Глава 13. лис, корсак, караган

Дрэки кормила Бриджеша с рук, просовывая кусочки мяса через прутья клетки, и тигренок принимал их, иногда, по неловкости, больно прихватывая за пальцы. Девушка морщилась, но рук не отнимала, лишь поглаживая урчащего звереныша.

Она сумела доехать до дома в сопровождении Карагана, что почти всю дорогу молчал и не принуждал ее к разговору – наверное, то, как глупо и нелепо они сговорились о свадьбе теперь клином встало поперек горла им обоим.

"Ну и пускай!" – говорил обиженый и озлобленный ребенок внутри Дрэки, – "Выйду за кого хочу! Женой дона Хуана мне не быть, а тогда все равно!" Благоразумие, конечно, кричало от ужаса, но его голос терялся перед упрямством и обидой. Голос благоразумия ведь всегда очень тих.

Она не знала, как сообщить о своем безумном согласии дяде и тете, а уж тем более отцу и матери – Дрэки обладала живым воображением, но даже она не могла представить всего ужаса предстоящего скандала. Конечно, она могла бы разорвать помолвку... если бы не внутренний ребенок, сердитая на дона Хуана девочка, что твердила себе "ну и пускай!"

А еще девочка злилась на мать, растравив старые обиды: "никогда не посмотрят, как на даму? Будут ухаживать за приданым? Ну и пускай! Пускай Караган получит мое приданое!"

Но корсар не выглядел человеком, которого в этот момент интересовало приданое – он молча смотрел перед собой, иногда переводя взгляд на нее, или трогая пятками конские бока. Он выглядел скорее задумчивым, чем радостным, словно его тревожило что-то еще – разговор с мистером и миссис Вудкост? Больной друг?

Вместе они доехали до самых конюшен.

– Вы... поздороваетесь с тетей? – Дрэки с трудом нашла в себе силы, чтобы заговорить.

– Лучше я приду завтра, – глухо ответил Караган, – мне необходимо обдумать... многое, в том числе и то, как сообщить всем о нашей помолвке.

Дрэки вздрогнула, но кивнула, она тоже не хотела никому сообщать, не от того, что жалела, но от того, что сейчас не было ни сил, ни слов.

– Я приду утром, мисс Фафнир, – помог ей спуститься с коня корсар и вернулся в свое седло.

– До встречи, мистер Караган, простите, мистер... Блад.

Дрэки заметила, как он вздрогнул от звука своего имени. Было ли оно ему неприятно или он просто слишком давно его не слышал?

– До встречи, мисс Фафнир.

Она нашла в себе силы не выдать себя, а тете объяснила свое подавленное состояние тем, что застала ссору в доме супругов Бланко – отчасти это ведь было и правда так.

"Да" – слово простое и такое короткое, она сама не знала, почему произнесла его. Наверное, в этот момент Караган показался ей единственной опорой, и она пожелала опираться на него вечно? Необдуманное решение вдруг, несмотря на сомнения, показавшееся верным.

Мистер Бланко упоминал "темное прошлое" корсара и называл его "плутом", но Дрэки отчего-то не видела в Карагане "плута" – он сглаживал острые углы, не болтал попусту, тактично и вежливо поддерживал ее... может, это и значило быть "плутом", но девушке такое плутовство нравилось.

Размышления о корсаре почти оттеснили обиду на дона Хуана, хоть, конечно, Дрэки было больно думать о нем. Мистер Бланко, как настоящий пират, оказался куда большим плутом, умело пряча свой вспыльчивый нрав под маской милой живости.

"Жених" – Дрэки прошептала себе под нос, а потом произнесла вслух, заставив Бриджеша насторожить ушки. Раньше она представляла брак чем-то неизбежным и далеким, и когда у нее внезапно появился настоящий "жених"...

Дрэки решила собраться с силами и все выспросить у Карагана – чем он занимался до встречи с доном Хуаном, кроме того, что "работал на Тортуге"? Каково были его настоящее имя и происхождение? Фамилия "Блад" была редкой, но не настолько, чтобы ее обладатели были единственными в своем роде и очень известными. Зачем он все же сделал Дрэки предложение? Вправду желал оберегать ее или все же узнал о размерах ее приданого?

Девушка подбирала слова, чтобы спросить все это, не обидев корсара, и ее храбрость стремительно таяла. Она могла лишь пообещать себе, что попробует намеками вызнать об этом, если Караган согласится их понимать.

Бриджеш лизнул лапы и посмотрел на нее.

Необдуманное решение, способное изменить жизнь, уже давало Дрэки о себе знать, сделав ее... смелой? Отчаянной?

Девушка коснулась пальцами защелки, запирающей клетку, и почувствовала холод металла. Необдуманные решения – самые верные, так иногда говорят. Дрэки щелкнула замком и открыла дверцу, выпуская тигренка.

