Глава 3. моральное опустошение
Плохо быть больным, старым и никому не нужным. Хорошо быть здоровым, богатым и всеми уважаемым. Кто спорит?
Штирлиц поднялся с потертого кресла и встал на колени, чтобы заглянуть под диван. Где-то должна была оставаться бутылка водки, на полстакана должно хватить. Штирлиц пошарил рукой под диваном, но кроме пыли и прошлогодних окаменевших носков ничего не нашел.
«Да, ситуация, — подумал отставной разведчик. — И что теперь прикажете делать? На паперть идти или на панели лежать?»
Кряхтя, Штирлиц поднялся и, покачиваясь, прошел на кухню. Чистой посуды оставалось все меньше и меньше, так что приходилось есть постоянно из грязных тарелок. Он открыл холодильник и зачарованно уставился в его зловонную пустоту. Последняя банка тушенки, которую он специально оставил к празднику 7 Ноября, стояла пустой и старательно облизанной.
«Не иначе, как провалы в памяти, — посетовал Штирлиц. — Видимо, встал я еще ночью и во сне выпил водку и закусил тушенкой… Но почему тогда я голоден и у меня нет похмелья?»
Штирлиц недвусмысленно выругался. Слова, сказанные им, так и остались в его комнате, не вызвав ни у кого никакого протеста или ассоциаций. Штирлиц был одинок и никому не нужен. Вдобавок к этому, он был стар и в плохом настроении. В этот момент в дверь несколько раз позвонили.
«Может быть, сосед? — предположил Штирлиц. — А что, если он даст мне взаймы, а еще лучше просто так? Тогда я назову его хорошим человеком… Или, по крайней мере, хорошо подумаю об этом кретине…»
Опираясь на свой костыль, Штирлиц прошел в захламленную прихожую и осторожно открыл дверь. На него смотрели два раскормленных мордоворота. Один — кавказец, со жгучими черными глазами, другой — блондинчик, глаза чистые, как слеза самогона. У обоих руки засунуты в карманы.
— Пенсионер Исаев?
— Допустим, — по привычке Штирлиц не любил отвечать на слишком прямо поставленные вопросы.
— Дело есть.
— Ну, проходите.
Штирлиц впустил двоих в свою квартиру, оценивая, не агенты ли это какой-нибудь иностранной державы пришли отомстить ему за проведенную в молодости подрывную акцию.
— Гмертошвили, — с сильным акцентом представился первый, не протягивая, впрочем, руку. — А это мой помощник Шкафчик. Мы из Пенсионного Фонда.
— Гмерто… Как, как?
— Гмертошвили, — повторил кавказец.
— Странная кличка.
— Это фамилия.
— Все равно хрен выговоришь.
— Может быть. Товарищ Исаев, с вами произошла чудовищная ошибка. Вы какую пенсию сейчас получаете?
— Сто тридцать рублей… У меня персональная пенсия, но маленькая.
— Мы именно по этому поводу. Вам надо проехать с нами и сделать перерасчет. Вам будет положено пятьсот тридцать два рублика и тринадцать копеек, — порадовал Штирлица товарищ Гмертошвили.
— А тринадцать-то копеек за что?
— За выслугу лет, за участие в Великой Отечественной войне… Вы ведь участвовали?
Штирлиц широко улыбнулся.
— Ну ты спросил! Да я, как никто другой, поучаствовал! Если бы не я, война до сих пор продолжалась бы, и вся страна сидела бы на голодном пайке…
— Вот видите, Исаев, — кавказец почесал жирный подбородок. — Теперь правда восторжествовала, и вам сделают перерасчет. Будете жить, как барин.
— О! — восхитился Штирлиц.
— Возьмите с собой все документы, какие есть в доме, — сказал Шкафчик, осматривая квартиру. — Военный билет, паспорт, трудовую книжку… Хорошая у вас квартирка.
— Ничего, — согласился Штирлиц. — Сортир совмещен с ванной, балкон с мусоропроводом.
— Одевайтесь и не забудьте взять документы. — поторопил Гмертошвили. — Склероза у вас еще нет?
«Склероза нет, но появились провалы в памяти», — ответил Штирлиц и забыл сказать это вслух.
Он быстро собрался и нашел старый потертый портфель со своими документами. «Вот так живешь, живешь, и вдруг жизнь преподносит тебе очередной приятный сюрприз. Вернее, преподносит просто сюрприз, но на этот раз он почему-то оказывается приятным», — размышлял Штирлиц.
Они спустились по лестнице и вышли во двор, где стоял «Рафик» с наглухо зашторенными окнами.
Сосед, сидевший на лавочке, поздоровался со Штирлицем простуженным голосом и хотел напомнить о долге в двадцать рублей, но постеснялся мордастых спутников Исаева. Штирлиц принял загадочный вид, словно находился на секретной операции, и, не глядя на своего кредитора, важно сел в машину. Сотрудники Пенсионного Фонда последовали за ним. «Рафик» умчался и обратно Штирлица уже не привозил.
ГЛАВА 4. ПЕНСИОННЫЙ ФОНД
Машина остановилась у заброшенного трехэтажного здания, которое было предназначено на снос. Штирлиц и его спутники прошли через строительный мусор и спустились по загаженной лестнице в темный подвал.
Шкафчик открыл скрипучую дверь ключом. Перед глазами Штирлица предстал длинный, плохо освещенный коридор. Его повели, поддерживая под руки, вдоль редких оцинкованных дверей. Коридор был мрачным, местами в каких-то подтеках, с неприятным запахом, напоминая тем самым бункер фюрера в мае сорок пятого.
— Здесь находится Пенсионный Фонд? — спросил Штирлиц.
— Да.
— Странное место. Какие-то подвалы, казематы… Прямо тюрьма.
— Чтобы никто не узнал, — пояснил кавказец. — Представьте себе, сколько граждан сбежится в Пенсионный Фонд, если узнает, где он находится!
— Логично, — согласился Штирлиц, которого ни на минуту не покидало радостное настроение. — Если узнают, что тут повышают пенсию, очередь будет, как в Мавзолей.
Шкафчик хрипло хохотнул.
Штирлиц зашагал быстрее, помахивая впереди себя костылем, чтобы не наткнуться на какую-нибудь арматуру.
— Все, пришли, — доложил Шкафчик. — Стыдоба на месте?
— Куда он денется, — лениво отозвался кавказец.
Они остановились возле стальной двери. На этот раз Шкафчик приподнял возле косяка планку штукатурки, под которой обнаружился цифровой наборник, и набрал несколько цифр. Штирлиц, по своему обыкновению, непроизвольно запомнил: «24531961». Дверь отъехала в сторону. Штирлица провели в помещение, почти такое же мрачное, как и подземелье, по которому они только что шли.
— Дед, подожди здесь на стульчике, сейчас мы отметимся, и тебя со всей душой примут.
Гмертошвили и Шкафчик быстро скрылись за другой дверью, откуда сразу же послышались приглушенные и сердитые голоса.
Штирлиц присел на стул и осмотрелся. Окон в помещении не было. Вдоль стен стояло несколько стульев, в центре красовался биллиардный стол с тремя одинокими шарами. Штирлиц взял кий и стал гонять шары, стараясь попасть в какую-нибудь лузу, но все как-то не получалось.
«Интересно, о чем можно так долго и так скрытно разговаривать?» — подумал он и подошел к двери. Приложив свое ухо, Штирлиц стал подслушивать. Этого делать он никогда не любил, но к старости, определенно, приобретаешь дурные привычки.
Тут дверь внезапно распахнулась, и Штирлиц ввалился в другое помещение, похожее на ангар для подводных лодок. Здесь было просторно. Кроме двух уже известных Штирлицу мордоворотов, перед ним стоял человек в белом халате, броско заляпанным чем-то ярко-красным. Рукава халата были завернуты, большие руки, украшенные татуировками, напомнили Штирлицу руки гестаповских костоломов.
Гмертошвили, который как раз прятал в карман пачку десяток, сообщил:
— Главный не занят, старик. Тебя сейчас быстро примут и отпустят.
— Меня зовут Мавр Феоктистович Стыдоба, — представился мужчина в халате, перебрасывая на губах окурок гаванской сигары. — Как там наверху, старик, солнышко светит?
— Светит, но не греет, — ответил Штирлиц, которому в очередной раз не понравилось, что его называют то «дедом», то «стариком». Кому другому он уже давно дал бы в рыло, но эти товарищи обещали ему повысить пенсию…
— Понятно. Где его документы?
— У него.
— Документы на стол!
Штирлиц подошел к одному из столов, покрытых серым брезентом, и вывалил из портфеля кипу бумаг.
— Вам о повышении моей пенсии лично Леонид Ильич позвонил? — спросил он.
— Кто?
— Кто-кто! — передразнил Штирлиц. — Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев!
