Александр Сергеевич Грибоедов (1795-1829)
Есть все основания считать Грибоедова автором одного, его прославившего, произведения. Таких случаев в мировой литературе довольно много (Сервантес, Дефо и др.).
Центральная проблема изучения творчества Грибоедова – определение конкретно-исторической специфики реализма «Горя от ума».
Реализм Грибоедова может быть правильно понят лишь при сопоставлении его с романтизмом декабристов, с которыми у него прямая связь, и с реализмом Пушкина, с которым у него много общего, хотя есть и существенные различия. Связь с декабризмом была той главной силой, которая помогла раскрыться творческому гению Грибоедова, поставила перед ним самые острые вопросы современности, указала положительного героя в самой действительности. Весь жизненный и творческий путь писателя связан с судьбой этого передового движения, с развитием той исторической ситуации, которая легла в основу его комедии. Комедия Грибоедова отразила в своем основном сюжетном конфликте столкновение двух лагерей – небольшой группы передового дворянства с сословием крепостников.
Показывая столкновение героев, Грибоедов стоит всецело на стороне Чацкого и заканчивает пьесу его моральной победой над противниками.
Соответственно характеру жизненного конфликта построен и сюжет произведения. «Горе от ума» – комедия двух параллельных интриг, личной и социальной. Обе они завязываются почти одновременно. Но социальная – более широкая, она как бы обрамляет любовную. Сочетание двух интриг на всех ступенях развития сюжета придает значительность и жизненное правдоподобие столкновениям характеров.
По мере развертывания действия происходит своеобразная перегруппировка лиц. В дом Фамусова Чацкого привела любовь к Софье. Еще до появления его на сцене о нем сочувственно отзывается Лиза, язвительные замечания Чацкого первоначально не касаются ни одного из присутствующих. Он «слегка перебирает странности» знакомых: отца Софьи – верного члена «Английского клуба», ее дядюшки, затем того черномазенького, который, «куда ни сунься, тут как тут», троих «бульварных лиц», которые «с полвека молодятся» и имеют «родных мильон».
Правда, уже эти легкие характеристики Чацкого вызывают неодобрение Софьи. Она корит его за злой язык. Сначала Софья парирует выпады Чацкого холодной иронией: «Вот вас бы с тетушкою свесть, / Чтоб всех знакомых перечесть». Но Чацкий тотчас же касается и тетушек. Когда же он, еще не догадываясь, что Молчалин – его соперник в любви, сравнил себя с ним: «Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?» – Софья негодует на него. Она в сторону бросает фразу: «Не человек, змея!» С этого момента характер ее отношения к Чацкому для читателя и для зрителя вполне определился. Но Чацкий еще не подозревает, какой больной нерв он затронул. Затем, шаг за шагом, последовательно раскрываются терзания Чацкого. Обморок Софьи, как ему показалось, открывает все: теперь сомнений быть не может, Софья любит Молчалина. Эта сцена является поворотным моментом в развитии личной интриги пьесы. Если до этого Чацкий, добиваясь взаимности Софьи, ссылался на давнюю его к ней любовь, то теперь он с новым жаром старается объяснить Софье ее страшное заблуждение. Но в ответ слышит похвалы Молчалину. Более того, последовавший затем разговор Чацкого с Молчалиным, в котором тот высказался до конца, убеждает Чацкого, что Софья на многое в жизни смотрит глазами Молчалина. Отныне для Чацкого блекнет ореол Софьи. Теперь и на нее обрушивается его сарказм. Она становится в ряды его гонителей и в отместку за себя и за всех первая распространяет слух о его сумасшествии.
Последовательно развивается и социальная драма. Она выдвигается на первый план в столкновениях Чацкого с Фамусовым, Скалозубом, Молчалиным. И противоположная сторона не скупится на оценки, она быстро узнает, каким врагом для нее является Чацкий. Каждое новое лицо становится во враждебную позицию к Чацкому, а в третьем акте враждебным выступает все общество, собравшееся на вечер у Фамусова. Злословят по адресу Чацкого не только те, кто имел прямые столкновения с ним, но и лица, ни разу с ним не говорившие, в глаза не видавшие. Им привычнее верить слухам. При этом индивидуальные черты лиц из враждебного лагеря все больше и больше стираются. Вступают в борьбу Тугоуховские, шесть безликих княжеских дочерей, наконец, не имеющие вовсе фамилий, просто господа N. и Д., разносчики сплетни о сумасшествии Чацкого. Таков их общий глас.
