Ветер пел, и звучал над Байкалом

В. Р.

Ветер пел, и звучал над Байкалом
Шумный голос, ласкающий слух.
Солнце нежную власть излучало,
Протекая сквозь облачный пух.

Разгулялась в предчувствии шторма,
Серебром наливаясь, волна.
И береза на выступе горном
Вся на милость ветрам отдана.

Белой чайкой над зыбью Байкала,
Накренившись, летит катерок.
Всколыхнулась вода у причала,
Чуть померк серебристый Восток...

Всё - предзимье и всё - предсказанье,
Но настолько светла глубина,
Что душа, как при первом свиданье,
На краю непробудного сна

Бредит юностью, тайной, надеждой
Невозможной, но яркой мечтой...
Ветер с моря - палач побережья -
Жёстко треплет венец золотой.

Всё осыплется, выгорит вскоре.
Выйдет в море рыбачка-луна.
Будет холодно в диком просторе,
Будет звёздами вечность полна.

Скоро ночь и мороз переспорят
Гладь небесную, мир полоня...

Но останутся в счастье и в горе,
Чтобы вечно тревожить меня -
Берег жизни, глубокое море.
Ясный свет Валентинова дня.

Сентябрь 2002,

на корабле «Валерия», оз. Байкал

Без тебя - меня нет.

Я легко проникаю сквозь стены,
Исчезаю в лугах, где цветут

полевые цветы,

Где плывет аромат

золотою пыльцою бесценной,
Где любой из цветов -

воплощенье земной красоты.

Без тебя - меня нет.

Я в воде, словно соль, растворяюсь,
По реке к океану прозрачной струёю теку.
Или взмахами крыльев

огромность небес измеряю,
За моря и леса унося в своём сердце тоску.

Без тебя - меня нет.

Я брожу по пустыне квартиры:
Ни ковёр, ни диван,

ни еда не нужны, ни питьё.
Только сны и цветы,

только музыка в замкнутом мире.
Только ветер в ночи навевает мне имя твоё.

СЕВЕР, СЕВЕР...

Памяти

Светланы Кузнецовой

На Витиме большая вода
Затопила прибрежные кущи.
Словно осы, жужжат провода.
Облака так легки и зовущи.

По Витиму - на белой «Москве» -
Сквозь кипящее, злое теченье...
Что Москва? У меня в голове
Трепетанье, журчанье, свеченье.

Север, Север! Мирская молва
Прокляла... Солгала? Обманулась?
У меня в голове - синева!
Горным воздухом я захлебнулась.

Стало сердце моё наконец
Золотою подковой певучей.
Я с Витимом иду под венец -
Сибирячка! Звездою падучей…

ПАМЯТИ БЕЗВЕСТНОГО ПОЭТА

На Востоке, где близка граница,
Где Амура плещется прибой,
Жил поэт, неведомый в столицах,
Со своею сложною судьбой.
Не был завсегдатаем салонов,
Южных пляжей отроду не знал.
Серой шапкой на холодных склонах
Птицам пролетающим махал.
И, ловя дыхание лесное,
Вдруг услышал музыку стихов:
«Утопает вечность надо мною
В медленных разводьях облаков...»

Облака летели в бесконечность,
Быстро таял снег береговой.
Синей лывой проплывала Вечность
Вдаль над непокрытой головой.
Как сестра, за плечи обнимала
И звала - он слышал этот зов.
Месяцем туманным возникала
Над полярной млечностью снегов...

И однажды, ночью нелюдимой,
Волчьей вьюгой выстелило путь -
Совершил он шаг непоправимый:
Сам сумел черту перешагнуть.
Всё забрал с собой свое земное,
Кроме хрупкой веточки стихов:
«Утопает вечность надо мною
В медленных разводьях облаков...»
Неподсудны жизнь и смерть поэта.

И порою, глядя в синеву,
В жарком море солнечного света
Вижу я не Бога, а Поэта...
Тихий голос слышу наяву.

НА МУЗЫКУ ЭДВАРДА ГРИГА

Возвратись в этот край

осиянных снегов,

очарованных гор,

облаков...

Здесь любая сосна

тебе славу звенит

и, качая, уносит в зенит.

Здесь лесные ручьи

твои песни поют,

а в ручьях голубые форели

снуют,

словно стройные звуки
напевов твоих,
словно светлые блики
печалей твоих.
Здесь живет одиноко -
ты помнишь - она,
и нежна, и печальна,
как эта страна -
голубая страна
осиянных снегов,
светозарных озер,
облаков.
Над порогом

высокой звездою зажгись!
Птицей северных рощ
возвратись.

