Рыцарская и карнавальная культура средневекового общества

· Образ рыцаря в мировой истории и культуре один из самых долгоживущих. Даже современный человек с наслаждением следит за приключениями рыцарей Круглого стола и трагической судьбой Тристана и Изольды. Однако реальный образ рыцаря средневековья далеко отстоит не только от современных версий массовой культуры, но и от образа благородного рыцаря созданного романтиками в XIX веке.

· Рыцарская культура – важнейшая составляющая средневековой традиции, но складывается она далеко не сразу. Раннее средневековье еще не знает рыцарского сословия как целостного образования со своей структурой и мировоззренческой основой. Безусловным является только то, что это хорошо вооруженный всадник, способный к боевым действиям. Во времена Карла Великого происходит формирование основного принципа социальной организации сословия «воюющих» (в последствии ставшего универсальным принципом организации жизни средневекового общества) – системы сеньорно-вассальных отношений. Именно Карл Великий вводит обычай оммажа («вручения себя»фр.) , согласно которому, войн приносящий клятву верности королю, получал за это бенефиций (земельный надел) в пожизненное владение, которое в последствии превращалось в родовую собственность. Так постепенно складывалась система вертикальных связей между сюзереном и его вассалами, и, одновременно, формировалась система ленов (земельной собственности).

· Рыцарская культура представляет собой сложное переплетение светских и религиозных компонентов. Истинный рыцарь, прежде всего – правоверный христианин, однако жизнь его проходит не в молитве и благочестивых деяниях, а на полях сражений. Это порождает сложные антиномии, лежащие в основе мировоззрения рыцарства.

· Основными антиномиями рыцарской культуры являются:

1. Христианская заповедь «не убий» и принцип воинского служения;

2. Антиномия чести и славы (слава как проявление личной воинской доблести и честь как сословная добродетель);

3. Противоречие религиозной аскезы и рыцарской щедрости;

4. Противоречие земной славы и небесного воздаяния.

· Важную роль в формировании рыцарской культуры сыграли крестовые походы(XI-XIII вв.). К этому времени церковь наконец находит компромисс между христианским принципом «не убий» и германским принципом «убей кого сможешь». Такой идеологией становится концепция «священного воинства». Период зрелого средневековья, с его растущими городами, торговлей и ремеслом, требовал контроля за торговыми путями в богатые восточные земли. Это становится скрытой причиной первых крестовых походов. Однако важно и то, что церковь предлагает рыцарю-воину служить Богу не молитвой, а мечем. Возникают духовно-рыцарские ордена как синтез монашеского служения и воинской доблести. Главные из них – тамплиеры (1118г.), госпитальеры(1070 г.) (мальтийский орден), тевтоны (1190 г.).

· Крестовые походы привнесли в культуру западно-европейского средневековья много нового. Это касается не только художественной традиции, но повседневной жизни рыцарства: пряности, шелк, дамасское оружие. Рыцарь, вернувшийся с Востока, уже иначе воспринимал свое положение в обществе и хотел, чтобы его привилегии имели зримое воплощение.

Начиная с XII века, при дворах королей и крупных феодалов развивается богатая придворная жизнь с пирами и турнирами, представлениями гистрионов и жонглеров. Важнейшим феноменом придворной культуры этого периода становится куртуазная культура.

· В основе куртуазной культуры лежит культ «Прекрасной Дамы». Безусловно, положение женщины в средневековом обществе (даже дамы благородного рода) ужаснуло бы современных феминисток, однако нельзя не согласится с тем, что культ прекрасной дамы не выдумка романтиков более поздних эпох.

Любовь рыцаря и прекрасной дамы при все этикетности и идеализации такого рода отношений, превращала женщину из «сосуда греха» в объект поклонения и почитания. Кроме того, куртуазная любовь выступает способом разрешения противоречия между сословным браком и индивидуальным чувством.

· Лирика трубадуров и миннезингеров, рыцарский куртуазный роман – этим обогатила мировую литературу куртуазная культура средневекового рыцарства. Развитие светской литературной традиции связано с появлением новых поэтических форм: рифмы, аллегорического языка. И пожалуй самое главное – провансальская лирика и рыцарский роман создается на национальных языках, вопреки господству латыни в культуре средневековья. История куртуазной литературы оставила нам имена знаменитых трубадуров и авторов романов (Сордель, Гильем Орантский, Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах).

