Пылающая бездна» поэзии Ф.И. Тютчева

(стихотворение «Сны»)

Следующий «шаг» на пути развития русской литературы и на пути приобщения школьников к поэтическому слову - поэзия Ф.И. Тютчева и А.А. Фета. О сложности и неоднозначности их творчества свидетельствует уже то, как по-разному отражено оно в различных школьных программах.

В программах 5-6 классов оба автора объединены или общей тематикой «Родная природа в стихотворениях русских поэтов» (Т.Ф. Курдюмова), или формальной принадлежностью к роду лирической поэзии (А.Г. Кутузов, М.Б. Ладыгин, причем у М.Б. Ладыгина знакомство ограничивается лишь двумя стихотворениями Фета в 5-м классе, о Тютчеве же дети впервые узнают вообще лишь в 9-м!).

Зато при взгляде на программы старших классов (преимущественно это 10-й) иногда кажется, что речь идет вообще о разных поэтах под одной фамилией! У Т.Ф. Курдюмовой в разделе, посвященном Тютчеву, к формуле «певец природы» добавляется еще «поэт-философ», но «философия» сводится к представлению «о жизни как борьбе» и «о единстве мира природы и внутреннего мира человека» (что же здесь неповторимо тютчевского?!). А.Г. Кутузов, также обращаясь к философскому содержанию поэзии Тютчева, напротив, выделяет «нарушение гармонии между лирическим героем и природой». М.Б. Ладыгин же, верный своему принципу преимущественного внимания к художественной форме, вообще говорит о творчестве Тютчева главным образом в связи с национальным своеобразием русского романтизма. Такая же разница подходов и трактовок, такое же отсутствие единой концепции даже в рамках каждой отдельной программы - и в разделах, посвященных А.А. Фету.

Удивительно не то, что авторы программ по-разному воспринимают этих поэтов: закономерно, что у каждого читателя - «свой» Тютчев или Фет. Вызывает возражения, что при таком субъективизме оценок оба поэта, однако, все же предстают как «близнецы-братья», ни в одной программе нет даже попытки подчеркнуть оригинальность, неповторимость, «непохожесть» друг на друга их художественных миров. Не случайно учащиеся нередко путают их стихи, не умеют правильно определить авторство.

Да, действительно, и Тютчев, и Фет выражают себя преимущественно через обращение к миру природы, причем и у того, и у другого этот художественный прием опирается на определенную философскую концепцию. Однако это видимое сходство дает прекрасный материал для сопоставления, в котором их подлинная «непохожесть» и творческая неповторимость особенно ярко выявится и подчеркнется.

Поэтому мы, обратившись к Ф. Тютчеву и А. Фету, предлагаем в качестве ведущего опять-таки принцип сопоставления и выбираем для анализа главным образом те произведения, в которых это сопоставление будет особенно ярким и наглядным.

Трудно спорить с тем, что дети 10-12 лет еще не могут воспринять всю сложность философской поэзии. Пусть они сначала научатся просто наслаждаться красотой слова и образа. Но, думается, при этом уже можно (и нужно!) дать им представление об особенностях художественного почерка каждого из этих двух поэтов.

Обратим их внимание на дисгармоничность, противоречивость художественного мира Тютчева даже на этом «верхнем» уровне восприятия текста. Так, в стихотворении «Чародейкою Зимою…» лес одновременно «не мертвец и не живой»; с одной стороны, под «косым» лучом холодного зимнего солнца «в нем ничто не затрепещет», а с другой - «он весь вспыхнет и заблещет ослепительной красой». Та же непоследовательность, алогичность окружающего мира - и в том, что «весенний первый гром» в знаменитом «Люблю грозу в начале мая…» - «грохочет в небе голубом». Что морозной зимой слышится поэту не только «свист полозьев на снегу», но и «ласточки весенней щебетанье» (стих. «Впросонках слышу я - и не могу…»), что «утра гость прекрасный», жаворонок, поет «в этот мертвый, поздний час» (стих. «Вечер мглистый и ненастный…»). И даже самое яркое и светлое время суток - «полдень» обретает неожиданный эпитет «мглистый» (стих. «Лениво дышит полдень мглистый…»).

Позже, обратившись в старших классах к философским истокам поэзии Тютчева, к таким его стихотворениям, как «День и ночь», «Душа хотела б быть звездой», «О чем ты воешь, ветр ночной…», «Сны» и др., школьники поймут органичность для него такого рода «оксюморонной» поэтики, несущей в себе ощущение двойственности, противоречивости, дисгармоничности мира, вечного противостояния в Природе и Человеке разнонаправленных начал: Дня и Ночи, Света и Тьмы, Гармонии и Хаоса, Разумного и Бессознательного.

Мы предлагаем из этого ряда стихотворений, открывающих детям нового, непривычного Тютчева-философа - не «воспевающего» природу, а размышляющего о Человеке и Мирозданье, - выбрать для подробного анализа стихотворение «Сны».

Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами…

Настанет ночь, - и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой.

То глас ее: он нудит нас и просит…

Уж в пристани волшебный ожил челн;

Прилив растет и быстро нас уносит

В неизмеримость темных волн.