***

От сильного волнения Карагану иногда становилось плохо – удушье стискивало горло, в глазах темнело, и на несколько мгновений он как будто глох. К счастью, это случалось нечасто и быстро проходило, терзая его не более минуты.

Мужчина остановил коня и постарался успокоиться – он уже не был молод, но отчего-то близость с мисс Фафнир заставила все внутри клубиться и трепетать, сжимаясь где-то под горлом. Пару раз глубоко вздохнув, пират направил коня в порт, намереваясь навестить Морригана и посоветоваться с ним. Вернее, сообщить факты – о Джейми и Калидасе, о помолвке, о ссоре Дези и Хуана. Караган давно мог обойтись без подсказок, но не без возможности облегчить душу в разговоре со старым другом.

Морриган встретил его негостеприимно – он стоял у борта и наблюдал за тем, как матросы заносят на корабль какие-то ящики. На пирата он бросил только злой взгляд, но все же приглашающе махнул рукой. Будто Карагану нужно было разрешение, чтобы подняться к другу детства!

– Чего ты у меня забыл? – мрачно буркнул капитан, когда пират встал рядом.

– Твой канонир рассорился со своим покровителем, – Караган решил не злить друга приветствиями и разговорами о погоде, перейдя сразу к делу.

– Пойдем в каюту, – велел Морриган и, оценив работу матросов, отвернулся.

Капитанская каюта на "Сент-Джеймсе" словно являла собой пример того, что в плавании, да и вообще в жизни, человек может обойтись практически без всего, исключая разве что еду и сон. Кровать, стол со стулом и сундук казались забытыми при переезде, но Караган знал, что они стоят здесь не один год. Все листы, чернила и книги были заперты в ящиках, а на столе одиноко грустил старый, но начищенный до блеска подсвечник. Наверное, даже шатер римского легионера по сравнению с этой каютой показался бы роскошным дворцом.

– Что за покровитель? Он упоминал только отца и мать, а я не выспрашивал, – буркнул Морриган.

Караган выдвинул стул и уселся, игнорируя удобство друга.

– Его отец и его покровитель – одно лицо, корсар, а ныне плантатор, хорошо тебе известный Хуан Испанский, – пояснил пират, – и вчера они рассорились.

– Я слыхал про жену Испанца, якобы красавицу, но не знал, что у него есть сын, – Морриган оперся о стол, но садиться не стал.

– Она и вправду хороша, а про сына особо никто и не знал, – Караган взял подсвечник и принялся его рассматривать – в полукруглых углублениях не было ни следа воска, – Хуан не хотел его баловать и посему не стал сообщать о родстве, назвав воспитанником. А потом Дези узнал об этом... – мужчина печально усмехнулся, – ...и затаил обиду.

– Святые Небеса, как трогательно! – скривился Морриган. – Мальчишка так рвался к отцу и матери, а теперь они снова в ссоре?

– Ну... – Караган поставил подсвечник на место, – Хуан отходит быстро, а на Дези отродясь не умел сердиться. Думаю, скоро они помирятся. Кстати, причина ссоры – желание юноши вернуться к тебе на службу и нежелание Испанца его отпускать.

– Я должен расплакаться? – Морриган явно находился в дурном настроении, впрочем, как обычно, но что-то неуловимое в нем, что, должно быть, заметил один Караган, выдало гордость за подчиненного.

– Можешь не плакать, – ответил пират, – платка у меня нет. А я сделал предложение мисс Фафнир.

Морриган фыркнул, приподняв густые черные брови.

– И что ответила английская птичка? – спросил он.

– Согласилась, – Караган подергал кружево воротника, ослабляя шнуровку.

– Черт подери, как? Что ты ей наплел? Или обесчестил?

Такие сомнения в его привлекательности задели бы Карагана, услышь он их от кого другого, но Морриган был весьма низкого мнения обо всем человечестве.

– Нет, просто предложил, а она согласилась, – еще пират знал, что капитан ненавидит долгие разъяснения и сократил повествование до одной фразы.

– Она дурочка или так в тебя влюблена? – определенно, безответные чувства Морригана не сделали его нрав слаще.

– Ни то, ни другое... просто так получилось. Я... испытываю к ней влечение, а она... должно быть, просто хочет замуж, – Караган понял, как нелепо это звучит, и покачал головой.

Капитан фыркнул.

– Ты знаешь, единственный совет, который в силу нашей дружбы и моих принципов я могу тебе дать: делай, как хочешь. Но все же не торопи события, женитьба – это...

– Решительный шаг, я знаю, – перебил Караган, – и я в силу нашей дружбы, тоже могу дать тебе совет (можешь забыть о нем хоть сейчас, но я все равно скажу): подумай о предложении мадмуазель де Корнэл.

Пират ожидал вспышки гнева, посылов в дальние страны и указаний не лезть не в свое дело, но Морриган только вздохнул.