· Произведения рыцарской литературы создавали идеальный образ рыцаря - бесстрашного война и верного вассала. Но этот образ переплетался с авантюрным сюжетом, фантастическими персонажами и событиями, и, конечно, любовью к Прекрасной Даме. Одной из важнейших коллизий рыцарского романа становится противоречие долга и чувства. Так, например, в знаменитом романе «Тристан и Изольда» страстная любовь героев, вспыхнувшая под влиянием любовного напитка, вступает в неразрешимое противоречие с долгом вассальной верности для Тристана и супружеским долгом для Изольды.

· В итоге, следует отметить, что рыцарская культура, мировоззренчески опираясь на христианскую традицию, по сути дела была светской, ибо основные ценности в жизни рыцаря были связаны с земной жизнью, была ли это воинская слава или любовь Прекрасной Дамы.

· Празднества карнавального типа и связанные с ними смеховые действа или обряды занимали в жизни средневекового человека огромное место. Кроме карнавалов в собственном смысле с их многодневными и сложными площадными и уличными действами и шествиями, справлялись особые праздники дураков (festa stultorum) и праздник осла, существовал особый, освященный традицией вольный пасхальный смех. Более того, почти каждый церковный праздник имел свою, тоже освященную традицией, народно-площадную смеховую сторону. Таковы, например, так называемые храмовые праздники, обычно сопровождаемые ярмарками с их богатой и разнообразной системой площадных увеселений (с участием великанов, карликов и т.д.).

· Карнавальная атмосфера господствовала и в дни постановок мистерий и соте. Царила она также на таких сельскохозяйственных праздниках, как сбор винограда, проходивший и в городах. Смех сопровождал обычно и гражданские и бытовые церемониалы и обряды: шуты были их неизменными участниками и пародийно дублировали различные моменты серьезного церемониала (прославления победителей на турнирах, церемонии передачи ленных прав, посвящений в рыцари и др.). И бытовые пирушки не обходились без элементов смеховой организации, например, избрания на время пира королев и королей для смеха.

· Все эти обрядово-зрелищные формы давали, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и в негосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений. Они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все средневековые люди были в большей или меньшей степени причастны, в которых они в определенные сроки жили. Каковы же специфические особенности карнавалов средневековья и прежде всего какова их природа?

· Прежде всего, необходимо отметить, что все карнавальные формы последовательно внецерковны и внерелигиозны. Они принадлежат к совершенно иной сфере бытия.

· По своему наглядному, конкретно-чувственному характеру и по наличию сильного игрового элемента, они близки к художественно-образным формам. К театрально-зрелищным. Но основное карнавальное ядро этой культуры вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной формой и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границах искусства и самой жизни. В сущности, это сама жизнь, но оформленная особым игровым образом.

· Для смеховой культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. не карнавальной) жизни, носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например, Трибуле при Франциске, вовсе не были актерами, разыгрывавшими на сценической площадке роли шута и дурака (как позже комические актеры, исполнявшие на сцене роли Арлекина, Гансвурста и др.). Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки, они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это и не комические актеры.

· Официальные праздники средневековья и церковные и феодально-государственные никуда не уводили из существующего миропорядка и не создавали никакой второй жизни. Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим прошлым освящал существующий в настоящем строй. Официальный праздник, иногда даже вопреки собственной идее, утверждал стабильность, неизменность и вечность всего существующего миропорядка: существующей иерархии, существующих религиозных, политических и моральных ценностей, норм, запретов. Праздник был торжеством уже готовой, победившей, господствующей правды, которая выступала как вечная, неизменная и непререкаемая правда. Поэтому и тон официального праздника мог быть только монолитно серьезным, смеховое начало было чуждо его природе.

· В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в не за вершимое будущее.

· Особо важное значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений. На официальных праздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались: на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг и занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавале все считались равными. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений.

· Это временное идеально-реальное упразднение иерархических отношений между людьми создавало на карнавальной площади особый тип общения, невозможный в обычной жизни. На карнавале вырабатывались и особые формы площадной речи и площадного жеста, откровенные и вольные, не признающие никаких дистанций между общающимися. Свободные от обычных, вне карнавальных норм этикета и пристойности.

· В карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью. В этом специфическая природа карнавала, особый род его бытия. Карнавал это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность здесь становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия.