Переговоры между Литвой и Москвой

(январь 1578 г.)

Баторий и Замойский (которого король назначил канцлером) деятельно готовились к войне с Москвой. Ведь одним из условий избрания Стефана королем явилось его обещание вернуть Речи Посполитой те земли, которые отобрали у нее московские государи. Карамзин сообщает:

«Стефан Баторий… получил польскую корону на условиях, явно враждебных Московскому государству — отнять все, что в последнее время было захвачено царем. Таким образом, вместо желанного соединения и мира, Ивану Васильевичу со стороны Польши и Литвы угрожала упорная решительная война, тем более опасная, что теперь в соседней стране власть сосредоточивалась не в руках вялого и слабого телом и душой Сигизмунда-Августа, а в руках воинственного, деятельного и умного Стефана Батория.

Гордый вызов был этим сделан со стороны московского государя. Месть была уже решена в уме Батория; он отложил ее только до укрощения внутренних беспорядков в польских владениях».

Но для этого надо было, во-первых, подготовить мощную армию. Во-вторых, требовалось найти на это деньги. В-третьих, следовало укротить своевольных магнатов и буйную шляхту.

Поэтому на поход Ивана в перешедшую под контроль ВКЛ часть Ливонии король Стефан поначалу отреагировал лишь упреком царю, что тот, не объявив войны, отбирает у него ливонские города. Он предлагал обойтись без кровопролития, вернуть ливонские города по мирному соглашению.

В ответ царь Иван привел свой излюбленный довод:

«Мы с Божиею волею отчину свою, Лифляндскую Землю очистили, и ты бы свою досаду отложил. Тебе было в Лифляндскую землю вступаться непригоже, потому что тебя взяли с Седмиградского княжества на Корону Польскую и на Великое княжество Литовское, а не на Лифляндскую землю. О Лифляндской земле с Польшею и Литвою что велось, то делалось до тебя: и тебе было тех дел, которые делались до тебя, перед себя брать не пригоже. От нашего похода в Лифляндскую землю наша опасная грамота не порушилась; неприязни мы тебе никакой не оказали, искали мы своего, а не твоего. Литовского великого княжества и литовских людей ничем не зацепили. Взяв города свои в Ливонии, я выслал оттуда людей твоих без всякого наказания. Ты король, но не Ливонский. Такты бы кручину свою и досаду отложил и послов своих отправлял не мешкая».

Послы Речи Посполитой прибыли в Москву в январе 1578 года: воевода мазовецкий Станислав Крыйский и воевода минский Николай Сапега.[139]Они заявили, что перемирие нарушено действиями Ивана Васильевича в Ливонии и что король Стефан уполномочил их заключить «вечный мир» при условии возврата всей Ливонии и всех Северских земель.

В привезенной ими грамоте Баторий опять величал себя ливонским государем, а Ивана не назвал ни царем, ни смоленским и полоцким князем, снова обращался к нему как к «брату». Карамзин описал эти переговоры следующим образом:

«Послам объявили, что бывший дом Ягеллонов происходил от полоцких князей Рогволодовичей и на этом основании московский государь, как родич последних, считает Великое княжество Литовское и королевство Польское своим наследием. Царь приказывал через своих бояр перед польскими послами говорить разные оскорбительные речи его именем. «Ваш король Стефан не ровня нам и братом быть не может. Мало кого выберете вы себе в короли! Носились слухи, что вы хотите посадить себе на королевство Яна Костку или Николая Радзивилла. Что ж, по вашему избранию разве и этих считать нам братьями? Ваш король недостоин такого великого сана; можно и хуже что-нибудь сказать про него, да не хотим для христианства».

Дополним его слова цитатой из Нечволодова:

«В упоении своих успехов, Грозный потребовал для заключения мира, кроме Ливонии — Курляндию и Полоцк, также Киев, Канев и Витебск, и не скрывал своего пренебрежения к Баторию:

«О Седмиградском же государстве мы нигде не слыхали», передавал он послам, «и государю вашему Стефану в равном братстве с на быть непригоже, а захочет с нами братства и любви, так он бы нам почет оказал».

Послы обиделись, указавши на царя Давида, избранного из низкого звания. Но Грозный приказал им ответить на это: «Давида царя Бог избрал, а не люди… В том ваша воля, хотя бы кого и хуже родом выбрали — то вам государь; а нам с кем пригоже быть в братстве, тот нам и брат, а с кем непригоже, тот нам и не брат».

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 198

При таких обстоятельствах удалось продолжить перемирие лишь на три года, считая от 25 марта 1578 года. При этом грамота, подписанная от имени царя, содержала важное условие;

«Тебе, соседу нашему, Стефану королю в нашей отчине , Лифляндской и Курляндской земле, в наши города , мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить, из Лифляндии и Курляндии людей и городов к себе не принимать до перемирного срока».

В грамоте, подписанной послами от имени короля Стефана, это условие отсутствовало. Однако король Стефан и без того не собирался подчиняться столь унизительным требованиям.

В это время обстоятельства уже начали изменяться не в пользу Москвы. Еще в 1577 году шведский адмирал Гилленанкер атаковал с моря Нарву, сжег там деревянные укрепления, убил либо взял в плен несколько десятков московитов. Шведское войско опустошило часть Кексгольмского уезда. Шенкенберг со своими ополченцами атаковал московские гарнизоны и обозы в северной Эстляндии. Он сжег предместье Дерпта, а всех захваченных московитов казнил, в том числе женщин и детей. Карамзин по этому поводу сказал:

«Не было милосердия, ни человечества: обе стороны в ужасных своих лютостях оправдывались законом мести».

Лишь князь Иван Елецкий и дворянин Леонтий Валуев с горстью людей, испытывая нехватку провианта, выдержали месячную осаду рижских немцев в замке Ленварден. Они сражались как герои, питались мясом и кожей своих лошадей, своим терпением победили неприятеля. Враг ушел, оставив немало трупов под стенами.

Осенью 1577 года литовские воеводы хитростью заняли Динабург. Как бы в знак дружбы они прислали тамошнему московскому гарнизону несколько бочек вина. Ратники перепились, а литвины ночью ворвались в крепость и всех их убили.

Немцы из войска Батория в декабре того же года легко взяли Венден, то самый город, где погибли сподвижники Магнуса, а жители стали жертвами жестокой расправы царя. Беспечная стража ночью спала. Немцы подделали ключи к городским воротам, ночью тихонько открыли их и вошли в город, а затем перебили сонных московских ратников.

До той поры царь Иван IV меньше всего думал о мире. Но встревоженный потерей Динабурга и Вендена, Нарвы и Дерпта, он послал к Баторию своих послов, думных дворян Карпова и Головина, с письмом, в котором заявил, что согласен мирно решить судьбу Ливонии, для чего ждет в Москве новых королевских послов. Но Баторий уже усмирил Данциг и готовился к войне с царем Иваном.

* * *

Король Стефан употребил на военные издержки свои личные деньги, вместе с канцлером Замойским взял займы у частных лиц. На основе своей трансильванской дружины он создал королевское войско (в противовес шляхетскому ополчению), главную роль в котором играла пехота, полностью вооруженная огнестрельным оружием и обученная по образцу лучших западноевропейских войск. Кроме того, он разными способами побуждал богатых панов вооружать и содержать за свой счет роты гусар и конных стрелков. В дополнение к венгерским, польским и литовским войскам Баторий нанял в Германии и Чехии еще несколько полков пехоты, а также купил лучшие по тем временам пушки вместе с прислугой. Кроме того, он заключил союз с Турцией и Крымом.

Подготовившись, Баторий в июне того же 1578 года послал в Москву своего гонца Вацлава Лопатинского с грамотой о начале войны. Причиной ее он вполне резонно указал вторжение в Ливонию, которую никто и никогда в Речи Посполитой не признавал «исконной вотчиной» московского государя.

Битва у Вендена

(октябрь 1578 г.)

После объявления войны Иван приказал войскам, расквартированным в Ливонии, которыми командовали князья Иван Голицын, Василий Тюменский, Иван Мстиславский, Дмитрий Хворостинин, Михаил Тюфякин и другие (вместе у них было 18 тысяч человек), снова идти в наступление. Уже 25 июля они взяли город Оберхален, занятый шведами после бегства Магнуса. Карамзин отметил:

«Взяв сию крепость и 200 пленников, воеводы отослали их в Москву на казнь и смерть».

