Глава 4. Изобразительное искусство как вид невербальной коммуникации
В предыдущем разделе рассматривались изобразительные средства массовой коммуникации и проблема их правовой оценки. Особенно подробно это было сделано на примере таких невербальных компонентов текстов печатных изданий, как карикатуры. При этом практически не акцентировался тот факт, что карикатура, даже массово растиражированная в газетах, тем не менее, является продуктом художественного творчества и жанром изобразительного искусства. А работы некоторых, особо талантливых газетных карикатуристов рассматриваются часто именно как произведения этого жанра. Например, известный художник‑карикатурист газеты «Московский комсомолец» А. Меринов организует собственные персональные художественные выставки, а также иллюстрирует книги самого различного содержания[174].
Выше неоднократно указывалось, что творческий процесс создания людьми произведений искусства, в первую очередь, изобразительного, и их восприятие во многом схожи (но не идентичны полностью) с процессами невербальной коммуникации и восприятием экспрессивных проявлений человека. И хотя художественное творчество и невербальное общение разные виды человеческой деятельности (не сводимые полностью одно к другому), но, очевидно, что они часто пересекаются и находятся в тесной взаимосвязи. Опыт в общении помогает человеку лучше понимать «язык искусства», а творчество открывает новые смыслы выразительных проявлений – знаков «языка тела».
Изобразительное творчество и несловесное общение тесно смыкаются в истоках развития и становления как всего человечества, так и отдельного индивида. Так, освоение ребенком экспрессивных и изобразительных средств общения происходит раньше обучения речи, а при формировании Homo Sapiens так называемое первобытное искусство и жестикуляция, экспрессивные ритуалы выполняли важную функцию организации и регулирования совместного проживания. Кроме того, считается, что «живопись может стать для неграмотных тем же, что и книги для умеющих читать». Именно так ранняя Латинская церковь со времен Папы Григория Великого (а приведенное выше высказывание ему и принадлежит) еще в VI в. расценивала роль произведений изобразительного искусства как доступного для всех прихожан наглядного пособия и тем самым фактически дала толчок к развитию этого вида творчества. Но и сегодня этот «язык» часто более доступен и универсален в доходчивости передаваемой информации, а иногда даже ближе к реальности, чем словесный образ. Язык искусства дополняет психологический резерв обычного языка: расширяет смысл, делает его более образным и впечатляющим, соединяя слуховые и зрительные восприятия; иллюстрирует то, что подчас невозможно или неудобно выразить словами. Неслучайно, что язык изобразительного искусства наиболее часто используется в современном коммуникативном процессе, в том числе на массовом уровне, как это было показано в предыдущем разделе. Таким образом, анализ процессов невербальной коммуникации не будет полным без учета истории и закономерностей развития изобразительного искусства, а также специфики «языков» художественного общения.
Но есть и еще одна причина: споры и конфликты, значимые с правовой точки зрения, по поводу тех или иных произведений искусства периодически возникают в наше время и никак не реже, чем по поводу каких‑либо невербальных компонентов массовой коммуникации. История человечества, начиная со Средних веков и, особенно, с эпохи Возрождения, когда искусство в стремлении творческого познания действительности и отображения ее в новых изобразительных формах все больше и больше отделялось от церкви и религии, изобилует примерами не просто непонимания этих устремлений, но и признания их греховными, кощунственными, за что многие художники подвергались гонениям, а позднее и правовым преследованиям. Известно, что многие признанные сегодня шедеврами мировой живописи произведения (ограничимся хотя бы такими именами их авторов, как Микеланджело, Пикассо, Дали) не только не понимались большинством современников, но даже подвергались обструкции и попытками их уничтожить.
Есть немало и более прозаических примеров воспрепятствования творчеству художников, например вовлечением их в различные судебные процессы по поводу тех или иных созданных ими произведений. Так, в 1877 г. в Англии в напечатанном на частные средства памфлете была высмеяна одна из картин пейзажиста Джеймса Уистлера и была названа «горшком краски, запущены в лицо публике». Художник подал на автора в суд за клевету. И хотя судебное разбирательство было инициировано самим художником, последовал суд, в сущности, над современной живописью. Впервые в новой истории публично был задан сакраментальный вопрос: «Является ли это искусством?» В итоге Уистлер выиграл дело, но получил всего лишь полпенни в возмещение убытков и огромный счет за издержки, испытав сильнейшее разочарование ходом процесса[175]. В 1920 г. глава кельнской полиции попытался наказать художников‑«дадаистов» («дадаизм» – популярное абсурдистское, ироничное направление искусства) за мошенничество, поскольку они назначали плату за вход на выставку, где, по его мнению, явно не было никакого искусства. Один из организаторов выставки, известный художник Макс Эрнст в ответ на это заявил: «Мы вполне ясно сказали, что это дадаистская выставка. „Дада“ никогда не заявлял, что имеет отношение к искусству (имелось в виду традиционное). Если публика путает одно с другим, это не наша вина»[176].