Чацкий на протяжении всей пьесы остается одинокой фигурой. Правда, постепенно выясняется, что и у него есть сочувствующие и соратники. Из намеков действующих лиц мы узнаем, что Чацкий – хороший товарищ, «в друзьях особенно счастлив». У Скалозуба есть двоюродный брат, который предался вольнодумству и наукам, у княгини Тугоуховской племянник «князь Федор» – «химик и ботаник». Все они, по понятиям общества, такие же опасные чудаки, как и Чацкий. Несомненно, все это характеризует процесс роста передового сознания. Но не следует преувеличивать значения этих намеков.
В конце пьесы Грибоедов искусно ввел фигуры, которые призваны оттенить одиночество и благородные качества Чацкого.
Платон Михайлович Горич должен был несколько скрасить впечатление от той неприязни, которой окружен Чацкий в обществе фамусовской Москвы, но на деле он ее лишь подчеркивает. Безобидный Платон Михайлович, бывший полковой товарищ Чацкого, теперь распростился с независимостью молодости, попал под власть своей жены и под влияние фамусовской морали. Этот образ оттеняет волю и настойчивость Чацкого.
Репетилов – тип болтуна, пытающийся выдать себя за либерала и политического деятеля. Его намеки на «тайное общество», членом которого он будто бы состоит, – не что иное, как пустая похвальба, над которой иронизирует Чацкий. Образ Репетилова с его девизом «шумим, братец, шумим» подчеркивает всю серьезность того дела, которым занят Чацкий. У последнего нет ничего общего с Репетиловым.
Наконец, образ Загорецкого, поддакивающего либеральным фразам, но которого надо остерегаться, так как он «переносить горазд», показывает, какими опасными людьми окружен Чацкий.
Чацкий одинок, он освободился от иллюзий в отношении Софьи, разглядел своих многоликих врагов и псевдодрузей, еще лучше осознал свои цели. Куда он бежит, что он будет делать? Об этом могла бы рассказать другая пьеса. В «Горе от ума» Чацкий побеждает. Так думал и Грибоедов. Об этом он говорил Катенину в письме, посланном в начале 1825 года. Гончаров писал в статье «Мильон терзаний»: «Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей. Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: «Один в поле не воин». Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и – всегда жертва».
Достижением реализма Грибоедова является созданная им галерея образов: Чацкий, Фамусов, Молчалин, Скалозуб, Софья и другие.
В образе Чацкого воплотились черты передового человека того времени. Это первый в реалистической русской литературе образ дворянского интеллигента, оторвавшегося от своей сословной среды, образ мыслящего «друга человечества», осознавшего свое достоинство и ринувшегося на борьбу за свои права. Герцен в статье «Новая фаза русской литературы» писал: «Образ Чацкого, меланхолический, ушедший в свою иронию, трепещущий от негодования и полный мечтательных идеалов, появляется в последний момент царствования Александра I, накануне восстания на Исаакиевской площади: это – декабрист». И верно, Чацкий во многом близок декабристам.
В своих монологах Чацкий выступает с резким обличением действительности и развертывает целую политическую программу. Он подвергает разоблачению крепостничество и его порождения: бесчеловечность, лицемерную мораль, тупую военщину, невежество, лжепатриотизм. В знаменитом монологе «А судьи кто?» он обрушивается на тех «негодяев знатных», которые меняют «своих слуг на борзых собак», сгоняют для своих затей на крепостной балет «от матерей, отцов отторженных детей» и, по случаю, распродают их «поодиночке».
Обаяние образа Чацкого – в силе его ума, убеждений, он их высказывает горячо и страстно, они им выстраданы. Его не заботит, много ли людей поверит ему и поддержит его сейчас. Он убежден в истине своих слов, поэтому стоек и упорен. Чацкий все говорит от лица передового поколения. Он «положительно умен... – писал Гончаров. – Речь его кипит умом, остроумием. У него есть и сердце, и притом он безукоризненно честен».