– Я думал об этом, но... Знаешь, я скажу честно, я боялся отказа, насмешек. Все боятся и боятся в этом признаться. Но в моем возрасте и при моем положении давать страху волю попросту стыдно. Я решил сделать ей предложение, когда мы увидимся.

Караган достал сигару и улыбнулся.

– Если бы у меня был сын, я бы ставил тебя ему в пример.

– Оставь подобные сопливые признания для дочери, если она у тебя будет, – Морриган открыл ящик стола и достал огниво, передав другу.

– Благодарю, – Караган закурил.

– А если не говорить о бабах, я скажу тебе вот что, – Морриган нахмурился сильнее, – Повешенье Худого Питера и еще парочки отродий сильно воодушевило вышестоящих. Адмиралам нужны ордена, лейтенантам нужно быть капитанами, капитанам нужны деньги, и всем милость короля. К чему это я? К тому что каждый повешенный пират – это ступенька наверх, а ты пока еще не муж и не корсар, понимаешь, почему я это говорю? Часть команды Худого Питера разыскивают, и если под руку подвернется кто-то не менее подходящий, а еще лучше связанный с ним... – Морриган жестом изобразил петлю.

– Я буду осторожен, – Караган не стал ехидничать на тему чрезмерной заботы о его шкуре, – спасибо, Адам.

– И еще кое-что, – Морриган достал трубку, но задумчиво ее оглядев, снова спрятал в карман, – твой штурман, Джеймс или как его?

Караган нахмурился.

– Что с ним? Он недавно подрался...

– Я не об этом, – мотнул головой капитан, – ты ведь упоминал, что купил его на рынке рабов? Какая у него фамилия, кем он был до этого?

– У меня на корабле полно, как ты говоришь? Отродий. Не у всех есть имя, зато у всех темное прошлое. Почему именно Джейми? – закусил сигару Караган.

– Потому что он отличается от других, как ты сам, заметь, сказал – отродий. Я был на твоем корабле, – Морриган побарабанил пальцами по столу, – у тебя неплохая команда – дисциплинированная, разумная, не слишком ленивая, но все они просто пираты. А твой обожаемый Джеймс, как и ты, как и Испанец – совсем другие птицы. Твой Испанец, например, кто?

– Кроме того, что вспыльчивый псих? – усмехнулся Караган. – Сын бедного и глупого испанского дворянина, что не ужился в Испании от дурного нрава, и дочери священника, что согласилась за него выйти. Это ты хотел узнать?

– Примерно, – Морриган прожигал друга взглядом, – а ты? Не отвечай, про тебя я знаю и сам. Вы не то чтобы лучше других, но от них отличаетесь. А твой Джеймс, как и Испанец, несмотря на свой нрав, очень, очень умен. Всякий ли знает навигацию, грамоту? Быть штурманом, ты уж меня прости, это не за капитана по кораблю бегать и смотреть, все ли указания исполнены.

– В чем ты его подозреваешь? – прямо спросил Караган.

– В том, что он ничего тебе о себе не рассказал, а ты не спрашивал, – Морриган потыкал столешницу костяшками пальцев, – ходят слухи, что он едва ли не брат Худого Питера. У людей есть глаза, и повешенный, и твой штурман – худые белобрысые ублюдки. Конечно, я бы не стал дергать тебя из-за глупых сплетен, но о твоем обожаемом Джеймсе и вправду ничего не известно – ни фамилии, ни места рождения. Он может быть сыном царя Соломона, но мы все равно об этом не знаем. Так что на твоем месте я бы наплевал на тактичность и спросил бы прямо.

– Я спрошу, – Караган снова покусал сигару, ощутив противную горькость во рту, – но он тоже может солгать, а пытать своего единственного штурмана, который знает и навигацию, и грамоту, я не буду.

– Я об этом и не говорю, – Морриган переставил подсвечник ровно в центр стола, – просто предупреждаю.

– Спасибо.

Они оба замолчали.

– Когда твоя свадьба? – первым заговорил капитан.

Караган пожал плечами.

– Мы еще не говорили об этом, мы еще ни о чем не говорили.

– Не узнаю тебя, ты обычно все продумываешь до мелочей, – заметил Морриган.

– У меня просто не было времени, – ответил пират почти резко.

Капитан хмыкнул, но ничего не сказал.

Караган докурил сигару и поднялся.

– Я еще зайду к тебе. Или приглашу к губернатору или Бланко, познакомлю с женой Испанца, поговоришь о мадмуазель де Корнэл с мисс Фафнир.

– Жду не дождусь, – буркнул Морриган и, явно намекая, чтобы тот убирался, распахнул перед другом дверь.

