Глава 12. Неприятная подработка

Нет, начиналось всё вполне идиллически. Означенный постоялый двор мы нашли без труда, и его хозяин, дядюшка Шушан, встретил нас со всем радушием. Это был коренастый невысокий пожилой мужчина с заметным пузиком и румянцем во всю щёку, от которого так и веяло добродушием. Нас он встретил с радостной улыбкой, прямо, как родных:
- Доброго вам дня, почтенные! Желаете получить завтрак? Мясо, лепёшки и каша уже готовы, с пылу с жару!
- И вам доброго дня, почтенный Шушан! – отозвался дядюшка Матэ, а мы с Шером лишь вежливо кивнули, как и полагалось при старшем.
- Да, - продолжил дядюшка Матэ, - и завтрак, и комнату, да и тогруху нашему не мешало бы отдохнуть. Мы ехали всю ночь…
- Понятно, - кивнул Шушан, - хотели, видать, остановиться в Аманке?
Я понятия не имел, что такое Аманка, но на всякий случай глубокомысленно кивнул, а словоохотливый трактирщик продолжил:
- Да уж, вы, видать, издалека едете и не в курсе, что в Аманке постоялый двор неделю, как сгорел. Да что ж я стою-то… Проходите, садитесь, а тогруха вашего племянник мой обиходит, а дочка тем временем комнату приготовит. Эй, Тирра, Янно! А ну сюда! Нечего отлынивать, гости прибыли!
Мы вошли в большое помещение, служившее обеденной залой, и уселись за один из столиков. В общем, всё выглядело примерно так, как в исторических фильмах – чистая деревянная стойка, за которой на полках стояли глиняные и стеклянные сосуды – явно с крепкими напитками, недавно вымытый и ещё влажный пол из светло-жёлтого камня, деревянные столики и такие же табуреты – всё прочное и основательное. Из проёма, закрытого зелёной вышитой занавеской, доносились вкусные запахи – видимо, там находилась кухня. На стенах были развешаны картины, смастряченные каким-то местным малевальщиком – на них в самых ярких, практически кислотных цветах были изображены местные пейзажи, корабль в бушующем море, всадник важного вида на очень криволапом тогрухе и даже корзина с чем-то, напоминающим цветы, которые вопреки всем законам перспективы изгибались таким странным образом, что казались безжалостно сломанными неведомой рукой. Всё оформление обеденного зала в целом наводило на мысль, что неведомый художник страдал одновременно дальтонизмом, прогрессирующим косоглазием и вывихом мозга в тяжёлой форме.

Однако почтенный хозяин постоялого двора явно гордился этим пёстрым кошмаром и с гордостью заявил:
- Изволите видеть, гости дорогие, у меня постоялый двор не просто дыра какая-то: и чисто, и еда вкусная, и вредных насекомых в комнатах нетути, и простыни меняем после каждого гостя… И малевание художественное, прямо, как в лучших благородных домах.
Мы с Шером переглянулись… и ох, большого же усилия нам стоило сдержать смех и изобразить восхищение этими шедеврами. А более закалённый дядюшка Матэ даже поинтересовался:
- Кто же автор этого малевания? Воистину, оно потрясает воображение.
- Да жил тут у меня художник один… в стеснённых обстоятельствах. Денег у него не было, вот я и взял картинами, а то были одни голые стены – совсем не благородно. А сейчас прямо, кто сюда ни заглядывает – все восхищаются, - словоохотливо ответил Шушан, на зов которого наконец-то явились помянутые Тирра и Янно. Девушка, одетая в характерную для этих мест клетчатую юбку, поверх которой был накинут вышитый белый фартук, сразу же стала накрывать на стол, споро таская с кухни блюдо за блюдом, а мальчик-подросток немедленно отправился обихаживать тогруха. Домочадцы дядюшки Шушана мне тоже понравились – оба румяные, весёлые и улыбчивые. А уж за восхитительного вкуса стряпню я готов был простить ему даже жуткие картины на стенах.
В процессе завтрака дядюшка Матэ рассказал хозяину постоялого двора о цели нашего путешествия и о том, что мы хотим открыть в Шар-ан-Талире сапожную мастерскую, а племянника отдать в учение к живописцам, поскольку здоровья он слабого и надёжному ремеслу выучиться не способен.
Заготовленная легенда никакого удивления у Шушана не вызвала, он её даже одобрил:
- Что же, дело хорошее. Будет парень на жизнь зарабатывать. Малевание-то - это верный кусок хлеба, хороших малевальщиков и благородные ценят. Правильно, правильно… А сынок-то у тебя как? Гож для сапожной работы?
- Очень даже гож, - ответил дядюшка Матэ. – Всю науку превзошёл. Хороший помощник будет. Мирен сына звать. А племянника – Реш.
Когда мы закончили завтрак, и Тирра убрала со стола, Шушан почесал в затылке и заметил:
- Слушай-ка, почтенный Матэ… Понимаю, ты с дороги устал. Но раз ты говоришь, что сынок твой вполне себе мастер, то пускай нам обувь починит. Много чего накопилось, а выкидывать просто так жалко. А я за это с тебя ничего не возьму ни за завтрак, ни за комнату, понимаю, что денежки вам экономить следует.
