Реалисты»: Андрей Бабичев, Володя Макаров

Андрей Бабичев представлен нам в романе в восприятии своего антагониста, поэта Николая Кавалерова. Кто же это, Андрей Бабичев, – «великий колбасник» или герой нового времени?

Наум Лейдерман называет Андрея Бабичева «государственный человек, «великий колбасник, кондитер и повар». Пафосно, пусть даже с некоторой долей иронии. Но нельзя не согласиться. Действительно, Андрей Бабичев – государственный человек, а стало быть, человек, стремящийся приносить пользу обществу. Тут нельзя его упрекнуть. Он действительно полезен. Вот только польза тоже должна приноситься с пользой. Но кругозор Бабичева, к сожалению, узок. За общим он не видит частного, из-за деревьев он не видит леса. Отсутствие воображения не позволяет ему «развернуть» взгляд, посмотреть шире. Проблему будущего он укладывает в строительство «Четвертака».

Вячеслав Полонский в своей статье «Преодоление «Зависти» пишет о двойственности Андрея Бабичева. И считает, что «двойственность этого персонажа произошла прежде всего потому, что облик его написан прежде всего кистью Кавалерова. Глазами Кавалерова показан Андрей Бабичев. Наш мечтатель не пощадил врага: последний получился выпуклым и живым, как портрет, выходящий из рамы». [ 6 ]

«…Быстрыми и уверенными шагами входит враг-хозяин Андрей Петрович Бабичев.

«Он обжора».

«У него нет воображения».

«...барин...»

«...тупой сановник».

«...липа».

«...сановник, невежественный и тупой, как все сановники, которые были до... и будут после... И, как все сановники... самодур».

«...сановник...»

«Самоупоение...»

«...самодовольство...»

«Высокопоставленный чиновник...»

«..заурядная личность...»

«...обыкновенный обыватель...»

«...обыкновенный барин, эгоист, сластолюбец, тупица, уверенный в том, что все сойдет ему благополучно».

«...тупица...»

Медленно и неотвратимо проступают сквозь розовые упитанные щеки череп и берцовые кости.

«...тупица, смеявшийся над ветвью, полной цветов и листьев...»

Он («образцовая мужская особь») стал директором треста, «одним из замечательных людей государства», заведующим «всем, что касается жранья», зажрался.

Андрей Бабичев — предупреждение об опасности.

Об опасности перерождения. Или того, что называется другим словом — термидор.

Оказывается, что положительный герой тов. Бабичев А. П. ничем не замечательный человек.

Оказывается, что положительный герой тов. Бабичев А. П. «заурядная личность, вознесенная на завидную высоту благодаря единственно внешним условиям». [ 1 ]

Рисуя Андрея, Кавалеров ограничился преимущественно изображением его внешних черт. Внутреннего мира у Бабичева не оказалось. Кавалеров либо скрыл его от нас, либо в самом деле нечего было изображать. Мы видим Бабичева со всех сторон, знаем вес его тела, упругость его кишечника, слышим, как он поёт по утрам в клозете, нам известно: он начинает полнеть – несколько новых гимнастических упражнений будут ему, конечно, полезны. Он элегантен, носит серый костюм, от него пахнет одеколоном. У него прекрасная квартира. В квартире чудесная ваза, похожая на фламинго. Но у него нет воображения. Он мелочен, недоверчив и кропотлив, как ключница. Он не смеётся, а давится от хохота. Он ржёт…

Он не спрашивает, но у него иногда выскакивают вопросы, совершенно неожиданные. Он невежествен. Он не знает Иокасты. Его лицо похоже на румяный горшок. У него потная шея. Во сне он храпит. Он обжора. Яичницу он ест со сковороды, «откалывая куски белка, как облупливают эмаль». Его глаза при этом наливаются кровью, он снимает и надевает пенсне, чавкает, сопит, у него во время еды двигаются уши. Имя Офелия кажется ему бредом. У него нет сомнений. Валя передаёт ему слова Кавалерова о ветви, полной цветов и листьев, - Бабичев отвечает: «Что? Ветвь? Это, наверно, какой-нибудь алкоголик». У него нет общих идей. В его языке, суконном и тусклом, нет красок и обобщений. Он весь в сегодняшнем дне, в работе, в делячестве. Он – великий колбасник, кондитер и повар. Он жаден и ревнив. Он строит столовую. «Это будет дом-гигант, величайшая столовая, величайшая кухня. Обед из двух блюд будет стоить четвертак». [ 6 ]

«Четвертак» - так называется «хрустальный дворец», воздвигаемый Андреем. Если Кавалеров символизирует личность, оторванную от общества, отвергающую общество, Бабичев – символ этого общества. В нём сосредоточилось всё, против чего бунтует Кавалеров. Бабичев – как бы образцовый представитель общества, выразитель его потребностей, его поэт, его жрец; не случайно Кавалеров бросает мимоходом про его смех: это хохот жреца. Если Кавалеров – символ романтика, Андрей Бабичев – символ реалиста. «Кто превратит мои цифры в цветы?» - с иронией спрашивает Андрей. [ 6 ]

Андрей Петрович Бабичев, обладающий колбасой, трубами и громадной бесконтрольной властью, плюет на ветвь, полную цветов и листьев, равно как и на голубую рогатку весны. Андрей Петрович так не по-хозяйски разбазаривает явления природы не потому, что он администратор или техник, не любящий поэзию, но потому, что он не любит такую поэзию. Эти люди любят совсем другую: хрустальные люстры и сливочные торты. Они любят деликатное обращение и вообще ценные вещи. Они требуют колонн, памятников, фонтанов, красивых (лучше полных) женщин, станций метро из сплошного мрамора, победителей на коне, сытной еды и глубокого уважения. Им нужно, чтобы все было, как в лучших домах, чтобы было солидно, прочно, богато и хорошо поставлено на великое историческое прошлое. Ну, как в доброе старое время. Они отбрасывают современников эпохе-предшественнице революции. Пройдет несколько лет и они не на живот, а насмерть начнут тяжелую, изнурительную и победоносную борьбу за бороду, зипун и охабень. Пройдет несколько лет, и этот герой, эта машина, этот мерзавец, перерожденец, термидорианец, предатель, убийца создаст ситуацию и идеал, которые разовьют лучшие идеи концепции и в более полном и усовершенствованном виде станут называться «культом личности» — ничтожными словами, лишь краешком соприкасающимися с невиданным в истории мира уничтожением людей, идей, чести, нравственности, жизни на земле. [ 1 ]

Чтобы подчеркнуть черты Андрея Бабичева, Олеша, как и в случае с Николаем Кавалеровым, вводит в сюжетную линию двойника Андрея – Володю Макарова.

Аркадий Белинков в своей книге «Сдача и гибель советского интеллигента» справедливо отметил, что «двойники героев, как все двойники мировой литературы, нужны для того, чтобы показать, каким свойствам героя угрожает обеспокоивающее развитие». (сноска)

Без надежды на перевоспитательный эффект показывает писатель Андрею Бабичеву его двойника.

Рядом со своим двойником Андрей Бабичев вроде бы и не толстяк, а щенок. Вот именно. Что Андрей Бабичев! Ну, поет человек по утрам в клозете. Ну, и что? А вот двойник - Володя Макаров - в клозете не поет. Не такой он человек, чтобы петь и вообще предаваться упаднической лирике. Куда Бабичеву с его пением и дворянской родинкой! У него еще остались хоть какие-то не изжитые до конца человеческие черты и кричащие противоречия. А бывают случаи, когда ему вдруг ударяет в голову самый настоящий тонкий интеллектуализм! Понимаете? В такую минуту он вдруг совершенно безо всякой подготовки может спросить: "Кто такая Иокас-та?" Понимаете? Несравненно более высокую ступень представляет собой молодое поколение, высовывающееся из-за спины Андрея Бабичева в лице Володи Макарова, футболиста. [ 1 ]

«Малозамечательный юноша, известный только на футбольном поприще», - иронически говорит про Володю Иван. Странное дело, - эта характеристика правильна. Облик «нового человека» сделан так, что в нём действительно, кроме хороших мышц, нет ничего замечательного. Подобно Андрею, он лишён воображения. У него нет дарований. Его ноги работают лучше головы. Он говорит суконным языком. Автор воспроизводит письмо Володи – оно тускло. Стиль его бездарен.

Макаров мечтает быть Эдисоном нового века, но разве великие изобретения делались ногами? Володя сознаёт, что он «совершенно новый человек». Он иронически относится к своему приёмному отцу, хотя и считает его «мудрейшей, удивительной личностью». Иронизирует Володя потому, что мудрейшая личность, оказывается, ещё не совсем рассталась с «чувствительностью». [ 6 ]

Что останется от человека, если убрать чувства? Желудок, переваривающий колбасу? Автор ищет способы и формы опровержения романтиков-фантазеров. Свою идею изживания старых, индивидуалистических чувств Олеша материализует через создание модели нового человека. Воплощением этой модели становится спортсмен, футболист Володя Макаров. [ 4 ]

Володя буквально видит свою цель в том, чтобы стать машиной. Понятие «машина» выступает как знак целесообразности, разумности, планомерности. Вот как характеризует сам Володя Макаров себя: «Я человек-машина. Я превратился в машину. Если еще не превратился, то хочу превратиться. (...) Я хочу быть машиной. Хочу стать гордым от работы, гордым — потому что работаю. Чтоб быть равнодушным ко всему, что не работа!» И этот парень, который хочет превратиться в машину, и девочка Валя, которая марширует с ним рядом в спортивных рядах, — действительно кажутся автору детьми светлого будущего. [ 4 ]

Андрей Бабичев говорит о Володе: «Он совершенно новый человек». А вот Кавалеров замечает: «У него плебейское лицо». Ведь даже планы на будущее супружество, о чем принято говорить романтически возвышенно и деликатно, Володя излагает удивительно по-простецки, в том же утилитарно-рациональном ключе: «Мы с Валькой поженимся через четыре года. — А раньше не утерпите? — Нет!» Олеша подает эти плоские рацеи героя как завидные свойства нового человека, который умеет даже любовь подчинить четкому регламенту.

Чтобы показать этого нового человека в действии, автор создает великолепную главу — описание футбольного матча. Дружная команда Володи противостоит команде, где блистает индивидуалист Гецкэ. Володя-вратарь отчаянно защищает свои ворота и сам забивает победный гол. Это апофеоз — команда новых советских людей, людей-коллективистов, выигрывает у представителей старого буржуазного мира. [ 4 ]

Если бы Володя был поэтом, он писал бы поэмы о машине. Но Володя Макаров, совсем как некоторые «лефы», отрицает поэзию. Разница та, что некоторые «лефы» стали отвергать поэзию, после того как поэзия отвергла некоторых «лефов». Володя же никогда на поэзию не покушался: футбол отнимал у него свободное время. К тому же Володя лишён поэтических дарований. Его увлечение машиной тупое и какое-то буквальное. «Цифры», которые Андрей Бабичев противопоставляет «цветам» Кавалерова, густо растут в сознании Володи. Его даже мучает зависть к «машине». «Чем я хуже её», - говорит он.

Человек-машина, человек-цифра – вот он, «завтрашний день» Андрея Бабичева. В человеке-машине действительно не останется человеческих чувств, и женщина в самом деле может превратиться в инкубатор. Володя любит Валю – у него всё вычислено: они поженятся через четыре года. Первый раз они поцелуются, когда откроется «Четвертак», уверяет Володя. Это значит: он лишён чувства смешного. Он, кроме того, не ощущает

собственной пошлости. В таком случае его ненависть к «телятам» теряет своё

оправдание.[ 6 ]

Вывод

В «Зависти» центральное место принадлежит сугубо романтическому конфликту — конфликту между идеалом и действительностью. Здесь происходит четкая поляризация образов по двум полюсам. Есть мир носителей идеала: Андрей Бабичев, Валя, Володя Макаров. И есть мир тех, кто противоположен этому идеалу: Николай Кавалеров, Иван Бабичев. [ 4 ]

Идеалом здесь заявлен культ пользы, практицизма и рационализма. Эмблемой этого идеала выступает колбаса. В «Зависти» здание, в котором люди должны будут обрести материальное благополучие, — это фабрика-кухня под названием «Четвертак»: «Четвертак будет дом-гигант, величайшая столовая, величайшая кухня». «Четвертак» — здание счастья, потому что люди, питаясь там, освободят себя от нудных семейных забот.

Антиномия персонажей: фантазеры и «колбасник» [ 4 ], Николай Кавалеров и Андрей Бабичев.

В процессе выполнения работы были решены все поставленные задачи: рассмотрено

художественное своеобразие романа «Зависть», проанализировано понятие «фантазии»

на примере рассмотрения «фантазеров» и «реалистов», изображенных в романе.