На "Лисе" стояла та самая тишина, которая бывает в порту, когда все решают, что слишком жарко и неплохо бы отдохнуть. Вернее, все, славно поработав с утра, утомляются настолько, чтобы разбрестись по городу или вздремнуть. Караган вошел в свою каюту, уже зная, как поведет разговор, но Джейми спал – он уже не был болезненно бледен, а его грудь вздымалась ровно и редко, как и положено здоровому человеку. И пират махнул рукой, удалившись в каюту штурмана – Джейми давно выбил себе отдельную, и теперь Караган не знал, что и думать – была ли эта комната просто капризом штурмана или его привычкой к комфорту? А может осознанием своей незаменимости, Джейми ведь так любил об этом напоминать. Был ли штурман и правда "другой птицей"?

***

Карагану показалось, что мисс Фафнир ждала его – или что-то другое заставило ее подняться едва ли не на рассвете и выйти в сад. Светлое платье плескало по ветру, что старался сорвать с ее головы и шляпку, уже растрепав волосы.

– Мисс Фафнир, – мужчина миновал ворота и поклонился девушке. Лошадь он оставил в городе при таверне и пришел в губернаторский дом пешком.

– Мистер... – она запнулась, – Блад.

Отчего-то знакомая фамилия прозвучала в ее устах как выстрел. Если бы у Амура был мушкет и дюжина пуль, эти пули были бы отлиты из голоса мисс Фафнир.

Караган улыбнулся, целуя ее руку и жалея, что не может позволить себе большего. А девушка смотрела на него, словно впервые видела – даже не смотрела, а изучала, как картинку в книге.

– Хуан не писал вам, извиняясь за вчерашнюю сцену? Донна Розаулин прислала мне пару строк, сообщая, что с ними и Дези все в порядке, и они даже пришли к какому-то соглашению, – спросил пират.

– Да, миссис Бланко написала мне, и мистер Бланко приписал немного, – кивнула мисс Фафнир, – они просили прощения и приглашали навестить их на днях.

"Но уже поздно извиняться, Хуан, она моя невеста" – внутренний голос ехидно ухмылялся.

– Славно, что они помирились, – сказал Караган и, не удержавшись, протянул руку к лицу невесты, заправив прядь волос за ухо и легко коснувшись пальцами нежной щеки.

Мисс Фафнир вздрогнула, но не отшатнулась, только покраснела, чуть отвернув голову. Карагану показалось, что в ее глазах промелькнула паника, но девушка быстро взяла себя в руки.

– Я выпустила Бриджеша, – поправив шляпку, сказала она, – он стал обнюхивать комнату и залез на кресло.

– Ничего не попортил? Никого не укусил? – мужчина усмехнулся.

– Нет, – мисс Фафнир помотала головой, – наоборот, все домочадцы уже успели полюбить его.

– Невозможно не привязаться к столь ласковому созданию, – ответил Караган и замолчал, не зная, как продолжить разговор.

Девушка поежилась на ветру и, переплетя пальцы, словно приняла какое-то решение.

– Мистер Блад, скажите... отчего вы не называли свою фамилию раньше? Только оттого, что не хотели... осквернять ее? – задав вопрос, мисс Фафнир словно сама его испугалась, тут же отвернувшись.

– Да, моя фамилия не так известна, чтобы у меня был другой повод ее скрывать. Как и мое имя, – Караган прикрыл глаза, стараясь не замечать волнения и... страха? Он ждал этих вопросов слишком долго.

– Вы... – начала она, но мужчина перебил.

– Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить, я расскажу вам и о том, как я познакомился с Хуаном и почему назвался лисьим именем. Это было... – Караган снова прикрыл глаза, словно готовясь к прыжку в холодную воду.

Это было давно, когда у одного из сквайров Англии сгорела в чахотке нежно любимая вторая жена. Мистер Блад тяжело переживал потерю первой жены, что покинула этот мир, разродившись мертвым младенцем, отчего долго не вступал в повторный брак. И, когда он, наконец, взял в жены Аэнор, то был уже немолод. Но Аэнор тоже быстро сгорела, не успев увидеть третий день рождения своего сына, и мистер Блад остался с болезненным мальчиком на руках. Зима в Англии не сурова, но влажна – мальчик все время кашлял, пугая отца возможностью потерять и его. Дожди сменялись снегами, погода не становилась лучше, а мастер Блад сильнее и здоровее – бледный маленький мальчик немного подрос, но не приобрел ни румянца, ни детской живости.

И мистер Блад решил уехать из Англии в Новый Свет – кроме более теплого климата, что можно было найти и в Греции, и во Франции, его гнала туда бедность. От семейных богатств остались одни воспоминания, земли давали столь скудный урожай, что могли лишь помочь не умереть с голоду, а мистер Блад за свою жизнь так и не научился ни вести дела, ни удачно жениться. Обычная история – переселенцев много, и многие из них умирают и по дороге в Новый Свет, и уже там. Но и старый сквайр, и его маленький сын благополучно добрались до желанных земель, осев в захолустном Литтлуининге.