Ничего необычного в этом предложении не было, и дядюшка Матэ согласился. Я сходил в повозку за инструментом и уселся на низенькой скамеечке на вольном воздухе. Тирра и Янно приволокли мне целую кучу самой разной обуви – от вполне прилично выглядящей и требовавшей только мелкого ремонта до немыслимого вида опорков. Но когда я работал в сапожной мастерской – приходилось чинить и не такое, пенсионеры – народ небогатый. Так что я невозмутимо рассортировал всю выданную мне обувь и приступил к работе.
Шер со стопкой листов бумаги и угольной палочкой в руке пристроился рядом, делая наброски. Увы, когда мы жили на мельнице, за этим занятием я видел его редко – слишком уж мы были заняты. И вот сейчас Шер, явно соскучившийся по любимому занятию, с головой ушёл в работу. Я минуты две полюбовался им – уж слишком вдохновенное было у Шера лицо – чисто Леонардо да Винчи за работой. Но долго этим заниматься было некогда – пора было отрабатывать питание и проживание. Я выбрал себе пару девичьих, явно Тирриных, сапожек со стёртыми набойками и принялся за починку.

Прежние навыки вспоминались легко, я менял набойки, делал аккуратные заплатки, прошивал разошедшиеся швы, менял протёршиеся подошвы… в общем, делал из заношенных опорков приличную обувь. И разогнулся только тогда, когда закончил последнюю пару и трактирщик тронул меня за плечо:
- Эй, парень… Как тебя… Мирен… заработался ты совсем. Но молодец, всё починил. Давай-ка обедать. Заработал, уважаю. Хорошо тебя отец выучил.
- Благодарю, - кивнул я и поднялся со скамеечки. Шер тоже отложил стёсанную почти до конца угольную палочку и протянул восхищённой Тирре один из своих набросков, с которого девушка улыбалась словно живая.
- Гоже, спасибо, - разглядев рисунок, кивнул Шушан. – Тебе бы краски поярче, а так – гоже. Вот подучишься – и будет из тебя знатный малевальщик. Прям, как тот, чьи картины в обеденном зале висят.
Я чуть не хихикнул, но сдержался. И тут прямо от ворот раздался голос:
- Эй, Шушан! Я смотрю, ты сапожника нанял… Парень, ты закончил? Тогда прими от меня заказ.
Я мысленно сплюнул. Есть хотелось сильно, но… Ремесленник от заработка не отказывается. Так что я внимательно глянул на визитёра… и мысленно сплюнул ещё раз. Личность, посетившая постоялый двор, выглядела на редкость непривлекательной.
Нет, ничего особо отталкивающего в мужчине не было – высокий, плечистый, явно сильный, лицо вполне себе нормально, да и одет для селянина неплохо. Единственная особая примета – тонкий белый рубец, тянувшийся от уголка правого глаза через всю щёку. Но и это не делало его внешность отталкивающей. Наконец я понял, в чём дело. Глаза. Бледно-голубые, холодные глаза того, кто не раздумывая воткнёт нож в грудь кому угодно ради собственной выгоды. В прошлой жизни мне приходилось встречаться с подобными типами, и всегда это значило, что по мою душу явилась большая подляна. Нет, жалеть о встрече в конечном итоге приходилось им, но мне стоило большого пота и крови всякий раз выпутываться из сложной ситуации.
Я покосился на Шушана и понял, что тот совсем не рад этому визиту. И очень не любит неизвестного, но связываться с ним не хочет. Интересное кино, это кого же сюда принесло?
И я тихо сказал:
- Иди в дом, Реш. Поднимись к отцу.
Шер не стал переспрашивать, а понятливо исчез в доме. Мне показалось, или Шушан одобрительно кивнул? Хмм, ладно… И я вежливо спросил:
- Какого рода заказ, почтенный? У вас прохудилась обувь?
- У меня нет привычки латать всякое старье! – расхохотался в ответ визитёр. – Шас-техсин достаточно пожаловал меня за верную службу, одарив землёй и домом! Меня зовут Тарван, и я отставной десятник Серебряной сотни!
- Меня зовут Мирен, - ответил я, продолжая подделываться под местное произношение, - мой отец сапожник, и мы проезжаем через это село по своим делам. Так что надолго задерживаться не намерены. За сложный заказ я не возьмусь.
- Нет там ничего сложного! – фыркнул Тарван. – Мне нужно, чтобы ты сшил хороший ошейник из прочной кожи, да насадил туда шипов. Жаль, что ты не шорник, но с такой работой и сапожник должен справиться, если он не совсем криворукий, а ты, я вижу, вполне себе подходишь…
- Вы содержите опасное животное? – удивился я, заметив, как скривился Шушан. Да что здесь такое происходит?
Тарван расхохотался:
- Можно и так сказать! Опасное, да… и почти что животное!
Опачки! Похоже, что Тарван не животное в виду имеет.
«Сходи с ним», - неожиданно заявил Кэп, перебравшись мне на плечо и потеребив клювом за ухо. Но вот артефакт на пальце никаких знаков не подавал. Интересно. Тут явно речь идёт не о новом изгое. Но почему же Кэп так настойчив?
Увы, ответа от него я не дождался.
- Так что, парень? – спросил Тарван. – Идёшь? Сделаешь быстро и качественно – втрое заплачу.
- А сюда вы всё принести не сможете? – спросил я.
- Да я хочу, чтобы ты посмотрел, что да как. Может, присоветуешь чего, - отозвался Тарван. – Давай, бери свой инструмент. Тебе что, деньги лишние?

Отказываться причин не было, хотя неожиданный заказчик нравился мне всё меньше и меньше, и я сказал:
- Хорошо, я пойду с вами. Но только посмотреть и снять мерку, если нужно. А за инструментами потом вернусь.
- Ладно, - кивнул Тарван. – Охота тебе два раза бегать? Дело-то плёвое.
- Отец у меня строгий, - отмазался я, чем в голову взбрело. – Не велит инструмент туда-сюда таскать. Так что я мерки сниму, кожу заберу и сделаю всё здесь. Так вас устроит?
- Пожалуй, - отозвался Тарван. – Идём тогда, заказ у меня срочный.
Я стянул через голову рабочий фартук и сказал хозяину постоялого двора:
- Скажите моему кузену, дядюшка Шушан, пускай за инструментом присмотрит. Хорошо?
Тот кивнул и добавил:
- Сам присмотрю. Давай, возвращайся поскорее, а то отец у тебя и впрямь строгий, парень.

Так я и отправился с Тарваном в его дом. Идти пришлось недолго, дом Тарвана, обнесённый высоким забором, стоял на соседней улице и действительно выглядел куда богаче, чем хатки селян – каменный, двухэтажный, железом крытый. Неплохо вознаграждает Шас-Техсин за верную службу… Ну да ладно, не моё это дело. Только вот, в этом весьма добротном и ухоженном каменном доме чувствовалось нечто нехорошее, неуловимое обычными способами.
«Ты прав, - высказался Кэп. – Это дурной человек».
«Ну, спасибо, Кэп! – отозвался я. – А что ж ты мне его послать-то не дал?»
«Даю справку, - отозвался Кэп. – Это нецелесообразно. Тут есть кое-что, что тебе необходимо увидеть».
«Что или кто?» - невинно поинтересовался я.
«Сам разберёшься», - буркнул Кэп и замолк. Вот тебе и мудрая птица Равновесия. Интриган тот ещё.
Тарван не стал приглашать меня в дом, просто заявил:
- Подожди здесь, - исчез в доме и вернулся через несколько минут с куском отлично выделанной прочной кожи в руках. В отдельном мешочке он принёс металлические блестящие шипы - подлиннее и покороче и два прочных, металлических же, кольца.
- Длинные наружу сделаешь, а короткие – вовнутрь, - заявил Тарван. – Идём теперь, покажу своё… животное.
Как-то нехорошо это прозвучало… Но Тарван уже начал отпирать дверь погреба. Распахнув её, он кликнул меня:
- Давай, спускаемся! Есть, чем измерить-то?
Я молча показал потенциальному заказчику кусок бечёвки и стал следом за ним спускаться по осклизлым ступенькам.
Погреб был глубокий и холодный, а вот когда мы спустились, я шокированно замер. Нет, с одной стороны погреб выглядел, как погреб – горшки с какими-то припасами, мешки, подвешенные на бечёвке к поперечным балкам, копчёные окорока и большие рыбины. Но вот в самом тёмном углу погреба обнаружилась настоящая клетка из железных прутьев.
А в клетке сидело отнюдь не дикое животное. В ней сидел человек. Крепкий, хоть и исхудавший, мускулистый мужчина лет тридцати с переломанным и криво сросшимся носом, спутанными грязными волосами и покрытым многочисленными шрамами телом. Он сидел неподвижно и даже не шевельнулся при нашем приближении. Взгляд равнодушных глаз мужчины был устремлён в никуда, и сначала я подумал, что он слепой.
И тут мой палец слегка кольнуло. Слабо-слабо, словно артефакт сомневался, нужен ли нам этот человек.

Глава 13. Раб

И тут мой палец слегка кольнуло. Слабо-слабо, словно артефакт сомневался, нужен ли нам этот человек. И что это за фокусы такие? Нужен? Не нужен?
Но зловредный артефакт больше ничем себя не проявил, и я разозлился.
«Да пошёл ты!» - мысленно послал я артефакт куда подальше. Не хочешь подсказать? Значит у меня есть право выбора. И…
«Не ошибись, Мирон!» - предостерёг меня Кэп.
«Спасибо, Кэп», - привычно отозвался я и спросил Тарвана, закипая от злости:
- Это и есть ваше опасное животное?
Тот ухмыльнулся:
- Ну, да. По дешёвке купил. Ты не бойся, парень, он послушный. Без приказа и рукой не шевельнёт. Зато драться умеет… Любого может порвать. Вот я и решил подзаработать маленько. Выставить его на рабские бои. Он, конечно, и без ошейника смирный, но по правилам ошейник нужен. Так что давай, обмерь ему шею и приступай. Я же сказал – плачу вдвое.
