­струкций, закрепляющий человеческий опыт и его образ жизни, есть общество - сис­тема социальных взаимодей­ствий, есть хо­зяйство – как сис­тема производственной дея­тельности, - и они все являются частными сферами и моментами проявления культуры.

Более ясным это становится, когда, следуя Г. Тарду или следуя критике П. Сорокина в поздний период его творчества организмических концепций культуры Данилевского, Шпенглера и Тойнби, заметим, что ареалы ментальных, социальных и хозяйственных систем не совпадают. Факт, что исповедующие те или иные верования общности лю­дей не всегда замкнуты лишь определенным государством или иным общественным объе­динением. Идентично, ареал распространения той или иной хозяйственной системы не детерминирован тем или иным менталитетом или социальной формой. Но механизм традиции действует во всех них. При отождествлении же «традиции» и «культуры» во­обще нельзя понять, как связана культура, понимаемая при такой интерпретации обычно как «духовная» куль­тура, с социальными и хозяйственными системами.

В данном случае подходит теория «пяти причин» основателя неосхоластики Франсиско Суареса, который добавил к «че­тырем причинам» Аристотеля, «пятую при­чину» – causa exeplaris (уподобитель­ную причину). «Уподоби­тельная причина» образует коды традиций; «форма» - задает культурные формы в менталитете, обществе и хозяйстве; «причину движения» задают интересы; а «то, ради чего» за­дают ценности; а «материя» или «субстрат» состоит из мыслей, поведения и деятельно­сти реальных людей - из их «жизненного мира» повседневности.

Время традиции не совпадает со временем истории культуры. Любая традиция может «клонироваться» в любое время истории культуры, события же истории культуры не повторимы, ибо, как было сказано, ряды последовательно­стей традиций не совпадают со временем истории культуры.

Теория традиции – это «геология» культуры, а для самой Философии культурного Ландшафта ближе понимание её как «географии» культуры. У М.Фуко есть второе на­звание своей главной культурологической работы «Слова и вещи»(1966) – «Археология гуманитарных наук». Что симптоматично, действительно исследователь культуры – это археолог. Но я бы смотрел радикальнее и глубже. Исследователь культуры более похож не на археолога, а на геолога. Если «археолог» культуры занимается в основном облом­ками артефактов культуры - «архивами», то «геолог» культуры старается проникнуть в реальную жизнь прошлого и настоящего, радикально «взрывая» и «проникая» в самую толщь её жи­вого бытия.

Реальная культура – это не «архивный» парк, созданный по определенному плану, а представляет собой джунгли, где каждая культурно-социальная форма ведет борьбу за существование, и эта борьба придаает культурному ландшафту причудливые формы. Иногда бывает, что в определенные моменты ландшафт этих джунглей приобретает уродливые очертания, испытывает не­естественные временные флуктуации.

Вообще геологическая методология приемлема для многих артефактов культуры, к примеру, для анализа («деконструкции») литературных текстов. В нем как и в фациях видны отложения тех или иных культурных влияний, разломы смысла, смещения сю­жета и складки композиций.

«Геолог» куль­туры - «деконст­руктивист» не только текстов, но и всей жизни. Он врубается в пласты культуры с ост­рым философским концептом - «кайлом» и критической мыслью - «молотом», с опы­том че­ловека начала III тысячелетия и «детской наивностью» Лао-цзы и Сократа; он проникает в пла­сты её текстов и иных «отложений», выявляет разломы тектониче­ских плит куль­туры, её пликатив­ные и дизъюнктивные дислокации складок, типологии фа­ций (отложений) в менталь­ности, обществе и хозяйстве. Он - не сторонник «ма­лых де­л» (как правило, эгоистичных и грязных) либеральной российской интеллигенции, которую с болью в сердце прав­диво изобразил еще А. Чехов, он не западно - европейский «эксперт» - мещанский интеллектуал и «бизнесмен» масс-медиа. Он «критически мыслящая личность» П. Лав­рова. Он выяс­няет: что произошло, почему человеческая культура находится на грани са­моуничто­жения, что нужно сделать для ее «sustainible development». При этом, так как в современной культуре все запущено, он часто выглядит идиотом – вольно гуляющим по мусорной свалке современной культуры Шизофреником – генетическим отпрыском Сократа и незаконнорожденным сыном «постмодернизма»; и не афинским «Оводом» - кем был Сократ, а вернее - «навозной мухой» цивилизации.

