Володя-пограничник и Вовчик - вертолетчик

Осенью 78-го Шахрина с Бегуновым забрали в армию. В один день. «Попали мы в одну учебку, там посетило меня одно из самых ярких армейских впечатлений: зашли тол­пой в баню, там выдали форму, по­брили, и мы не смогли узнать друг друга! Принялись друг друга кли­кать: «Вова! Вова-а!». Столкнулись, друг на друга смотрим и понимаем, какие же мы обсосы!.. В шинельках, в форме, бритенькие... Только что были местные звезды рок-н-ролла, а тут - обсосы, другого слова не скажешь!» (Шахрин).

Скоро злой военный рок (судь­ба) попытался разлучить Шахрина с Бегуновым, с каковой целью по­следнего отправили в Питер, в шко­лу вертолетчиков. Шахрин же пробо­вал продолжить музыкальную карь­еру, в результате чего нарвался на скандал: «Мне прапорщик, руково­дитель оркестра, сказал: «Я обо всем договорился, на собеседова­нии скажи, что хочешь в оркестре служить». Все выходили и говорили: «Хочу служить на заставе, быть ге­роем-пограничником», - все хотели на заставе с собакой служить. Я вы­шел и сказал, что хочу служить в ор­кестре, тут какой-то полковник разо­рался: «Ты что, сукин сын, на трубе сюда приехал играть?! На заставу, на остров его!». Прапорщик испарился, и меня отправили на остров Уссурийский, на заставу» (Шахрин). Там Вова прослужил примерно полгода, потом приехала бригада ансамбля песни и пляски Красно­знаменного Дальневосточного по­граничного округа, а капитан, на­чальник заставы, возьми и похвас­тайся, что, мол, есть у него боец, швец и жнец, поет, играет и пляски исполняет... Через пару недель при­шел приказ командующего округом перевести рядового Шахрина в ан­самбль песни и пляски, и повезли Вову в Хабаровск... «Помню, было как-то неудобно писать домой пись­ма, потому что раньше я их писал о службе на границе, была там какая-та романтика, и вдруг - в оркест­ре...» (Шахрин).

И свершилось чудо: в том же округе, в городе Хабаровске, в том же здании, только вход с другой сто­роны, где была часть вертолетчи­ков, появился Бегунов! Снова вмес­те, только с разного входа.

Бегунов окончил не ВХУТЕ­МАС, а ШМАС (школа младшего авиационного состава), но по приме­ру всех армейских лентяев тут же оп­ределился в эскадрильи художником. Рисовать не умел, но справлялся. Скоро завел и свой ансамбль. Под названием «Красные сполохи»...

Служили, по армейским поня­тиям, безбедно. И на дембель ушли разом.

Тумба

«И пошло это безвременье: надо

думать о жизни, думать о квартире,

а ты молодой»... В. Бегунов

«Три года полного штиля»

В. Шахрин

После дембеля кончилась музыка, началась взрослая жизнь. Восстановились в техникуме, опять же по протекции Вовиной ма­мы перевелись на заочное, вдвоем сделали дипломную работу, которая поныне стоит на улице Малышева перед Строительным техникумом. «Там такая стела из железных труб, ее расчеты мы с Бегуновым и дела­ли. Наш подарок городу... Мы до сих пор горды, что хоть что-то построи­ли, другие-то вообще ни хрена» (Ша­хрин). Построили перед техникумом тумбу для рекламы, настало время в жизни определяться. А что жизнь с музыкой уже не стыковалась, это по­нятно. В 81 -м собрались старым техникумовским составом, отыграли у сестры Шахрина на школьном выпу­скном вечере, удачно отыграли, деньги заработали и разошлись. Скоро женились оба. Работа...

