ГЛАВА 19. ГЕРИНГ — АГЕНТ ШТИРЛИЦА

Геринг вызвал к себе Штирлица. Правда, сделать это было делом нелегким. Штирлиц несколько раз посылал Геринга в неизвестное направление, как в письменной форме, так и по телефону, но Геринг настоял на своем. Штандартенфюрер согласился встретиться с ним только после того, как Геринг пообещал ему достать ящик отличной французской тушенки. Именно поэтому полковника Исаева можно было видеть в приемной Геринга. Когда Штирлица пригласили, наконец, в кабинет маршала авиации, он зашел туда с явным намерением набить кому-нибудь морду, что ясно было выражено на лице разведчика и по приготовленному для этой процедуры любимому кастету.

— Здравствуйте, товарищ Исаев! — дрожащим голосом, на ломаном русском языке произнес Геринг.

— Прекратите, господин маршал, издеваться!

— А я, дорогой мой, и не издеваюсь! Я вам не маршал, а ваш товарищ по партии! — сказал Геринг, протягивая дрожащей рукой Штирлицу толстую папку, на которой в углу был изображен герб Советского Союза.

— Что это?

— А вы посмотрите!

Просмотрев содержимое папки, Штирлиц опешил и даже спрятал свой любимый кастет.

— Как? Вы секретарь НКПТ?

— Именно!

— Поздравляю вас, товарищ Геринг! Давно пора!

— Означают ли ваши слова, что я и мои доверенные офицеры приняты в ВКП(б)?

Штирлиц загадочно улыбнулся.

— Дорогой мой! — начал Штирлиц. — Партия — это не сброд психов вроде придурка Рибентропа или фаната Геббельса! Партия — это организация в которой действует единый Закон — Закон Братской Любви! — И Штирлиц еще раз вспомнил Ленина.

— Я понимаю…

Партия — это сила класса и дело класса! Вот, что такое партия! — Штирлиц принял особо бюрократическое выражение лица. — Я, конечно, со своей стороны, еще раз просмотрю все эти бумаги и постараюсь что-нибудь для вас сделать.

— Хорошо! Два ящика тушенки! — начал торговаться бывший маршал авиации Германии.

— Как! Вы мне пытаетесь всучить взятку?

— Ну, что вы, товарищ Исаев…

— Именно взятку!

— Три ящика!

— Дело очень сложное… — промямлил Штирлиц.

— Четыре!

— Конечно, надо подумать, обмозговать столь щекотливое дело.

— Четыре ящика и триста пачек «Беломора»!

— Хорошо! Но товар вперед! Вы мне товар — я вам партийные билетики! По рукам?

— По рукам! — сказал сияющий Геринг, провожая Штирлица до двери.

— Да, чуть было не забыл, так как вы теперь наш человек, даю вам первое партийное задание.

— Я вас внимательно слушаю, товарищ Исаев.

— Подготовьте документы, раскрывающие всю деятельность Бормана. Особенно меня интересует вопрос, связанный с золотом партии. Кроме этого, постарайтесь выяснить куда верхушка собирается смыться, когда здесь будут наши.

— Но, штандартенфюрер…

— Никаких но!

— Я просто хотел сказать, что это задание не совсем для нашего управления… — уныло пролепетал Геринг.

— Вы что, отказываетесь? — закричал возмущенный Штирлиц.

— Товарищ Исаев, мне, как коммунисту, будет стыдно перед самим собой и перед моими новыми товарищами по партии в случае, если я не смогу выполнить задание такой важности. Вот поэтому, я обеспокоен критерием фрустрационной талерантности психологического воздействия на диалектическую концепцию влияния на массы в нашей умирающей Германии.

Штирлиц опешил и, простояв в нерешительности двадцать минут, сказал:

— Как понос изо рта, господин фельдмаршал! Вы далеко пойдете по нашей иерархической лестнице, идите по ней и никуда не сворачивайте, как завещал великий Ленин!

— Слушаюсь, товарищ полковник!

— Выполняйте задание! — четко сказал Штирлиц и вышел из кабинета.

ГЛАВА 20. ПОСЛЕДНЕЕ МГНОВЕНИЕ ВЕСНЫ

Вольф возвращался из Швейцарии на поезде «Берн — Берлин», у которого был отцеплен последний вагон, а вместо него была прикреплена цистерна с отличным армянским коньяком — все, чего сумел добиться от американцев Вольф. Гиммлер знал это и готов был сгореть от стыда. Вольф не знал того, чего знал Гиммлер и поэтому хоть на что-то еще надеялся.

Но ни Карл Вольф, ни Генрих Гиммлер, ни Вальтер Шелленберг даже не могли предположить, что в тот момент, когда поезд «Берн — Берлин» прибудет в конечный пункт своего назначения, в Берлине уже будет громыхать русская канонада, а цистерна с армянским коньяком войдет в историю, так как в ней вся элита Германии вместе со Штирлицем благополучно переправится на Кубу, где окончательно наступит разгром Третьего Рейха.

ЭПИЛОГ

За окном стояла весна, радистка Кэт и рота красноармейцев.

Товарищ Сталин отошел от окна, посмотрел на наглого Жукова, мирно похрапывающего в кресле, разбудил его и спросил:

— Простите, не найдется ли папироски, товарищ Жюков?

Жуков злобно взглянул на Верховного, для виду порылся в карманах и не найдя ничего, кроме носового платка и рубля мелочью, ответил:

— Папиросы уже того… кончились!

Сталин протяжно вздохнул, опять подошел к окну, открыл ставни и, обращаясь к радистке Кэт, сказал:

— Товарищ девюшка, не найдется ли папироски для товарища Сталина?

Катюша порылась в карманах и найдя пачку «Беломора», протянула ее Сталину, заметив при этом:

— Я не девюшка! Я Катя Козлова!

— Хорошо Катя, товарищ Берия займется вами и выяснит кто Катя, а кто Козлова! — пригрозил главнокомандующий и c грохотом закрыл окно.

— Товарищ Сталин, дайте закурить! — неожиданно сказал Жуков, увидев у генералиссимуса пачку «Беломора».

Сталин ухмыльнулся, протянул Жукову папиросу, погрозил ему пальцем и, прикуривая трубку, поинтересовался:

— А как там дела на Западном фронте?

Вместо ответа Жуков уставился в потолок.

— Ах, да… А как там чувствует себя товарищ Исаев? Он по-прежнему много работает?

Жуков злобно взглянул на Сталина.

— Это харошо. У меня для нэго есть новое задание.

А за окном стояла весна, радистка Кэт и рота красноармейцев…