Далее им следовало сразу идти к Вендену, но воеводы долго спорили между собою о том, кто из них самый главный и знатный. Лишь в начале октября эти войска под осадили взятый литовцами в декабре предыдущего года Венден (ныне латвийский Цесис). Они трижды штурмовали город, но все три раза потерпели полную неудачу.

В это же время отряд литовского гетмана князя Андрея Сапеги (его войско состояло из литвинов и немецких наемников) соединился в районе Пернау (Пярну) со шведским отрядом генерала Бойэ, наступавшим с севера. Форсированным маршам объединенное войско двинулось к Вендену. Голицын хотел отступить, однако литвины и шведы утром 21 октября 1578 года решительно атаковали с тыла его войско, которое едва успело построиться. Первой дрогнула татарская конница. Не выдержав огня, она обратилась в бегство. После этого ряды московитов смешались, они убежали в свои укрепленные лагеря, откуда стреляли до наступления темноты.

Ночью четверо предводителей — первый воевода князь Иван Голицын, окольничий Федор Шереметев, князь Андрей Палецкий и дьяк Андрей Щелкалов — ускакали верхом в сторону Дерпта. Вслед за ними бежала вся конница. Утром в бой с литовско-шведским войском вступили пушкари под командованием окольничего Василия Воронцова и пешие отряды воевод Василия Сицкого, Данилы Салтыкова и Михаила Тюфякин. Воронцов и Сицкий погибли в бою. Судьба пушкарей, по запискам Гейденштейна, была такова:

«Когда у поставленных при этих орудиях пушкарей большая часть была перебита, а другие разбежались, то остальные, видя, что наши овладели лагерями, потеряв надежду на спасение орудий, и вместе с тем и любовь к жизни, добровольно повесились на веревках, которые, как мы выше сказали, спускались сверху жерл во рвы, выкопанные спереди перед пушками.

Литвинам и шведам достались 17 осадных орудий (по другим данным 31), весь обоз и множество лошадей. Согласно ливонским хроникам, под Венденом из 18-тысячной русской рати погибли 6022 человека. В плен попали окольничий Татев, князья Хворостинин и Тюфякин, дьяк Клобуков.

Узнав о поражении под Венденом, Иван, который находился в это время в Пскове, «пришел в ужас» (слова Карамзина) и немедленно уехал в Москву. На этот раз он не казнил беглецов. Зато выместил свою злобу на жителях Иноземной слободы в Москве, приказав убить многих из них, в основном, из числа пленных ливонцев.

«Назло ему и к большей его досаде Курбский прислал ему тогда язвительное письмо: противопоставлял прежнюю славу своего отечества с настоящим посрамлением:

Вместо храбрых и опытных мужей, избитых и разогнанных тобою, ты посылаешь войско с каликами, воеводишками твоими, и они, словно овцы или зайцы, боятся шума листьев, колеблемых ветром; вот ты потерял Полоцк с епископом, клиросом, войском, народом, а сам, собравшись с военными силами, прячешься за лес, хороняка ты и бегун! Еще никто не гонится за тобой, а ты уже трепещешь и исчезаешь. Видно, совесть твоя вопиет внутри тебя, обличая за гнусные дела и бесчисленные кровопролития!»

(Карамзин)

Выхода не было, пришлось Ивану осенью 1578 года возобновить переговоры с Баторием.

«Иван Васильевич… отправил к Баторию посольство (тех же думных дворян Карпова и Головина), но уже не приказывал своим послам каких-нибудь оскорбительных выходок, напротив, велел им не обращать внимания, если король не спросит о царском здоровье и не встанет с места, когда они будут отдавать ему поклон от московского государя. В другое время по общепринятым обычаям это было бы сочтено большим оскорблением. Мало того: если послов станут бесчестить и бранить, то им следовало на это жаловаться приставу слегка, а не говорить «прытко». Унижение не помогло. Баторий обращался с послами гордо и готовился снова идти на Ивана».

(Карамзин)

Царь надеялся, что король приостановит на это время боевые действия, а ему (Ивану) удастся в следующем году взять, наконец, Ревель. Для этого похода в Псков стягивались войска и тяжелая осадная артиллерия. Но он сильно ошибался. Баторий решил продолжить удачное начало.

Первый поход Батория