Система образности в темных текстах

"Темные" тексты очень колоритны по образности и насыщены повторяющимися семантическими компонентами, являющимися по функции психологическими предикатами. Они встречаются при описании почти всех действий героев "темного" текста, создавая вполне определенный коннотативный ореол.

По содержанию эти семантические компоненты связаны с обращением к физиологической и психофизиологической стороне жизни человека, к ощущениям, коррелирующим с дисфорией, сумеречными и другими состояниями, характерными для эпилептоид-ной личности.

В частности, в них много описаний эмоциональных состояний 'злобы' и 'тоски', проприоцептивных ощущений, ощущений равновесия, всевозможных зрительных, слуховых и обонятельных ощущений").

Перейдем к описанию их вербальной реализации в литературных текстах.

1 Вместе с тем, как не без оснований полагает Филипп Хендерик, явление двойниковое
может быть связано и с шизофренией.

2 Мы оставим в стороне вопрос о более глубоком проникновении в семантику этой
лексики т.к. "определить ощущения и эмоции ... очень трудно" (Остин 1987,89).

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ СОСТОЯНИЯ

В "темном" тексте преобладает такой семантический компонент, как 'тоска'. Она отличается от печали и грусти в "печальном" тексте (см. ниже). Здесь 'тоска' не только сопровождает события, разворачивающиеся в "темном" тексте, она давит, заставляет героя активно действовать, избавляться от нее.

По модальности и семантике 'тоска' в "темном" тексте близка к интериоцептивным ощущениям (см. о сфере "темных чувств" Лурия 1975, 13). Однако, в рамках нашей типологии эквивалентом этого психосоматического компонента является дисфория как возникающее при некоторых психических заболеваниях, и прежде всего при эпилепсии, такое расстройство настроения, которое сопровождается чувством тоски, злобы и страха'.

На следующий день после совершения убийства Раскольников "шел, смотря кругом рассеянно и злобно" (Достоевский "Преступление и наказание"). Тоска и неудовлетворенность преследуют героя романа Ф.Кафки "Замок".

Безысходная, невыносимая, нарастающая тоска охватывает персонажей романа Ч.Айтматова "Плаха".

"Ночью у зека Абарчука, — пишет В.Гроссман в "вязком" по эмоционально-смысловой доминанте тексте "Жизнь и судьба", — был приступ тоски. Не тон привычной и угрюмой лагерной тоски, а обжигающей, как малярия, заставляющей вскрикивать, срываться с нар, ударять себя по вискам, по черепу кулаками".

СМЕНА ЭМОЦИОНАЛЬНОГО СОСТОЯНИЯ

Тесно связан с предыдущим и семантический компонент 'смена эмоционального состояния'. Психологическое состояние персонажа "темного" текста меняется быстро, неожиданно, резко, вдруг, сразу. Но кроме того, возможен также переход от тоски к ярости и от состояния удовлетворения к злобе. Так, "в течение всего января ... сограждане (Орана, где была чума — В. Б.) воспринимали происходящее самым противоречивым образом. Точнее, от радостного возмущения их тут же бросало в уныние".

(Л.Камю "Чума").

I В психиатрической литературе дисфория определяется как "угрюмое, ворчливо-раздражительное, злобное и мрачное настроение с повышенной чувствительностью к любому внешнему раздражителю, ожесточенностью и взрывчатостью" (Справочник 1985,47; гм. также Практический 1981,82; Пулатов, Никифоров 1983,145).

Психическим эквивалентом этого явления оказывается неожиданное изменение настроения при эпилепсии, при котором возможно как "состояние злобной тоски и тревоги" (Портнов, Федотов 1971, 188), так и "состояние экзальтации, беспричинная восторженность" (там же).

СМЕХ

В "темных" текстах важную роль играет смех. Наиболее часто встречаются такие глаголы и существительные, как улыбаться, улыбки, усмешка, ухмыльнуться, насмешка, хохот, ухмылка, хохотать, захохотать, разразиться смехом (хохотом).

Положительный герой "темного" текста не любит, когда над ним смеются, насмехаются, когда в лицо ухмыляются, он ненавидит ухмылки, которыми его может вывести из себя отрицательный repoii. он считает смех издевательством, унижением своего достоинства, и он вызывает у него ярость.

