В редакцию газеты «наши дни»
[16 января 1905 г.]
[Москва]
«Жизненно только свободное искусство, радостно только свободное творчество». К этим прекрасным словам товарищей художников мы, музыканты, всецело присоединяемся1. Ничем иным в мире, кроме внутреннего самоопределения художника и основных требований общежития, не должна быть ограничена свобода искусства, если только оно хочет быть истинно могучим, истинно святым, истинно способным отзываться на глубочайшие запросы 'человеческого духа. Но когда по рукам и ногам связана жизнь, — не может быть свободно и искусство, ибо искусство есть только часть жизни.
Когда в стране нет ни свободы мысли и совести, ни свободы слова и печати, когда всем живым творческим начинаниям народа ставятся преграды — чахнет и художественное творчество. Горькой насмешкой звучит тогда звание свободного художника. Мы — не свободные художники, а такие же бесправные жертвы современных ненормальных общественно-правовых условий, как и остальные русские граждане, и выход из этих условий, по нашему убеждению, только один: Россия должна, наконец, вступить на путь коренных реформ,, намеченных в известных одиннадцати пунктах постановлений земского съезда2, к которым мы и присоединяемся.
А. Т. Гречанинов, С. Танеев, Ю. Энгель, С. Рахманинов, А. Гольденвейзер, Фед. Шаляпин, Аре. Корещенко, Э. Розенов, А., Кастальский, Р. М. Глиэр, П. Ренчицкий, Л. Николаев, А. Гедике, М. Попелло-Давыдов, Юлий Конюс,Е. Богословский, К. Игу иное, Юр.Сахновский, Борис Сергеевич Плотников, Семен Кругликов, К.А. Кипп, И. Кашкин, Г. Пахульский, Д. Шор, Ген. Дукельская-Лунц, Е. Линева, Антонина Энгель, Е. Катуар
А. в. гольденвейзеру
24 января 1905 г.
[Москва]
Милый Александр Борисович, наш абонемент 1 в Художественном театре перенесен с 25-го на 28-е, кажется 2. Ввиду этого я приду к тебе завтра не в шесть часов, а в девятом вечера. Надеюсь тебя застать дома.
Твой С. Рахманинов
А. м. керзину
9 февраля 1905 г.
[Москва]
Уважаемый Аркадий Михайлович.
Нет ли у Вас Симфоний Бородина (двух) в четыре руки 1. Если есть, будьте добры прислать их мне с посланным. Я буду Вам очень благодарен и через несколько дней верну их обратно.
С уважением к Вам С. Рахманинов
А. н. андрееву-вергину
[5] марта 1905 г.
[Москва]
Милостивый государь,
Я уезжаю за границу в середине апреля1. Советую Вам сейчас же обратиться к помощнику Управляющего конторой Сергею Трофимовичу Обухову (можно застать в конторе ежедневно от 12 час[ов], кажется) и просить его назначить Вам пробу, так как до официальной пробы будет несколько неофициальных, на которых Вы могли бы спеть2.
С. Рахманинов
261. ДИРЕКЦИИ ПЕТЕРБУРГСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ
РУССКОГО МУЗЫКАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА
[После 21 и до 29 марта 1905 г.]
[Москва]
Милостивые государи!
Отныне вы увековечили свои имена, доселе безразличные для летописей искусства, славой Герострата. Вы осмелились «уволить» из состава профессоров Петербургской консерватории Н. А. Римского-Корсакова. Тридцать четыре года светлое имя это было украшением Консерватории и не только благодаря мировой композиторской славе и авторитету Николая Андреевича, но и вследствие незаменимо полезной педагогической деятельности его, свидетелем которой является весь русский музыкальный мир. Но что вам музыка и что вы музыке! Величайший из современных русских музыкантов, стремясь поднять достоинство искусства, прямо и открыто высказался о ненормальной постановке дела в учреждении, которому отдал жизнь и которое столь многим ему обязано,— и что же!? Вы не нашли лучшего ответа, как противозаконно вычеркнуть его из списка профессоров этого учреждения, не позаботившись даже, вопреки уставу, справиться с мнением Художественного совета...
Но знайте: сколько бы вы ни вычеркивали это имя из ваших канцелярских списков и ведомостей, оно по-прежнему будет озарять своим блеском всю Россию, весь мир. Позор не ему, «уволенному», а вам, в безумной слепоте дерзнувшим поднять руку на гордость родного искусства — великого художника и безупречного гражданина 1.