Шахрин работал на стройке, в СУ-20, строил фундаментные циклы. Надо было на работу устраиваться, шел по улице, увидел первое попавшееся строительное управле­ние, зашел: «Надо?» - «Надо». Мон­тажник-землекоп. Приличные день­ги получал, 240 рублей. И работа его устраивала - хорошая физическая нагрузка, свежий воздух, но и не для дураков дело. Во всяком случае, ин­тересней, чем в конторе сидеть, как предусматривалось полученным об­разованием...

Но это разумный Шахрин, Бе­гунов к взрослой жизни был сов­сем не готов, только этим можно объяснить все, что с ним произош­ло. Бегунов попал в ментовку, не просто попал, а на работу. Попал смешно, был у него знакомый, вместе в вертолетчиках служили, очень шустрый товарищ, после ар­мии встретились, друг начал Во­вку, что называется, «фаловать», сиречь уговаривать идти в мили­цию трудиться. Но не просто тру­диться, Бегунов на такой подвиг даже после армии ни за что бы не

решился, а по блату, который у то­варища якобы был. Хотели устро­иться в обычный ППС (патрульно-постовая служба), а через месяц переведут под белы руки в ОБХСС (очень щедрое на кормежку было подразделеньице), а там уже сплошное счастье с маслом. Бегу­нов подписывает контракт, через месяц его знакомый при странных обстоятельствах кончает с собой, человека нет, у Бегунова связей нет, но есть контракт на три года. Согласно которому стал Вовка ту­по топтать улицы Железнодорож­ного района г. Свердловска. А по­том к трем годам приплюсовались сами собой еще три, вышло шесть, и только героическими усилиями обоих Вовок удалось их впоследст­вии «скостить до пяти»...

Жизнь - «полная тумба»... От нее чуть не распался союз Вовы и Вовы, но наступил год 83-й, Шахрин познакомился с Кукушкиным и Ре­шетниковым... (что дальше - см. выше)... И в ВИА «Песенке» по­явился четвертый член никому не известной группы «Чайф».

ВИА «Песенка» - 2

«И вот я принесся к Шахрину, а там уже все готово, только эти два раздолбая вообще ничего не умели де­лать. Олег, при том что учился в Чайнике, был очень слабым музы­кантом. Кукушкин вообще принци­пиально ни на чем не играл. Внача­ле я ходил туда просто тусоваться, это было очень в кайф: приходишь в общественное заведение, комна­та, там дружбаны, с которыми ты разговариваешь о музыке» (Бегу­нов). При том, что «Шахрин позвал Бегунова играть на басу» (Кукуш­кин), ходил Бегунов потусоваться, почифирить. Кстати, лежал в «Пе­сенке» огромный рулон брезента, собственность ДК, Бегунов острым милицейским взглядом его высве­тил и сообразил, что из брезента очень недурные можно джинсы по­шить, и с появлением Вовки рулон стал стремительно уменьшаться... «А Бегунов появлялся в милицей­ской шинели, и было в этом несоот­ветствие формы и содержания» (Кукушкин).

Слушали музыку, теперь не только Ленинград с западом впере­мешку, слушали еще и «Визовский пруд», который был «совсем ника­кой», и чем чаще слушали, тем от­четливее понимали, что его нужно переделывать. Прослушивания вы­лились в запись, о которой у ее уча­стников остались воспоминания смутные. Не могут вспомнить, сколько человек в записи участво­вало: Кукушкин утверждает, что был там некий «барабанщик Па­ша», Бегунов говорит, что «были там два каких-то персонажа, про ко­торых считалось, что они умеют иг­рать на инструментах», а Шахрин ту запись вообще старается не упоми­нать. Единственное, что известно достоверно, Бегунов на запись в ДК 40-летия комсомола явился с меш­ком. Он, чтобы из дома слинять, сказал, что за картошкой поехал. Писались долго, вернулся домой к ночи и без картошки, что сказала жена - тайна. Что на пленке получи­лось, можно не спрашивать. «Есте­ственно, ничего не получилось» (Бе­гунов). Запись не сохранилась.

