Гражданская война 1642-1646 гг.

Бегство короля окончательно разделило Англию на два лагеря. В те весенние и летние месяцы 1642 г., когда король и парламент готовились к гражданской войне, по всей стране развернулась борь­ба между силами революции и контрреволюции; линия размежева­ния проходила не по географическому, а по классовому принципу, и во многих графствах и даже в отдельных населенных пунктах революционеры и роялисты старались захватить оружие, стратеги­ческие пункты, установить контроль над дорогами. Прежде всего на стороне парламента был народ — копигольдеры, фригольдеры, ремесленники, рабочие. В поддержку парламента выступало по­давляющее большинство крупной, средней и мелкой буржуазии, и только часть купцов-монополистов оказалась в роялистском лагере. Наконец, новое дворянство и даже часть оппозиционной по отноше­нию к Стюартам знати тоже были на стороне парламента. Правда, немало сквайров по религиозным, личным, семейным или иным соображениям все-таки сохранили верность королю. Его безогово­рочно поддержала также старая знать, особенно феодалы Севера, которые привели за собой в королевскую армию многочисленных вассалов, слуг, наемных солдат. Современники называли сторон­ников короля кавалерами, а парламентскую армию — круглоголо­выми (имея в виду простую пуританскую прическу).

К концу лета определились результаты внутренней борьбы в графствах. Хотя на Севере и Западе было немало сторонников пар­ламента, в целом эти районы стали роялистскими. Развитый Юго-Восток, большинство городов во главе с Лондоном поддерживали парламент, хотя и в этих районах были сторонники короля. Разме­жевание по классовому принципу и вытекающее из него распреде­ление опорных географических районов предопределило и соотно­шение сил между двумя лагерями.

Кавалеры располагали первоклассной конницей —- традицион­ным дворянским войском. Кавалерия, объединенная под командо­ванием принца Руперта — племянника короля, была грозной силой, и она обеспечила королевской армии первые крупные успехи. Но это была армия рыцарского типа — без строгой дисциплины и не способная к длительным операциям. Король постоянно испытывал недостаток в средствах для набора и снаряжения армии. Королева с группой придворных отправилась на родину — во Францию, на­деясь толкнуть французский двор на активную поддержку Карла I, вплоть до прямой интервенции. Надежды эти не сбылись, но спустя два года королеве удалось получить крупную сумму денег и не­большой отряд для пополнения армии кавалеров.

В отличие от короля парламент почти не испытывал денежных затруднений. Контролируя самые развитые и богатые районы стра­ны, парламент имел возможность обеспечить систематическое фи­нансирование армии. Налоги в зонах господства парламента повы­сились по сравнению с предреволюционным периодом в четыре ра-

за, но буржуазия видела в этом «необходимое самообложение» и не протестовала, хотя и старалась перенести основную тяжесть на­логов на плечи трудящихся. Людские резервы парламентской ар­мии были практически неисчерпаемы, так как революционный эн­тузиазм приводил в ряды армии множество лондонских подмастерь­ев и рабочих, и особенно йоменов. Промышленные центры находились в руках парламента, и это обеспечивало бесперебойное снабжение армии оружием. Таким образом, соотношение сил яв­но складывалось в пользу революционных армий, тем более что ак­тивность народа нарастала по мере развития революции. Никогда раньше не знала Англия такой массовой политической самодея­тельности и инициативы. На местах образовывались революцион­ные комитеты, которые брали на себя административные функции, отстраняя от управления старые органы власти. Кроме собственно политических организаций широкое распространение получили всевозможные религиозные секты, которые были отнюдь не только организациями церковного типа. Это были объединения единовер­цев, проводившие систематические собрания, хотя и сопровождав­шиеся молебнами и пением псалмов, но посвященные прежде все­го политическим проблемам и ведению войны.

Если знать (в том числе и пресвитерианская) с ужасом реаги­ровала на то, что толпа портных, сапожников и других «представи­телей механических ремесел» осмеливается думать, учиться, ис­кать истину, то великий поэт и революционный памфлетист Джон Мильтон (1608—1674) именно в этом усматривал главное завоева­ние революции. В типичном для того времени возвышенном стиле, полном пафоса и почти средневековой образной структуры, он пи­сал о Лондоне периода революции: «Взгляните теперь на этот ог­ромный город, город — убежище, центр свободы. В кузнице войны не больше наковален и молотов, кующих орудия вооруженной спра­ведливости для защиты осажденной истины, чем есть в этом городе перьев и голов, занимающихся при свете ламп, размышляющих, ищущих, обдумывающих новые понятия и мысли, которые они могли бы дать близящемуся Преобразованию вместе с клятвой вер­ности; другие с такой же быстротой читают, испытывают все вещи, уступают силе разума и убеждения. Ч'его еще можно потребовать от нации, которая так стремится искать истину?»