К примеру, постоянно преследуют смех и ожидание смеха, ухмылки и насмешки Артура — героя романа Войнич "Овод": "Это у него навязчивая идея: ему кажется, будто люди над чем-то смеются. Я так и не понял — над чем", — говорит товарищ Овода Мартин.

Даже улыбка врага вызывает у Овода бешенство: "Артур поднял глаза на улыбающееся лицо полковника. Им овладело безумное желание наброситься на этого щеголя... и вгрызться ему в горло".

Однако на очень многих страницах романа сам Овод смеется и хохочет над другими. В конце романа говорится о том, что Овод заболел и вот как описывается его состояние во время болезни:

"Он смеялся непрерывно во время приступа весь день, и смех его, звучащий резко и монотонно, стал к вечеру почти визгливым".

Обычно смех героя "темного" текста связан не с радостью, я со злорадством:

"... Теперь мы его поймали, Уотсон, теперь мы его поймали! И клянусь вам, завтра к ночи он будет биться в наших сетях, как бьются его бабочки под сачком. Булавка, пробка, ярлычок — и коллекция но Бейкер-стрит пополнится еще одним экземпляром.

Холмс громко расхохотался и отошел от портрета (Беспутного Гуго Баскервиля — В. Б.). В тех редких случаях, когда мне приходилось слышать его смех, я знал, что это всегда предвещает какому-нибудь злодею большую беду".

(Конан Доил "Собака Баскервилей").

С одной стороны, смех является следствием разрядки напряженности для персонажа: "Опять сильная, едва выносимая радость овладела им (Раскольниковым после преступления — В. Б.) на мгновенье.

Все кончено! Нет улик! — и он засмеялся. Да, он помнил потом, что засмеялся нервным, мелким, неслышным долгим смехом, и все смеялся, все время, как проходил через площадь ".

(Достоевский "Преступление...").

Появление и этого компонента не случайно в "темных" текстах. Оно связано с явлениями физиологического уровня — с судорогами в лицевых мышцах во время эпилептических припадков (Сараджишвили, Геладзе 1977, 142-143), со слуховыми галлюцинациями со смехом (там же, 222), с возможностью возникновения припадка под влиянием смеха (Портнов, Федотов 1971, 188).

Говоря об этом, необходимо отметить, что сам по себе смех как выражение удовольствия или радости возникает, когда человек видит какое-либо несоответствие и это несоответствие не представляется ему опасным, т.е. он не связан ни с какой личностной акцентуацией (Белянин, Лебедев 1991).

М.М.Бахтин в книге "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса" (первое изд. 1940) посвятил первую главу проблеме смеха, назвав ее "Рабле в истории смеха" (Бахтин 1990, 69-158). Эпиграфом к этой главе он поставил слова А.И.Герцена "Написать историю смеха было бы чрезвычайно интересно". Придерживаясь культурологического подхода, исследователь пишет: "Отношение к смеху в Ренессансе можно предварительно и грубо охарактеризовать так: смех имеет глубокое миросозерцательное значение, это одна из существеннейших форм правды о мире в его целом, об истории, о человеке; это особая универсальная точка зрения на мир; видящая мир по-иному, но тем не менее (если не более) существенно, чем серьезность; поэтому смех так же допустим is большой литературе (притом ставящей универсальные проблемы), как и серьезность; какие-то очень существенные стороны доступны только смеху" (там же, 78).

Бахтин справедливо подчеркивает "неразрывную и существенную связь" (там же, 102) смеха со свободой. Он пишет, что средневековый смех был абсолютно внеофициален (там же) и предполагает преодоление страха (там же, 104). (О страхе смерти в "темном" тексте см. ниже).

Возвращаясь к "темному" тексту, отметим, что смех в нем связан с высвобождением физического, природного в человеке, смех тут является манифестацией простоты, естественности героя, его погруженности в быт, приземленности. Характерно, что и у Бахтина мы можем найти указание на связь смеха и физического начала: "Смех на празднике дураков (в средние века — В.Б.) вовсе не был, конечно, отвлеченной и чисто отрицательной насмешкой над христианским ритуалом и над церковной иерархией. Отрицающий насмешливый момент был глубоко погружен в ликующий смех материально-телесного возрождения и обновления. Смеялась "вторая природа человека", смеялся материально-телесный низ, не находивший себе

выражения в официальном мировоззрении и культе" (там же, 88).