По своим убеждениям и темпераменту Чацкий – романтик. В нем много резонерского, характерного для литературных героев романтизма. Но у Чацкого это следствие его горячей убежденности, новизны проповедуемых им идеалов. Ведь и во взглядах декабристов много романтических мечтаний и отвлеченности. Вместе с тем Чацкий-романтик нарисован без той романтической отвлеченности, которая присуща поэтике декабристов. Он – полнокровный, живой, Реалистический образ. Грибоедов широко наметил общую тенденцию роста Чацкого в сторону декабризма. Но при этой политической определенности образа Чацкий сложен и противоречив, он – человек страсти, сердечного увлечения, пылкой непосредственности. Страдая от любви, он признает, что у него «ум с сердцем не в ладу». Чацкий отправляется искать по свету, «где оскорбленному есть чувству уголок!». Он весь – в движении и росте. Образ Чацкого реалистически многозначен, в него мог вкладывать свой опыт каждый передовой читатель и зритель, порывавший с реакционной средой, переживавший свое «горе от ума».
Перейдем к другим персонажам комедии. Они также написаны ярко и впечатляюще.
В сюжетном отношении в комедии главное место занимает образ Софьи. Она – узел всех интриг.
Но главный противник Чацкого – Фамусов. Будучи неглупым и изворотливым, он все время парирует удары Чацкого, ссылаясь на авторитеты, оглядываясь на примеры, предания и обычаи. Он живет предрассудками, а источником всех зол считает просвещение: «Уж коли зло пресечь: Забрать все книги бы, да сжечь», – заявляет он. Фамусов – типичный московский барин-крепостник, который и на службе в казенном месте распоряжается, как в своей вотчине. Он – не просто отсталый, чудаковатый барин, московский хлебосол, но еще и бездушный чиновник: «Подписано, так с плеч долой». Чадолюбивый отец, по-своему озабоченный воспитанием дочери, он позволяет себе вольности в обращении с горничной; строгий хозяин дома, грубый с низшими, он льстиво предупредителен с теми, кто повыше его. В конце пьесы, раздраженный скандалом в доме, Фамусов прежде всего срывает зло на слугах. Лизе он приказывает: «Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить», а швейцару Фильке грозит сослать его: «В работу вас, на поселенье вас». Нужно отдать себе отчет в значении этих слов в устах барина-крепостника.
Молчалин – чиновник при Фамусове. Он идет путями лести, низкопоклонства. В Молчалине навсегда останется чиновничья закваска. Он вечно будет «с бумагами-с»; но ему уготовано прочное будущее. Молчаливы будут «блаженствовать на свете», особенно в последующее царствование, при Николае I, когда понадобятся массы служак из «бессловесных».
Более гротескно дан образ полковника Скалозуба. Он крайне ограниченный человек, который живет мечтой о генеральском чине. Этот солдафон цинично потешается над вольнодумцами, грозя дать им в наставники «фельдфебеля», который легко может «успокоить» непослушных. Скалозубы – надежная опора трона и палочного режима.
Противоречив образ Софьи. «Софья начертана неясно», – писал Пушкин. Это дает повод до настоящего времени спорить: к какому лагерю она принадлежит? М.В. Нечкина считает, что Софья – на стороне Чацкого. У Нечкиной несколько основных доводов. Молчалин не первая, а вторая любовь Софьи; первой ее любовью был Чацкий. Оскорбленная отъездом любимого человека, она переживает «горе от любви». Софья любит не реального Молчалина, она выдумала своего Молчалина по контрасту с уехавшим. Чувство к Чацкому не умерло в Софье, отсюда ее противоречивое к нему отношение; Чацкий, в свою очередь, делится с Софьей своими сокровенными убеждениями. Софья – «один из самых первых появившихся в литературе художественных образов русской женщины».
