Салон Карла Федоровича Фукса
Наиболее известным литературным салоном в Казани 1820-40 гг. была гостиная Карла Фёдоровича и Александры Андреевны Фукс. «Фуксы в течение многих лет представляли в своем доме такой общий для всех центр, куда невольно стремились в Казани все те, для которых почему-либо были дороги умственные интересы»[218].
К.Ф. Фукс в сентябре 1805 г. был назначен профессором в Казанский университет. Кроме родного немецкого языка Фукс отлично говорил по-французски, хорошо выучился русскому и татарскому языкам. Как практический врач он пользовался громадной известностью по всей округе; изучил край, входивший в состав Казанского учебного округа: чрезвычайно интересовался исконными жителями края, знакомился с их обычаями, изучал их предания, собирал рукописи, старопечатные книги, любил беседовать с раскольниками и нередко являлся их ходатаем перед властью[219]. Дома у Карла Федоровича были огромные естественно-исторические коллекции, картинная галерея фламандской школы (купленная по случаю), большая библиотека[220].
Жена Фукса, Александра Андреевна (урожденная Апехтина), приходилась родной племянницей казанскому поэту Г.П. Каменеву, одному из первых представителей романтизма в русской поэзии. «Она была очень недурна собой, ловка, умна и от дяди унаследовала страсть к стихотворству, которым занималась с увлечением с молодых лет...»[221]. Позже под влиянием мужа она увлеклась местной историей и этнографией, ее перу принадлежат несколько пьес и романов.
Брак знаменитого ученого с умною и поэтическою А. Апехтиной (в 1821 г.) составил эпоху в истории Казани: в доме Фуксов образовался литературный салон, который действовал четверть века - по мнению Де-Пуле, беспримерное явление в истории русской провинции[222]. Здесь проходили литературные вечера, программа которых тщательно обдумывалась заранее. Описание одного из вечеров у Фуксов содержится в письме И.А. Второва, датированном февралем 1836 г., что 16-го февраля, в воскресенье, он был на литературном вечере у К.Ф. и А.А. Фукс. Общество было отборное, образованное, много было дам.
Как видим, в салоне Фуксов собиралось общество с различными литературными интересами, социальным положением и т.п. Число посетителей достигало несколько десятков человек. Общение в доме Фуксов приводило, таким образом, к установлению тесных неформальных контактов литераторов, профессуры, всех интеллигентных людей Казани с людьми власть предержащими, занимающими различные ступени в служебной иерархии. Подобную пестроту состава посетителей мы никогда не встретим в столичных литературных салонах того времени, похожих на кружок творческих единомышленников.
В 1843 г. И.А. Второв в «Казанских губернских ведомостей» за 1844 г. описал собрания у Фуксов. Сам факт помещения этих воспоминаний в газете говорит о высоком интересе к собраниям у Фуксов всего казанского общества. Автор, в частности, сообщает: «Утешительно было видеть... живое участие, принятое многими здешними любителями литературы в прекрасном предприятии почтенных хозяев дома, участие, свидетельствовавшее, что общество наше не удовлетворяется обыкновенными общественными удовольствиями, но имеет другие, высшие потребности...
В восьмом часу началось чтение, которое открыла сама хозяйка дома, прочитавшая из нового своего романа «Зюлима» весьма занимательный отрывок, содержащий в себе описание лагеря Пугачева под Казанью и разные неистовства его.
Вслед за этим Г.Н. Городчанинов, бывший профессор здешнего университета, читал свое стихотворение, написанное в честь Державина. Это был отзвук минувшего периода русской литературы, периода восторгов, огня и пламени. Трогательно было видеть почтенного старца посреди слушателей, принадлежавших большей частью к молодому поколению, холодному, прозаическому…»[223].
На этом же собрании было прочитано сочинение самого И.А. Второва «Мои воспоминания о Казани», заключающее в себе интересные для здешних старожилов подробности о некоторых лицах, живших в Казани лет тридцать тому назад. Чтение закончилось любопытным описанием татарской свадьбы К.Ф. Фукса.
После этой духовной пищи радушные хозяева предложили прекрасный ужин своим гостям... Мы уверены, что каждый из них возвратился домой исполненный впечатления несравненно приятнейшего, нежели которое оставляют карточные вечера и балы, после которых трудно ожидать, чтобы заронилась светлая мысль в голову или залегло в сердце теплое, отрадное чувство...»[224].
Очевиден морализаторский характер описания, данного И.А. Второвым. Редактор «Казанских губернских ведомостей» через знакомство общества с салоном Фуксов стремится развить в казанцах литературно-художественный вкус, дать образец «более совершенных» форм культурного общения. «Второй литературный вечер в доме Карла Федоровича был 1 декабря, то есть ровно через две недели после первого. На предшествующей неделе, в среду, 24 ноября, он был отложен по случаю Екатеринина дня, в который праздновалось много именин. Посетителей на этом вечере было несравненно более, нежели в первый раз»[225]. Сначала сам Второв прочитал отрывок из своих путевых записок, заключающий в себе описание Ревеля... После этого хозяйка дома А.А. Фукс читала о пребывании А.С. Пушкина в Казани статью, любопытную по некоторым подробностям о незабвенном поэте, и которая может отнестись к числу материалов для его биографии. В дополнение к тому были прочитаны одним из посетителей несколько собственноручных писем Пушкина к А.А., свидетельствующих о его дружбе к нашей даровитой писательнице и уважении к ее талантам.
К.О. Александров читал свою статью «Несколько слов о Гейне». Единодушное одобрение слушателей служит лучшим свидетельством достоинств этого сочинения, замечательного как по прекрасному изложению, так и потому, что в нем едва ли не в первый раз на русском языке была представлена довольно полная характеристика этого одного из остроумнейших писателей нашего времени.
«Чтение заключил снова хозяин дома любопытною статьей о татарских женщинах. В особенности интересны были письма, в которых татарки изъяснялись в любви к Карлу Федоровичу.
Было уже довольно поздно, когда окончилось это чтение и весьма многие статьи, приготовленные к настоящему вечеру, остались непрочитанными»[226].
Таким образом, вечера у Фуксов, происходившие обычно раз в неделю, носили характер организованных литературных чтений, в основном авторских. При этом важно отметить высокий интерес посетителей салона к истории, обычаям местного края, самой Казани, что свидетельствует о зарождении этнографических интересов у провинциального общества.
Известность и популярность дома Фуксов была так велика, что каждый путешественник, государственный деятель, ученый, будучи в Казани, обязательно посещал его. Так, Де-Пуле сообщает: «Всякий европейский путешественник, явившийся в Приволжский край, прежде всего сближался с Фуксом... и получал от него громадный запас сведений всякого рода; так поступали Гумбольдт, Гакстхаузен и другие»[227].
Летом 1836 г. на вечере у Фуксов побывал Иван Никитич Скобелев, известный тогдашний писатель и генерал, прибывший в Казань в ожидании императора Николая I, которому должен был представлять бессрочных и гарнизонных солдат.
В сентябре 1833 г. дом Фуксов посетил А.С. Пушкин. В это время поэт предпринимал поездку по Оренбургской губернии с целью сбора материала о пугачевском бунте. Существует подробный рассказ Александры Андреевны о пребывании Пушкина в Казани: «Пушкин... остановился на одни сутки в Казани. Он знал, что в Казани мой муж, как старожил, постоянно занимавшийся исследованием местного края, всего более мог удовлетворить его желанию, и поэтому желал очень с ним познакомиться... Карл Федорович целый день провозился с Пушкиным. В девять часов утра он был с ним у Баратынского, в полдень - у Перцова, в шесть часов вечера у себя в доме, беседуя за чаем о Пугачеве... Напившись чаю, Пушкин и Карл Федорович отправились к Казанскому 1-й гильдии купцу Купенникову, бывшему в плену у Пугачева, и пробыли там часа полтора; возвратясь к нам в дом, у подъезда Пушкин благодарил моего мужа: «Как вы добры, Карл Федорович, как дружелюбно и приветливо принимаете нас, путешественников... Для чего Вы это делаете? Вы теряете Вашу приветливость понапрасну: Вам у нас никто этим не заплатит... мы в Петербурге живем только для себя»[228].
Между тем письма Александра Сергеевича к А.А. Фукc свидетельствуют о том, что он не забыл об их гостеприимстве и лишь зря оговорил себя. Их переписка продолжалась до конца жизни поэта, строки его посланий проникнуты искренним уважением к человеческим и научным достоинствам Карла Федоровича, к литературному дарованию Александры Андреевны[229].
Однако для более объективного представления об их знакомстве нельзя не привести письмо А.С. Пушкина к жене, Наталье Николаевне, от 12 сентября 1833 г., написанное сразу по посещении им Фуксов: «Я попал на вечер к одной сорокалетней, несносной бабе с вощеными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов двести как ни в чем не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил ее красоту и гений»[230]. Как видим, в этом письме Пушкин несколько по-иному описывает свои впечатления от знакомства с А.А. Фукс. Впрочем, нелестный отзыв поэта об Александре Андреевне можно объяснить постоянной ревностью Н.Н. Пушкиной.
Салон Фуксов, действовавший в эпоху николаевского царствования с его строжайшей цензурой и духом раболепства, особенно распространившегося в столицах, играл важную роль в деле передачи лучших культурно-нравственных традиций русского общества молодому поколению. Описания литературных вечеров у Фуксов содержат сведения об обмене мнениями между представителями различных поколений. Н.И. Второв прямо указывает на важность салонных бесед в воспитании его детей (известных в будущем деятелей провинциальной культуры): «Здесь воспитывались двое детей моих»[231].
Салон Фуксов существовал до конца 1840-х гг. По смерти мужа (1846) А.А. Фукс уже ничего более не писала и не печатала, но литературный салон еще года три-четыре до замужества дочери поддерживала. Сама Александра Андреевна прожила до 1853 г.[232].
Итак, провинциальные салоны, с одной стороны, отражали особенности провинциальной культуры того периода. Они отличались достаточно пестрым социальным составом его участников, отсутствием строгой манерности, жестко заданных правил поведения. И в этом их специфика по сравнению со столичными салонами. С другой стороны, некоторые держатели провинциальных салонов старались подражать светским салонам Петербурга, тщательно отбирая гостей по их социальному положению, вводя те же социально-ролевые нормы общения. И в этом плане петербургские салоны были примером для подражания.
Подведем итоги.
1. Детальное знакомство с литературными провинциальными салонами дает возможность не только воссоздать интереснейшие страницы духовной жизни русских провинциальных городов, но и позволяет наполнить конкретно-историческим содержанием некоторые более общие процессы развития провинциальной культуры России в рассматриваемый период. В числе них можно назвать, например, эволюцию форм культуры интеллектуального общения в российской провинции, рост интереса провинции к общественно-культурным явлениям, собственно к литературе; изменение статуса женщины высшего света в общественном сознании, динамика ее самосознания; зарождение и распространение этнографических интересов в российском обществе. Думается, перечень этот может быть и дополнен. Воссоздание полной картины провинциальной литературно-салонной жизни России первой половины XIX в. - тема, содержащая широкие перспективы исторического исследования.
2. Провинциальные салоны и кружки являлись центрами просвещения нередко для целых уездов, способствуя культурному развитию местных помещиков и чиновников. Примерами таких просветительских салонов были салоны в Харькове, Воронеже и Казани.
Салоны наряду с литературными и научными обществами способствовали более широкому обсуждению актуальных культурных и политических вопросов, постоянному общению передовой части дворянской интеллигенции. Примером такого просветительского салона был салон К.Ф. Фукса.
3. По социальному составу провинциальные салоны были более демократичными по сравнению со столичными. Можно выделить несколько групп участников салонов: родственники, друзья, знакомые, незнакомые, проезжающие по делам и т.д. Гостями салона могли быть разночинцы: музыканты, литераторы, журналисты, артисты, художники, искусствоведы и т.д., а также иностранные посетители: гастролеры-артисты, в том числе композиторы, пианисты, скрипачи, гитаристы, певцы; иногда «модные» гипнотизеры, импровизаторы, гувернеры, крепостные музыканты, актеры, певцы, поэты-«самородки». В отличие от столичных салонов провинциальные характеризовались более тесными родственными и дружескими связями участников усадебного салона.
4. С начала XIX века, а особенно в 20-е годы, салоны были тесно связаны друг с другом не только общим кругом посетителей, общими культурными задачами, но и своего рода конкуренцией, которая заставляла многих владельцев выборочно приглашать литераторов, артистов, писателей, музыкантов. Особенно сильна была своего рода «конкуренция» между Петербургом и Москвой, а также между столицами и провинцией. Наиболее устойчивой сферой деятельности русского салона в русском обществе, особенно в XIX веке, были литература и музыка.
Несмотря на значительную роль в культурной жизни России, дворянские салоны, безусловно, носили сословно-замкнутый характер, где наряду с литературными и научными обществами обсуждались актуальные культурные и политические вопросы. С 50-х гг. XIX в. блестящее время дворянских салонов и утонченной культуры аристократов духа и мысли безвозвратно уходило в прошлое. Выразителем новой эпохи стал разночинец, который с точки зрения посетителей великосветского салона, был «плебей до мозга костей». Вторая половина XIX в. ознаменовалась появлением в общественно-культурной жизни страны новой силы - разночинной интеллигенции.