Такая интерпретация категории 'смех' вполне укладывается в предлагаемую здесь концепцию в той части, которая относится к "темным" текстам.

АВТОМАТИЗМЫ

Во многих "темных" текстах встречается описание повторяющихся действий. Так, постоянно играет на пианино (до изнеможения) герой кинофильма "Shine", бегает герой "Forest Gump", считает предметы герой "Rain Man".

Неслучайно появление жевунов в сказочной повести А.Волкова "Волшебнике изумрудного города", так как одной из разновидностей эпилептических припадков является жевательный, который характеризуется ритмическими жевательными движениями и слюноотделением на фоне нарушенного сознания (Блейхер, Круг 1995, 409).

ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

Семантические группы слов, содержание которых связано с пространственными а также проприоцептивными ощущениями (обеспечивающими сигналы о положении тела в пространстве — Лурия 1975, 14), занимают значительное место в создании образности "темных" текстов.

В них можно выделить ряд подгрупп.

РАЗМЕР

Такие характеристики персонажей, как большой, крупный, высокий, громадный, с одной стороны, а с другой — маленький, короткий, невысокий, небольшой, тонкий, чрезвычайно частотны в "темных" текстах.

Приведем пример из повести А.Кэррола "Приключения Алисы в стране чудес", одной из
доминант которой мы считаем эпилептоид-ность'. В этом произведении очень много
жестокостей. Алиса периодически проваливается в ямы, колодцы, она постоянно не узнает
никого из окружающих, в тексте неоднократно появляются призывы отрубить кому-либо
голову. Кроме того, сама Алиса то уменьшается то увеличивается в размере:___________________________

Одновременно в нем присутствует и шизоидность, что делает текст "сложно-темным" (см далее).

Вот самое первое уменьшение Алисы:

— Какое странное ощущение! — воскликнула Алиса. —Я верно, складываюсь, как
подзорная труба.

И не ошиблась — в ней сейчас было всего десять дюймов росту. За уменьшением последовало увеличение:

'— Все страннее и страннее! — вскричала Алиса. ... — Я теперь
'* ' -JEF^'^jgu раздвигаюсь, как подзорная труба. Прощайте, ноги!

.ЯШ ^lAjA ,fi,- В эту же минуту она взглянула на ноги и увидела, как стремительно

"' ^они уносятся вниз. Еще мгновение — и они скроются из виду.

...В эту минуту она ударилась головой о потолок: ведь она вытянулась футов до девяти, не меньше ....

Алису беспокоят эти изменения в росте, и она обсуждает их с
другими персонажами:
7 Наступило молчание.

— Ах мне все равно, — быстро сказала Алиса, — Только, знаете, так неприятно все
время меняться... \

— Не знаю, — отрезала Гусеница....

— А теперь ты довольна? - спросила Гусеница.

— Если вы не возражаете, сударыня, — отвечала Алиса, — мне бы хотелось хоть
капельку подрасти. Три дюйма — это такой ужасный рост!"

В других местах текста также встречаются нелогичные, кажущиеся даже неуместными, не связанные с содержанием всего текста разговоры о росте.

Наличие этого семантического комплекса 'болыпой'-'маленький' обусловлено так называемой психосенсорной аурой, которая "сопровождается ощущением увеличения или уменьшения размеров собственного тела или его частей" (Портнов, Федотов 1971, 183), с ощущениями, возникающими при микропсиях (Справочник 1985, 49), макропсиях (там же), метаморфопсиях (там же) и другими изменениями "схемы тела", происходящими в акцентуированном сознании при эпилепсии (Практический 1981, 81). В этих случаях

Характерно добавление многоточия, отсутствующего 8 оригинале (о синтаксисе "темных" текстов см. ниже).

Перевод Н.М Демуровой "a little" как "капельку" вполне соответствует эмоционально-смысловой доминанте "темного" текста, в котором семантический компонент 'вода' играет важную роль (см. ниже). У Бориса Заходера "о little" переводится как "чуточку", человеку "вдруг начинает казаться, что все крутом изменилось, предметы удаляются, становятся меньше, или же, наоборот, приближаются, валятся (на него — В.Б.), ... части тела ... увеличиваются, уменьшаются, исчезают" (Гуревич, Серейский 1946, 298). Характерно, что для описания таких состояний существует и соответствующий термин — "Алисы в стране чудес синдром" (Блейхер, Круг 1995, 484), который наблюдается, в частности, при эпилепсии.

Возвращаясь к противопоставлению 'большой'—'маленький', отметим, что главный герой, как правило, бывает маленького роста, а враг — большой, высокий.

Так, большинство противников Шерлока Холмса (из "Приключений Шерлока Холмса" Конан Доила) — высокие люди. Перечислим некоторых из них. Это Тэнер из рассказа "Тайна Боскамской долины", Аб Слени, пишущий записки не словами, а крошечными пляшущими человечками (рассказ "Пляшущие человечки"); Пэтрик Кэрнс — убийца из рассказа "Черный Питер"; дворецкий Брайтон из рассказа "Обряды дома Масгейвов", который хотел похитить ценности, — рослый мужчина; Гилкрист, который пытался переписать экзаменационный текст до экзамена — высокий ч стройный (рассказ "Три студента"); Джефро Рукасл, угрожавший Вайолетт Хантер, — толстый- претолстый человек ("Медные буки") и к тому же обладатель огромного, величиной с теленка, дога: Гримсби Ройлотт из рассказа "Пестрая лента" — владелец болотной гадюки — субъект колоссального роста; капитан Кроукер из рассказа "Убийство в Эбби-Грейндж", совершивший убийство, выше Шерлока Холмса на три фута, хотя Шерлок Холмс сам высокий (об этом говорится в рассказе "Пустой дом") и у него длинные ноги (об этом упоминается в рассказе "Медные буки").

Отметив, что главный герой бывает тут во многих случаях маленького роста, а тот, кто ему угрожает — большого, следует в то же время привести и примеры обратного характера.

В частности, некоторые противники Шерлока Холмса — маленького роста. И они тоже несут угрозу сыщику. К примеру, маленькие ч гибкие преступники пытаются ограбить банк ("Союз рыжих"). Маленький краснолицый человечек украл драгоценный камень ("Голубой карбункул"); гибкая темная фигурка, быстрая и подвижная, как обезьяна, принадлежит похитителю жемчужины Борджиев (рассказ "Шесть Наполеонов").

Можно увидеть некоторую закономерность в том, что герои большого роста угрожают персонажам рассказов о Шерлоке Холмсе, а герои маленького роста — самому Шерлоку Холмсу. Но для более точного вывода необходимы дальнейшие исследования. Здесь же важно другое — рост героев постоянно автором "темного" текста подчеркивается.

Интересно, что подобного же рода закономерность в отделении положительных персонажей от отрицательных путем указания на их "размер" имеется и "в одном из самых сложных романов в мире" (Вайль, Генис 1991, 162) — "Преступлении и наказании" Достоевского' Исследователи, считая этот факт поразительным, отмечают:

"Плохие всегда толстые, хорошие — тонкие. Если, скажем, в описании дурака

Лебезятникова мы отмечаем "худосочность", то неизбежным становится и благородный поступок ... именно он спасает Соню от навета Лужина.

Напротив, если Лужин появляется в романе без указания на комплекцию, то перед окончательным его посрамлением автор делает замечание о его "немного ожиревшем за последнее время облике" (там же).

Такое постоянное переключение с большого на маленького и с маленького на большого характерно для "темных" текстов.

Например, в сказке братьев Гримм "Мальчик-с-пальчик" самый маленький герой выручает своих братьев и побеждает злого и большого великана. Тем самым маленький герой — положительный, и он несет угрозу большому великану. В сказке "Волк и семеро козлят" спасителем оказывается также самый маленький по росту козленок, который спрятался в часах и благодаря этому спасся. Во многих других сказках братьев Гримм также побеждают герои маленького роста ("Храбрый портняжка", "Великан и портной" и др.).

Очень интересно развивается отношение 'маленький' — 'большой' в тексте "Полет над гнездом кукушки" (К.Кизи)З. Повествование ведется от лица индейца, которому все говорят о его слишком высоком росте. По ночам он слышит голос своего отца, утверждающего, что он еще маленький. Герою произведения Мак-Кларфи постоянно кажется, что главная врач психиатрической лечебницы слишком умная и использует свой ум во вред. Он подстрекает индейца к бунту против властей больницы. Индеец убеждает себя, что он уже большой и начинает бороться со своими врагами. Таким образом, наличие оппозиции 'маленький' — 'большой' служит одним из исходных моментов для развертывания конфликта произведения, являющегося по своей эмоционально-смысловой доминанте "темным".

