Островский г. добрый лев марии примаченко (фрагменты)

Полесье, районный центр Иванково, деревня Болотня. Вполне обычная сельская улица, немощеная, с рытвинами, в которых, особенно по весне, порой застревают машины и люди. Речка Болотнянка высохла, лишь ручеек в старом русле. Хаты большей частью просторные, кирпичные, под серым шифером. Дом номер 49. Здесь живет Мария Примаченко. «Вся ее жизнь сегодня - это дом и память. А оказывается, это совсем немало: дом, в который приходят пешком, приезжают…

Небольшой квадратный столик приставлен к окну. За ним полустоя, полусидя старая крестьянка - грузная, в надвинутом на лоб ослепительно белом платке, вышитой крупными красными цветами рубахе, фартуке для работы. (Никогда не говорит «писать», «малювати», тем более «творить», но всегда - «робити», работать.) Годы, конечно, вязли свое, однако и сейчас красива она мягкой и чистой лепкой лица, светящимися глазами, подкупающей гармонией облика. Речь ее по-крестьянски образная, не гладкая и приглаженная, но живая, эмоциональная, сочная, полная тех «неправильностей», которые отличают ее от «писаного»; впрочем, и пишет она как говорит, а не наоборот. Мягкая и певучая украинская «мова» богата интонациями, а голос иногда повышается, становится резким. Рассказы порой удивительным образом складываются в «устные новеллы», и перед слушателем проходит череда маленьких сценок, лиричных и драматичных, но всегда исполненных глубоко личностного отношения к предмету.

Завязывается обычный разговор - о том о сем, о повседневных делах и заботах. Радушная и хлебосольная хозяйка, она умеет и приветить гостя, но может и отвадить его. В ясном и чистом взгляде промелькнет острая проницательность, и возникает ощущение, что провести эту малограмотную старуху невозможно: людей она видит, что называется, насквозь, о каждом у нее свое мнение, и тут уже нет места ни уступчивости, ни ложному этикету. Если вердикт не в пользу пришельца, то в лучшем случае он услышит «да» или «нет», а то, как говорится, и от ворот поворот. Не высокомерие и надменность, не приниженность и заискивание, но спокойное и уверенное чувство собственного достоинства - человеческого и художнического, сильное и яркое самоощущение истинно творческой личности - вот, пожалуй, главное в этом сложном и неоднозначном характере, натуре, вероятно, ранимой и незащищенной, импульсивной и артистичной по самой своей сути и в то же время цельной, в чем-то властной, знающей себе цену, решительно и бескомпромиссно отводящей возражения. Работы свои не разъясняет и не комментирует: ежели хороший и чуткий человек, то и так поймет, а нет - и говорить не о чем.

Долго смотрели в тот день ее работы, а когда уже смеркалось, Мария Авксентьевна простодушно сказала:

— Так хочется, чтобы побольше людей смотрело рисунки и чтобы всем нравилось.

За окном в сгустившихся сумерках все та же Болотня, обыкновенное село украинского Полесья.

— Мой мир начинается в моем селе. Я родилась здесь, здесь выросла, здесь проходит вся моя жизнь. Лесок и овраг за селом, и поля вокруг, и старые деревья вокруг поля я знаю, как свой дом. Каждая ветка, каждый корень, каждая капля росы здесь - родные мои.

Я рисую столько, сколько себя помню. Я рисую зверей, и птиц, и цветы. И все мои звери, и все мои цветы - из здешних лесов. И все мои песни, все думы, все легенды открылись мне в этих краях, в моем селе, в Болотне. Я рисую подсолнух, и дерево в цвету, или нашу сельскую свадьбу, или реки и берега - и это все Болотня.

И входила она в меня - аистом на крыше, вышивками матери, печальной девичьей песней, утренним туманом. Но нет ей конца, моей Болотне, и кажется мне, что в каждом дереве, в каждой капле дождя не только Болотня, но и вся моя Родина, голоса далеких людей, песни, которых я не знаю, запах трав, что растут далеко от Болотни, в далеких краях, где я никогда не была.

А если я узнавала о мире, о людях, о советской стране, чего не видела и не знала в Болотне, мне хотелось, чтобы все это было здесь. Я рисую «Три солнца в космосе» - три далеких солнца, и думаю, что им хорошо бы светить над нашим селом.

Я рисую льва, и знаю - ему хорошо будет у нас, в колосьях нашей пшеницы. Он станет добрым: ему будет нравиться, когда у него на спине лениво растянется лягушка. Я рисую павлина - он очутился в Болотне, потому что я его нарисовала, но он навсегда останется здесь, у нас, потому что никогда он не видел ничего прекраснее нашего подсолнуха. Я привожу весь мир в свою картину, и мое село становится всем миром.

Я нарисовала людей нашего села и назвала картину «На Украине хлеб и соль». Хлеб и соль - нашим гостям, всем, кто придет к нам, в нашу Болотню.

Сейчас Болотня моя стала большой и красивой. И дети бегают в школу. И школа есть у нас - студия, там я учу детей рисовать. Я учу их рисовать цветы, зверей и птиц. Я учу их тому, чтобы тот, кто рисует, всегда приносил радость людям, чтобы в каждом их рисунке было самое главное, что дорого всем советским людям: справедливость и доброта.

Так записано со слов Марии Примаченко: явно слишком «литературно» для нее, но по сути верно. (конец 1980-х годов)

БОРИС ОЛЕЙНИК (Украина)

БЕЛОРУССИИ (1996)

Три березы. Четвертая стала огнем.

О, прости! Ты прости мою память,

хотя не прощай ее лучше....

Будут весны любимым зеленые письма нести,

Но один адресат никогда уже их не получит.

Стал я сед, словно лось, стал я бел, будто ядерный дым,

На обугленный мир мои очи дождями упали.

Ты простила б, как мать эту страшную память, Хатынь,

Но коль ты сожжена - кто же будет прощать эту память?