Противоположная точка зрения у В.Н. Орлова: «Софья, конечно, целиком принадлежит к фамусовскому миру». Какие же доказательства у Орлова? В письме Катенину Грибоедов прямо говорит о нелюбви Софьи к Чацкому, именно она «со злости» выдумала, что он сумасшедший. В финальной сцене Софья не переживает душевного перелома и не склоняется на сторону Чацкого, ей раскрывает глаза на подлинного Молчалина случайное обстоятельство. Отец, наверное, сошлет Софью к тетке в саратовскую глушь, но, несомненно, через некоторое время она вернется и станет женой Скалозуба либо Молчалина, то есть навсегда останется в-том мире, с которым и не порывала. Чацкий для Софьи, как и для ее отца, – «человек опасный, злой насмешник».
Сопоставляя обе точки зрения, мы приходим к выводу, что и М.В. Нечкина, и В.Н. Орлов слишком «проясняют» образ Софьи и вносят субъективные домыслы, не подтверждающиеся текстом комедии. Между тем, думается, в некоторой неопределенности, переходности этого характера, каких много в действительности, – его жизненная и человеческая особенность. Грибоедов оставил этот образ таким не потому, что ему не хватило таланта написать его более ясным. Софья и задумана как противоречивый образ.
Есть нечто в образе Софьи, что несколько отрывает ее от мира Фамусовых. Резкая черта отделяет ее от княжен Тугоуховских и графини Хрюминой-внучки. Она полюбила неравного себе, и эта скрываемая любовь проходит через всю комедию. Обманутая в своих чувствах, Софья не боится суда окружающих. Она мужественно говорит Чацкому: «я виню себя кругом». Молчалину она презрительно приказывает убраться из дома до зари. Если бы не было в Софье задатков самостоятельности, была бы непонятна любовь Чацкого к ней. Может быть, первый толчок в развитии ее самостоятельности дал ей не кто иной, как Чацкий. Поэтому он и надеялся на взаимопонимание и на чужбине полюбил ее со всем пламенем возмужавшего сердца. При новой встрече он как бы все время взывает к ее уму, не веря в ее слепоту. Но увы, Софья духовно не выросла, критическая мысль ее не развилась. Независимый и насмешливый ум Чацкого ее пугает и она отбрасывает его в стан противников.
Верно, что Софья – один из первых реалистических образов русской женщины. Но Софья – еще слишком непоследовательная, компромиссная фигура. Софья наносит роковой удар Чацкому, даже не сознавая, насколько связано ее стремление любить по велению сердца и жить своим умом с его борьбой за права свободного человека. Грибоедов-реалист разработал целую систему драматургических приемов, которые призваны создать в пределах художественной сценичности иллюзию живой действительности. Грибоедов то ускоряет, то замедляет действие, чтобы этими приливами и отливами вызвать полное ощущение реального течения жизни. После стремительного развития действия в первом акте, когда быстро выясняется, что Софья и не ждет, и не любит Чацкого, а в ответ на расспросы Фамусова Чацкий «встает поспешно» и уходит, в начале второго акта действие между Фамусовым и Петрушкой замедлено. Барин распределяет свои визиты вперед на неделю, между тем бурные события этого дня опрокинут все его расчеты.. И действительно, короткое затишье оказалось обманчивым. Появляется Чацкий, между ним и Фамусовым происходит крупное столкновение, в результате которого последний кричит: «И знать вас не хочу, разврата не терплю». Но вот слуга докладывает о приходе Скалозуба. Спор обрывается. Фамусов на время как бы мирится с Чацким, даже предупреждает его: «Пожалоста, сударь, при нем остерегись» – и пускается в похвалы Скалозубу, явно имея на него виды как на будущего зятя. Внимание временно переключается на Скалозуба, Чацкий остается в тени, Фамусов занят гостем. Но и эта пауза готовит новый взрыв. Чацкий ввязывается в спор сразу с обоими, – с Фамусовым и Скалозубом. Круг острых вопросов быстро расширяется, монолог Чацкого «А судьи кто?» является ответом на предыдущие монологи Фамусова и примитивные суждения Скалозуба. До этого Чацкий парировал нападение саркастическими репликами и замечаниями. В монологе он переходит к активной атаке на старый мир. Огромного напряжения достигает действие в третьем акте, когда Чацкий объявлен сумасшедшим. Но в начале четвертого вдруг происходит неожиданный спад напряжения. Гости разъезжаются. Чацкий с холодной, обезоруживающей иронией отвечает на приставания Репетилова и Загорецкого. Последние свечи гаснут, Чацкий остается один со своими мыслями. Заигрывания Молчалина с Лизой отвлекают внимание от Чацкого, как бы возвращая нас ко второму акту, в котором уже сделан намек на любовные похождения Молчалина. Чацкий и Софья – немые свидетели этой сцены. И новый, последний взрыв сарказма Чацкого в заключительном монологе, в котором получают завершение обе линии комедии.