Соглашаясь с этой характеристикой, мы тем не менее относим его к "темным" по эмоционально-смысловой доминанте.

Понимая всю ответственность за обращение к "вторичным" текстам (фольклорным и к тому же переводным), мы тем не менее считаем возможным рассмотрение подобных текстов как существующих самостоятельно. Удачным с точки зрения сохранения эмоционально-смысловой доминанты предсталяется перевод названия "One Flew over Coocoo's Nest" в русском кинопрокате "А этот выпал из гнездо (о семантическом компоненте 'падение' см. ниже).

Не затрагивая проблему личности автора, отметим тем не менее, что в данном случае показательна биография Кена Кизи, который много бродяжничал (ср. описания побегов - фуг при эпилепсии — Справочник 1985, НО) и сам лечился в психиатрической лечебнице.

В России достаточно популярен такой жанр городского фольклора, как "черный юмор", где особое место занимают стишки про "маленького мальчика". Приведем показательный в плане данного анализа пример:

Малые дети в песочке играли,

Умному дяде думать мешали.

Жалобно пули в воздухе выли.

Гробики только по метру и были.

Обращение текстов в этом жанре к физиологии и к смерти позволяет относить их к "темным" (подробнее см. Белянин, Бутенко 1996, 1-5).

На небольшом или уменьшенном росте действующих лиц построены сюжеты многих книг для детей. Можно было бы это объяснить тем, что сами дети маленького роста, но, говоря о типе текста, следует отметить не только наличие одного признака (в данном случае — рост героя), сколько комплекс сопутствующих элементов, которые позволяют относить текст к определенному типу.

Так, в книге "Чудесные путешествия Нильса с дикими гусями" (С.Лагерлеф) есть и уменьшение в результате колдовства лесного гнома', и восстановление роста, есть нежелание учиться, и злая бронзовая статуя-великан (не человек), которая ходит только по ночам, и серые крысы, которых Нильс уводит в озеро. В "Путешествиях Гулливера" (Свифт) есть и лилипуты

("Путешествия в Лили-путию"), и великаны ("Путешествие в Бробдигнег"), и глупые ученые ("Путешествия в Лапуту"). Главный герой книги Я.Корчака "Король Матиуш Первый" невысокого роста, и его преследует тоска и неудовлетворенность. В книге Н.Носова "Приключения Незнайки и его друзей" герой-коротышка многого не знает, зато многое умеет делать, а затем попадает на Луну ("Незнайка на Луне")4. В книге Б.Брагина "В стране дремучих трав" уменьшенный рост героев помогает понять простые истины в отношении природы.

Можно вспомнить и о "простом" тексте "Дядя Степа" Маршака, где именно рост героя играет основную роль:

С постовым такого роста спорить запросто не просто. Интересующиеся могут найти немало примеров, связанных с ростом (а также весь клинический набор) в повести Джин Вронской "...И один высокий карлик", где речь идет о пребывании в сумасшедшем доме (в предисловии эта повесть сравнивается с романом Кена Кизи "Полет над гнездом кукушки").

У этой писательницы есть и другие произведения, герои которых маленького роста "Тролли и люди", "Гномы и люди".

Сам Свифт утверждал: "Я пишу для простого (! — В.Б.) народа, а не для ученых людей (Зарубежная 1974,34.0 категории 'знание и 'незнание' см. ниже, О Луне как символе "темных" тестов см. долее.

К подгруппе слов, связанных с размером, примыкают слова, в том числе имена собственные, с уменьшительно-ласкательными суффиксами: пятнышко, ларчик, слоненок, елочка, зайчишка, серенький, лошадка, мужичок, корешок, детишки'. Наличие их в тексте однозначно указывает на то, что текст "темный'.

ПАДЕНИЕ СОБСТВЕННО ПАДЕНИЕ

"Темный" текст может начинаться (Л.Кэрролл "Приключения...") или заканчиваться (ВЛипатов "И это все о нем", где в результате расследования гибели главного героя высокого роста оказывается, что он выпал из вагона поезда) семантическим компонентом 'падение'.

Говоря о корреляции с эпилепсией, уместно вспомнить, что сам термин происходит от греческого слова epileopsia, что означает "внезапно падать, неожиданно быть охваченным".

Вот как описывается у Конан Доила имитация Шерлоком Холмсом падения, напоминающего внешне эпилептический припадок:

"Мы думаем, что если бы нам только удалось найти... Боже! Мистер Холмс, что с вами?

Мой бедный друг внезапно ужасно изменился в лице. Глаза закатились, все черты свело судорогой, и, глухо застонав, он упал ничком наземь. Потрясенные внезапностью и силой припадка, мы перенесли несчастного в кухню, и там, полулежа на большом стуле, он несколько минут тяжело дышал. Наконец он поднялся, сконфуженно извиняясь за свою слабость".

(Конан Доил "Реигетскис сквайры")

Иногда в качестве эквивалента 'падения' выступает компонент с общим смыслом 'резкая остановка' (об "оцепенении, застывании, замирании" при эпилепсии см. Карлов 1990, 161). Например: "Опять передо мной та глухая стена, которая вырастает на всех моих путях к намеченной цели".

(Конан Доил "Собака Баскервилей").

ДВИЖЕНИЕ ВНИЗ

Также достаточно регулярно наравне с падением и спотыканием в "темном" тексте встречается 'спуск вниз', в подвал, в подземелье, в нору.

Мы не случайно привели именно эти лексические единицы из детской песенки про елочку (автор слов Е. Кудашева), вокруг которой прыгал зайчишка до тех пор, пока на лошадке мохноногой не приехал мужичок, который срубил ношу елочку под самый корешок В финале этой песенки елочка все же к нам но праздник пришло и принесла детишкам много-много

радости, но и тут есть корреляция с состоянием экзальтации, возможном при эпилепсии.

2 Например, если фраза "Полка в купе поезда было ему мала" встречается на первой странице детектива, то вероятность того, что текст будет "темным", очень велика.

В частности, большое количество таких "движений вниз" (Бахтин 1990, 438) можно встретить в тексте "Алиса в стране чудес" (Л. Кэрролл)'

"Алиса успела заметить, что он (кролик — В. Б.) юркнул в нору под изгородью.

В этот же миг Алиса юркнула за ним следом .... Нора сначала шла прямо, ровно, как туннель, а потом вдруг круто обрывалась вниз. Не успела Алиса и глазом моргнуть, как она начала падать, словно в глубокий колодец".

Для того, чтобы попасть к коротышкам-селенитам (жителям Луны), должен был провалиться в яму и Незнайка (Н.Носов "Незнайка на Луне"); попадает в темный и теплый чулан, который называется желудком кита, моряк из рассказ Р.Киплинга "Отчего у Кита узкая глотка"; попадает в подземную пещеру к Белой Кобре и Маугли.

К этим примерам можно добавить и эпизоды со спуском героя и преисподнюю (Бахтин 1990, 418-421) из книги "Гаргантюа и Пантагрюэль" (Ф.Рабле). По словам Бахтина, ведущий образ "Пантагрюэля" — разинутый рот, то есть, в конце концов, та же gueulle d'enfer (преисподняя — В. Б.) средневековой мистерийной сцены. Все образы Рабле проникнуты движением в низ (en bas) (низ земной и телесный), все они ведут в преисподнюю" (там же, 438).

Бахтин рассматривает падение, опускание вниз как некоторый литературный прием, основа которого усматривается им в традициях культуры. "В средневековой картине мира, — пишет он, — верх и низ, выше и ниже, имеют абсолютное значение как в пространственном, так и в ценностном смысле. Поэтому движение вверх, путь восхождения, или обратный путь нисхождения, падения играли is системе мировоззрения исключительную роль. Такую же роль они играли и в системе образов искусства и литературы, проникнутых этим мировоззрением. ... Та конкретная и зримая модель мира, которая лежала в основе средневекового образного мышления, была существенно вертикальной" (там же, 444).

В рамках же нашей концепции, ориентированной на соотнесение текстовых символов с мироощущением автора, возможна иная трактовка. Допуская возможность сходства в описании падения с психологическим описанием ощущения равновесия (Лурия 1975, 15), свойственного всем людям, мы полагаем, что появление в "темных" текстах лексики с общей семой 'низ' (внизу, дно, дыра, колодец, нора, подвал, подземелье, яма и др.) обусловлено существованием в клини-

I Характерно, что первоначальное название рассказу об Аписе Л.Кэрролл лоп "Приклк-чения Аписы под землей" (Кэрролл "Алиса..." с.25 примечание)

ческой картине эпилепсии "припадков головокружения, связанных с ощущениями поднимания и опускания, как это наблюдается и лифте" (Сараджишвили, Геладзе 1977, 155).