СИНЕРГЕТИКА ТРАДИЦИИ

2. РИЗОМА ТРАДИЦИЙ

Сеть традиций имеет довольно сложную конфигурацию, которая трудно поддается описанию. Вообще, как правильно подчеркивал Н. Кареев: «История не прямая ли­ния, не правильный узор, построенный по математическому плану, а жи­вая ткань ли­ний, неправильных и извилистых, переплетающихся самыми разнообраз­ными и неожидан­ными способами, то спутывающихся до бесконечности, то слагаю­щихся в не­сколько ограниченных систем, то сближающихся, то удаляющихся, то иду­щих по од­ному на­правлению, то по разным – ткань, полная узоров, обрывков, причудливых узо­ров, нево­образимой путаницы и невероятного хаоса» (Кареев Н.И. Основные вопросы философии истории. 3-е изд. СПб., 1897. С.33)

Узлы этой «ткани» - сети составляют устойчивые образования, эти устойчивые обра­зования представляют либо определенный тип сознания, оформленный в тот или иной тип логики и в канонические тексты; либо определенный тип социальной организации, оформленный в правовые нормы и обычаи; либо определенный тип деятельности, оформленный в тот или иной вид технологий и хозяйственных систем. Эти узлы сцеп­лены друг с другом, и без этой сцепленности ни один узел не может быть крепким и ус­тойчивым.

Эти узлы завязаны на ряды последовательностей, должны иметь поддержку в прошлом. Любая традиция только тогда может приобрести устойчивость, когда она имеет фундаментом прошлое, и совершенно не обязательно, чтобы это прошлое отне­сено не к ближайшему, а к крайне далекому прошлому, ибо ряды последовательно­стей традиций не совпадают со временем истории культуры.

Эта сеть традиций не однослойна, а мно­гослойна, она выгибается в горные це­почки, вершины ко­торых есть «откровения» куль­туры, она также прорезается пеще­рами и глубокими каньонами, ко­торые вскрывают её смутные глубины, входит в эти глубины своими «нервными окон­ча­ниями», т.е. эта сеть традиций обра­зует богатый разнообра­зием объем­ный культурный Ландшафт. Ландшафт, сформиро­ванный сетью тра­диций, имеет «складки», «из­гибы» и «разрывы», он имеет «фрактальный» характер и составлен из поверхностей «случай­ного переноса» и «сло­жения» (см. Б. Мандельброт). Узлы, придающие устойчивость сети традиций и ланд­шафту культуры - это ста­тичные «эйдосы» или креативные «логосы», или, если следовать мысли известного со­временного не­мецкого фи­лософа К. Хюбнера - «теменосы» Ланд­шафта. Эти «эйдосы»- «логосы»- «теменосы» нахо­дятся в либо валентной сис­теме род­ства друг с другом, либо в ан­тагонизме, либо в виде со­подчиненно­сти. Что важно, прочность от­дельного элемента зави­сит от прочности сопряженных с ним эле­ментов, от «Другого», вне зависимости в ка­ком типе вышеука­занных отношений он на­ходится с другими. Если один узел всей конструкции сети раз­рушается, то происходит разрушение прочности либо всей сети, либо отдельного её уча­стка. Тогда возникают провалы и глубокие каньоны в ландшафте культуры. Сеть традиций имеет несколько основных «центров ойкумены», которые за­дают оп­реде­лен­ную конфигурацию всему остальному «периферийному» ландшафту культуры. Все это находится в постоянном движении. Сеть традиций «иг­рает», задавая тот или иной ландшафт куль­тур­ного про­странства. И сам ландшафт культуры и сама сеть традиций движутся в едином хао­тичном, турбулентном потоке истории культуры, а судьба традиций задает кодовые интенции траекторий потока истории культуры.