Мальчик действительно поправился – появился и румянец, и вес, которого не хватало, и живость. Но бедность не просто не исчезла, она почти превратилась в нищету, а деньги за проданное поместье утекали сквозь пальцы – на еду, на крышу над головой, на учителей меленькому мастеру Бладу, которому отец хотел дать лучшее образование. Нищета, подагра и тревога за будущее ребенка подточили здоровье старого сквайра, и день ото дня тот чувствовал себя все хуже, но все же он дотянул до шестнадцатилетия сына. Но болезни давали о себе знать все больше и больше – жаркий ли климат, или что иное свели мистера Блада в могилу.

– Я покурю, мисс Фафнир, вы не против? – Караган прервал свой рассказ и достал сигару. Девушка молча кивнула – она, не перебивая, смотрела на собеседника, внимательно слушая.

– Наверное, я могу немного... шокировать вас, мисс Фафнир, – или испугать. Вы столь чисты и нежны, что...

– Мистер Блад, говорите, как есть, – она опустила голову, отчего ее голос зазвучал глухо, и стиснула подол, – вы же... – она заговорила тише, – будете моим мужем. И я... не так наивна, – почти шепотом закончила девушка.

Караган покачал головой.

– Как скажете, ваше желание для меня, – он выдохнул дым, – закон.

У мистера Блада в Литтлуининге было два близких друга – он тесно общался с содержащим кабак мистером МакДауэллом и моряком Морриганом с женой. Увы, Морриган по долгу службы вынужден был покинуть городок, и их дороги надолго разошлись, как и дороги их сыновей. А МакДауэллу, чьи дела тоже шли отнюдь не весело, мистер Блад "завещал" своего ребенка, попросив позаботится о нем после своей смерти.

– Болезненные, хоть и знающие грамоту мальчишки шестнадцати лет никому не нужны, мисс Фафнир, разве что фейри, да и те прибирают почти всегда детей, а еще лучше мертвых детей.

Девушка молча кивнула, глядя под ноги, на дорожку, по которой они не торопясь прогуливались по саду.

МакДауэлл, обремененный мальчишкой, честным словом, данным умирающему, и долгами, покинул Литтлуининг, чтобы приехать на Тортугу, где, как он рассчитывал, удача должна была ему улыбнуться. И правда, первые пару лет в новом кабаке дела шли неплохо – пара помощников, юноша и он сам гнали не только крепкое пойло, но и готовили сносную и весьма сытную еду. Но МакДауэлл неудачно, не вовремя и неразумно свернул на тропку, что сгубила многих – на опасную тропу пьянства, и с каждым днем дела его шли все хуже. Но взрослый, сильный и крепкий мужчина, даже прикладывающийся к бутылке, все равно мог рассчитывать на работу – лесорубом, загонщиком скота, матросом, а мастер Блад, что был одним из его помощников, снова начал кашлять.

МакДауэлл был честным человеком – продав кабак, он и правда не оставил навязанного ему юношу, что не мог работать ни на плантациях, ни на кораблях. Сговорившись со своим знакомым, он предложил мальчишке сделку, от которой тот не мог отказаться – мистер МакДауэлл фактически отдал подопечного в дом разврата. Женщин в Новом Свете всегда было мало, если, конечно, не считать индейских пленниц. Дочери и жены плантаторов и моряков – честные женщины, а куртизанок можно было пересчитать по пальцам, даже на Тортуге. Особенно на Тортуге.

Караган закрыл глаза, вдыхая дым – глубоко, почти до удушья и обжигающего воздуха в горле. Воспоминания, что казались выцветшими, как старая картина, словно нарисовал заново искусный художник, нанеся резкие, яркие мазки чистыми, как радуга, цветами. И они хлынули месивом голосов и звуков, как ярмарка, на которую наткнулся, выйдя из-за угла.

В таверне стоял старый клавесин, на котором почти никто не умел играть, но многие пытались, особенно в подпитии, отчего обычный шум разговоров и песен прерывали звенящие плачущие звуки. Любая женщина тут была красоткой, особенно та, которую можно было получить, заплатив несколько монет. Но женщин было мало, и они могли позволить себе воротить нос, выбирая – этих королев никто не мог принудить к связи насильно. А юношей и молодых мужчин – рабов, мятежников, неудавшихся моряков – хватало, и многие, не имея выбора, шли к ним.

Караган не то, чтобы их всех ненавидел, но терпеть не мог уж точно. Мерзкие, противные... сейчас он уже не помнил их лиц, но помнил голоса и зеркала в комнатах, свои костюмы.

Хозяин таверны был далеко не дурак – он обряжал своих подопечных почти как девушек – в нежных цветов камзолы и чулки, не разрешал слишком коротко стричь волосы, убеждал не спорить с гостями, и вообще, побольше молчать. Но Карагана это уже тогда не устраивало – и он старался под любым предлогом сесть за клавесин. Лучше весь вечер играть одно и то же, под пьяные запевания всякого сброда, чем рисковать подхватить французскую болезнь. И он играл, хотя избежать работы не всегда удавалось.

