Антоний, митрополит сурожский

... каждый из нас может.... продумать свои отношения с окружающими людьми. Нам часто думается, что мы человека любим, а ему наша любовь кажется пленом. Как часто хотел бы он сказать: Люби меня меньше, но дай мне дышать! Или научись любить меня иначе, чтобы твоя любовь была для меня свободой, чтобы мне не быть пленником другого человека, который лучше меня знает, как я должен жить, в чем мое счастье, каков мой путь духовный или житейский…. Так часто, когда человек говорит: Я тебя люблю, — все ударение на слове «я», «ты» — предмет моей любви, а «любовь» это та цепь, которой я тебя опутал и держу в плену. Как часто бывает, что любовь одного человека к другому превращает того в пленника или раба. Тогда «люблю» не является творческим, животворящим началом; слово «люблю» является как бы связкой, удочкой, на которую пойман другой человек.

И если мы обнаруживаем, что такова наша любовь к людям или к одному, особенно любимому человеку, мы прежде всего должны осознать ужас того, что я себя считаю центром, что все сводится ко мне: и события, и люди — все рассматривается с точки зрения моей выгоды, моей радости, моей жизни, и никто и ничто не существует иначе как в каком-то соотношении со мной. Если это осознать, если нас охватит стыд и ужас, тогда мы можем начать, отвернувшись от себя, смотреть в сторону другого человека и попробовать различить его черты, понять его… В первой стадии, это «ты», которое было такое незначительное, только предмет, должно вырасти в наших глазах, в нашем сознании, в нашей любви, в наших действиях до меры независимой от нас. И когда мы так посмотрим на нашего ближнего, нашего родного, на самого любимого, тогда начнем мы различать в нем ту неизъяснимую красоту, которую в нем видит Господь, и начнем себя забывать, оттого что вся мысль наша приковывается все больше и больше к видению другого человека, к созерцанию Другого человека. В конечном итоге, мы можем прийти к тому состоянию, которое пронизывает все Евангелие, — к способности себя забыть совершенно, до конца, в созерцании другого человека, в созерцании Бога и в служении другому человеку, в служении Богу. Христос нам говорит: Если хочешь за Мной последовать, отвернись от себя (Мк. 8, 34). Это первое, что мы должны сделать: оторвать свое внимание от себя самих и обратить на человека и на людей, на события, на все — только бы не заглядеться на себя. И только тогда сможем мы увидеть людей, как они есть.

Это — торжество любви, которая стирает все преграды, делает неравных равными, соединяет за пределами всякого воображения любящих и любимых.

В Церкви брак и монашество являются выражением этого сложного сочетания уже одержанной победы и испытанного торжества любви — и того крестного пути, который должен привести когда-то весь мир в Царство Божие. Если вы вдумаетесь в основные черты взаимного отношения брака и монашества, вы увидите, что в них очень много сходства. Первый обет, который даёт монах при пострижении, первый ответ на вопрос постригающего: Обязуешься ли ты пребыть в этом братстве до твоей смерти? — воспринимается обычно, согласно практике и опыту Церкви, как обязательство, вступив в братство, его не покидать, вступив в монастырь, из него не выходить. Но за этим стоит, конечно, гораздо больше; за этим стоит верность и устойчивость: верность первой или окончательной своей любви и устойчивость, то есть готовность, каковы бы ни были обстоятельства, несмотря на напор всех враждебных сил, остаться лицом к лицу с теми, кого выбрала наша любовь.

В брачной жизни мы говорим о верности брачной, и это, в сущности, тоже обет такой устойчивости (я говорю сейчас, конечно, не о тех браках, которые являются результатом случайности, а о таких, которые являются результатом зрелого выбора). В начале службы обручения есть короткая молитва, где мы просим, чтобы этот брак был подобен браку Исаака и Ревекки в Ветхом Завете. Если вы вчитаетесь в этот рассказ (Быт. 24), вы увидите, что это был брак любви. Но в нем есть нечто особенное: есть другие рассказы в Ветхом и Новом Завете и в истории Церкви об очень совершенной и глубокой любви; но здесь Сам Бог открыл слуге Авраама, кто должен стать невестой и женой Исаака. Тогда это было сделано наглядным видением, но любовь является таким же чудом.