К ПРИЕЗДУ ДОЧЕРЕЙ ШАЛЯПИНА
В РОССИЮ

(по фильму Кончаловского)

...Лица, истончённые диетой...
Старческие, скорбные шаги
По земле, всепамятно воспетой
Отчим басом...
Долгие круги
Жизни

Изменили их фамилии
И славянский, мягкий очерк лиц.
От морозов, нежные, как лилии,
Дочери Шаляпина спаслись.
От всего, что в годы искажений
Русская земля пережила:
Времена свержений и сражений,
Души разорившие дотла.
С чем теперь явились чужестранки,
Море-океан перелетя?
В дом отца тоскующие янки
Входят, на пороге погодя.
Ужинают... Тайная вечеря
По отцу, по духу этих мест.
А заря играет в интерьере,
Сыплет мягким золотом с небес.
И летят, и стелются дороги
От Москвы в любую даль земли.
Сколько гордых, щедрых и убогих
Здесь под небом пасмурным прошли...
Всё забыто - с детства и навеки.
Белый лайнер ляжет на крыло.

Там иные города и реки,
Только неба чёрное стекло
Звёздными скопленьями невольно
Смотрит на людскую суету...
Проживите эту жизнь безбольно!
Не понять вам нашу маету.

К ПОРТРЕТУ А. А. АХМАТОВОЙ

Вам не холодно, Анна Андреевна,
Под стеклом, на пустынной стене?..
Свет январский, скупой и смиренный,
Замирает в студёном окне.

Свет январский, морозная музыка!
Непреклонного времени бег.
След судьбы, одинокий и узкий,
Убегает в незнаемый век.

Вы не думали, вещая странница
Царскосельских, лицейских садов,
Что струна Вашей лиры протянется
До ангарских седых берегов...

Я лукавить душой не приучена:
Ради моды икон не держу.
Донна Анна - из племени мучениц -
Скоро сыну про Вас расскажу.

Не исчезай под серым небом

Ю. 3.

Не исчезай под серым небом,
В глухих пролётах февраля!
Еще под хлюпающим снегом
Живая теплится земля.

До слёз охрипшая, слепая,
На месте топчется зима,
А через час наступит тьма -
Тревожная, сторожевая.

Лицо небес, склонившись низко,
Глядит - безумие в глазах...
Наш каждый шаг на нить нанизан,
А хочется бежать назад,

В просторы памяти озябшей,
Где жив ещё высокий свет,
Заоблачный, из детских лет...
Из веры в чудо - неиссякшей.

Не растворяйся в пустоте:
Мы так друг друга понимаем!
Недобрый час превозмогаем
В непеременчивой мечте.

ГОГОЛЬ

(работы скульптора Н. Андреева)

Вот он сидит, как промокшая птица.
Тело склоненное скрыто плащом.
В ливне и зелени тонет столица,
варево времени

круто клубится,
прошлое вмиг порастает плющом.

Быстро бегущие - и не взирают.
Праздно идущие - те постоят.
Ёжится Гоголь и тихо вздыхает.
Уж не о нас ли в сей миг размышляет?
Очи сквозь каменный холод горят.

Что в нас он видит, печальная птица
с ликом орлиным и телом щегла?
Многое видит, и может присниться,
странным виденьем в окне появиться,
не затуманив дыханьем стекла.

Вместе с кипучей толпою столичной
площадь минует, вольётся в метро...
Гомон языческий, многоязычный
носом учует, как старую притчу:
«Знаем мы вас!» - усмехнется хитро.

Я б догнала его!

Я бы спросила,
той же земли православная персть:
- Правда ли, Гоголь, что стали красивей
люди с тех пор, как живали вы здесь?

Я бы вздохнула:

- Ах, ныне в искусстве
время тревог и пристрастной молвы...
Гоголь, я зонтик забыла в Иркутске -
мокну во дворике

старой Москвы.

СТИХОТВОРЕНИЕ ДРУЗЬЯМ

Изнывшая от всяческих щедрот,
Тем сентябрём я прилетела с юга...
Высокий день у городских ворот
Переплетала солнечная вьюга.
Прощальным зноем,
Острой синевой,

Сибирскою неистовостью красок
Пылал тот день!
Деревьев строй вихрастый
Искрился и звенел над головой.

Мы шли пешком, а листья из-под ног,
Живые, разлетались без нажима...
Ну кто из нас хоть объяснить бы мог,
Чему смеялись мы неудержимо?
Тому, что живы, молоды, что вновь
В родных пенатах - искренняя осень,
Что день листву взвивает и уносит,
Слепит глаза и проникает в кровь!

...Всё те же мы. Но соль прошедших дней
Уже горчит в твоих стихотвореньях.
Ступенька вверх - отсюда нам видней.
Зато больней даются откровенья.
Мой давний друг, собрат по кораблю!
Не забывай, что я тебя люблю.

МАТУШКА-РУСЬ

Памяти мамы моей

«От многих знаний - многия печали...»
Который век шумит над головой
крыло судьбы,
и долгими ночами
не дремлет Время мудрою совой.
И смотрит солнце свежими лучами,
как зарастают кладбища травой.

...По всей Руси, по крохотным погостам,
быльём мои могилы поросли,
и облака торжественно и просто,
как дух земли, восходят от земли.
Росой студеной сыплют в изголовье,
приводят в гости выводки груздей.
Там жеребенок празднует раздолье.
Там стелют травы сонную постель...

А я - жива. И так же простодушна,
как в давний век русалок и огнищ.
Любви и веры сею хлеб насущный,
жалею тех, кто одинок и нищ.
Звонка в веселье, в горе - я немею.
Не вижу звёзд сквозь обморок зениц.
Прощая всех, прощенной быть не смею,
мужской рукою брошенная ниц.
Ручонкой детской поднята из праха -
я снова есть! Из века в новый век.
Живу теперь без смерти и без страха,
перед судьбой не опуская век.

И нет предела моему терпенью.
Я всё пережила: и глад, и стыд,
и вражий плен, и долгое забвенье...
А всё душа для слов любви не спит.

Душа жива, и снова, как в начале,
мой смех звенит!
И только у виска седая прядь

осталась на века:

от многих знаний - многия печали.

ПОРТРЕТ

Отрывок

Посвящается художнице
Татьяне Ларевой

Сквозь хрупкий свет

жемчужно-голубой,
вдоль улиц, опушенных лунным инеем,
неслось такси, и города прибой
нас выносил на тихий остров твой -
так начинались эти утра зимние.

Холсты, подрамник, краски - чудеса
вплотную обитали в этой келье!
И солнце поднималось в небеса
и зажигало ясные глаза
художницы - и обостряло зренье.

Часы текли, как «Время» у Дали,
как лёгкий дым восточного куренья.
Метель в окне, машинный бег вдали -
И вот уже на серый холст легли
приметы молодого вдохновенья.

Был точен глаз, а кисть была быстра,
Но день клонился к изголовью мира...
Приняв игру закатного костра,
Её палитры солнечная лира
чуть усомнилась в вечности добра.
И, снизойдя до крошечного пира,
Мы уезжали, с Богом, до утра.

А в тишине, при медленной луне,
моё другое «я» с холста сходило:
отчаивалось, пело, говорило,
кусало ногти в творческом огне...
Не я, но то, что мной когда-то было.
Несовершенство тайное томило
ту девочку, что и не снится мне...

ИЮНЯ

Томителен июнь, и сердце так болит:
Найдутся ли слова оплакивать потерю?
Сухой и жаркий ток

прогретых солнцем плит.
Есть в этом мире смерть,

но я в нее не верю.

Сегодня? Нет и нет.
Сегодня день звенит

И катится к ручью малиновым колечком,
И жаворонок вьет

серебряную нить,
И к нам благоволит

недремлющая вечность...

Но столько лет прошло, а он не приходил,
И узкою рукой, и смуглыми перстами
Свечи не зажигал, страниц не ворошил,
В ночной певучий сад не растворял он ставень.

А десять или сто - не всё ль теперь равно?
Приравнено к нулю - горячее, живое.
Как будто бы реки вдруг обнажилось дно,
Но вертится земля

в снегах своих и в зное!

И снова занесёт ее на те круги,
Где станет больше звёзд, чем солнечного света,
А в рощах полетят - пленительно легки -
Бесценные стихи лицейского Поэта.

ТАТЬЯНА СУРОВЦЕВА …ИРКУТСК

ПИСЬМА НАТАЛИ

Колдует за окнами мгла
Иль ветками ветер колышет...
Наташа не спит, и не слышит:
Свечу от лампады зажгла,
Щепоткою пальцы свела -
Все Саше, все Сашеньке пишет.

О чем? - О сердечной тоске,
О том, что с детишками трудно.
Вот прядь развилась на щеке, -
(Без Саши - кому это нужно...)

И вспыльчиво ревность звенит
В девически трепетных строчках...
Пылает бессонная ночка,
А сердце о муже болит.

Ах, дети...

Им спать до утра -

Тепло под родительской крышей!

Наташа сквозь морок стекла

Глядит в полутьму - и не дышит.

Уж скоро рассвет, и пора...

Ей хочется тоже - в стихах,
И стансы милы и сердечны.
А он посмеется, конечно!
И губы надула... Но страх
За мужнину странную жизнь,
За все его тяжбы и ссоры,
И бедности злые укоры
(Ах, глупая мысль, отвяжись!)

Ведь главное, милый, люблю!
И новая жизнь на подходе...
Ах, Сашенька, хоть на подводе
Приехал бы ты к ноябрю!

Она эти письма сожжёт
(Вспомянет глухие поверья).
А ныне - который уж год! -
Огрызками Сашиных перьев
Все пишет, и пишет. И - ждёт.