Но именно в то время, внешне довольно мутное, на внутреннем фронте происходили решительные перемены. Во-первых, Шахрин как начал писать песни, так и не смог остановиться, в 84-м написаны та­кие будущие хиты, как «Правиль­ный мальчик», «Бичи», «Ты сказала мне: Скотина!», «Ионсам», «Оран­жевое настроение», не говоря уже о песне «Рок-н-ролл этой ночи», в ко­торой слышен отзвук памятного концерта Майка с Цоем:

«На прошлой неделе я был

на концерте -Для кого-то это радость -

для них пустяк. Один из них сказал,

что любит «Кино», Но понял я, что любит он

«Зоопарк». Но ночью отчего-то не шел

ко мне сон, Мне не давал уснуть

их рок-н-ролл»...

И еще много чего написал Шах­рин, и как-то не очень было понятно, кому и зачем это надо. Зыбкое было время, неопределенное и неприят­ное. Все живое вокруг будто вжимало голову в плечи, пряталось, куда попало... Был где-то неподалеку от «Чайфа» так называемый свердлов­ский рок, но даже запись показать никому из рокеров не удалось по той простой причине, что ни одного роке­ра разыскать не вышло. «Мы знали, что где-то жизнь происходит, есть рок-н-ролл, - вспоминает Бегунов, - но вклиниться в этот мир никак не могли, это была просто стена»...

Нетрудно сообразить, что наст­роение в ВИА «Песенке» стояло не­важное, новых попыток записи не предпринималось, посиделки проис­ходили реже и реже, у Шахрина не хватало времени, он вступил в МЖК.

МЖК

«Молодежный жилищный ком­плекс», если кому непонятно. Был такой комсомольский прорыв в предпринимательство в рамках раз­витого социализма. Внешне выгля­дел почти идиллически: молодые рабочие и интеллигенты объединя­ются в некое подобие коммуны и строят сами себе жилье. Но поскольку придумали все лукавые комсо­мольцы, легко догадаться, что это было жульничество, хотя времена стояли еще довольно строгие, ук­расть все было еще нельзя, нужно было и другим что-то оставить. В ре­зультате довольно много молодых людей получили в МЖК квартиры, иными способами совершенно недо­стижимые. Так комсомольцы твори­ли иногда добрые дела, пусть даже против воли - и на том спасибо.

Но даже эти вынужденные благодеяния они не могли произве­сти без щедрой дозы уродства. Си­стема была хитрая: претендент на квартиру принимался сперва «кан­дидатом», в каковой роли должен был доказывать свое право «по­пасть в отряд», ради чего «набирал баллы». Т. е. работал на стройке ча­сто, бесплатно и в любой момент рисковал быть из коммуны исклю­ченным. Мало того, нужно было уча­ствовать в общественной, культур­ной и прочей угодной комсомоль­цам жизни. За каждое доброе дело выставлялись баллы, в которых ис­числялась добродетель, и много

позже люди, прошедшие МЖК, при­знавались, что любое свое дейст­вие долго еще оценивали в уме в баллах, которые за это доброе дело можно было бы получить...

Шахрину квартира нужна была позарез, и в 84-м году он во второй раз вступил в МЖК. Во второй, по­тому что в первый его из кандида­тов выгнали. Недостаточно был ак­тивен. Шахрин выждал и поступил заново. Скажем сразу, впоследст­вии комсомольцы об этом жалели крепко и часто, но в тот момент как-то растерялись, Вова производил впечатление родственное... Взяли.

Сперва кандидатом. Посиделки в ДК Горького практически прекрати­лись, потому что Вова работал на МЖК все выходные, работал после основной работы, а все остальное время там подрабатывал. И, чтобы не вылететь во второй раз, вел активную общественную жизнь, в качестве ка­ковой часто пел песни. Пел на суббот­никах, на воскресниках и на прочих

трудовых праздниках. В 84-м в Доме культуры МЖК (ДК МЖК - мы часто будем встречать эту аббревиатуру) открылся клуб любителей музыки под названием «Студия-7», там собира­лись славные ребята, менялись плас­тинками. Шахрин там тоже пел.