Эти примеры хорошо иллюстрируют, на наш взгляд, бесперспективность, а порой и очевидную неуместность попыток правового, да и какого‑либо другого преследования художников. Известный русский философ Н. А. Бердяев, анализируя творчество художников‑футуристов начала XX в., высказался по этому поводу так: «Искусство должно быть свободным. Это – аксиома очень элементарная, из‑за которой не стоит уже ломать копья. Автономность искусства утверждена навеки. Художественное творчество не должно быть подчинено внешним для него нормам, моральным, общественным или религиозным… Те, кто испугались новых принципов в искусстве и стремятся подчинить его внешним нормам, насильственно обрекают его на поверхностное существование. Это и есть духовное невежество Новое искусство будет творить уже не в образах физической плоти, а в образах иной, более тонкой плоти, оно перейдет от тел материальных к телам душевным»[177].
Не случайно к концу XX века прогрессивное человечество в западноевропейской традиции окончательно закрепило право художника на свободу творчества. Позднее всего, кстати сказать, это было сделано в нашей стране, где еще в 60‑80‑х годах прошлого века художественное творчество, не вписывающееся в официальные рамки и традиции так называемого социалистического реализма, не только не поощрялось, но и всячески преследовалось. Чего стоит одна только пресловутая «бульдозерная» выставка в Беляево и гонения, вплоть до уголовного и принудительного психиатрического преследования, ее участников – художников‑авангардистов. Сегодня ст. 44 Конституции РФ гласит: «Каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества». Казалось бы, на этом можно было бы поставить точку, поскольку проблема правовой оценки произведений искусства (в частности, их направленности) на этом основании больше вообще не должна возникать. Но, как показывает новейшая российская действительность, это далеко не так.
Прецедентом в российской судебной практике можно считать обвинительный приговор в отношении организаторов скандальной художественной выставки «Осторожно, религия!», некоторые экспонаты которой признаны оскорбительными для верующих. В марте 2005 г. суд признал виновными в разжигании религиозной вражды Ю. Самодурова, директора Музея им. А. Сахарова и куратора выставки Л. Василовскую, в качестве наказания они были подвергнуты штрафу в размере 100 тыс. рублей. Напомним, скандал вокруг выставки разгорелся 18 января 2003 г., когда группа верующих разгромила и залила краской ее экспонаты. Верующие расценили экспозицию как глумление над христианскими святынями и решили уничтожить кощунственные экспонаты. Их задержала милиция, затем против них было возбуждено уголовное дело по обвинению в хулиганстве. Однако позже суд признал это обвинение необоснованным, а под следствием оказались уже сами организаторы одиозной выставки. Суд постановил, что подбор картин сознательно провоцировал зрителя на неприятие христианской веры, оскорблял религиозные чувства, при этом действия организаторов носили открытый и публичный характер, а подсудимые осознавали последствия.
К сожалению, история на этом не закончилась и имеет свое продолжение. Очередная выставка (март 2007 г.) в Сахаровском центре стала поводом для скандала и возбуждения уголовного дела. На этот раз экспозиция, организованная известным искусствоведом А. Ерофеевым, называлась «Запретное искусство‑2006». На ней были представлены произведения, не прошедшие отбор на Московскую биеннале и не разрешенные к показу в московских галереях и музеях худсоветами или директорами в 2006 г. Организаторы настаивали, что выставка посвящена проблеме границ в современном искусстве и проблеме цензуры (в частности, некоторые работы содержали сцены сексуального характера, табуированную лексику и шутки на религиозную тематику).
Предвидя неоднозначную реакцию на подобные экспонаты, устроители заранее предупреждали о характере работ, отмечали, что просмотр не рекомендован лицам, не достигшим 18 лет, а также не разрешали фотографировать. Все работы были закрыты фальшстенами, и увидеть их можно было только через маленькие дырочки. По мнению некоторых независимых экспертов, эта экспозиция значительно менее агрессивна, чем предыдущая – «Осторожно, религия». Многие работы довольно старые, 60‑80‑х годов, которые сегодня вряд ли способны вызвать даже тот резонанс, какой могли бы вызвать в годы их создания, когда они были запрещены. Кроме того, некоторые картины к тому же могут восприниматься и как произведения в защиту религии, если посмотреть на них с позиций периода их создания. Однако православная общественность расценила выставку как оскорбление чувств верующих и пожаловалась в прокуратуру на разжигание религиозной розни.
Необходимо отметить, что в современной России скандалы, связанные с произведениями искусства, протесты и обращения в прокуратуру по этому поводу стали отнюдь не редкостью. Например, верующие и монархисты выступили против балетной постановки «Распутин» (там артист, изображавший Николая II, выступал «по законам жанра» в балетном трико); проводились массовые протесты молодежного движения «Наши» против постановки оперы на либретто В. Сорокина «Дети Розенталя» на сцене Большого театра; в Архангельске был подвергнут цензуре фестиваль современного искусства (в названии «Террор Инкогнито 2» – буква «О» нарисована в виде прицела винтовки, внутри которого распята фигурка человека); верующие, некоторые художники и представители политических объединений обратились в прокуратуру с просьбой привлечь к уголовной ответственности организаторов выставок «Россия‑2» и «Арт‑Москва» и др. Таким образом, очевидно, что есть насущная потребность подробнее остановиться на смысле, целях и задачах современного искусства, а также направлениях, способах и видах творческого самовыражения и, соответственно, проблеме восприятия произведений изобразительного искусства и проблеме их правовой оценки.