ПАДЕНИЕ В ВОДУ

Достаточно часто компонент 'падение', имеет вид 'падение и воду'. Функцию воды при этом может выполнять озеро, река, море, лужа и др. Вода в любом виде просто преследует персонажа:

— Поди-ка сюда, вождек говорят высокому индейцу черные санитары. — В. Б.. Суют
мне тряпку, показывают, где сегодня мыть, и я иду. Один огрел меня сзади по ногам щеткой:
шевелись!"

(Кизи "Полет над гнездом кукушки").

— Час от часу не легче!— подумала бедная Алиса. — Такой крошкой я еще не была ни
разу! Плохо мое дело! Хуже некуда. Тут она поскользнулась и бух! — шлепнулась в воду.

(Кэрролл "Приключения...").

Нам бы только ()о взморья добраться, Дорогая моя! - "Молчи..." И по лестнице стали спускаться, Задыхаясь, искали ключи. (А.Ахматова "Побег").

ВОДА

Очевидно, что вода имеет несколько функций в культурных текстах. Так, Ф.Ленц трактует падение волка в колодец в сказке "Волк и семеро козлят" братьев Гримм следующим образом: "Вода колодца, образ оживляющего созидательного начала, не может утолить его жажду (частый мотив в "темных" текстах — В. Б.), она несет ему смерть" (Ленц 1995, 63). З.Фрейд толкует падение в воду во сне как символ рождения (Фрейд 19906, 14).

В "темных" текстах достаточно часто идет дождь ("Shine"), герои оказываются на море, под водой, падают в лужи, пьют алкоголь. Иногда 'вода' встречается и в названиях текстов ("Rain Man"). He заметить навязчивости этого образа нельзя.

Как бы все это ни звучало неприлично или кощунственно, но в рамках психиатрического литературоведения близость этих двух компонентов ('падение' и 'вода') не случайна, что подтверждается наличием в психиатрической литературе сведений о возможности возникновения эпилептического припадка при погружении тела в воду (Справочник 1985, 118), поскольку "судорожная предрасположенность возрастает прямо пропорционально количеству жидкости в мозге" (Сараджишвили, Геладзе 1977, 266). Есть данные и о том, что при эпилепсии имеется нарушение водно-солевого обмена (Жариков и др. 1989, 481) и о том, что после припадка возможно мочеиспускание (см. Портнов, Федотов 1971, 183; Практический 1981, 80: Карлов 1990, 241, 243. 55-56; Сараджишвили, Геладзе 1977, 130, 188).

ЗРИТЕЛЬНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

Важным признаком "темного" текста является наличие в них описания зрительных ощущений с семантическим компонентом 'сумрак'. Относя этот компонент формально к зрительным ощущениям, отметим его близость как к органическим ощущениям (Рубинштейн 1989, T.I, 221-227), так и к эмоциональным состояниям в силу ярко выраженного эмоционального тона (там же, 226), который ему сопутствует.

Можно также отметить, что среди лексики, связанной со зрительными ощущениями, выделяются две подгруппы слов. Первая из них отражает резкое изменение световых ощущений (блеск, блики, вспышка, мерцание, пятно), вторая — постепенное, связанное также и с изменением цвета (позеленеть от злости, покраснеть, побледнеть, измениться в лице).

СУМЕРКИ

Дым, мрак, сумрак, туман, тучи, тьма нередко встречаются при описании обстановки, которая представляется положительному персонажу "темного" ("простого") текста угрожающей.

На наш взгляд, внешнее (сюжетное) обоснование появления того или иного семантического компонента является вторичным. Так, в рассказе Конан Доила "Собака Баскервилей" Шерлока Холмса постоянно окружают туман и сумерки'. Нарративно это обусловлено пребыванием героя на болотной местности, однако, можно утверждать, что в модели порождения (психологически) первична именно модальность мироощущения, а описываемые в тексте реалии вторичны.