Кстати: между делом Кукуш­кина забрали в армию. В ноябре 84-го чайфов стало трое.

Руководил «Студией-7» Леня Баксанов, журналист, добрый ма­лый и тоже строитель поневоле. Ле­ня любил музыку, занимался куль­туртрегерством и писал статьи в га­зеты. Все за баллы. Теперь делает то же самое, но для собственного удовольствия.

Леня знавал Шахрина по пла­стиночной толкучке, но поверхност­но. А тут сошлись под сенью «Сту-дии-7», Шахрин пел песни, Баксанову они нравились, и во время одно­го из импровизированных концер­тов он сделал запись. Отнес ее пи­сателю Матвееву.

Писатель Матвеев

«Про него легенды ходили»...

В. Бегунов

Андрюша Матвеев был прозаиком. В его творческом багаже значились несколько напечатанных рассказов и столько же ненапечатанных рома­нов. Естественно, писатель Матве­ев был горьким пьяницей и энтузиа­стом рок-н-ролла. В котором, ска­зать по чести, почти ничего не пони­мал, но все равно был энтузиастом. Матвееву дан природой редкостный дар - он умеет увлекаться. Иногда наивно, иногда смешно, иногда ди­ковато, но всегда искренне, полно­стью и без остатка. В своей жизни он увлекался подводным плавани­ем, женщинами, прозой Набокова, бабочками, буддизмом, алкоголем, женщинами, рок-н-роллом, христи­анством, женщинами... Сейчас -далматинцами, а осенью 84-го ув­лекся Шахриным.

«Я как раз бросил пить, надо было чем-то занять жизнь, ну я и развел бурную деятельность» (Мат­веев). Андрей провозгласил Вову

Шахрина «Бобом Диланом с МЖК» и всем об этом рассказал.

Матвеев не был лидером свердловского андеграунда, он был его связующим звеном, всех знал, со всеми общался и непонятным об­разом умудрялся ни с кем почти не ссориться. Понятно, что о явлении нового Дилана узнали все заинте­ресованные лица, узнали раньше, чем сам Боб объявился в рок-н-ролльной тусовке. Потом появился, впечатление было странное: в кур­гузом пиджачке, в белой сорочке, коротко стрижен, застенчив и слиш­ком приличен. Но мил. «Он был очень скромный, - вспоминает Мат­веев, - он тогда действительно ро­бел, был совершенно из другого круга общения, и новый круг его не­которое время шокировал».

Есть забавная история о том, как Матвеев притащил Шахрина к молодому кинематографисту Леше Балабанову: «Леха был достаточно экзотичный человек, который по­стоянно и очень лениво нес всякую ахинею... Тогда он торчал от Криса Дебурга, мы сидели, слушали, по-

том Вовка меня отозвал и сказал: «Мы, кажется, не туда пришли, тут пахнет золотой молодежью, это не по мне»... А мы зашли-то пластин­ки посмотреть, там была обычная театрально-киношная тусовка...» (Матвеев). Для кого обычная, для кого не очень, да и сам Матвеев на людей неподготовленных произво­дил впечатление сложное, вот сви­детельство Бегунова: «Я когда в Арх попал, там появился такой ма­нерный-манерный придурок, очень противный, я его ненавидел тогда! Андрюша Матвеев». Это потом Бе­гунов с Матвеевым подружился, а поначалу...

Еще одно, не лишенное забав­ности замечание Андрея о Шахрине: «Сейчас Володя очень хорошо научился пользоваться своим обра­зом, как он говорит, «человека с пролетарским прошлым», а раньше он действительно им был»... Но ка­ков бы ни явился новый Дилан, Мат­веев им увлекся и пригласил Шахрина поучаствовать в сейшне в ДК Воровского, посвященном дню рож­дения Миши Перова, гитариста группы «Трек».