Грибоедов искусно раздвинул пространственные границы своей комедии. Отдельными штрихами он намекнул на большое количество лиц, остающихся за сценой. Мы узнаем таким путем о соратниках Чацкого, о том, что мир Фамусовых не исчерпывается даже толпой лиц, приглашенных на вечер. Мельком упомянутые в разговорах лица: Максим Петрович, «Нестор негодяев знатных», московские «наши старички» и «наши дамы», вдова-докторша, всесильная Татьяна Юрьевна, ее муж Фома Фомич, вечные французы с Кузнецкого моста, жокей – все это реальный мир Фамусовых, Скалозубов. Эта вереница лиц создает впечатление глубокой социальной перспективности и широты охвата жизни в «Горе от ума». С этим фоном все время связаны герои, действующие на сцене. Недаром Фамусов в конце восклицает: «Ах! боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» Комический эффект этого возгласа усиливается тем, что всесильная «Марья Алексевна» названа неожиданно, до этого о ней не сказано ни слова.
Грибоедов сумел избежать схематизма в изображении душевной жизни и поведения героев. Именно в этом Грибоедов заметнее всего разрушал традиции рационалистического классицизма. Он мастерски сумел передать сложность психологии персонажей, внутреннюю логику их чувств.
Вернемся к сюжетной роли Софьи.
Искусный механизм зарождения и распространения сплетни о сумасшествии Чацкого прекрасно показал Ю.Тынянов. Когда Чацкий узнал о том, что Софья его отвергает, он с горькой иронией говорит: «От сумасшествия могу я остеречься». Этот пока чисто фразеологический оборот бессознательно закрепляется репликой Софьи: «Вот нехотя с ума свела!» Ее фраза не является еще прямым намерением объявить Чацкого сумасшедшим. Только уязвленная злоречием Чацкого по адресу любимого Молчалина, Софья на вопрос подлетевшего г. N., жадного до всяких новостей, бросает слова: «Он не в своем уме». Фраза приобрела прямое значение. Кроме того, она высказана третьему лицу. И все же даже здесь Софья еще не решилась объявить Чацкого сумасшедшим. Окончательно ее провоцирует г. N., пожелавший уточнить ее несколько уклончивый ответ. Он спрашивает в упор: «Ужли с ума сошел?» И здесь Софья еще колеблется. Она, как говорит в ремарке Грибоедов, отвечает «помолчавши»: «Не то чтобы совсем...» Но решение наказать Чацкого берет верх: «А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить, угодно ль на себе примерить?» И вот клевета стала расти, как снежный ком.
Тонкие приемы Грибоедова в раскрытии психологии героев мы наблюдаем и в упоминавшейся сцене спора Фамусова с Чацким. Хозяину дома докладывают, что пришел полковник Скалозуб. Казалось бы, Фамусов сразу должен пойти навстречу желанному гостю.
У Грибоедова происходит следующее. Увлеченный спором с Чацким, Фамусов не слышит доклада слуги. Он продолжает изливать поток угроз по адресу Чацкого, хотя тот давно с ним не спорит и твердит: «Пожаловал к вам кто-то на дом». «Не слушаю, под суд!» – кричит Фамусов. «Да обернитесь, вас зовут», – взывает, наконец, Чацкий. «А? бунт? ну так и жду содома», – раздражается Фамусов. Здесь слуга успевает снова доложить: «Полковник Скалозуб. Прикажете принять?» И только теперь, словно очнувшись, Фамусов отдает нужное приказание, с гневом обрушиваясь на слугу: «Ослы! сто раз вам повторять? Принять его, позвать, просить, сказать, что дома, что очень рад. Пошел же, торопись». Мы видим, что здесь одно действие как бы совмещается с другим, что нередко бывает в самой жизни: сообщение о приходе Скалозуба не может остановить инерции спора, Фамусову трудно сразу переключить внимание на новый предмет.