Он не помнил лиц гостей, всех, кроме одного – хорошо одетого и чистого мужчины, что заплатил обычную сумму, но вместо того, что может дать продажный мальчишка, избил его. Караган запомнил его мерзкую улыбочку, и узнал его потом, уже служа у Хуана, увидев на корсарском бриге. В отличие от Испанца, он лишней крови не любил, и при абордаже просто толкнул того мерзавца локтем – очень неудачно, тот упал за борт. А Хуан все видел, и ухмылялся.

Несколько лет он бренчал на разнастроенном инструменте, стараясь избегать гостей и не чураясь другой грязной работы – драить пол, готовить, стирать – все было предпочтительней того, чтобы под кого-то ложиться.

А потом на Тортугу приехал известный пират Хуан Испанский, известный по большей части своей хитростью и кровожадностью. И он пришел в таверну стрясти с кого-то старый долг.

– Эй, отродья, где Седой Том? – ухмылка Испанца была похожа на звериный оскал, а необычно яркий бордовый камзол казался вымазанным кровью.

– Помер на прошлой неделе, – добродушно отозвался хозяин, оторвавшись от разговора с приятелем, – вина? Рома? Мальчика или девочку?

Хуан фыркнул, свысока разглядывая собравшихся. Он выглядел соколом, залетевшим в стаю ворон.

– Только последние пьяницы жрут ром с утра без повода! – Испанец уже тогда был скор на выражения, способные обратить всех против него, но он не боялся. Он ловко прошел между столов к клавесину, за которым сидел Караган, толкнув кого-то по дороге.

– Неужто умеешь играть, маленький ублюдок? – едва ли не отпихнул Лиса с места Хуан. Он был всего на несколько лет старше, но глядел королем.

– Отойди, я сыграю сам! – обращался с клавесином он не лучше Карагана, но наглая физиономия мешала гостям сказать об этом. Тем более, Хуан играл громко, почти надрывая струны.

– В третьем куплете перепутали, – негромко заметил Лис, сразу же пожалев о том, что не промолчал.

– Неужто ты и ноты читать умеешь? – Испанец усмехнулся.

– И даже буквы, – буркнул в ответ Караган.

Сыграв, Хуан ушел, унеся с собой свою лихую наглость, камзол цвета крови и резкий запах каких-то духов или масел. Испанец был совсем не похож на обычных гостей таверны, и ночью, отыграв несколько песен и оттолкнув ждущего его мужчину, Караган сбежал.

– Ты что-то потерял, маленький ублюдок? – позже Лис узнал, что Хуан величает "маленькими ублюдками" и другими нелестными прозвищами тех, чьи имена не считает нужным запоминать.

– Я хочу служить у вас на корабле, – Караган скинул дурацкий голубой камзол, оставив его в таверне, и стоял в одной белой рубашке и простых штанах. Он старался казаться спокойным.

– Если ты желаешь помогать мне утолить голод, что возникает вдали от женщин, то тут много желающих, – Испанец широко махнул рукой.

– Я хочу работать, как обычный моряк, – ответил Караган. К тому времени его кашель уже, как ни странно, почти прошел – он оказался куда более живучим, чем сам ожидал.

– Вот как? – Хуан вскинул брови. – Ты сдохнешь за месяц, но мне плевать. Служи, ежели желаешь, но я не дам тебе поблажек.

Хуан и правда не давал поблажек: мог подставить подножку, мог ударить или толкнуть. Но вскоре оценил и усердие работника, и его знания грамоты и счета.

– Как тебя зовут, маленький ублюдок? – как-то спросил он.

Лис, Корсак, Караган – уже тогда у него было несколько имен. Но Лисом часто называли в таверне, Корсаком дразнил один приятель, и мужчина выбрал.

– Караган.

– Нелепое имя, – хохотнул Испанец, – Нелепое!

С того дня Караган больше никогда не слышал "маленького ублюдка".

– Я работал на Тортуге несколько лет, играя в таверне. Больше все-таки играя, – мисс Фафнир он рассказал все двумя фразами, кратко и сухо, избавляя ее от ненужных и гадких подробностей.

Ему показалось, что девушка вдруг оттолкнет его, не сумев скрыть омерзения, расторгнет помолвку и велит ему забыть об их знакомстве.

Пират ожидал чего-то подобного и готовил себя к этому. Рассказывать такие вещи будущей невесте – не самый разумный шаг, но... наверное, ему просто надоело скрывать такую простую, но грязную историю. Лучше рассказать ее сейчас, несмотря на вопли благоразумия, чем наткнуться на стену непонимания и отвращения уже будучи в браке.

Но мисс Фафнир сумела удивить его, даже не удивить, втайне он на что-то подобное и надеялся. Скорей – приятно подтвердить ожидания.