Судьба традиций, образующая темпоральные последовательности, отлична от по­тока истории культуры, от траекторий исторического времени. Последовательность отлична от времени – измеренной продолжительности, это подметил неплохо, в част­ности, Дж. Локк в четырнадцатой главе II книги «Опытов о че­ловеческом понимании» (understanding, в свете современного опыта философии по по­воду значения «понимания», мне кажется лучше переводить не как «ум» или «разумение», а именно так). Бы­вает, традиция прошлого (и очень да­лекого) существует на­ряду с тра­ди­цией настоя­щего, её поддержи­вает и вплетена в на­стоящее, представ­ляет крайне важ­ный элемент. Бывает, что давно утерянная конфигурация традиции – этот «дрейфующий геном» культуры (В. Степин) - возникает в конфигу­рациях традиции на­стоящего. Более того, одновре­менно, в раз­ных слоях культуры суще­ствуют совер­шенно разные по возрасту и ди­намике движения тра­диции. И, что самое удиви­тельное, эти древние и новые с раз­ными «скоростями интерпретаций» тра­диции абсолютно не­обхо­димы для обеспечения проч­ности и устой­чиво­сти всей культуры. Как писал Ю. Лотман: «Культура как сложное целое, составляется из пластов разной скорости развития, так что любой ее синхронный срез обнаруживает одновременное присутствие различных её стадий. Взрывы в одних пластах могут сочетаться с постепенным развитием в других» (Лотман Ю. Культура и взрыв. М. 1992. С. 25). На­личие же только «одновозрастных» с «односкоростной» ди­намикой интерпретаций традиций в слоях культуры приводит в дестабили­за­ции и по­тере устойчивости культурного Ландшафта, к разрыву прочной Сети тра­диций.

Но, кроме этого существует еще важнейший момент для понимания того, как действует сеть традиций в культуре, как она в ней существует. Она существует не как какое-то единое целое, в культуре сеть традиций – это часто перепутанные обрывки от­дельных сегментов сети, которые как «паутины» витают в хаосе потока истории. Бы­вает «сжатия» и «растяжения», стоические «тонусы» этой сети традиций придают крайне причудливые фигурации культуры.

В сети традиций про­исходит процесс постоянного изменения, некоторые её части рвутся, возникают напря­жения, идет постоянно деятельность по «ремонту» и «модерниза­ции» состояния этой «сети». И в этой деятельности, к слову сказать, активную роль играет и философия. Этот процесс перманентен и будет идти до тех пор, пока су­ществует культура. Изучение этого процесса движения сети традиций, изменяющей конфигурацию культурного Ландшафта, его «географии» и «геологии», - есть дело бу­дущей фи­лософии.

Видение культуры как сети традиций, которая образует культурно-социальные формы, – это оп­ределенный воз­врат к ме­ханистическому редукционизму «со­циаль­ных физиков» XVII столетия и воз­врат к ис­торицизму, в противовес которому, как из­вестно, сложился структурализм, постструк­турализм и многие иные модные на­правле­ния фи­лософии двух по­следних третей XX века. Но это возврат в форме синергетиче­ского физика­лизма, вернее синергетического «геологизма» (методологию которого раз­рабатывает сейчас в теоре­тической геологии, в частности, И.В. Круть), бо­лее напоми­нающего древнестоический «онто­логизм»; и си­нергетического истори­цизма, наметки которого нам дал Н.И. Ка­реев в конце XIX века.

Под конец следует подчеркнуть, что в эпистемологическом плане концепт «сеть тра­диций» – это замена прежней топологии мысли, построенной по «древесной» логике абстракт­ных понятий. Топология современной мысли более всего напоминает квазистабильный «сплав» (типа стали) из часто «химически» несовместимых компонентов: образований из гомогенных областей «растворов», областей химически устойчивых соединений, из областей кристаллических дендритных фрактальных образований, сфор­мированных из центров кристаллизации, которыми служат те или иные наиболее ус­тойчивые традиции мышления. Что удивительно, этот эклектичный «ризомный» массив мысли, об­ладает своим качественным своеобразием, которое отлично от качеств, образующих его элементов. Эта квазистабильная эклектичная структура мысли задает темпоральное измерение любой мысли, придает конкретную «онтологичность» мысли.

Следует еще заметить, что, в отличие от «ризомной», основным минусом прежней «древесной» ментальности является то, что она никогда не рас­сматривала «идеи» в движении конкретностей культурного простран­ства-времени. «Идеи» даны статичными как сингулярные «Истины», «Традиция» же не есть сингулярная «Истина». Более того, в этой точки зре­ния современной «рмзомной» топологии мысли не признается неподвижный абсолютный субъект классической философии, а во главу ставится конкретный, телесный блуждающий субъект. И этот блуждающий субъект не только мыслит, он переживает и действует, т.е. он живет.