А потом приказал рабу:
- Эй, Тварь, иди сюда!
Сидевший медленно поднялся и приблизился к низенькой дверке, ведущей в клетку. Мне стало тошно. Глаза раба были равнодушными, неживыми, он выглядел покорной куклой, готовой выполнить любой приказ. Нет, не могу я его здесь оставить. Просто не могу. Сам понимаю, что обуза, проблема и прочее. Но не могу, хоть ты тресни.
- А почему вы его тварью называете? – изо всех сил сдерживая желание набить морду Тарвану, спросил я. – У него ведь, наверное, имя есть.
- Может, и есть, - хохотнул Тарван. – Да только сказать он его не может. Я его у Нойотов перекупил. Похоже, он бывший воин, они на нём свой молодняк тренировали. Только вот он – немой. И откликается на кличку Тварь. А кто он, что там… Сам понимаешь, у Нойотов не спросишь. Зато выдрессировали они его хорошо, смотри… Полная покорность хозяину.
И Тарван, гаденько улыбнувшись, приказал рабу, распахнув дверцу клетки:
- У меня грязные сапоги, Тварь! Почисти! Немедленно!
Мужчина очень быстро упал на колени, подполз на четвереньках к Тарвану… и начал вылизывать ему сапоги. Меня чуть не вытошнило. Честно говоря, я навидался всякого, но… Вот так поступать с человеком… Довести до настолько униженного состояния… Да лучше бы уж убили его Нойоты, честное слово, это было бы даже милосерднее. И я не выдержал. Внутри меня забушевал Огонь, грозя вырваться и спалить этот поганый домик к чёртовой матери.
- Прекрати! – рявкнул я. – Прекрати это немедленно!
Видимо, лицо у меня в этот момент было очень… выразительным, потому что Тарван коротко приказал:
- Хватит, Тварь! Сидеть.
И мужчина покорно замер на корточках у его ног, словно послушный пёс. А рабовладелец спросил:
- Ты чего взбеленился-то? Это всего лишь раб. С ним у Нойотов и похуже обходились… Пока товарный вид не потерял. Сейчас только для боёв и годен.
Я медленно успокаивал себя. Нельзя показывать Огонь, нельзя… Если я сам не хочу оказаться на месте этого парня. Противно, но стоит попробовать договориться.
- И сколько боёв ты рассчитываешь выиграть, почтенный? – поинтересовался я.
Тархан почесал в затылке.
- Если честно, то хоть бы один. Хоть деньги свои отобью, да с прибылью останусь. Дерётся-то он здорово, это верно, только вот обманули меня Нойоты. Больной он какой-то. Кашляет сильно. Как бы порчи на нём не было…
«Ну, да, - злобно подумал я, - тебя бы держать в такой клетке, в холодном сыром подвале, да ещё почти голышом. Сам бы сдох через неделю без всякой порчи».
Но вслух я постарался спокойно сказать:
- И во что тебе обошлось это, несомненно, ценное приобретение?
Рабовладелец скосил глаза и выдал:
- Двадцать аштинов.
Врёт, как дышит. Двадцать местных серебрушек? Да за такую сумму можно здорового молодого мужчину купить. Дядюшка Матэ, рассказывая о Техсине, и на этот счёт меня просветил.
- Двадцать аштинов? – хмыкнул я. – И это, почтенный, ты называешь - по дешёвке? Воистину, ты богат.
- Эй, погоди, - заявил Тархван. – Так ты что, его купить хочешь?
- Почему бы и нет? – произнёс я. – Мы в городе хотим мастерскую открыть. Охрана так и так понадобится, а ты говоришь, что дерётся он неплохо. Если по дешёвке… Я бы купил. И вообще, думаю, с боями ты пролетишь. Выглядит раб неважно. Хорошо, если он хоть один бой выиграет, а если нет? Плакали твои денежки почтенный, и без разницы – двадцать пять аштинов это или двадцать пять лепестков.
По сумрачному лицу Тарвхана было видно, что он даже с одним медным лепестком не готов расстаться.
- Ладно, - выдавил он. – Два полновесных аштина – и забирай эту дохлятину. Договорились?
В душе я возликовал, но наружно поморщился. Не придётся одолжаться у дядюшки Матэ и Шера, в деньгах, позаимствованных у разбойничков, два аштина точно наберётся. Но нельзя было показывать, что цена меня более чем устраивает. Тарван заметил мою гримасу и заявил:
- Ни лепестка ни сбавлю. Я его полтора месяца поил, кормил, содержал… Едва-едва расходы окуплю.
«Чтоб тебя в старости родные дети так кормили, содержали и обихаживали!» - сорвалось у меня. Слава богу, что мысленно. Но Кэп эту мысль услышал и ехидно хихикнул. Тоже мысленно. Я изобразил на лице тяжёлую борьбу, но, в конце концов, выдал:
- Хорошо. Обожди здесь, я за деньгами схожу. Мигом обернусь.
- Давай-давай, - ухмыльнулся Тарван. – А я пока за старостой схожу. Пусть засвидетельствует сделку. Кстати, а если тебе отец денег не даст?
- Неважно, - ответил я. – Скопил я тут немного. Два аштина как раз и будет.
