Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов
Стал воспевать преступления.
-- Знаете, что я вам скажу! -- заговорил совершенно пьяный Бьяншон. --
Большая или меньшая доза фосфора делает человека гением или же злодеем,
Умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.
-- Можно ли так рассуждать о добродетели! -- воскликнул де Кюрси. -- О
Добродетели, теме всех театральных пьес, развязке всех драм, основе всех
судебных учреждений!
-- Молчи, нахал! Твоя добродетель-Ахиллес без пяты, -- сказал Бисиу.
-- Выпьем!
-- Хочешь держать пари, что я выпью бутылку шампанского единым духом?
-- Хорош дух! -- вскрикнул Бисиу.
-- Они перепились, как ломовые, -- сказал молодой человек, с серьезным
Видом поивший свой жилет.
-- Да, в наше время искусство правления заключается в том, чтобы
Предоставить власть общественному мнению.
-- Общественному мнению? Да ведь это самая развратная из всех
проституток! Послушать вас, господа моралисты и политики, вашим законам мы
Должны во всем отдавать предпочтение перед природой, а общественному мнению
-- перед совестью. Да бросьте вы! Все истинно -- и все ложно! Если общество
Дало нам пух для подушек, то это благодеяние уравновешивается подагрой,
Точно так же как правосудие уравновешивается судебной процедурой, а
Кашемировые шали порождают насморк.
-- Чудовище! -- прерывая мизантропа, сказал Эмиль Блонде. -- Как можешь
Ты порочить цивилизацию, когда перед тобой столь восхитительные вина и
Блюда, а ты сам того и гляди свалишься под стол? Запусти зубы в эту косулю с
Золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
-- Чем же я виноват, если католицизм доходит до того, что в один мешок
Сует тысячу богов, если Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном,
Если границы королевской власти находятся где-то между убийством Генриха
Четвертого и казнью Людовика Шестнадцатого, если либерализм становится
Лафайетом[*]?
-- А вы не обнимались с ним в июле?
-- Нет.
-- В таком случае молчите, скептик.
-- Скептики -- люди самые совестливые.
-- У них нет совести.
-- Что вы говорите! У них по меньшей мере две совести.
-- Учесть векселя самого неба -- вот идея поистине коммерческая!
Древние религии представляли собою не что иное, как удачное развитие
Наслаждения физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду -- в том и
Прогресс.
-- Ах, друзья мои, чего ждать от века, насыщенного политикой? -- сказал
Натан. -- Каков был конец "Истории короля богемского и семи его замков"[*]- такой чудесной повести!
-- Что? -- через весь стол крикнул знаток. -- Да ведь это набор фраз,
Высосанных из пальца, сочинение для сумасшедшего дома.
-- Дурак!
-- Болван!
-- Ого!
-- Ага!
-- Они будут драться.
-- Нет.
-- До завтра, милостивый государь!
-- Хоть сейчас, -- сказал Натан.
-- Ну, ну! Вы оба -- храбрецы.
-- Да вы-то не из храбрых! -- сказал зачинщик,
-- Вот только они на ногах не держатся.
-- Ах, может быть, мне и на самом деле не устоять! -- сказал
Воинственный Натан, поднимаясь нерешительно, как бумажный змей.
Он тупо поглядел на стол, а затем, точно обессиленный своей попыткой
Встать, рухнул на стул, опустил голову и умолк.
-- Вот было бы весело драться из-за произведения, которое я никогда не
читал и даже не видал! -- обратился знаток к своему соседу.
-- Эмиль, береги фрак, твой сосед побледнел, -- сказал Бисиу.
-- Кант? Еще один шар, надутый воздухом и пущенный на забаву глупцам!
Материализм и спиритуализм -- это две отличные ракетки, которыми шарлатаны в
Мантиях отбивают один и тот же волан. Бог ли во всем, по Спинозе, или же все
исходит от бога, по святому Павлу... Дурачье! Отворить или же затворить
дверь -- разве это не одно и то же движение! Яйцо от курицы, или курица от
яйца? (Передайте мне утку! ) Вот и вся наука.
-- Простофиля! -- крикнул ему ученый. -- Твой вопрос разрешен фактом.
-- Каким?
-- Разве профессорские кафедры были придуманы для философии, а не
Философия для кафедр? Надень очки и ознакомься с бюджетом.
-- Воры!
-- Дураки!
-- Плуты!
-- Тупицы!
-- Где, кроме Парижа, найдете вы столь живой, столь быстрый обмен
Мнениями? -- воскликнул Бисиу, вдруг перейдя на баритон.
-- А ну-ка, Бисиу, изобрази нам какой-нибудь классический фарс!
Какой-нибудь шарж, просим!
-- Изобразить вам девятнадцатый век?
-- Слушайте!
-- Тише!
-- Заткните глотки!
-- Ты замолчишь, чучело?
-- Дайте ему вина, и пусть молчит, мальчишка!
-- Ну, Бисиу, начинай!
Художник застегнул свой черный фрак, надел желтые перчатки и, прищурив
один глаз, состроил гримасу, изображая Ревю де Де Монд[*],
Но шум покрывал его голос, так что из его шутовской речи нельзя было уловить
Ни слова. Если не девятнадцатый век, так по крайней мере журнал ему удалось
Изобразить: и тот и другой не слышали собственных слов.
Десерт был сервирован точно по волшебству. Весь стол занял большой
Прибор золоченой бронзы, вышедший из мастерской Томира. Высокие фигуры,
Которым знаменитый художник придал формы, почитаемые в Европе идеально
Красивыми, держали и несли на плечах целые горы клубники, ананасов, свежих
Фиников, янтарного винограда, золотистых персиков, апельсинов, прибывших на
Пароходе из Сетубаля, гранатов, плодов из Китая -- словом, всяческие
Сюрпризы роскоши, чудеса кондитерского искусства, деликатесы самые лакомые,
Лакомства самые соблазнительные. Колорит гастрономических этих картин стал