Н. Авьерино, Е. Азерская, Д.. Аракчиев, С. Богомолова, Е. Богословский, А. Борисенко, А. Брайнин, Ан. Брандуков, М. Букша, В. Булычев, А. Белоусов, Е. Белоусов, А. Веретенникова, В. Р. Вильшау, А. Вишневский, С. Владимиров, А. Гедике, С. Гилев, Р. Глиэр, Ел. Гнесина, А. Гольденвейзер, А. Гречанинов, К. Григорович, Н. Званцев, А. Ивановский, М. В. Иванов, Я. Истомина, В. Калинников, О. Кардашова, Карский, А. Кастальский, Е. Катуар, К. А. Кипп, А. А. Киселевская, Л. Конюс, Е. В. Колосова, Аре. Корещенко, Н. Кочетов,
Н. Кротков, С. Кругликов, А. Крутикова, В. Леминская, А. Ленская, Е. Линева, М. Малинин, Сер. Мамонтов, А. Метнер, Н. Метнер, Л. Милова, Н. Морозов, Муромцева-Климентова, Н. Мутин, Л. Николаев, П. Оленин, В. Осипов, А. Палице, Г. Пахульский, В. Петрова-Званцева, Л. Плотников, М. Попелло-Давыдов, Н. Потоловский, Н. Райский, С. Рахманинов, П. Ренчицкий, А. Робер, Э. Розенов, А. Ростовцева, С. Г. Рубинштейн, Юр. Сахновский, Секар-Рожанский, М. Семенов, А. Симон, Синицына, М. Слонов, Варв. Страхова, Страхов, В. Серова, С. Танеев, Ф. Франкетти, А. Хессин, Е. Цветкова, П. Чесноков, К. Чугунов, Д. Шор, П. Штробиндер, М. Шувалов, Ю. Энгель, Б. Яворский, Ярошевский.
М. Л. ПРЕСМАНУ
26 июня 1905 г.
[им. Ивановка, Тамбовской губ.]
Милый друг Матвей Леонтьевич.
Я получил только сегодня твое письмо от 3-го июня. Оно так запоздало оттого, что не застало меня в Москве и было мне прислано и деревню через земскую почту, которая очень долго ходит. Теперь я боюсь, что мой ответ не застанет тебя в Bad-Elster и ты сочтешь мое молчание за нежелание тебе писать. На всякий случай скажу тебе, что мне лучше всего писать по адресу А. Гутхейль (Москва, Кузнецкий мост). Он всегда знает, где и нахожусь, и пересылает мне письма.
Теперь перехожу к делу. Прежде всего всегда готов сделать тебе все, что могу. Но могу я сделать, к сожалению, немного. В Америке у меня есть только один знакомый, это Модест Альтшулер1, у которого теперь в Нью-Йорке русские симфонические концерты. Как раз сегодня я должен был ему ответить на его письмо ко мне, и вот я не удержался (прости меня!) и написал ему о тебе, спрашивал его, не может ли он что-нибудь тебе устроить там. Конечно, я просил его держать это пока в секрете. Упустить же такой случай мне было жалко. Он, конечно, знает там весь музыкальный мир и может что-либо посоветовать. Дожидаться же твоего разрешения
писать ему, а потом его ответа, было бы чересчур долго. Итак я ему написал. Ответ его придет ко мне не раньше как через полтора месяца. Тогда сообщу, конечно.
Теперь о твоей жене. Устроить ее в Большой театр могу только тем путем, каким теперь все попадают туда. Надо петь на пробе, и комиссия решит вопрос о ее поступлении или положительно, или отрицательно. Но только комиссия. Теперь, так как проба бывает только весной официальная, то я могу сделать так, чтобы эта комиссия послушала бы ее как-нибудь во время сезона, т. е. зимой. Но это проба частная, без оркестра и не решающая. Конечно, если твоя жена произведет на этой пробе хорошее впечатление, то ее, мне кажется, возьмут сейчас же. Одно меня смущает. В этом году введены штаты для певцов. Взяли два новых лирических сопрано и больше в этом голосе не нуждаются до будущего года, когда, может быть, освободится вакансия... Об штатах я знаю не наверно. Итак, мне кажется, что надо подождать весенней пробы и приехать тогда на нее. Если же твоя жена будет во время сезона в Москве по своим делам, а не специально для пробы, то можно ей устроить частную пробу, на которой выяснится до известной степени вопрос о поступлении2. Я хочу сказать, что приезжать специально для частной пробы в Москву не стоит. Вот и все.