В комедии даже эпизодические лица выполняют свою, строго определенную, сценически выразительную роль. Самая незначительная реплика несет в себе возможность определенного жеста, характерного поведения актера. Вот, например, седьмое явление третьего действия. На вечер к Фамусову собираются гости. Происходит шумная, с восклицаниями и лобызаниями встреча Натальи Дмитриевны с шестью княжнами Тугоуховскими. Старая княгиня обращает внимание на поклонившегося и одиноко стоящего в углу Чацкого. Немедленно пошли расспросы: отставной ли, холостой ли? По поручению княгини звать Чацкого к себе на вечер отправляется сам князь. Пока старый князь на своих дрожащих ногах и со слуховой трубкой «вьется около Чацкого и покашливает», в разговоре дам выясняется, что Чацкий и не камер-юнкер, и не богат. Немедленно отдается князю новое приказание: «Князь, князь! назад!» Сколько в этой простой сцене заложено возможностей для актерской игры! Какой она таит в себе сценический и художественный эффект! Женская группа и Чацкий – два полюса, между которыми передвигается старый полуоглохший князь, сбитый с толку разноречивыми приказаниями.
Заботясь о правильном понимании текста, Грибоедов тщательно разработал авторские ремарки. Эта режиссура автора составляет новаторскую черту его драматургии. Чацкий при первом своем появлении «с жаром целует руку» Софьи; на колкости Чацкого Софья отвечает «громко и принужденно»; после обморока Софья, чтобы скрыть свое смущение, говорит, «не глядя ни на кого»; Наталья Дмитриевна восклицает «тоненьким голоском»: «Князь Петр Ильич, княгиня! боже мой! княжна Зизи! Мими!», – после чего следуют «громкие лобызания, потом усаживаются и осматривают одна другую с головы до ног»; последний свой монолог «Не образумлюсь... виноват» Чацкий сначала произносит «после некоторого молчания», потом «с жаром» и, наконец, «насмешливо».
Много написано о мастерстве индивидуализированного, афористического языка «Горя от ума». Грибоедов ввел в произведение живую разговорную речь московских бар и слуг. Речь Скалозуба изобилует выражениями, характерными для военного службиста, который все меряет на свой аршин: «дистанция огромного размера», «фальшивая тревога». Столь же характерна речь московских бар, собравшихся на вечер к Фамусову. Старуха Хлёстова в таких выражениях отзывается о Чацком: «В его лета с ума спрыгнул! Чай, пил не по летам». Речь служанки Лизы – смесь простонародности и жеманства, столь естественная в устах горничной: «Ан, вот беда», – говорит она Софье, уверяя, что в любви барышни к Молчалину не будет прока, – «ни во веки веков».
Наиболее сложна речь Чацкого. В ней также много чисто разговорных выражений: «ужли я здесь опять, в Москве! у вас!», «ни на волос любви! куда как хороши!». В ней немало оборотов, восклицаний, передающих повышенную эмоциональность влюбленного: «Ах! нет, надеждами я мало избалован», «Как хороша!», «И все-таки я вас без памяти люблю». Чацкий красноречив, он начинает с изысканной фразы: «Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног». Но главное в речи Чацкого – лексика и фразеология гражданского свободомыслия. Мы встречаем здесь именно те формулы, которые отражали стиль речи передовой молодежи накануне 14 декабря. Чацкий вопрошает, требует, злословит, возмущается, негодует: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?» Он с сарказмом бросает фразу: «И вот общественное мненье!» Здесь Грибоедов-реалист одержал не меньшую победу, чем в воспроизведении речи фамусовской Москвы.
Грибоедов мастерски сочетает в диалоге законченно высказанные мысли с краткими, односложными репликами, которые в совокупности создают ту живую ткань речи, которая еще никем до Грибоедова не воспроизводилась так смело на сцене. Многие стихи «Горя от ума», как предсказывал Пушкин, действительно стали пословицами, афоризмами, меткими, легко запоминающимися формулами.