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины,

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

(1830)

С одной стороны, это стихотворение очень характерно для Тютчева, построено на традиционных для его философской лирики мотивах и образах. С другой - оно достаточно сложно и многозначно по своей образной структуре, а потому позволит подняться на следующую ступень обучения анализу текста, требующую интеллектуальных и творческих усилий. И, наконец, оно напрямую перекликается со стихотворением Фета «На стоге сена ночью лунной…», и это сопоставление продемонстрирует, как одни и те же образы могут функционировать в разных художественных мирах и нести в себе совершенно разную философскую и эстетическую нагрузку.

Если предложить учащимся, оттолкнувшись от названия - «Сны», - попытаться определить реальную жизненную ситуацию, отраженную в стихотворении, то, скорее всего, они представят себе засыпающего человека, «уплывающего» в сон, качающегося на его волнах. Но они, конечно же, поймут и то, что это лишь первотолчок движения поэтической мысли, что «сны» здесь - образ сложный и многозначный, меньше всего соотносимый с реальным физическим состоянием человека.

В то же время, следуя предложенному нами алгоритму анализа, они обнаружат уже не одну, как это было до сих пор, а несколько противостоящих друг другу, антитетичных образных пар, совокупность и последовательность которых выстраивается в два мира, отвлеченных от реальности, во всем противоположных друг другу, воплощающих в себе эту двойственность, противоречивость мировосприятия и поэтики Тютчева.

Это, во-первых, «океан» - и «земля» («шар земной», «земная жизнь»), от которых через все стихотворение тянутся определенные лексические цепочки. От «океана» - это «волны - стихия - прилив - нас уносит - мы плывем». От «шара земного»- «берег - пристань». Ассоциации, вызываемые на этом уровне восприятия и усиленные эпитетами, достаточно «светлые»: волны «звучные», челн «волшебный», и потому «неизмеримость темных волн» не пугает, а манит, «нудит нас и просит».

Но «шар земной» «плывет» и в другом «океане» - в океане «пылающей бездны» Вселенной, и это еще один - главный, философский - образный пласт стихотворения, лишь намеченный в первой («настанет ночь») и развернутый в третьей, последней, строфе. «Океан»здесь перерастает в «небесный свод, горящий славой звездной». Эпитеты «горящий», «таинственно», наконец, максимально экспрессивное «пылающая бездна» - вся система изобразительных средств создает грозный, враждебный Человеку образ Вселенной = Мирозданья. Причем ощущение страха, ужаса перед этой погибельной силой нагнетается с помощью градации: «горящий» - «пылающей»; не просто «плывем», но «со всех сторон окружены». И если в том, «настоящем» океане был «волшебный челн», который мог вернуть нас к спасительной пристани, то «небесный свод» - всеобъемлющ и абсолютен, образ этот неизмеримо расширяется, занимая все поэтическое пространство третьей строфы.

На втором же полюсе ему противостоит лишь одно слово «мы»: маленькая беспомощная песчинка - Человек, оказавшийся наедине с «пылающею бездной». Так возникает - в ореоле разнонаправленных ассоциаций - ключевой образ, ключевая антитеза, воплощающая в себе не только основной смысл этого стихотворения, но суть философской концепции всего творчества Ф. Тютчева, на одном «полюсе» которого - веселая «гроза в начале мая», а на другом - «пылающая бездна».

Результатом анализа должно стать постижение того, что «пылающая бездна» у Тютчева - это меньше всего астрономическое понятие. Образ этот, прошедший через все творчество поэта,[12] многозначен и символичен: это и внешний мир, в котором человек одинок и беспомощен, это и мир внутренний - «сны» его омертвелой, не способной к действию души. Вся система изобразительных средств стихотворения (а она разнообразна, и ученики легко найдут сравнение - «как океан…», метафору - «горящий славой звездной», олицетворения, эпитеты, «тяжелую поступь» пятистопного, почти без пиррихиев, ямба) в конечном счете, подчинена созданию именно этого символического образа, несущего основную смысловую нагрузку.

Выявление этого философского образа, его анализ в контексте творчества Тютчева дают возможность не просто погрузиться в сложный мир ассоциаций, противоречий, философских исканий автора (напомним, что анализ и интерпретация текста не самоцель!), но и организовать диалог с поэтом современного юного читателя, находящегося как раз в том возрасте, когда «пылающая бездна» Вселенной и пугает, и манит, и призывает каждого найти в неизмеримости ее «темных волн» свое прочное место.

С другой стороны, полезно и интересно «восстановить» и проанализировать еще один «диалог»: рассмотреть это стихотворение и его образную систему в контексте исторического литературного развития, в ряду аналогичных по смыслу образов. Ведь та же самая «открылась бездна, звезд полна» у Ломоносова, но, как уже говорилось, в системе классицизма этот образ еще не обретает философской глубины и многозначности, это реальная «бездна» реальной Вселенной. На первый взгляд, совсем близок к Тютчеву Г.Р. Державин, взрывающий изнутри каноны классицизма и во многом стоящий у истоков русской философской поэзии: