Светло и уверенно смотрю на Улиту».
И рядом дает комментарий уже не с точки зрения Иудушки, а со стороны:
«Рождение Володьки нарушает ход всей его жизни. Ход связей. Он рвется в абсолютную свободу, не заметив, как вырвался в пустоту.
Жлоб с отмороженными глазами. Только я, только мне, и только».
Вообще, в работе над этой ролью постоянный прием Смоктуновского - оценка людей и событий с разных точек зрения: «изнутри» персонажа и со стороны. Причем дальность дистанции «со стороны» также бесконечно варьируется. Любопытно, что и для Додина ключом к работе над «Головлевыми» стала возможность «смены точки зрения»: «...на репетициях „Господ Головлевых" было очень трудно с первым актом, мучительно трудно. Я начал бродить по залу, сел где-то на последнем ряду, сбоку, то есть сменил точку зрения... Я ушел с этого проклятого режиссерского места, где всегда одна точка зрения, буквально одна точка зрения, физически, но она и психологически часто одна...». Первый раз в выяснениях по поводу новорожденного сына Иудушка борется с кем-то, кто сражаться заведомо не может, борется скорее со знаком (младенец на сцене не появляется), чем с реальным существом. И сам не замечая, что, обрывая одну за одной все человеческие привязанности, он теряет связь с жизнью вокруг: как если представить себе сумасшедшую марионетку, обрывающую одну за одной нити с рук, ног, головы, а потом бесформенной кучей оседающую на сцене, лишенную поддержки:
«Когда умирает дух — рождается хитрость.
Рождение Володьки выбило из привычного русла жизни, и выбило основательно».
Смоктуновский вводит еще один мотив недовольства рождением сына: тут Аннинька и какие-то новые возможности, а какие-то вредоносные силы подстроили этого ребенка:
«Они все умеют испортить, даже теперь, когда...
Ради чего меня стоило бы прерывать...».
Привыкший к каверзам окружающих Иудушка готов и эту встретить достойно и во всеоружии:
«Вот вы сейчас все ждете от меня пошлости - ан, нет, не будет ее.
Улита, поп — они ловят, они торжествуют, а повода к этому нет.
Нужно доказывать их неправоту, а не свою правоту.
Он всегда прав, потому что очень хорошо видит всегда в чем неправы все вокруг».
И Смоктуновский рядом с задачей Иудушки (нужно доказывать их неправоту, а не свою правоту) выписывает актерскую задачу себе:
«Не прятаться от партнера».
Когда Улита пытается показать ему сына, комментарий к реплике «Боюсь я их... не люблю...ступай!» — «Дать дозреть гадливости».
Крошечное живое родное существо вызывает брезгливое отторжение, физиологическую неприязнь:
«Провокация».
И непосредственные виновники этой провокации — Улита и поп:
«Их мелкость, их вредоносность, полное непонимание ими бытия.
Почему такой шум, что он родился, — этим шумом они что-то хотят доказать».
Пришедший батюшка заходит к отцу новорожденного с поздравлением: «Поздравляю сына своего духовного с новорожденным Владимиром», и Смоктуновский выписывает взрыв чувств и эмоций, которые рождает в его герое это поздравление:
«Вот вы, батюшка, сейчас вошли и сказали огромную бестактность: поздравить меня с моим (???) сыном, а он мой??? а что ты радуешься?»
Иудушка встречает священника
«Глаза в глаза».
И начинает с ним беседу, цель которой — дать попу наглядный урок поведения, чтобы понял, с кем имеет дело, и не пытался своими бестактными поздравлениями на что-то намекать:
«Огромный и жестокий урок, батюшка. Унизить попа — не разлетайся, не поздравляй с тем, чего не знаешь».
Иудушка начинает длинный монолог, вовлекая священника в абстрактные выси:
«Теологический диспут», — помечает Смоктуновский.
Глядя «глаза в глаза» собеседнику, произносит чудовищный по лицемерию текст: «Ежели я, по милости Божьей, вдовец, то, стало быть, должен вдоветь честно, и ложе свое нескверно содержать». Пометка:
«Вот так, сволочь ты этакая.
Открытия одно за другим.
Конфликт обостряется».
Но реакция попа, растерявшегося окончательно, вызывает подозрение:
«У него есть секрет — он что-то знает. На его стороне жуткая правда есть».
И комментарий уже не с точки зрения Иудушки, а со стороны, оценка ситуации самим Смоктуновским:
«Привычкой жизни стало уничтожать. Никого не осталось уничтожать. Умертвия. Диалог с ними».
В диалоге с Улитой он уже более уверен в себе, чем со священником, поскольку презирает собеседницу, не боится ее и чувствует себя неуязвимым. Комментарий:
«Ты — Улита, циник и пошлячка.
Язва ты, язва, дьявол в тебе сидит... Черт, тьфу, тьфу, ну, будет».
На диалог: «Воспитательный-то знаешь?» Улита: «Важивала» — пометка:
«А важивала, так тебе и книги в руки».
И отступление-оценка актера:
«Делает бесстыдные вещи, не подозревая об их гадости и безнравственности.