- Ну-ну, - хмыкнул Тарван. – Только учти – если староста сделку засвидетельствует - всё, назад своих денег не получишь, и Тварь я не приму.
- Я понял, - спокойно сказал я и со всех ног помчался на постоялый двор за деньгами. Дядюшка Матэ ещё спал, Шеру я сказал, что дело срочное, схватил узелок с деньгами и убежал назад, в дом Тарвана.
Тот уже ждал меня вместе со старостой. К моему удивлению, старостой оказалась довольно симпатичная пожилая женщина в белоснежном вышитом переднике поверх клетчатой юбки и ярком тюрбане, обшитом по краю мелкими серебряными висюльками. Я сперва удивился, но потом вспомнил, что свободные женщины имеют равные права с мужчинами, так что, отчего даме и не быть старостой. К тому же к поясу женщины был подвешен нехилый такой кинжал, и явно не просто для красоты.
Я подбежал к ним и поклонился старосте. Женщина кивнула мне и спросила:
- Ты, что ли, сапожников сын, что хочет у этого скряги раба купить? Не боишься, что отец задницу вожжами надерёт?
- Не надерёт, - отрезал я. – Это мои деньги.
- Тебе виднее, - сурово нахмурилась женщина. – Но если я засвидетельствую сделку, она будет нерасторжима.
- Я понял, - снова кивнул я. – Я готов купить этого раба.
- Ладно, - невозмутимо кивнула женщина. – Ты хочешь купить, Тарван жаждет продать, какие проблемы? Читать-писать умеешь?
- Обижаете, - возмутился я. – Я не тюх какой-нибудь. Конечно, умею.
- Тогда пройдём в дом, - спокойно сказала староста. – Нужно составить передаточную запись.
Тарван был не слишком доволен тем, что кто-то нарушил покой его драгоценного жилища, но в дом нас всё-таки пустил. И то правда, не составлять же важную бумагу во дворе, на коленке. Кстати, только тут я сообразил, что письменных принадлежностей у меня с собой нету, да и Тарван не походил на грамотея. Однако староста предусмотрительно прихватила с собой плотный лист бумаги приятного кремового цвета, пузырёк с чернилами и аналог нашей земной перьевой ручки.
Сев за стол, женщина чётко и быстро составила необходимую бумагу, предварительно спросив моё имя. Имя Тарвана, похоже, она знала и так.
- Итак, - произнесла женщина, закончив писать, - вот ваша передаточная запись. «В двенадцатый день третьего летнего месяца свободнорожденный Мирен ти-Матэ, подмастерье сапожника, купил у свободнорожденного Тарвана ти-Гюлии, отставного воина, проживающего в деревне Большие Сады, раба, откликающегося на прозвище Тварь, за оговорённую цену в два аштина. Сделку засвидетельствовала староста деревни Большие Сады, свободнорожденная вдова Иммая ти-Шиани, которая подтверждает своим словом и печатью добровольность заключения сделки с обеих сторон и объявляет её нерасторжимой». Всё верно?
Мы с Тархваном покивали, женщина поставила под бумагою свою подпись, затем мы с Тарваном поставили свои. Староста извлекла из кармана своего передника коробочку размером с чайное блюдце, извлекла из неё печать и, дохнув на неё, прижала к бумаге, поставив чёткий оттиск. Я отсчитал из своего мешочка два аштина для Тарвана и десять лепестков для старосты за услуги и беспокойство. Женщина положила монеты в карман передника и улыбнулась.
- Ну, вот и всё, - кивнула она, - можешь забирать свою новую собственность.
И только тут до меня дошло, что раб, откровенно говоря, может быть неадекватен. Конечно, он не показывал никакой агрессии, но мало ли что…
«Он нормален, - прозвучал в голове голос Кэпа. – Будь с ним помягче, парню очень здорово досталось. А в тебе проявилась сила Огненного… Не ожидал…»
«Как это? – удивился я. – Я ж, вроде сдержался и не подпалил ничего…»
«Балда, - добродушно хмыкнул Кэп. – Говоря словами твоего мира, сила Огненного не только в умении швыряться пламенем. Истинный Огненный может быть настолько убедителен, что и Дьявола может уговорить прыгнуть в его костёр…»
«Так Тарван не собирался продавать мне раба?» - удивился я.
«Да ни в коем разе. Он всерьёз был намерен на нём подзаработать. Это твоя сила Огненного помогла тебе уговорить продать раба, да ещё так дёшево. Причём он всерьёз считает, что это выгодная сделка… и будет считать ещё какое-то время».
«Какое?» - всерьёз озаботился я.
«Пока не стоит беспокоиться, - отозвался Кэп. – Но на вашем месте я бы слинял отсюда как можно быстрее уже завтрашним утром».
Я быстренько согласился с птицей Равновесия. Конечно, сделка нерасторжима, но бывший воин вполне может устроить нам весёлую жизнь… или пригласить по наши души тех же Нойотов. Оно нам надо?
- Пойдём в подвал, - сказал я Тарвану. – Я заберу раба.
Тот кивнул, отвёл меня в подвал, отпер клетку и ехидно сказал:
- Забирай.