Напиши мне, куда тебе писать теперь и также, почему все-таки ты хочешь уходить из Ростова? Неужели там так много неприятностей и подкопов. Ведь они везде бывают, и везде много, неужели у тебя там чересчур их много? Мне очень жалко, что тебе придется расстаться с твоим любимым делом.
Твой С. Рахманинов
Н. С. МОРОЗОВУ
6 июля 1905 г.
[им. Ивановка, Тамбовской губ.]
Милый друг Никита Семенович, рад был получить от тебя письмо и узнать где и как вы живете. Судя по описаниям дяди и тети (которые возвращаются к нам завтра), вам надо непременно исполнить ваше предположение
поехать в Швецию и Норвегию. Дядя и тетя в полном восторге. Конечно, вы проедете и через Копенгаген, который, по словам их же, лучшее, что они видели. Пожалуй, действительно стоит съездить, раз вы и недалеко оттуда к тому же. Только никаких практических указаний не могу дать, не видавши еще их. У нас все по-старому. Ежедневно много работаю (хотя и меньше, чем раньше, т. е. от 91/2 до 31/2 с обеденным отдыхом. Больше работать не позволяю себе) и ежедневно генеральные сражения в теннис. Инструментовка «Франчески» в таком положении. Начал ее инструментовать 9-го июня (сегодня 6-е июля) и сделал уже пролог, эпилог — а первую картину кончу завтра. Такое быстрое путешествие получается потому, что урок мой ежедневный не три страницы как раньше, а четыре. Как видишь, это и не очень утомительно, так как я занимаюсь не больше, а меньше прежнего. Относительно качества работы, все то же, что и всегда со мной при всякой работе. Во время работы думаешь, что хорошо сделано, иногда даже кажется, что очень хорошо, а как только пройдет несколько времени, то думаешь все почти никуда не годится и что лучше все переделать, хотя как сделать лучше и не знаю.
Осталось мне инструментовать теперь, значит, только 2-ую картину, это 42 страницы, или 101/2 дней. Один день отдыху завтра, итого надо бы к 20-му июля все кончить1. Могу еще сказать, что инструментовка «Ада» мне в общем более нравится, чем 1-я картина. Вот еще что: недавно читал в «Русск[их] Ведомостях»2, что мои оперы перенесены на октябрь. Значит, надо тем более торопиться, чтоб поспеть с перепиской. Про мою работу все.
В твоем письме еще я «прочел с удовольствием», что вам «было хорошо в Ивановке». Это мне очень приятно, так как комплименты Ивановке мне не безразличны, а очень трогают. Мне тут так хорошо, что я уже начал считать с тоской дни до отъезда и каждый вечерний чай я со вздохом убавляю еще одну цифру в общем числе. Так что сегодня вечеромя произнесу цифру «42». Это мало, очень мало и очень скоро пройдет, а затем Москва (пол горя!) и театр (целое горе!), не говоря уж о том, что мои все здесь останутся и Ириночка также. Она с каждым днем лучше делается и умнее. Это Жорж Занд, за неимением или незнанием более замечательной
женщины. До скорого свиданья через 42 дня. Кланяюсь Вере Александровне.
Твой С. Рахманинов
Благодарю за деньги, которые дал моей жене на квартиру (шут бы ее взял). Позабыл тебя предупредить, чтоб отнюдь не давать денег моей жене на перемену квартиры3.
А. Ф. ГЕДИКЕ
7 сентября 1905 г.
[Москва]
Многоуважаемый Александр Федорович.
У меня есть два знакомых дома, которые бы очень хотели, чтоб Вы согласились давать у них уроки музыки. Хочу узнать, есть ли свободное время у Вас? Согласитесь ли Вы взять эти уроки? (по разу в неделю). Какие Ваши условия? Ответьте мне, пожалуйста, по следующему адресу: Страстной бульвар, д[ом] 1-ой Женской гимназии.
С искренним уважением С. Рахманинов