Девушка подняла голову, заглядывая ему в лицо. Теплый нектар, что пьют боги Олимпа, ласковая нега, что ветром ласкает вересковые пустоши Англии по весне, понимание, сострадание. Что-то от снисходительной старушки-матери и наивной маленькой девочки было в ее взгляде. Не отвращение. И не разочарование.

– Как вас зовут, мистер Блад? – детский, нелепый вопрос – не досужее ли любопытство? Или, наоборот, самый верный вопрос из возможных?

Многие приметы гласят об именах: не называй ребенка именем утопленника, ежели не хочешь, чтобы он утонул. Но имя славного деда или бабки принесет удачу и силу. Дети, которых не успели окрестить и дать имя, умирая, превращаются в демонов, а отдав свое имя фейри можешь попрощаться и с миром людей и со свободой.

Будь мисс Фафнир фейри, он и то не пожалел бы для нее своего имени.

– Меня зовут... – он будто забыл, слишком долго не произносил его, – ...Рейнард.

Девушка улыбнулась.

– Рейнеке-лис... – ее лицо словно озарилось изнутри, как у ребенка, что отгадал загадку или нашел спрятанный подарок, – Рейнард.

Это был выстрел – выстрел прямо в голову, нежными, отлитыми из сладости запаха мисс Фафнир и ее голоса пулями. Его имя прозвучало как лязг серебристых, кованых из лунного света эльфийских оков. Пират и раньше понимал терзания Морригана, теперь же почувствовал их на своей шкуре.

Рейнард. Так просто и почти забыто. Лисье имя, которым старый мистер Блад желал защитить своего ребенка. Рейнард – рыжий плут, что обманул даже царя зверей, могучего льва.

– Ваше имя, как из сказки, мистер Блад, – заметила девушка, – я любила эту сказку в детстве, хоть матушка и считала ее безнравственной. Но все же в Лисе, несмотря на его поступки, было какое-то... обаяние.

Караган улыбнулся – у мисс Фафнир с детства была слабость к мерзавцам?

– Рейнард Блад, – тихо, почти шепотом, лишь слегка касаясь кончиком языка розовых губ, произнесла она, словно изучая его имя. Пробуя на вкус. Распутывая.

И его именем, как ключом, она открыла ворота – крепкие ворота, через которые хлынул поток воспоминаний, затягивая его в водоворот.

– Расскажи об Англии, о нашем поместье? Каким оно было в старину? – больше всего в детстве и юности Рейнард любил слушать рассказы отца о жизни в Англии, о праздниках и балах, о родичах и предках, что давно покоились на кладбище у церкви. Живое воображение рисовало картины еще более четкие, чем при чтении книг. Может быть дело было в голосе отца, становившемся то бархатистым, то резким, или в ощущении причастности?

– Что о нем говорить, Рейнардин, все давно уже не наше, – мистер Блад часто коверкал имя сына то на испанский, то на староанглийский манер. И в его устах оно звучало особенно тепло и ласково.

– Все равно, расскажи.

Отец почти всегда качал головой и поправлял покрывало на ногах, но сдавался и рассказывал. Уже став взрослым, Караган понял, что это наверняка доставляло старику не меньшее удовольствие, чем ему самому – тень, жалкий отголосок величия, крохотный клочок воспоминаний.

– Я не застал поместье во время расцвета, но и такое, как было, оно мне нравилось. Вытертые кое-где гобелены, старинная мебель – все это, особенно в детстве, казалось сказочным, – глаза мистера Блада затягивались туманной поволокой, – да, сказочным... Особенно, когда цвела вересковая пустошь, а в саду распускались колокольчики.

Рейнард видел колокольчики в книгах, но там они были черно-белыми и совсем не выразительными. Все детство, до того, как его мечтой стало не подохнуть от голода и плюнуть в лицо тварям из таверны, он мечтал увидеть колокольчики вживую.

– Все это было величественным и красивым, – кивал отец, – очень красивым. Жаль, что ни я, ни мои предки не сумели этого сберечь, – в его голосе в такие моменты всегда слышалась желчь, сменяющая тихую тоску, – прости уж нас, Рейнардин.

Юноша только качал головой – он одновременно жалел, что не помнит этого, и радовался, что не чувствует, как терзает его горечь потери.

– Я все равно счастлив, что твой сын, и что принадлежу к этой семье, а не к какой другой, – отвечал он, стараясь утешить отца.

Но мистера Блада, казалось, ничто не могло утешить.

– Что семья, Рейнардин, все – прах и тлен. Связи, титул – к чему это? Я бы... – яд в голосе старика, казалось мог бы отравить целый колодец, – я бы продал свой титул, Рейнардин, чтобы прокормить тебя, но увы... надеюсь, ты будешь предприимчивей и поступишь на толковую службу. Или удачно женишься. Не женись на бесприданницах, Рейнардин, как бы ты их не любил.