Вот гад. Похоже, он решил ещё и поиздеваться над неопытным парнем, то есть мной. Ну ладно, поглядим, у чьего ларька перевернётся грузовик с леденцами.
Раб сидел у дверцы клетки всё в той же позе – неподвижный, глаза стеклянные. Он не шевелился и даже, казалось, не дышал.
- Пойдём со мной, - сказал я. – Теперь я… твой хозяин.
Мне очень не хотелось так себя именовать, поэтому фраза прозвучала немного неуверенно. Неудивительно, что раб не шелохнулся. Тарван, стоявший поодаль, откровенно веселился.
«Сосредоточься, - шепнул Кэп, продолжавший сидеть на моём плече, - попробуй дотянуться до него мысленно. Думай о хорошем. Это поможет ему услышать тебя…»
«Попробую», - мрачно отозвался я, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше.
«Больше позитива, Мирон, - отозвался Кэп. – Ты уже добился своего, неужели отступишь?»
Да уж, противная птичка знала, чем меня взять. Отступать я не любил, тем более так, когда всё уже почти получилось. И я сосредоточился мысленно позвал раба:
«Послушай меня, парень… Я не знаю, как тебя зовут, но тварью называть не хочу. Ты человек, и я не твой хозяин. Я заплатил Тарвану деньги, чтобы избавить тебя от всего этого. Я не буду мучить тебя и морить голодом, не стану надевать ошейник. Я хочу, чтобы ты пришёл в себя, чтобы снова стал человеком… Но если ты останешься здесь… Я не смогу помочь тебе. Иди ко мне, прошу тебя…»
Раб моргнул, и передо мной неожиданно возникла картинка – маленький мальчик в колыбельке. На вид ему было… Ну, не знаю, никогда особо не разбирался в младенцах. Может, год, а может, чуть больше…
«Атта… - пролепетал малыш, - Атта…»
И протянул ко мне ручки. Это что? Это всё, что осталось от личности раба? Нехило же Нойоты постарались… За что с ним так? Но ладно, разбираться некогда. Главное – забрать его отсюда. И повторил, уже вслух:
- Иди сюда. Пойдём со мной.
И мысленно отправил малышу картинку –много вкусной еды, лохань с тёплой водой, мягкая постель.
Раб снова моргнул и медленно поднялся на ноги. Взгляд его стал более осмысленным. Он переступил порог клетки и остановился рядом. Тарван разом перестал улыбаться и воззрился на меня, как на чудо морское, но мне было плевать. Я чувствовал себя таким вымотанным, словно в одиночку разгрузил вагон с углём. Но слабость свою показывать не стоило. И я твёрдо сказал:
- Идём. Нам пора.
А потом взял раба за руку и повёл прочь со двора Тарвана, отчего-то зная, что дядюшка Матэ уже проснулся и порка вожжами вполне может воплотиться в реальность. Ну и ладно. Не жалко.

Глава 14. Медальон

Как ни странно, дядюшка Матэ практически не ругался. Ну, не считать же серьёзной руганью пять минут местных идиоматических выражений, высказанных со столь похвальной цветистостью, что даже Шушан приоткрыл рот в восхищении. Под конец этой восхитительной тирады дядюшка Матэ даже схватил метлу и вытянул меня пару раз поперёк спины, но не сильно, скорее, для порядку. На этом воспитательный момент пришлось прекратить, потому что Шер разрыдался и бросился меня защищать, а новокупленный раб как-то сжался и забился в ближайший угол явно с твёрдым намерением никогда не покидать это гостеприимное, похвально тёмное и слегка пыльное место.
Дядюшка Матэ отбросил метлу, ещё разок цветисто выругался, но я сказал:
- Хватит. Я не мог оставить этого человека в таком положении, поверь мне. И я потратил свои деньги.
- Передаточную запись хоть оформил по правилам, бестолочь? – проворчал бывший мельник.
- Оформил, - кивнул я. – Староста заверила.
- Ладно, - проворчал дядюшка Матэ. – Сам купил – теперь сам с ним и нянчись. Давай, вытаскивай свою покупку из угла. Помыть его не мешало бы… накормить… Реш!
- Да, - всхлипнул успокоившийся Шер.
- Прекрати сырость разводить! Сходи-ка лучше да посмотри в наших вещах подходящую одёжку. Не ходить же парню голым. Как его звать-то, а, Мирен?
- Понятия не имею, - ответил я. – Он немой. А прежний хозяин называл его Тварь. И приказывал сапоги языком чистить.
Округлившиеся глаза Шера сразу вспыхнули жалостью к несчастному рабу, и он умчался наверх, искать одежду. А дядюшка Матэ только зубами скрипнул и сказал Шушану:
- Прикажи своим – пусть воды нагреют. Я заплачу.
Хозяин постоялого двора только рукой махнул:
- Твой сын изрядно отработал. Все опорки перечинил. И одна вязанка дров меня не разорит.
- Нет, - вмешался я. – Я купил – мне и отвечать. Мы с вами только насчёт нас договаривались. Вот.
И я выложил на стол с десяток лепестков:
- Этого хватит, для того, чтобы мыльню истопить?
- И на мыльню хватит, и на ужин, - быстро сказал трактирщик. – Парня сейчас лучше плотно не кормить – с голодухи живот не примет. А кашка с молоком недорого встанут. Эй, Янно! Нагрей мыльню! Да воды натаскай побольше!
Шустрый Янно со всех ног кинулся выполнять распоряжение, дядюшка Матэ отправился наверх – успокаивать Шера, а я подошёл к рабу и мягко сказал:
- Встань. Сейчас мы пойдём мыться. Не бойся, отец тебя не обидит. Он отходчивый.

Раб покорно встал. Взгляд у него вновь стал стеклянным. Ну, хоть не шарахается – и то хлеб.
- Почтенный Шушан, - спросил я хозяина, - где мыльня?
- За той дверью, - махнул рукой тот. А потом тихо добавил:
- Молодец ты, парень, что раба выкупил. У нас село вольное, мы рабов не держим. Этот выродок – один такой… Ты бы поосторожнее с ним – он с Нойотами якшается. Поэтому с ним и не связывается никто. Но… не любят его здесь.
- Я понял, - кивнул я. – Не волнуйтесь почтенный, завтра поутру мы покинем ваш постоялый двор.
- Вот и хорошо, - кивнул Шушан.
В это время появился Янно со словами, что вода греется и мыльня готова, и я взял раба за руку, отчего он заметно вздрогнул.
- Пойдём, - сказал я, – тебе необходимо вымыться. А потом ты поешь. Хорошо?
Раб по-прежнему не ответил, но послушно пошёл за мной. И тут я ощутил какую-то странную щекотку в мозгу. А потом мне вдруг показалось, что мочевой пузырь у меня переполнен, это больно, ещё немного – и я, того и гляди, оконфужусь. Но, с другой стороны, это было словно и не моё желание. Я попробовал поставить «мысленный щит», как называл это дядюшка Матэ, и всё желание как отрезало. Я снял «щит»… и чуть не помчался вприпрыжку к отхожему месту. Я вернул «щит» - желание как отрезало. Это ещё что за ерунда? Это не моё желание… Тогда… Я взглянул раба. Его лицо было по-прежнему неподвижным. Но…
«Да он это, он, - ворчливо фыркнул Кэп, сидевший на скамье и склёвывавший кусочки сдобного печенья, которым его угостил Шушан. – Вот повезло тебе – у парня, видать склонность к телепатии. Даже Нойоты этого выбить не смогли. Силён, однако. А ты со своим даром Огненного прямо то, что надо. Ты можешь его понимать. Только вот повозиться тебе придётся. Бедняга без приказа разве что дышит».
Я скрипнул зубами и отвёл раба во двор, где на задах притулилась деревянная будочка отхожего места.
- Ступай, - проворчал я. – Сделай свои дела.
Парень торопливо послушался, и, в очередной раз сняв «щит», я уловил волну облегчения. Ну, слава богу, дело сдвинулось. Ничего не поделаешь, придётся пока побыть нянькой. Сам подписался.

После этого дело пошло легче. В мыльне нас уже дожидалась огромная бочка, наполненная тёплой водой, несколько лохматых мочалок и большой кусок желтоватого, пахнущего какими-то травами мыла. По моей команде парень послушно забрался в бочку, и мы на пару с Янно начали отмывать его. Позднее к нам присоединился успокоившийся Шер, который аккуратно принялся намыливать рабу волосы. Так вот – воду в бочке пришлось менять трижды! Хорошо хоть Янно её не на себе таскал – от колодца в мыльню было проведено что-то вроде водопровода – вытащишь затычку из трубы, и котёл начинает наполняться водой.
Раб… ой, надо бы его как-то назвать, а то как-то нехорошо получается… так вот, парень сначала напрягся, но по мере того, как мы его отмывали, расслабился, более того, он стал растирать мыло по телу странными, неумелыми движениями человека, которому долгое время были недоступны самые простые вещи.
Наконец помывка была закончена, парень выбрался из бочки и неуверенно взял протянутое мной полотенце. Да так и застыл.
- Вытирайся, - сказал я. – А то замёрзнешь.
И он стал неумело вытираться. Раскрасневшийся от работы Янно этого безобразия не выдержал, отобрал полотенце и начал вытирать парня сам. А потом мы с Шером помогли ему одеться. Честно говоря, я выдохнул с облегчением. Нет, раб был совсем не безобразен. Тело у него было, хоть и очень худое, но вполне гармоничное. Но вот бесчисленные шрамы, рубцы, пятна от ожогов… Я только зубами скрипнул, мысленно пожелав всем Нойотам провалиться сквозь землю.
В этот момент парень, которого Шер усадил на стул и начал расчёсывать волосы, заметно вздрогнул. Ох, он же мысли мои улавливает…
- Всё в порядке, - сказал я как можно более мягким тоном. – Я не сержусь на тебя.
Вроде бы помогло. Раб расслабился. И стал выглядеть куда лучше – чисто вымытый, с аккуратно расчёсанными волосами. Черты лица у него были правильные, даже красивые. И кого-то он мне напоминал, но я не мог вспомнить, кого. Ладно, потом вспомню. А сейчас пора кормить моё приобретение и спать укладывать. Он, похоже, еле на ногах держится.

