Перевод С. Болотина и Т. Сикорской
Если быть коммунистом —
значит жить для народа,
защищая отчизну,
как собственный дом,
если быть коммунистом —
значит долгие годы
оставаться бесстрашно
на посту боевом,
если быть коммунистом —
значит выйти с оружьем
и с друзьями шагать
плечом к плечу
и в последнем бою
умереть, если нужно, —
не колеблясь,
я стать коммунистом хочу!
Если быть коммунистом —
значит на землю скинуть
тех, кто любит кататься
у нас на горбу,
если быть коммунистом —
значит выпрямить спину
и забрать в свои руки
свою жизнь и судьбу,
если быть коммунистом —
значит драться с насильем,
крикнуть «нет!» без боязни
в лицо палачу,
и добиться свободы,
и мечту сделать былью, —
заявляю:
я стать коммунистом хочу!
Если быть коммунистом —
значит быть человечным,
и бороться за дружбу
в нашей братской семье,
и шагать не сгибаясь
урагану навстречу,
как Лумумба.
Туре[199],
как Фели́кс Мумие[200],
чтоб не смел больше враг,
разъярен и неистов,
предавать африканцев
огню и мечу,
если все это вместе
значит быть коммунистом, —
подтверждаю:
я быть коммунистом хочу!
Рыбаки Джолибы
Перевод С. Болотина
Конта, Карабента, Кумаре —
рыбаки, хозяева Джолибы,
сколько тайн вы рассказать могли бы,
как и ваши братья на горе
из племен надо или догонов!
Воспевают мудрые гриоты
ваше мужество, труды, заботы,
ваши лодки средь пучин бездонных.
Конта, Карабепта, Кумаре!
Вы плывете с полным грузом рыбы
по волнам бушующей Джолибы
от Дженне и до Сарафере.[201]
Вы минуете леса и горы
на своих стремительных пирогах
вдоль разливов и речных порогов
от Ансонго и до Куликоро.
А Джолиба награждает скупо!
Так что быть должна у рыбака
грудь так необычно широка,
чтоб на ней установилась ступа
и чтоб две девицы в полной силе,
крупной стати и большого роста
в ступе той могли толочь бы просо
и зерно в муку бы превратили!
Чтоб шестом челнок продвинуть свой
среди мелей, где бессильны весла,
должен быть рыбак настолько рослым,
чтоб касаться крыши головой.
И мешки, наполненные сорго,
весом около двухсот кило
из села в далекое село
должен он легко нести для торга.
И рыбак обязан плавать так,
чтоб догнать в заливе ламантина
и чтобы каймана, в гуще тины увидав,
мог заколоть рыбак.
Как вам удается, рыбаки,
останавливать гиппопотама,
чтобы он, плывя вперед упрямо,
не топил бы ваши челноки?
Как вы можете среди лагун
видеть все, что глубь речная скрыла,
чтобы прямо в сердце крокодила
кинуть свой отточенный гарпун?
Что за волшебство в такой игре
вам всегда удачу приносило?
В чем секрет могучей вашей силы,
Конта, Карабента, Кумаре?
Когда увидишь ты…
Перевод М. Ваксмахера
Когда увидишь ты ладони моей матери
И каустиком съеденные пальцы,
Шершавые, как пальмы ствол сухой;
Когда увидишь ноги моей матери,
Ступни, источенные жадными клещами,
Все в трещинах, как скалы над рекой;
Когда увидишь ты улыбку моей матери,
Поверженного ангела печальней,
И рот ее, сведенный немотой;
Когда увидишь очи моей матери,
Прекрасные, как праведников души,
И полные покорности тупой;
Когда увидишь спину моей матери,
Изрытую оврагами-рубцами,
Сеченную дождем, и ветром, и жарой, —
Тогда поймешь ты, почему я слез не лью
И почему в строю я и в бою.
ФИЛИ ДАБО СИССОКО[202]
Хармакхи[203]
Перевод А. Ибрагимова
Не только своей многоликостью поражает Африка, этот континент-исполин, но и зачаровывает непостижимыми тайнами.
На севере катит спокойные волны Средиземное море. На юге — мыс Бурь. На востоке — мыс Гвардафуй, за ним уже Азия. На западе — Зеленый Мыс, отмечающий границу с другим миром.
Всхолмленные зыбкие пустыни с их миражами и самумами перемежаются саваннами. Сглаженные скалы вразброс. Реки, кишащие крокодилами и гиппопотамами. Огромные озера с опрокинутыми в них заснеженными горами.
А вот и девственный лес, одаряющий землю перегноем и тенью, такой высокий, что чудится, будто он устремился на завоевание неба, и тут же рядом — безбрежная гладь Конго.
И надо всем этим, от одного тропика к другому, от одного океана к другому, великолепный огненный шар щедро расточает свои богатства под отчужденным взглядом Хармакхи.
Вихри
Перевод А. Ибрагимова
Вихри рождаются почти всегда у подножья деревьев, в час, когда солнце в зените.
До самого неба взметают они столбы обжигающей пыли.
Трепещут старые циновки, вдребезги разбиваются дырявые калебасы, валятся изгороди, и с крыш слетает солома.
А иногда взвивается пламя пожара, и всей деревней овладевает безудержный ужас.
Женщины и дети изо всех сил барабанят в деревянные ящики, стараясь прогнать злого духа.
И — смотрите — он удаляется в направлении колодца, пламя угасает.
Последний ливень
Перевод А. Ибрагимова
Днем, под чернеющим солнцем, промчалась туча, роняя крупные, как черепашьи яйца, капли.
А когда пали сумерки, напоенные освежающими запахами, из самой глуби земли просочилось глухое урчание.
Догадливый землепашец знает, что пора дождей миновала; отныне только роса поможет зерну дозреть.
А там, наверху, едва различимый в безбрежной лазури, орел одиноко парит над своими владениями.
Встреча со змеей
Перевод А. Ибрагимова
Черной лентой по песку вытягивается захваченная врасплох бида[204]. Глаза ее мечут пламя, с быстротою молнии высовывается и исчезает раздвоенное жало, и путник, пригвожденный к месту, умирает прежде, чем падет на землю.
Смеющийся ребенок
Перевод А. Ибрагимова
Ребенок напроказничал. Его ожидает наказание, а он ни о чем не догадывается.
Отец срезает гибкую пальмовую ветку, но в тот миг, когда он заносит руку, ребенок, улыбаясь, поднимает голову.
Как противостоять его улыбке? Розга выпадает из рук. Мать поспешно уводит свое дитя и долго его обнимает.
Плачущий ребенок
Перевод А. Ибрагимова
Плачущий ребенок не будит сострадания. Это поющий рожок, треснутые литавры или бурдюк продырявленный.
Временами кончики ресниц отягощаются крупными каплями, временами глаза сухи, и только топают ножки и, словно крылья, бьются ручонки.
«Зачем все это?» — я спрашиваю. Это знает лишь мать.
Словно цветок
Перевод А. Ибрагимова
Словно цветок гомбо еще в бутоне под жарким солнцем, словно лилия вся в отливах золотистого пламени, откуда вылетают наяды, — любовь расцветает с одного взгляда.
Заботы красоты
Перевод А. Ибрагимова
Зажав между коленями маленький рог лани, Мариам то и дело опускает в него палочку из черного дерева. Осторожно вынимает ее, проводит кончиком вдоль век и любуется собою в металлическом зеркале. Она и впрямь прелестна. Небрежно накинутая одежда. Два золотых кольца в ушах и двойная гирлянда цветов моро-моро. А какая у нее кожа! О, этот блеск, эта нежность, этот трепет вырванной печени.