Древнеримская историография
У римлян зачатками историографии были анналы понтифексов, городские и фамильные хроники, магистратские списки и другие первоначальные записи исторических фактов. Все эти памятники давали лишь сухие перечни замечательных событий и явлений, без внутренней связи и литературной обработки. Лишь со времен Пунических войн стали появляться попытки самостоятельной обработки исторического материала, прежде всего в виде летописей (анналов) и записок. Первые из анналистов знали греческих историков. Фабий Пиктор и другие авторы даже писали по-гречески, но способ изложения у них еще весьма несовершенный, критики известий они не знают, единственная связь фактов — хронологическая. Выше всех их стоит Марк Порций Катон. В его труде, излагавшем историю города от его основания до времен автора, уже сказывался метод в исследовании, и изложение было связное. Литература исторических записок развивалась одновременно с летописями. И здесь первоначально многие, ввиду невыработанности латинского языка, писали по-гречески. Эти автобиографии большей частью написаны нескладно, сухо, без литературного таланта. Заслуживают внимания лишь мемуары Луция Корнелия Суллы, оконченные учёным вольноотпущенником диктатора Эпикадом.
VII век от основания Рима был веком расцвета римской историографии. Усвоенным у греков методом и искусством изложения воспользовались Тит Помпоний Аттик и Корнелий Непот. Высшей ступени совершенства достиг Гай Юлий Цезарь в своих «Комментариях», в который безыскусственная простота изложения соединяется с пластическою ясностью. Рисуя вполне беспристрастную (за очень немногими исключениями) картину событий, в которых он участвовал сам, Цезарь сумел, благодаря тонкому психологическому анализу, придать своим запискам логическую законченность. Психологический прагматизм Гая Саллюстия Криспа напоминает изложение Фукидида. Своим немного архаистическим языком Саллюстий, с необыкновенной сжатостью, передает внутренний смысл событий, дает блестящие характеристики, отчетливо и ярко рисует культурные картины. Некоторое сходство с ним представляет Гай Азиний Поллион, историк римских гражданских войн.
С появлением монархии свобода выражения в римской историографии была сильно стеснена, но зато стали появляться громадные общие труды, вроде римской истории Тита Ливия — произведения кабинетного ученого, в котором нет общей связующей мысли, нет равномерности и самостоятельности в предварительной обработке материала, но зато изложение плавно, гармонично, красноречиво и проникнуто большой гуманностью. Рядом с этим блестящим произведением римского Геродота стоит громадная история Помпея Трога, внесшего в свой труд все что ему было известно о прежней судьбе народов, подвластных Риму.
Увеличивавшийся деспотизм императоров мало-помалу уничтожал возможность серьезной обработки истории, особенно современной. Историография этого времени начинает представлять лишь безделушки, собрания анекдотов, биографии, рассказы о войнах, большие и малые руководства для школ и т. п. Наиболее известные из ее представителей — Веллей Патеркул, Валерий Максим, Квинт Курций Руф и др. В более свободное от внешних стеснений время писал Публий Корнелий Тацит, один из величайших историков древности, который, по своему необыкновенному уменью постигать внутреннюю связь изображаемых событий, по глубокому знанию людей и редкому дару тонкой и меткой характеристики, по горячей любви к истине и мастерству изложения, сжатого и напористого, не уступает Фукидиду, отличаясь от него лишь большей субъективностью.
Суровый, обличительный, пессимистический тон его представляет полный контраст с спокойным и ясным миросозерцанием другого бытописателя той же эпохи, Гая Светония Транквилла, написавшего при Адриане, кроме прочих трудов, биографии нескольких императоров. После Светония римская историография опять находится в состоянии упадка: общие труды, вроде истории Флора, представляют по большей части безвкусную декламацию, биографии же императоров вырождаются или в собрания скандальных анекдотов, или в панегирики. Компилятивные биографии так называемых Scriptores Historiae Angustae весьма важны как источники, но литературного значения не имеют никакого. В IV веке массами появляются небольшие компендии и руководства для школьного обучения — Аврелия Виктора и Евтропия.
В последний раз в римской историографии появляется выдающейся талант в лице пишущего варварскою латынью грека Аммиана Марцеллина, правдивого, беспристрастного и умного историка своего времени. Как писатели, стоящие на меже средних веков, могут еще быть названы Сульпиций Север, написавший слабую историю евреев и христианства, и Павел Орозий, по совету Августина написавший всемирную историю, в которой силился доказать, что не христианство было виною падения империи.
В то время как Запад империи погрузился в варварство, на Востоке античная историография, постепенно вырождаясь, доживала еще свой век в Византии. Ещё в III веке у Публия Геренния Дексиппа сказывались характерные черты византийской историографии, в общих трудах соединявшей записки с хроникой мира.