За столом парень неуверенно посмотрел на глиняную миску, не слишком большую, кстати, но ведь больше и нельзя, полную аппетитной, сваренной на молоке каши, в которую Шушан щедрой рукой добавил масла и большую кружку тёплого молока с пенкой. Раб взглянул на меня, и в его глазах появился вопрос. Похоже, он сомневался, что это действительно приготовлено для него.
- Ешь, - мягко сказал я. – Только не торопись, а то тебе станет плохо.
Парень неуверенно взял в руку ложку, и… Он явно старался не торопиться, но каша исчезла практически в мгновение ока. А потом туда же отправилось молоко. И тут глаза парня стали сонными и какими-то пьяными, а потом он прикрыл глаза и попросту вырубился.
- Спит, - понимающе взглянул трактирщик. – С голодухи-то все от еды словно пьянеют, уж я-то знаю.
Я удивлённо взглянул на парня. Он действительно спал. И нам ничего не оставалось, как оттащить его наверх и уложить на лавку в нашей комнате, укрыв двумя из многочисленных одеял, которые предоставлял своим постояльцам добрый хозяин постоялого двора. Во время всех этих манипуляций раб даже не проснулся. И ещё… Я заметил кое-что, чего не замечал ранее…
Оказалось, на шее у парня висел небольшой медальон на тонком кожаном ремешке. Безделушка не выглядела особо ценной – так, диск из нечищеного серебра размером с десятирублёвую монету. На одной стороне медальона были какие-то полустёртые письмена, на другой – эмалевое изображение двух раскрытых ладоней, которые словно протягивали небольшой золотистый шарик. Я попытался рассмотреть медальон получше, но раб беспокойно заворочался, я не решился тревожить его сон.
А потом я укрыл спящего одеялом… и встретился с внимательными взглядами Шера и дядюшки Матэ. И если Шер словно улыбался мне глазами, явно довольный моим поступком, то дядюшка Матэ смотрел сердито:
- Ну, что, излагай, зачем ты сотворил эту глупость несусветную? - мрачно спросил он.
- В смысле, зачем я купил этого парня? - переспросил я.
- Мирон, - проворчал дядюшка Матэ. – Не придуривайся. Мы не можем пригреть всех сирых и убогих.
Жестоко, но в целом верно. И прежний я согласился бы с дядюшкой Матэ безоговорочно. Но вот беда – я был не прежний.
- То есть, - ехидно спросил я, - вариант с «не мог оставить страдающего человека в лапах мерзавца» не катит?
Дядюшка Матэ медленно покачал головой, а Шер попробовал возразить:
- Но, дядюшка Матэ…
- Цыц, - проворчал дядюшка Матэ. – Ты, Шер, помолчи покудова. Понимаю, тебе парня жалко. Мне, думаешь, не жалко? Но я должен знать, что сподвигло Мирона так поступить. Это важно.
- Хорошо, - ответил я. – Я скажу.
И рассказал про странное покалывание артефакта, про непонятную связь с купленным рабом, про то, как я уговорил Тарвана продать его с помощью своей силы Огненного.
- Да и медальон у него какой-то странный… - заключил я.
- Какой медальон? – хором удивились Шер и дядюшка Матэ.
Тут удивился уже я.
- А вы что, не видите? – и я подошёл к беспробудно спящему рабу и осторожно взял кругляшок в руку, показывая дядюшке Матэ и Шеру. На этот раз они оба увидели медальон, но стоило мне выпустить его из пальцев, как оба в один голос сказали:
- А вот теперь опять не видно!
- Это что, - тихо спросил я, - какой-то артефакт?
Дядюшка Матэ кивнул:
- Да, и, скорее всего, семейный. Думаю, что это было что-то вроде оберега. Но теперь колдовства в нём нет… почти. Единственное, что осталось, это маскировка от посторонних. Вот почему мы его не видели, пока ты его в руку не взял. И вот почему его прежний хозяин не отобрал – всё-таки, как ни крути, серебро.
- А я почему его увидел? - задал очередной вопрос я.
- Видимо, это связано с твоими способностями Огненного, - быстро ответил дядюшка Матэ. Как по мне, так слишком быстро, и мне показалось, что старый мельник чего-то не договаривает. Но тот продолжил:
- Мы оставим парня. Да, это проблема, но твой артефакт сработал не просто так. Будем надеяться, что нам удастся как-то исправить то, что с ним сотворили. Но учти, Мирон… Больше всего им заниматься будешь ты. Не потому, что я не хочу. А потому что тебе, как Огненному, легче будет расшевелить его.
- А он… он колдун? – тихо спросил Шер. – А то я никак определить не могу.
- Молод ты ещё, - проворчал дядюшка Матэ. – Колдуном парень был… только вот необученный он… А ещё… поиздевались над ним знатно, он даже личность свою потерял.
- Я «видел» ребёнка, который руки ко мне протягивал, - напомнил я. – Он звал «Атта»…
- Отца, значит, звал, - заключил дядюшка Матэ. - Но это хорошо.