Говоря о «фантазерах» и «реалистах» в романе, мы в первую очередь подразумеваем

Николая Кавалерова и Андрея Бабичева. Эти два персонажа противопоставлены в

романе.

Главное различие между Андреем Бабичевым и его антагонистами, Николаем Кавалеровым и Иваном Бабичевым, состоит в отношении к личности, в понимании сущности человека и его жизненных приоритетов, в представлении о том, какое место они отводят человеческой индивидуальности в современной действительности. [ 4 ]

Андрея Бабичева можно было бы назвать анти-Кавалеровым. Кавалеров – романтик, Бабичев – реалист. Кавалеров – мечтатель, Бабичев – весь в практике. Кавалеров живёт в мире имён вещей, Бабичев – в мире вещей. Кавалеров мыслит чувствами, Бабичев, напротив, даже чувствует мыслями. В Кавалерове – гипертрофия чувства, в Бабичеве – гипертрофия рассудка. Если воспользоваться символикой повести, в душе Кавалерова – цветы, в душе Бабичева – цифры. Кавалеров – несчастен, Бабичев – воплощение удовлетворённости. Кавалеров – лирик, Бабичев – эпически невозмутим. Кавалеров мечтает о несбыточном будущем – Бабичев знает лишь осуществимое настоящее. Любому свойству Кавалерова соответствуют с обратным знаком свойства Бабичева. Кавалерова не любят вещи – Бабичеву они отдаются. Ирония судьбы: ваза, похожая на фламинго, восхищающая Кавалерова, находится в обладании Бабичева. [ 6 ]

Кавалеров – рафинированный интеллигент старой буржуазной эпохи. Он эстет. Он несёт в себе груз вековой культуры, но ему нечего с ним делать: груз оказывается бременем. Не нужна нынче интеллигенция, нынче нужна рабочая сила! Не нужна нынче культура и духовность, нынче нужна колбаса!

Наум Лейдерман, анализируя работу известного и талантливого литературного критика Аркадия Белинкова, высказал мнение, что «роман «Зависть» А. Белинков считает актом капитуляции писателя перед господствующей идеологией: критик утверждал, что Олеша здесь дискредитирует русскую интеллигенцию, осмеивает ценности духовности, чуткости, сердечности, которые всегда были идеалами русской интеллигенции, и заменяет их прагматическими ценностями потребительского сознания, стереотипами тоталитарного менталитета. Критик утверждал, что Олеша вольно или невольно оказался конъюнктурщиком, который подстраивался под требования официальной идеологии».[ 4 ]

Однако тот же Белинков сумел разглядеть отношение автора к Николаю Кавалерову: «Юрий Олеша защищает поэта. Поэта он защищает самоотверженно. Он прикрывает его своим телом «....Кавалеров смотрел на мир моими глазами», - заявляет автор. Он говорит тоном, не вызывающим сомнений и двусмысленных толкований». [ 1 ]

Это значит, что Кавалеров смотрит на жизнь через призму мировосприятия автора. Олеша наделил Кавалерова своим внутренним богатством, своим воображением, своей способностью к фантазии. Наум Лейдерман ошибся. Автор полностью на стороне Кавалерова.

Стоит только копнуть глубже, как пред нами явно предстаёт осознание того, что культ пользы, практицизма и рационализма, представленный нам в романе в качестве идеала, собственно, ложный. Как не может мир держаться на трёх китах, и сия теория была однажды научно опровергнута, так и не может мир держаться на одном рационализме и прагматизме. Человек, потерявший духовность, переставший чувствовать красоту, силу поэзии, в «голубой рогатке весны» видящий лишь «голубую рогатку вены», смеющийся над тупица, над ветвью, полной цветов и листьев, теряет свою человеческую сущность, становится «заурядной личностью», не способной чувствовать, восторгаться, напрочь лишённой воображения.

Воображение, способность к фантазии в романе – это символ проявления духовности.

Мир не может существовать только на колбасе и строительстве «Четвертаков». Есть ещё пища духовная, отказываясь от которой, человек неизменно придёт к нравственной погибели.

«Ясно, всё идёт к погибели, - говорит Кавалерову Иван Бабичев, - всё предначертано, выхода нет, - вам погибать!» «Погибать, - это ясно».

Список использованных источников