Вы, вероятно, видели, замечали в своей жизни, как несколько человек живут, работают, встречаются постоянно, и среди этих людей какие-нибудь двое друг друга и не замечают, до какого-то дня, когда вдруг они взглянут друг на друга и увидят то, чего раньше не видели, чего никто не увидел. Они видят один другого как единственных, как неповторимых. Святой Мефодий Патарский в одном из своих писаний говорит: «пока юноша не полюбил девушку, он окружён мужчинами и женщинами; когда он нашёл свою невесту, он окружён людьми...» Вот этот момент, когда один человек находит другого - единственного и неповторимого, есть момент, когда начинается тема окончательной устойчивости в отношениях - пока ещё как проблема, потому, что то, что было увидено, пережито в какое-то мгновение, не останется постоянным достоянием двух. Прежде всего, то, что они увидели друг во друге, может быть, была и ошибка; очень, очень часто по духовной незрелости, по молитвенно-духовной неподготовленности делаются выборы любви, которые не являются плодом этого Божиего откровения о другом человеке, и тогда брак расходится, распадается, потому что в нём не было именно того, что составляет чудо Исаака и Ревекки.

Но бывает - постоянно, - что два человека, увидевшие друг друга как бы в свете Преображения, на следующий день встретятся, посмотрят друг на друга и увидят друг друга вновь. И тут требуется именно вера, устойчивость, неколеблющаяся уверенность в том, что увиденное однажды более истинно, чем-то, что я вижу изо дня в день. Когда изощряется наш взор, когда чуткость наша увеличивается, мы можем постоянно это видеть. Святые умели видеть сияние Божие на грешной твари.

Но будь то монашество, будь то брак - всё начинается с того, что мы серьезно, вдумчиво, сердечно делаем выбор; выбор любви и выбор веры - то, что мы этому выбору останемся верны навсегда. Это называется брачная верность, это называется монашеская устойчивость, стабильность, и без этого не может быть ничего дальнейшего.

Дальше мы говорим о монашеских обетах бедности, нестяжательности, послушания, целомудрия. Но ведь они так же реальны в брачной жизни, как они реальны в монашеской! Бедность как материальное состояние — только один из аспектов подлинной бедности; быть обездоленным материально ещё не значит быть евангельски бедным. Иоанн Златоуст говорит, что беден тот, кто вожделевает того, чего у него нет. Человек может быть бесконечно богатым, но если ему страстно хочется того, чего у него нет, всё его богатство - ничто в его глазах, и он бедняк. С другой стороны, человек, который даже очень беден материально, но не ищет ничего, может себя чувствовать богатым.

Примеров сколько угодно можно найти и в светской литературе. Но вспомните, например, рассказ о том, как царь Давид, у которого всё было, увидел жену Урии-полководца, и всё для него показалось ничем по сравнению с его страстным желанием её иметь. По его приказу Урия был поставлен в самое опасное место битвы и погиб; и Давид взял его жену к себе. Тогда пророк Нафан был послан Богом обличить Давида и рассказал ему притчу: жил человек, богатству которого не было числа; и был у него сосед-бедняк; у него была только одна овечка, которую он любил, о которой он заботился, которую он ласкал, словно дочь она ему была, потому что никого и ничего у него не было, кроме неё. Пришёл к богачу приятель, и захотел богач пир для него устроить; но ему стало жалко собственных овец, он велел отнять ту овечку, которая была всем богатством его бедного соседа, и заколоть... Давид-царь воспламенился гневом: Скажи мне, кто этот богач, чтобы я взыскал с него? — И Нафан ему ответил: Это ты; всё у тебя было; у Урии была только одна его любовь, и ты её у него отнял... Давид оказался нищим при всём своём богатстве, потому что его желание простёрлось на то, чего у него не было.

В тот момент, когда мы можем сказать о какой-нибудь вещи: она моя, никто не может у меня её отнять и никто не может мне её дать, потому что она принадлежит мне по праву, — мы эту вещь изымаем, исключаем из чуда любви. Только когда мы сознаем, что все, что у нас есть, говорит о любви, когда нет у нас больше прав, нет ничего «нашего», тогда мы вошли в Царство любви.

