Точность режиссерского проникновения в существо

События и отбор поступков

События в первых этюдах обычно не слишком сложны, и найти верное поведение в них не так уж трудно. Но бы­вает и иначе. Ситуация, возникающая в результате собы­тия, может оказаться сложной. Без проникновения в ее существо, без сверки с жизнью легко впасть в ходуль­ность, фальшь.

Поводом для этюда «Взрыв во Фрайбурге» был эпи­зод последней встречи Мары и ее мужа Вильде в романе В. Лациса «Буря»—эпизод, рассказывающий, как Виль­де хотел спрятаться в квартире Мары, а она отдала его в руки народной власти. Сцена эта в романе — результат сложного пути, по которому развивались взаимоотноше­ния Мары и Вильде, и отразить эту сложность в коротком этюде — задача нелегкая. Нафантазированная студента­ми логика поведения лежала, так сказать, на поверхности ситуации и оказалась ложной. Взаимоотношения мужа и жены не отражали всех предлагаемых обстоятельств этой встречи. Неясно было, что важно для жены в этой встрече, не хватало точно отобранных простых поступков. Жена сразу вела допрос мужа, это звучало фальшиво. Потребовалось несколько занятий со студентами, чтобы при помощи целесообразных действий выстроить жизнен­но убедительное поведение. Первое событие этюда — об­вал на шахте. Необходимо было найти выражение его на сцене, в обстановке, в поведении жены. Возник беспоря­док в комнате, неубранный стол, брошенное на диван пальто, узелок на стуле, горит электрический свет, хотя за окном уже день. Положив голову на телефонный сто­лик и держа руку на трубке, уснула женщина.

Такая обстановка раскрывала уже кое-что из предла­гаемых обстоятельств этюда. Нарушенный быт говорил о внезапности события, пальто и узелок наводили на мысль об уходе, приходе и спешке, сон, сморивший у телефона, явно тревджен! Часы бьют шесть утра, рука с телефонной трубкой скользнула со столика, трубка упала, от стука женщина вздрогнула, вскочила, положила трубку на ры­чаг, огляделась, выключила свет, послушала ручные часы, поставила их по стенным, начала заводить. Что еще могло выразить событие? Сигнал бедствия — за окном проез­жающие машины «Скорой помощи» с характерными гуд­ками — одна, вторая, третья машина.

Стр. 26

Женщина метнулась к окну и, проводив машины взглядом, бросилась к телефону. Набрала номер. Ей от­ветили. Она требует, чтобы ее пустили на территорию шахты, она хочет помогать санитарам, надоело уже боль­ше суток ждать без дела. Получив положительный ответ, она набрасывает пальто и выходит в соседнюю комнату захватить имеющиеся дома простыни, одеяла. В это вре­мя дверь отпирают снаружи и входит мужчина. У него забинтована голова. Войдя, он прислоняется к двери — отдышаться, потом тяжело опускается на стул, берет со стола стакан. В нем недопитый холодный чай. Пьет. В это время входит женщина: «Курт!» Она бросается к нему, у нее подкосились ноги. Он встал, обнял ее, сажает на стул. Она зарылась головой в его куртку, обхватила его руками, вцепилась в него. Самое главное для нее — каким он пришел, что с ним, чем помочь ему. Поэтому откинулась, смотрит — видит раненую голову. Как бы же­лая убедиться, что он цел, ощупывает его плечи, руки, замечает, что одежда влажна и в грязи. «Тебе надо пе­реодеться, я сейчас...». Он задерживает ее, не выпуская ее руки. Она видит его усталость, спохватывается, уклады­вает его на диван, бросается подать сухую одежду, туфли и тут же решает, что ему надо выпить рюмку коньяку. Не успев достать коньяк, предлагает приготовить ванну. Он удерживает ее, притягивает к себе, обнимает. «Поду­мать только, нелепая случайность, и я мог никогда боль­ше...».— «Это не случайность, это преступление»,— отве­чает она, откупоривая коньяк. Он удивленно смотрит на нее. Она, заставляя его выпить рюмку: «Сегодня в ночь арестован главный инженер шахты».

В это время раздается звонок.

Муж резко садится, просит жену открыть дверь и ска­зать, что его нет дома. Она удивлена. Он: «Я очень устал и сейчас не в силах ни с кем видеться». Она идет открыть дверь, он встает, бросается в противоположную комнату, прячется там, напряженно прислушивается. Она за сце­ной: «Нет, Риттер живет этажом выше». Дверь захлопну­лась, он возвращается к дивану, она входит: «Зачем ты встал?»—«Я хотел выпить еще коньяку. И вот что, в самом деле, приготовь мне ванну и что-нибудь поесть». Она выходит. Он набирает телефонный номер и ведет условный разговор. Ему приказывают уходить. Он отве­чает: «Выполню». Входит жена, вносит еду. Он кладет трубку. Она спрашивает: «Что — выполню?» Он: «Звонил врач, спрашивал, выполню ли я его предписания; зря

Стр.27

беспокоится, я чувствую себя отлично». Она выходит гото­вить ванну. Тогда он открывает ключом письменный стол, достает пачку денег, оружие, бросает на диван. Жена про­ходит по коридору с полотенцем и спичками, видит в дверь все и роняет спички. Он слышит стук и, не огляды­ваясь, садится на диван, стремясь закрыть деньги. Она подходит: «Встань». Он встает. Она: «Откуда это? Что происходит, Курт?!» Он: «Мне нужно уйти. Я потом тебе объясню». Она начинает понимать. «Я не пущу тебя. Ты должен все сказать мне». Он грубо отталкивает ее, идет в другую комнату взять плащ. Оттуда его голос: «Где мой плащ?» Она со словами: «В левом отделении шка­фа!»— подходит и запирает дверь на ключ. Он рвет дверь, стучит, она не знает, что сделать — позвонить, пойти? В это время раздается звонок в квартиру...

Прозрение жены стало темой этюда. Встреча сначала выходила фальшивой — объятия, поцелуи и сразу раз­говор, от которого возникало ощущение неправды пове­дения. Встреча стала убеждать, когда вылилась в ряд конкретных действий, весьма вероятных в таких обстоя­тельствах и выполняемых в стремительном ритме. Все ее заботы о нем: одежда, туфли, коньяк, еда, ванна — одно громоздилось на другое. Она не успевала сделать одно, как на полдороге ее застигала следующая мысль, она те­рялась, решая, что же важнее, что сделать раньше? Все это передавало суматоху встречи, радость, стремление хоть чем-нибудь помочь ему. И тогда сцена стала убеди­тельней, стал возможен переход к разговору о том, что он мог никогда больше не увидеть ее. Слова звучали естест­венно, воспринимались как благодарность за любовь и заботы о нем. Так постепенно живое поведение преодоле­вало схематичность драматургии этюда, его сюжетную банальность.

Эпизод прозрения вначале тоже был фальшивым. По­лучился он только тогда, когда студенты хорошо поняли ситуацию, ее существо, отсюда возникли верные действия, поступки. На всем протяжении эпизода жена хотела услышать от мужа слова, полностью оправдывающие его, боялась своей догадки, гнала от себя подозрение и боро­лась за мужа, за веру в его честность. И только увидев его злобное лицо, полное решимости уйти, когда он грубо оттолкнул ее, как врага, как препятствие с дороги, она поверила своей догадке. Но, даже и повернув ключ в зам­ке, она все еще не знала, как же поступить дальше. При­ход за ним разрешил все сомнения.

Стр. 28

Оказалось, что суть события вовсе не допрос, не обви­нение женой мужа, как пытались сыграть сначала, идя поверхностно за сюжетом. Оказалось, что слова обвине­ния можно бросать, требуя опровержения их, желая услы­шать от человека полное самооправдание! Существо сце­ны— не обвинение, а жажда оправдания! Она, обвиняя, провоцирует его на самозащиту, ждет от него оправды­вающих его слов.

Ошибки, допущенные студентами в работе над обоими этими эпизодами, являются очень типичными для первого курса, поэтому я так подробно останавливаюсь на этом примере.

•Первая ошибка заключается в неумении найти суще­ство события, его конкретность (в данном случае это со­бытие— встреча), определить, из каких точных для дан­ных предлагаемых обстоятельств мелких действий оно слагается? Происходит замена живого, подлинного, орга­нического, целесообразного действия схематическим, по­верхностным театральным обозначением, действием «вообще», тогда как в жизни каждая встреча имеет свои неповторимые предлагаемые обстоятельства и, стало быть, свои характерные особенности, подробности поведе­ния, продиктованные этими обстоятельствами. Такое дей­ствие «вообще» ничего не раскрывает во взаимоотноше­ниях, характерах, в предлагаемых обстоятельствах, поэтому оно неубедительно.

Другая ошибка, не менее типичная в работе студен­тов-первокурсников, заключается в стремлении сыграть сразу результат взаимоотношений (особенно если он дик­туется положительной идеей этюда, в данном случае же­на— прокурор своего мужа), минуя самое главное, су­щество и тонкость, глубину ситуации, постепенный орга­нический путь развития взаимоотношений. Это тоже приводит к ходульности. Чтобы избавиться от ошибки, надо обращаться к жизни. Как трудно в жизни бывает отказаться от выношенных идеалов, чувств, как до по­следнего человек цепляется за них, защищает их; и толь­ко на сцене удивительно легко становятся прокурорами мужей, которых за минуту до этого любили.

В работе над другим этюдом, «Свадьба», была допу­щена, а потом исправлена та же ошибка, что и в этюде «Взрыв во Фрайбурге». Вместо логичного, правдивого развития линии действия возникла голая демонстрация идеи. «В лоб» докладывалась мысль этюда. Студенты, придумывая этюды, выступают не только как режиссеры,

Стр. 29

актеры, но и как драматурги. И вот им приходится пре­одолевать такие недостатки собственной драматургии, как схематизм сюжета.

Этюд «Свадьба» был сделан студентами —казахом, киргизом, хакасом, татарином и корейцем. Студенты опирались на их знание жизни и быта в республиках Востока.

Первое событие — товарищеская пирушка у жениха в ожидании приезда невесты и гостей с ее стороны. Вто­рое и основное событие этюда — получение письма. При­ход из дальнего аула земляка жениха с письмом от его первой жены и детей. И развязка — расстройство новой свадьбы. Тема этюда — новое отношение к женщине, борьба с многоженством. Этюд высмеивал охотников до многоженства.

Атмосфера создалась сразу, как только участники уселись в кружок на ковре, поджав под себя скрещенные ноги, а жених выставил блюдо с воображаемым пловом и кувшин вина; великолепные «восточные» тосты, знание всех мелочей — как едят плов руками, как берут пиалу, как пьют — все это создавало жизнь.

За окном шум проезжающей арбы, песня; вся компа­ния кричит в окно — желает счастливого пути,—• и снова приступает к еде и вину. Поднимают тост за невесту, сест­ру одного из присутствующих: «Пусть она будет хорошей женой, и пусть красота ее сияет так же, как сияет звезда Героя Труда у нее на груди».

Поднимают тост за жениха: «Прошел только год, как ты приехал в наш аул, но все мы успели тебя полюбить, при тебе наш магазин работает как никогда, пусть дом твой будет всегда полной чашей, как полны товарами полки нашего магазина, выпьем за отличного заведующе­го магазином, за храброго джигита, за веселого друга!» Громыхнул бубен, возникла песня, а после еще одного тоста началась веселая пляска. Кувшин опустел. Хо­зяин вышел принести еще вина. Вдруг открылась дверь и вошел путник. Спросил, здесь ли живет хозяин дома, назвав его по имени. На вопрос, кто он такой, путник от­вечает: «Я земляк его, мы из одного аула, пришел пови­даться». Все бросились обнимать старого друга хозяина, усадили, угощают пловом, а когда хозяин принес вино, поднимают тост за старых и новых друзей.

Земляк поднимает тост: «Ты хорошо устроился на но­вом месте, хочу выпить за твоих ласковых друзей. — И, выпив, договаривает: — Пора привозить и семью—жену,

Стр. 30

детей». Все расхохотались. «Да он только сегодня же­ниться собирается».— «Сегодня? А дети когда — вчера?» Все хохочут, не верят. Тогда пришедший ищет в карманах и передает как доказательство письмо. «Письмо!» Все смотрят на письмо, на хозяина, на его друга. И вот гости один за другим поднимаются и, выразив хозяину свое гневное осуждение, расходятся.

Таков был показанный студентами первый вариант этюда. До передачи письма все было более или менее убедительно, конец же этюда прозвучал неожиданно ло-зунгово, и даже фальшиво.

Пришлось обратить внимание студентов на то, что это событие в существе своем — скандальное разоблачение. Причем все участники оказались в неловком и смешном положении. Ведь они только что расхваливали, как могли, хозяина! А как это бывает в жизни, если вы в гостях и вдруг назревает скандал? Невольно чувствуешь себя в не­го замешанным. Как ведут себя в таких случаях? Обыч­но, чтобы избежать неловкости, стремятся незаметно уйти, понимают и конфуз и грустный юмор создавшегося неле­пого положения, хотя прекрасно сознают, что виною все­му хозяин дома и собственная близорукость!

Предложено было провести еще раз конец этюда с мо­мента получения письма. И вот сначала водворялась неловкая пауза. Хозяин с письмом в руках оглядел всех, но гости старались не встречаться с ним взглядом, смот­рели в пол, в сторону, в потолок, потом один из гостей, не выдержавший неловкости, хлопнул себя по лбу и вос­кликнул: «Ах, я совсем забыл сказать жене...»— и с этими словами выскочил за дверь, второй схватился за бубен и, закричав вслед ушедшему: «Бубен, бубен забыл!» — по­следовал за ним. Затем поднялся третий — брат невесты; не зная, что сказать, он снял, почистил рукой и надел тю­бетейку, потоптался, кашлянул и, буркнув: «Моей сестре ты не жених», вышел. Земляк окинул пустую комнату, взглянул на хозяина, покачал головой, почесал затылок и сказал одно только слово: «Худо!»

В этом варианте конец стал живым и комедийным. Раньше гости, не чувствуя никакой неловкости, отважно разражались гневными тирадами, но смотреть на них бы­ло неловко. Теперь гостям приходилось преодолевать не­ловкость ситуации, а смотреть на них было приятнее, — было видно, что живут они верно, чувствуют и понима­ют не только ложь хозяина, но и свою наивность, доверчивость, конфуз и нелепость ситуации.

Стр.31

На этих примерах студенты поняли, что не всегда то, что лежит на поверхности сюжета, и есть существо про­исходящего. Если глубже взглянуть на событие, ситуа­цию, поступки, то иной раз подробности поведения диа­метрально меняются, делаются неожиданнее и правдивее.