В целом, сталкиваясь с угрожающей его жизни ситуацией, герой "темного" текста оказывается в ее эпицентре, как бы стремясь к собственной смерти, к аутодеструкции (саморазрушению). Мир для героя "темного" текста враждебен, он словно физически ощущает, что вокруг него сжимается пространство, замыкается или сжимается кольцо врагов или вокруг него становится темно. Сюжетно это, как уже отмечалось, связано с тем, что он спускается вниз (в подземелье, в нору, в пещеру, в шахту и т.п.). Но факт остается фактом — сумрак и ограниченное пространство наиболее часто встречаются именно в "темном" тексте.

ОГОНЬ

Появление этих лексических элементов в "темных" текстах объясняется наличием при

эпилепсии галлюцинаторной ауры, во время которой видятся пожары (Справочник 1985, 112; Портнов, Федотов 1971, 183-187), зрительных аур со всевозможными зрительными припадками — фотопсиями (Справочник 1985, 11), фотогениями (Сараджишвили, Геладзе 1977, 246-247, 249-251) и паропсиями в виде фосфенов (там же, 154), а также с возможностью припадка "под влиянием световых мельканий" (Карлов 1990, 20, 204-205, 208, 247).

Кроме того, в "темном" тексте возможно появление слов, связанных с семой 'огонь' (пожар, гореть, поджигать, загореться, вспыхнуть), причем, 'огонь' может играть как ключевую роль в тексте, так может быть и фоном'

ЛУНА

Любопытно, что наравне с видением предметов во время сумерек, в сумраке, во тьме, иногда описывается, что герой видит предметы при лунном свете (о сомнамбулизме, снохождениях или лунатизме при эпилепсии см. Портнов, Федотов 1971, 186-187; Карлов 1990, 240, 242-243). Встречается слово Луна и в названиях "темных" текстов (Н.Носов "Незнайка на Луне"; С.Павлов "Лунная радуга": К.Циолковский "На Луне").

Появление Луны нередко связано с возбуждением злых, низменных начал:

Трещит заискренним забором Сухой рождественский мороз:

И где-то ветер вертким вором Гремит заржавленным запором;

И сад сугробами зарос.

Нет. лучше не кричать, не трогать

То бездыханное жерло:

К примеру, в полном жестокостей натуралистическом фильме с элементами порнографии "Калигула" (реж. Ф.Коппола) почти все действия происходят но фоне дыма (см. выше) из горящих жертвенников. (Склонность к пиромании — поджигательству — также возможна при эпилепсии).

Оно черно, — как кокс, как деготь... И по нему, как мертвый ноготь, Луна переползает зло. (Л.Белый)

СЛУХОВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

В "темных" текстах много лексических элементов со значением 'неприятный звук': треск, шорох, шуршание; грохнуть; затрещать, зашелестеть, зашуршать, хрипеть и др.

Так, в повести Айтматова "Плаха" многократно встречается описание воя, который может быть длительным, тягостным, заунывным; горестным, яростным и злобным; гула, который может быть мощным, странным; грохота выстрелов и поездов', стона, который может принадлежать зверю, быть печальным и тяжким, все может гудеть (голова, поезд, земля) и громыхать (гроза, поезда).

Психологическим коррелятом этого явления оказываются "ложные слуховые ощущения (паракузии), которые выражаются в ощущении различных звуков, шумов, звона, беспрерывного или прерывистого" (Сараджишвили, Геладзе 1974, 154).

ОБОНЯТЕЛЬНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

Если для "печальных" текстов характерны прежде всего приятные запахи, то достаточно часто в "темных" текстах встречается описание того, как герой почувствовал запах горелой резины, резкий запах, ему пахнуло, ударило в нос.

Вот пример из повести о "прирожденном разведчике": "Непрерывный 'звенящий гул стоял как стена вокруг орудий. Едкий, душный запах пороховых газов заставлял слезиться глаза, как горчица. Даже во рту Ваня чувствовал его кислый запах".

(Катаев "Сын полка")

Или аналогичный пример из поэтического произведения:

Тлеет KiiwK. ноги окоченели;

Пахнет тряпьем, позабытой баней.

(И.Бродский)

Коррелятом этих семантических компонентов является обонятельная аура, при которой ощущается "неприятный, зловонный запах гнили, дыма, паленого, горелого" (Портнов, Федотов 1971, 183; см. также Справочник 1985, 110-111; Сараджишвили, Геладзе 1977, 176).