И это правда. Обет бедности, искание нищенства духовного, которое Христос предлагает не каким-то отдельным людям, а всякому христианину, равно необходимы и человеку в браке, и человеку в монашестве, потому что без них нет Царства Божия. Если человек не достигает этого в браке, то у него будет брак земной, который не раскроется в измерение вечности и Царства. Если монах будет голодать, холодать и ничем не обладать, но не вырастет в меру именно этой отрешённости, этой свободы, то он не будет в Царстве Божием.

Следующий обет монашества о послушании. Послушание мы всегда понимаем как подчиненность, подвластность, и в педагогическом порядке воспитания монаха, воспитания ребёнка послушание так и выражается, и представляется. Но послушание есть в основе своей что-то совершенно иное. Послушание — это то состояние человека, который слушает, прислушивается, который склоняет свой слух, с тем, чтобы услышать. И здесь целый ряд слов мог бы дать нам понять, помочь понять, что от нас ожидается. Мы говорим о церковной или монашеской дисциплине и понимаем её опять-таки формальным образом - как военную или школьную, или рабочую дисциплину; слово постепенно отошло от своего первичного значения и приобрело специализированное значение. Но дисциплина происходит от латинского слова discipulus, которое значит ученик, последователь. Дисциплина - это не просто дисциплинированность поведения или ума, это состояние того, кто является чьим-то учеником, который нашёл своего учителя, который его избрал, который в этом учителе видит превосходство над собой, который всеми силами души и ума, и сердца, и воли, и тела хочет так вслушаться в его учение, чтобы всё воспринять, что тот ему может передать. И не только воспринять слова, не только правила, но через это вслушивание, через это внимание приобщиться всему богатству превосходящего его умом, сердцем, опытом, святостью человека. Послушание - это живое, стремительное желание человека всё воспринять: не только услышать слова, но уловить мысль; не только уловить мысль, но понять, почему эта мысль родилась и нашла себе выражение, из каких глубин опыта этого человека идут эти слова.

Но этот закон послушания, это прислушивание, внимание к другому человеку является также законом всех человеческих отношений, и особенно брачных. Если два человека, вступившие в брак, через пристрастие, через ослеплённость друг другом не превратят один другого в идол, закрывающий им Бога, если оба будут одновременно прислушиваться друг к другу и вслушиваться в Бога, становиться прозрачными Божиему воздействию, так чтобы свет Божий мог пролиться на возлюбленного, тогда осуществляется та же самая заповедь послушания.

И здесь оказывается, что послушание и свобода не только совместимы, но что они так глубоко сплетены, что составляют одно. Русское слово свобода филологически трудное слово, и на него есть различные филологические толкования. Хомяков приводит одно из возможных истолкований этого слова: свобода — это состояние того, кто является самим собой, кто достиг того, чтобы быть собой,— не в порядке самоутверждения, а в порядке становления всем, чем он может стать по дару Божию. Я не буду вдаваться сейчас во все слова, обозначающие это понятие на других языках; но то слово, которое по-немецки звучит Freiheit, по-английски freedom и т. д., укоренено в древнем санскритском слове, указывающем на одно из самых древних, первичных восприятий человеком сущности и природы свободы, и в глагольной форме значит «любить» и «быть любимым», а как существительное значит «мой возлюбленный» или «моя возлюбленная», «моя любовь». Здесь нам указывается, что свобода связана с любовью. Тот свободен, кто любим и кто любит, кто освободился от себя, кто перенёс центр тяжести всего себя, всей своей жизни в другого, будь то в человека (если этот человек не сделан идолом через богоподобное поклонение ему), будь то в Самого Бога. Свобода — это состояние любви. Один французский писатель говорит: сказать человеку Я тебя люблю— то же самое, что сказать Ты никогда не умрёшь... И это правда по отношению к Богу, это правда по отношению к человеку. Когда мы говорим о любви, мы говорим об очень сложном чувстве и состоянии, но в конечном итоге любовь, как мы её видим в Боге, во Христе, это то состояние души, то отношение к другому, при котором человек себя забывает до конца и помнит только любимого; состояние, при котором человек для себя, субъективно, перестаёт существовать, он существует только потому, что он любим и утверждён другим - человеком, Богом.

Свобода, послушание, взаимная внимательность в конечном итоге восходят к своему первоисточнику — будь то в браке, будь то в монашестве. Это способность, но это тоже и подвиг... Это состояние послушания по отношению к старцу, это состояние послушания по отношению к другому человеку; без этого другой человек никогда не почувствует, что он имеет объективное, реальное значение для вас.

И наконец, одно слово о целомудрии. О целомудрии мы всегда думаем в телесных категориях. Мы говорим часто о грехах плоти, и забываем слово, ещё в V веке сказанное одним подвижником: Грехи плоти - это те грехи, которые наш совратившийся дух совершает против невинной нашей плоти. Целомудрия нельзя достичь одной сдержанностью или дисциплиной тела; нельзя достичь этого только и просто дисциплиной воображения. Можно достичь его только своеобразным подходом, одним из аспектов любви, когда мы на другого смотрим и верой и любовью прозреваем в нем человека, возлюбленного Богом, сотворённого для вечной жизни, искупленного всей жизнью, страстью и смертью Христа, человека, которого Бог нам поручил, чтобы мы ему открыли путь вечной жизни. В момент, когда мы на человека так можем смотреть, мы делаемся целомудренными и в мыслях, и в плоти; и это единственный способ, который может до конца нас уцеломудрить. Но это отношение - не физическое; это отношение духовное, даже не душевное; и оно имеет место не только в монашестве, но и в браке, потому что в браке муж и жена должны осознавать, что они друг другу даны Богом, Который их взаимно друг другу поручил, чтобы они друг друга оберегли, сохранили, освятили, открыли друг другу путь вечной жизни; и не такой вечной жизни, которая была бы в противоречии с жизнью земной, но жизни, где всё земное, через благодать, через таинства, через приобщение Божественности, получает измерение вечности.

О РУССКИХ ЖЕНЩИНАХ

ШУБАРТ (английский философ ХХ в.)

С англичанкой русская женщина делит наклонность к свободе и самостоятельности без того, чтобы превратиться в синий чулок. С француженкой ее роднит духовная подвижность без претензий на глубокомыслие; она обладает хорошим вкусом француженки, тем же пониманием красоты и изящества, однако без того, чтобы становится жертвой тщеславной пристрастности к нарядам. Она обладает добродетелями немецкой домашней хозяйки без того, чтобы вечно коптеть над кухонной посудой. Она имеет материнские качества итальянки, не огрубляя их до обезьяньего любвеобилия.

ГРАХАМ (английский писатель ХХ в.)

Русские женщины всегда стоят перед Богом, благодаря им Россия сильна.

Задание 3.

При чтении текстов, включенных в 3 задание, необходимо обратить особое внимание на материалы, которые помогут подробно и доказательно раскрыть следующие вопросы:

1. Каково ваше представление о монашеской жизни и сходно ли оно с тем, что имел автор до поездки на Валаам?

2. Что более всего удивило автора в поведении монахов и устройстве монастырской жизни?

3. Чем традиционно отличался Валаамский монастырь от других монастырей России? В чем специфика православного монашества по сравнению с католическим?

ШМЕЛЕВ И. СТАРЫЙ ВАЛААМ (Фрагменты)

Перед нами высокий темно-зеленый остров. Пеной кипит вокруг него озеро-море. ...Древностью веет от темных лесов и камней. ... Входим в пролив, двигаемся в отвесных скалах. Воздух смолистый и вязкий. И тишина... Покой. Богомольцы как бы передают охватывающие их чувства. Поют – «Свете тихий, светы-ые-славы... Бессме-е-ртно-го Отца Небесного». Сердце дрожит во мне. «В раю вот так-то» - слышится чей-то возглас – «Лучше быть нельзя». Острый гудок катится по проливу. Отвечают ему леса и скалы. Влево, на отвесной скале, высоко - собор.

«Воскресение Христово» - поют на пароходе и крестятся на кресты Собора. «Единому безгре-ешному...» -- вливаются с пристани монахи и огромная масса богомольцев. Я вижу слезы, блистающие глаза, новые лица, просветленные... Какая сила, какой разливающийся восторг! И - чувствуется - какая связанность. Всех ведет и поднимает - эта единая общая песнь -- признание – «Единому безгрешному»... Такого не испытывалось ни от Штирнеров, ни от Спенсеров, ни от Штраусов, ни от Шекспира даже. Я чувствую - мой народ. И какой же светлый народ, какой же добрый и благостный.