Рейнард. Лис из сказки, что обманом выдурил почести из Его Величества Льва, подставив волков и других зверей. Лис, что дважды бывал на виселице и оба раза оставлял всех в дураках. Отец дал ему это имя в надежде, что хоть оно привьет наследнику наивного рода необходимую хитрость. Имя было тому причиной? Или школа, пройденная в таверне и на кораблях Хуана? Теперь Караган и сам держал два дома разврата, не считая контрабанды, грабежа и других способов заработать. А теперь еще и собирался жениться на богатой наследнице – не этого ли желал старый мистер Блад? Его сын вырос хитрой, бесчестной и безнравственной тварью, одержимый лишь жадностью и похотью.

Но отчего-то, разговаривая с мисс Фафнир, пират словно окунался в волшебный мир ее рисунков, где сэр Маннелиг, полюбив троллиху, превращал ее в прекрасную принцессу. И подол ее белого платья цеплял колокольчики, тысячи колокольчиков – фиолетовых и белых, цветущих на поляне рядом с пещерой троллей.

И мисс Фафнир готова была принять его в свой мир.

– Что значит имя "Рейнард", мистер Блад? – спросила она, глядя вдаль и словно не замечая ни кустов, ни пальм.

– Изначально значило "сильный король", так говорил отец, – ответил Караган, удовлетворяя ее любопытство, – теперь все забыли об этом, а для французов это всего лишь лисье имя.

– Мой отец читал мне в детстве эту... историю, – тихо отозвалась мисс Фафнир, оборачиваясь к нему и заглядывая в лицо, – он говорил, что "Рейнард" состоит из двух слов "рейн" и "хард" – "закаленный непогодой". Это имя мог носить рыцарь.

– Мне нравится такое толкование, – негромко ответил Караган, тоже глядя на девушку. Он бы попытался поцеловать ее, но был уверен в том, что она будет против.

– Я тоже кое-что хочу сказать перед тем, как мы пойдем к дяде и тете, – потупилась мисс Фафнир, отступая на шаг и кидая взгляд на белый губернаторский дом, – я... меня зовут... – она закусила губу, делая паузу, – ...Дрэйк. Или Дрэки. Не смейтесь, пожалуйста.

– Вряд ли я могу смеяться над вашим именем, мисс Фафнир, – серьезно ответил пират, – любое имя драгоценно для меня, если оно ассоциируется с вами.

Мисс Дрэки. Леди Линнет.

У Линнет каштановые вьющиеся волосы и кроваво-красная роза в волосах, что никогда не вянет. У Линнет алые губы, розовые щеки и тонкие черты лица. Линнет – идеал Леди, но не для Карагана.

У мисс Дрэки русые волосы, подвязанные тонкой лентой кружева. Щеки мисс Дрэки вспыхивают румянцем, стоит только чему-то смутить или удивить ее. Мисс Дрэки – та, кого полюбил пират Рейнард, подарив ей свое имя и в обмен взяв ее. И для него мисс Дрэки во сто крат прекрасней леди Линнет.

***

Дрэки потянула на себя одеяло, стараясь выдернуть его из-под Бриджеша, но тигренок слезать явно не желал и только с мурчанием потянулся. Девушка закрылась тем кусочком, что сумела отвоевать, и легла, поджав ноги, чтобы не ударить звереныша.

Днем, Караган, зайдя в дом под предлогом приветствия, отвел в сторону миссис Вудкост и некоторое время беседовал с ней. Дрэки ожидала чего угодно – воплей, причитаний, слез – но тетя отреагировала на редкость спокойно, даже радостно. Не чаяла выдать племянницу замуж? Одобряла ее выбор? Или всегда знала больше мисс Фафнир?

Лицо губернаторши сначала слегка побледнело, потом ее щеки окрасил легкий румянец, который девушка ошибочно приняла за краску гнева, но улыбка тети развеяла это предположение. Она что-то ответила корсару, ласково кивая, и вышла.

– Миссис Вудкост сказала, что будет так добра и расскажет о нашей помолвке своему мужу, – вернувшись к Дрэки, сказал Караган, – а затем мы сообщим вашим родителям, – в его глазах на мгновение мелькнул непонятный голод, но он тут же погас, и к корсару вернулся его обычный, спокойный вид.

Все это было до того странным и нелепым, что девушка сама себе удивлялась. Согласиться на брак после столь короткого знакомства? В детстве Дрэки, подобно многим девушкам, желала выйти замуж по любви. Любила ли она Карагана? Она могла четко ответить – нет. Испытывала ли она к нему что-то другое? "Другое" – слово, которым можно описать ровным счетом все – радость, разочарование, боль, обиду, голод, страх, умиротворение – все эмоции подходят под это загадочное "другое".

Но все же Дрэки могла написать несколько слов чернила<