Стыдоба покрутил пальцем у виска.
— Старикан, твой Брежнев давно уже дал дуба! Газеты надо читать!
— Что вы говорите? В последнее время я что-то политикой не интересовался, — оправдался Штирлиц. — Газеты у меня из ящика воруют, поэтому я их не выписываю. А кто теперь хозяин?
— Михал Сергеич Горбачев.
— Не слышал… Он как, ничего?
— А то! «Даешь новое мышление, товарищи!» — ошибаясь в ударении, процитировал Стыдоба жизненную позицию нового хозяина страны. — «Надо углубить, и тогда все сформируется». Ладно, некогда нам лясы с тобой точить, — Мавр Феоктистович начал перелистывать документы Штирлица.
Штирлиц от нечего делать посмотрел на соседние столы. Вдруг он отчетливо увидел, что из-под одного брезента выглядывают чьи-то грязные, посиневшие ноги. Бывший разведчик насторожился.
— Странный у вас Пенсионный Фонд. Очень похоже на морг…
— Какая тебе разница, дед? — грубо спросил Гмертошвили. — Тебе все равно на кладбище пора! Днем раньше, днем позже…
«Ловушка», — понял Штирлиц.
— Спасибо на добром слове, — сказал он и неожиданным прыжком метнулся к двери.
Гмертошвили хохотнул. Поигрывая ломиком, оказавшимся в его руках, злодей приблизился к разведчику. Шкафчик достал из-под стола тяжелую цепь.
— Стой спокойно, а то сейчас как дам по голове! — угрожающе сказал Гмертошвили, замахнувшись ломом.
Штирлиц вмазал ему промеж глаз своим костылем, кавказец отлетел и повалился на один из столов, опрокинув лежавший на нем труп. Мертвец упал на пол и застыл в позе, словно нищий, просящий на пропитание.
Здоровяк Шкафчик ударил Штирлица цепью по ногам, а потом по голове. Заливаясь кровью, Штирлиц упал, и Шкафчик уселся на него верхом.
— Мавр Феоктистович, давайте хлороформ! На этот раз прыткий попался, в десанте, наверно, служил!
— Скоты! — стенал Исаев. — Избивать старого больного человека!
Стыдоба приложил к лицу пенсионера грязный платок, обильно смоченный хлороформом. Через минуту Штирлиц уже ничего не чувствовал.
Гмертошвили наложили на нос компресс, а тело Штирлица перенесли на стол, освободившийся во время потасовки.
— Кто он такой? Что там у него в паспорте? — спросил Гмертошвили.
— Написано Исаев, а больше ничего не видно, — ответил Стыдоба. — Все кровью заляпано.
— Хрен с ним, какая разница! Брось документы в топку. Теперь его прошлое не имеет никакого значения.
— Это точно, — заулыбался Шкафчик.
Трое негодяев снова подошли к Штирлицу.
— Однако, слишком стар, может не вытянуть, — заметил Стыдоба, осматривая добычу.
— Крепкий старикан, — кавказец пощупал сломанный нос. — Попробовать можно.
— Попробовать, попробовать! Ты-то смотреть будешь, а мне работы на два часа! За две недели — двенадцать трупов, не могут перенести операцию, и все тут! Эх, какие при Брежневе были пенсионеры! Блеск! Взять, например, Толика… Здоров, как бык! Жалко, крыша поехала…
Стыдоба натянул резиновые перчатки и достал чемоданчик с инструментами. Штирлица раздели и протерли ребра на правой стороне спиртом. Хирург нашел в куче сваленных инструментов скальпель почище и сделал разрез, из которого волнами хлынула кровь. Кровь остановили, и Стыдоба достал капсулу, которую приложил к желудку.
— Подсосалась?
— Кажись, да, шеф.
Капсула со смачным хлюпом вошла в желудок, Стыдоба удовлетворенно хмыкнул. Штирлица зашили.
— Может, хоть с этим повезет. Все органы у него в порядке.
— Наверно, вел здоровый образ жизни.
— Ясное дело, раз политикой не интересовался и газет не читал.
— Это точно. Есть еще такие старики, которые за собой следят, — сказал Стыдоба, ожидая, что его тоже похвалят, но двое сообщников промолчали. Тогда Стыдоба по-шпионски пошутил: — Хотя как можно следить за собой? Это же извращение!
Негодяи достали бутылку водки и, посмеиваясь, стали без всяких тостов пить, не обращая никакого внимания на окружающие их трупы.