Представление о «вечной женственности» («Ewige Weiblichkeit») в «Фаусте» И.В. Гете и женские образы в творчестве ких романтиков.
Вечная женственность, вечно женственное (нем. Ewig-Weibliche) — образ, использованный И. В. Гёте в завершающих строчках второй части «Фауста», обозначающий «трансцендентную силу, любовно поднимающую человека в область вечной творческой жизни». После Гёте образ использовался также и другими философами, поэтами и писателями, став универсальным символом высшего начала женственности. В начале XX века идея вечной женственности была очень распространённой в интеллектуальной среде Серебряного века, соединившись с образом Софии.
По мнению германиста Х. Янтца, из всех, ставших крылатыми, строчек «Фауста» «впечатляющие и запоминающиеся» слова Гёте о женственности получили наибольшее распространение. По Гёте, вечная женственность управляет миром мужчин (вечно мужественным) с помощью скрытой в ней проявляющей себя в любви силы притяжения (исследователь творчества Гёте И. Эккерман выразился о ней следующим образом: «Среди влюбленных… магнетическая сила особенно сильна и действует даже на большом расстоянии»). К. Г. Карус интерпретировал образ, использованный Гёте, как приход «рвущейся вперёд жизни мужчины» к женскому «примиряющему, успокаивающему, просветляющему началу», где в стихии любви растворяется мужской эгоизм. Гретхен олицетворяет собой деву-мать, Елена – госпожу, возлюбленную.
Прообразами вечной женственности Гёте стала всепрощающая Богоматерь и Беатриче из «Божественной комедии» Данте Алигьери. По выражению В. К. Кантора, «Идея вечной женственности является у Гете в конце „Фауста“ квинтэссенцией мирового духовно-исторического опыта. Фауст прошел все искушения человеческой истории, пока под занавес Гёте не подарил ему спасительную Ewig-Weibliche». «Фауст» содержит большое количество христианских аллюзий. По утверждению литературоведа И. Н. Лагутиной в статье в «Католической энциклопедии», «Любовь — центральное слово и в финальной сцене 2-й части трагедии, когда Богоматерь Скорбящая (англ.)русск. (лат. Mater Dolorosa) в окружении святых возносит бессмертную душу Фауста».
В изложении Иосифа Эйгеса, вечная женственность становится мировым началом, непосредственным проводником которого является женское. По его мнению, «искусство проходит под знаком Вечной Женственности», которая «есть, прежде всего, красота, источник и цель всех высших переживаний прекрасного в искусстве или вне его». Творчество может заключаться в непосредственном (образы женщин и любви) и в незримом проявлении вечной женственности, а также может быть инспирировано любовью к женщине (например, нежные и возвышенные чувства В. Жуковского к Марии Протасовой). У поэтов Серебряного века образом вечной женственности был «лик вечной мистической возлюбленной», существовавшей только «в предчувствии и надежде». «Прекрасная Дама» А. Блока схожа с образом вечной женственности В. Соловьёва. Блок в использовании этого образа следовал за Я. Полонским, который описал свою Прекрасную Даму в стихотворении «Царь-девица».
Таким образом, в образе матери воплощается не только психологическая, но и физическая основа человеческого существования, включая представление о теле как о сосуде, вмещающем душу[3]. Современных людей особенно поражает таинственная тесная связь тела с бессознательным, одно из проявлений которой состоит в том, что многие люди слишком большое значение придают инстинктивным влечениям. Возможно, так осуществляется, в частности, бессознательный поиск Земной Матери. Юнг дает следующее обобщенное описание архетипа матери: С ним связаны материнские черты: проявление внимания и сочувствия; магический авторитет феминности; мудрость и душевный подъем, распространяющийся за рамки формальной логики; любой полезный инстинкт или импульс; все, что называется добротой; все, что дает заботу и поддержку, способствует развитию и плодородию. Это место магической трансформации и возрождения вместе с потусторонним миром и его обитателями находится под покровительством Матери. Из негативных аспектов материнского архетипа можно отметить все тайное, скрытое, темное; пропасть; мир мертвых; все, что пожирает, соблазняет и отравляет; все, что вызывает ужас и является неизбежным, как сама судьба.
Шлегель «Люцинда» (Lucinde).В "Люцинде" любовь к женщине приобретает особый, религиозный смысл. Свободное супружество между художниками (он – интеллект и остроумия, она – фантазия) следоват. эстетический идеал романтизма. Культ любви культ праздности. Действия нет, только размышления Юлия. Сумбурно-фрагментарная композиция. Герои: Юлий – полнота духовного бытия (в этом – его идеал), Люцинда – тождество поэзии и жизни. Герои не столько любят, сколько любуются своей любовью. Случилось, однако, что он встретил молодую художницу, которая, подобно ему, страстно поклонялась прекрасному. Лишь немного дней провели они вдвоем, и Люцинда отдалась ему навеки, открыв ему всю глубину своей души и всю силу, естественность и возвышенность, которые в ней таились. Долгое время он называл страстью то, что он чувствовал к ней, и нежностью то, что она давала ему; промелькнуло более двух лет, прежде чем он осознал, что безгранично любим и сам любит с не меньшей силой. Любовь, понял он, не только тайная внутренняя потребность в бесконечном; она одновременно и священное наслаждение совместной близостью. Только в ответе своего «Ты» может каждое «Я» полностью ощутить свое бесконечное единство. Высшее проявление разума заключается не в том, чтобы поступать по своему намерению, а в том, чтобы предаваться всей душой фантазии и не мешать забавам молодой матери с её младенцем. Мужчина пусть боготворит возлюбленную, мать — ребенка и все — вечного человека.
Новалис «Генрих фон Офтердинген». Итогом всего романа становится знакомство Генриха и Матильды. Она превращает всю жизнь поэта в музыку, а музыка для романтиков — высшее постижение истины. Священное пламя его души будет хранить тоже любовь. Генрих говорит здесь о конце пути, но он имеет в виду только тот отрезок его, который ему виден: роман не случайно не оканчивается встречей с Матильдой, её появление завершает только период «ожидания» — так названа первая часть. В финале Матильда — голубой цветок будет способствовать новым превращениям Генриха, которые дадут ему возможность восстановить гармонию в мире. По мнению Микушевича, «не будет преувеличением сказать, что настоящим героем романа является не Генрих фон Офтердинген, а Голубой цветок». Символ многозначен, его смыслы восходят к основным идеям романтизма. В одном из фрагментов Новалиса видим: «Цветок - символ тайны нашего духа». В более глобальном смысле - Вечная женственность (тут важно, что в немецком это die Blume). Так, у Гете в «Теории цвета», над которой он начал работать за несколько лет до появления романа Новалиса, голубизна «в своей высшей чистоте» уподобляется «прелестному Ничто». Идея всеобщего синтеза, единства Вселенной, вечное начало – это конечная идея новалисовской философии бытия. Символом этого единства и служит голубой цветок.