Подъезжаем к белой величественной гостинице. На широком каменном крыльце встречают несколько человек гостиных служек. Благослови, Господи, доброе пребывание... «Дело хорошее» - ласково, но с сомнением встречает о. Антипа «хозяин» гостиницы и приказывает вести нас в келью № 27, подать самоварчик, «с далекой дорожки упокоить». ...

Чудесная келейка. Белая, светлая... Окно в цветник... И - тишина. Направо - собор. Налево - дикие скалы за проливом. В келейке пахнет елеем от лампадки, свежевымытым еловым полом, чем-то душистым. «Молитвами Святых Отец» - Смотрю на дверь: почему же никто не входит? Опять кто-то позывает... Дверь тихо подается, просовывается большая книга и вступает послушник. «Уж извините, для порядку наставлю вас. На возглас приходящего поаминить надо, без аминя у нас не входят». Я поражен, обрадован. Какое «уважение к личности»! Мне, студенту не думалось встретить такое у «святошей»! Я уже разрешил вопросы о «тунеядстве» монахов, о «ханжестве», о «ненужности этих пустяков». Чернышевский, Белинский, Добролюбов и все доказавшие мне «свободу человека от этих предрассудков», такого никогда не говорили: «Без аминя у нас не входят». Я готов пожать руку этому новому учителю, но он держит книгу.

«Позвольте, запишу ваше имя-звание в гостиничную тетрадь. Мы паспортов не смотрим, по виду верим... Гостиница у нас не мирская.. Нет, у нас за постой не полагается, - ни за трапезу, ни за постой. Что вы-с! Почитайте наши правила, у нас полная душе свобода». Я - в изумлении. «Корыстные монахи»? Да что же это, почему про это не говорит ни Бебель, ни, Добролюбов, «полная душе свобода»!

Я спрашиваю, есть ли у них подвижники и схимомонахи... Он улыбается: - «Все у нас прозорливцы: знаем, что завтра будет». Почему он мне так ответил? Должно быть показалось, что спрашиваю я из любопытства....- «Молитвами Святых Отцов»....Я говорю – «аминь». Послушник, новый... вносит бурлящий самовар на медном подносе с чашками «Буду вам служить. Зовите меня брат Василий. Земляки мы с вами. Я тоже из Москвы. Ну, как Москва, все еще стоит, не провалилась? Может провалиться. Греха так много. Ну, вкушайте на здоровье».

Тихо ложимся мы отдохнуть на каменные валаамские постели. В щелку от занавески видно: лес за проливом смутен, небо зеленовато-бледно... Радость поет во мне... Какая тишина! Пахнут петунии. - «Молитвами Святых Отцов»... Это брат Василий. В келье розовый свет от лампадки. Брат Василий зажигает Свечку в красно-медном подсвечнике. Приносит на подносе миски. - «Отец Антипа благословил, с дорожки, а то трапеза у нас общая. А покуда уж в келейке вкушайте. Отведайте нашей пищи, во славу Преподобных. Наша пища секрет имеет... Наша пища благословенная, с молитвы. Над ней песнопения поют, дух-то силу и набавляет».

10 часов. Богомольцы потрапезовали, помолились в соборе и спят давно. Монахи еще в храме, слушают правило. Дремлет суровый Валаам на камне, водами от мира огражденный. Спят леса на святых горах. Светлеет за проливом: из-за черных еловых пик разливается сияние месяца.

ЛИТЕРАТУРА К 1, 2, 3 ЗАДАНИЯМ.

· Антоний Сурожский. Человек перед Богом. М., 2000 (или - Таинство Брака)

· Бернштам Т. Молодость в символике обрядов восточных славян. С-Пб., 2000

· Громыко М. Традиционные нормы поведения и общения русских крестьян. М. 1986

· Лещенко В. Семья и русское православие. С-Пб., 1999

· Православная жизнь русских крестьян 19-20 веков. М., 2001

· Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) Дух, душа, тело. М., 1999

· Шамаро А. Православие и русская культура. М. 1980

· Юдин А. В. Русская народная духовная культура. М., 1999