Итак, главной опорой парламента был революционный народ; в этом, наряду с чисто материальными факторами (финансы, пор­ты, промышленность), был залог победы революции. Но лагерю революции была свойственна и одна коренная слабость, которая едва не привела к поражению. Пресвитерианское большинство пар­ламента, боявшееся народа, смотрело на развязанную королем вой­ну с точки зрения крупных землевладельцев и богатейших купцов, которые вовсе не желали ликвидации монархии и решительной по­беды над королем. Для них война была лишь необходимым и не­желательным этапом на пути к компромиссу с королем. Парламент­ские генералы во главе с главнокомандующим графом Эссексом

были весьма близки к роялистам. В процессе войны, на самом ран­нем ее этапе, эти умеренные и склонные к сговору парламентарии оформились в политическую группировку, в сущности — в партию, которую по принятому тогда обычаю называли пресвитерианской. В ее руках был контроль над парламентом и армией, а более ради­кальная партия индепендентов, отражавшая интересы средней буржуазии и средних и мелких представителей нового дворянства, оказалась в меньшинстве и в начале войны не имела решающего влияния на ход событий.

Война началась в августе 1642 г., и в первом же крупном сра­жении (при Эджгилле — 23 октября 1642 г.) Эссекс упустил воз­можность нанести кавалерахМ решительный удар. Это была типич­ная полупобеда: парламентская армия не отступила, но и не раз­громила противника. Кавалеры во главе с королем укрепились в Оксфорде, т. е. в 50 милях от столицы, и над центром революции нависла серьезная опасность. Положение стало угрожающим летом 1643 г., когда роялисты нанесли крупное поражение круглоголо­вым на Севере, почти полностью уничтожили армию генерала Уол-лера на Западе (причем сам командующий бежал, бросив остатки армии на произвол судьбы), взяли крупнейший после Лондона порт — Бристоль и осадили Глостер. Король готовился к походу на Лондон, причем кроме главных сил Руперта с Севера и с Запада должны были подойти армии кавалеров. Пресвитерианские вожди парламента, генералы и даже заправилы Сити считали поражение неизбежным и заговорили о почетном мире. Но если даже на мир­ном этапе революции народные массы своим вмешательством за­ставляли парламент проявлять решительность в критические ми­нуты, то в условиях войны активными действиями народ сорвал план компромисса и спас дело революции.

Уже в первых сражениях 1642 i. наряду с наемными войсками, составлявшими тогда основные силы парламента, участвовали от­дельные отряды добровольцев из лондонского ополчения и йоменов. Оливер Кромвель создал кавалерийский отряд йоменов, и их сме­лые операции блестяще продемонстрировали разницу между рево­люционными войсками и продажными наемниками. Именно в этих схватках начала складываться подлинно революционная армия. Они же впервые прославили имя Кромвеля — cKpoivmoro капитана парламентской армии, до того времени известного лишь ограничен­ному кругу лиц в связи с его парламентскими выступлениями про­тив короля и пресвитериан. Главный принцип, которым он руковод­ствовался в своем отряде, — сочетание сознательной революцион­ной дисциплины и личной инициативы каждого солдата. Отряд Кромвеля рос за счет таких же преданных революции йоменов, фанатичных пуритан, искренне веривших в свою божественную миссию.

В критические летние месяцы 1643 г. кавалеристы Кромвеля успешно вели бои в восточных графствах и осенью очистили от кавалеров весь Линкольншир. В это время Кромвель укрыл плечи

р. Уокер.

Портрет Оливера Кромвеля

и руки своих воинов железными латами, в связи с чем их стали называть «железнобокими»

Великолепный художник-миниатюрист Сэмюэл Купер, продол­жатель традиций Н. Хиллиарда и И. Оливера, написавший серию портретов вождей революции, запечатлел Кромвеля в воинских доспехах. Сильная воля, решительность, проницательный ум, крупные черты лица явно неаристократического типа — таким предстает перед нами Кромвель Купера. Несколько иначе выгля­дит Кромвель на портретах другого крупного мастера, ученика Ван-Дейка — Р. Уокера. В них, несмотря на те же доспехи, скупы­ми красками подчеркнуты скорее государственный ум и власт­ность, чем сила и мужество. Подъем демократических сил периода революции способствовал усилению реалистической линии в изо­бразительном искусстве.

«Железнобокие» были, однако, в то время еще не главной си­лой, избавившей Лондон от вторжения кавалеров, хотя операции в Линкольншире отвлекли часть королевской армии. Решающую роль сыграло наступление лондонской милиции, которая быстрым маршем пересекла всю страну с востока на запад, подошла к Гло­стеру, сломив сопротивление конницы Руперта, и разбила осаждав­шие город войска. Эти победы революционных армий еще не изме­нили хода войны не выбили инициативу из рук короля, но они резко ослабили кавалеров и вынудили их отказаться от похода на

Лондон. В таких условиях пресвитериане еще больше, чем в нача­ле войны, боялись давать оружие в руки народа. Поэтому они дого­ворились с верхушкой шотландских пресвитериан о совместных действиях. Шотландия выделяла 20-тысячную армию, расходы ко­торой целиком покрывала Англия, а англичане обещали установить у себя пресвитерианскую церковь шотландского образца.

В начале 1644 г. шотландская армия перешла границу и начала наступление на юг. В это же время Кромвель со своими «железно­бокими» с боями продвигался на север. Здесь же действовали вой­ска видного парламентского полководца Ферфакса. 2 июля состоя­лось одно из решающих сражений гражданской войны — при Мар-стон-Муре. Впервые в большом бою столкнулись две кавалерии — королевская конница, гордость контрреволюционной армии, и йомены — кавалеристы Кромвеля. Наголову разгромив прослав­ленную конницу кавалеров, Кромвель ударил по пехоте и нанес ей полное поражение. Победой при Марстон-Муре революционная армия окончательно вырвала инициативу у короля.

Эта победа оказала огромное влияние и на соотношение сил внутри лагеря революции. Факты убедительно подтвердили давно отстаиваемую Кромвелем истину, что воевать надо не силами наем­ников, а революционной армией. Кромвель, с его огромным авто­ритетом, еще больше возросшим после Марстон-Мура, и его инде-пеидентские друзья, опираясь на поддержку широких слоев наро­да, осенью 1644 г. добились от парламента соответствующих реше­ний. Специальным биллем все члены парламента были отозваны с командных постов в армии. Исключение было сделано только для Кромвеля, который стал фактическим руководителем армии «ново­го образца», хотя формально главнокомандующим был назначен Томас Ферфакс.

Армия нового образца состояла из добровольцев — йоменов и частично городской бедноты. Солдаты получали хорошее содержа­ние из парламентских средств, были сыты и не грабили население, как это делали наемники. Но главной особенностью революционной армии был ее революционный дух, высокая дисциплина, талантли­вые военачальники, выдвинувшиеся в ходе боев из самой солдат­ской массы. Люди, бывшие еще недавно сапожниками, котельщи­ками, извозчиками, стали полковниками (Хыосон, Фокс, Прайд и др.).

Вот эта-то армия и решила исход войны. В битве при Нэзби 14 июня 1645 г. она одержала великолепную победу. Сам король еле спасся бегством, но вся артиллерия и обоз попали в руки круг­логоловых. В течение последующих месяцев революционная армия освобождала одно графство за другим, и противник не в силах был оказывать сколько-нибудь организованное сопротивление. Карл I решил сдаться шотландцам, но те вскоре выдали его англичанам, получив за это солидную компенсацию (400 тыс. ф. ст.). Правда, они запросили 700 тысяч, но англичане не так дорого ценили голо­ву своего короля.

Таким образом, к 1646 г. контрреволюция была сломлена и на­вязанная королем гражданская война закончилась победой револю­ционных сил. Руководившие революцией буржуазия и новое дво­рянство воспользовались как самой войной, так и победой для упрочения своей власти и для обогащения. Во время войны пар­ламент проводил в огромных масштабах конфискацию земель коро­ля, епископов и роялистской знати. Эта земля распродавалась боль­шими участками и попала в руки сквайров, джентри, купцов. На­пример, из огромного фонда епископских земель 50% попало в руки нового дворянства, 41 % — купцов и адвокатов (преимуще­ственно лондонских) и только 9% — йоменов и фермеров. Осмелев после разгрома королевской армии, парламент в начале 1646 г. при­нял чрезвычайно важный закон об отмене рыцарских держаний; теперь земли, находившиеся в вассальной зависимости от короля, становились собственностью держателей, за которую они не были обязаны никакими повинностями. Все, чего желали крупные зем­левладельцы и верхи буржуазии, они получили, а военный раз­гром и пленение короля давали надежду на сговор с ним на основе сохранения всех завоеваний новых хозяев Англии.

Однако народные массы, вынесшие на своих плечах всю тя­жесть гражданской войны, не получили ничего. Пресвитерианский парламент не принял ни одного закона, который облегчил бы по­ложение народа. Феодальные основы землевладения были ликви­дированы лишь в одном звене — в отношениях между королем и его бывшими вассалами. Но другое, неизмеримо более важное звено сохранилось: копигольдер был по-прежнему не собственником, а лишь держателем земли у сквайра или лорда и был обязан ему платежами феодального типа. Превращения копигольда во фри­гольд не произошло. Не была отменена также церковная десятина, которая уплачивалась отнюдь не только церкви, но и лицам, купив­шим церковные земли. Кроме того, закон 1644 г. строжайше пред­писал платить этот феодальный сбор. Сохранение монархии, к чему явно стремился парламент, могло бы лишь увековечить эти фео­дальные поборы. Поэтому если для буржуазно-дворянских верхов революция была закончена, то для народа она только начиналась.

УГЛУБЛЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ

И УСТАНОВЛЕНИЕ РЕСПУБЛИКИ

Политическое течение, по существу, партия, которая стала вы­разительницей чаяний народа и сыграла выдающуюся роль в раз­витии революции, зародилась еще в ходе гражданской войны. В бурных дискуссиях, происходивших в различных сектах, на со­браниях индепендентов, на улицах городов и в лагерях армии но­вого образца уже тогда стали формироваться и высказываться взгляды, выходившие далеко за пределы не только пресвитериан­ской, но и официальной индепендентской программы. Вопрос о том,

9!

что получит народ в результате победы, какой строй должен быть установлен, какова должна быть организация церкви, породил раз­межевание политических сил. Не случайно парламент в 1643 г. принял закон о введении предварительной цензуры, а наиболее ра­дикальные публицисты и политические деятели заточались в тюрь­мы. Сам Долгий парламент в начале 1641 г. приказал освободить из тюрьмы Джона Лильберна, мужественного борца против абсолю­тизма, но в 1645 г. его, теперь уже заслуженного ветерана парла­ментской армии, вновь упрятали в тюрьму, так как его выступле­ния в пользу свободы слова и равенства были направлены на этот раз против «новых тиранов» — пресвитерианских и даже индепен-дентских вождей. «О, англичане, — взывал он из тюрьмы в одном памфлете, — где ваша свобода? Что стало с вашими вольностями и привилегиями, за которые вы сражались в течение столь долгого времени и за которые вы так щедро проливали свою кровь и не жа­лели своего имущества, надеясь, что это приведет вас к полной сво­боде? А вместо этого вы оказались еще более связанными рабством и угнетением, чем прежде... Поднимитесь как один человек и на основе права и законов призовите к ответу тех людей, которые хо­тят погубить вас и похитить обманом ваши вольности и свободы...».

Главным требованием новой партии, признанным теоретиком и вождем которой стал Лильберн, было требование равенства: ра­венства правового, политического, сословного, равенства во всем, впрочем, — кроме собственности. Сторонников этой партии называ­ли левеллерами (от английского to level — уравнивать). Особенно много левеллеров было среди ремесленников Лондона. Здесь и возникли первые организации левеллеров, хотя главным центром их деятельности была армия. Революционные стремления воинов давно беспокоили парламентских вождей, и, ссылаясь на оконча­ние войны и необходимость экономии средств, парламент в февра­ле 1647 г. принял решение о роспуске армии.

Однако такое решение было гораздо легче принять, чем осуще­ствить. Армия была закаленной в боях силой, ее солдаты вместе сражались и придерживались одних взглядов, а парламент пред­ставлял собой несколько сот джентльменов, не имевших прочной опоры и реальной силы. Солдатская масса, сумевшая в период войны выдвинуть крупных военачальников, смогла теперь выде­лить и политических руководителей, так называемых агитаторов. Это были радикально настроенные, близкие к левеллерам люди, ко­торых избирали на солдатских собраниях. Они пользовались дове­рием масс и не ограничивались деятельностью в своих полках, а создали общеармейскую организацию.

Хотя командование по-прежнему находилось в руках Ферфакса и Кромвеля, армия постепенно превратилась в политическую силу, противопоставившую себя парламенту. Индепендентские вожди вынуждены были примкнуть к солдатской массе, чтобы сохранить хотя бы видимость единства армии. В начале июня, т. е. как раз в те дни, когда по плану парламента должен был начаться роспуск

армии, она открыто выразила недоверие парламенту, захватив пленного короля и поместив его в своем лагере. 5 июня на армей­ском смотре армия торжественно поклялась не расходиться до тех пор, пока не будет обеспечена свобода и права народа. Что пони­малось под этой общей формулой, было пока неясно. Но именно по­тому, что каждый мог вкладывать в нее любое содержание, она оказалась приемлемой и для Кромвеля и грандов, и для агитаторов. В августе армия двинулась на Лондон и, не слишком заботясь о каком-либо правовом обосновании, изгнала из парламента пресви­терианских вождей. С этого времени вся власть фактически сосре­доточилась в руках Совета армии, в который входили как агитато­ры, так и гранды, включая всех полковников и генералов.

Конечно, при таком составе внутри Совета неизбежно должно было обнаружиться различное толкование смысла клятвы 5 июня. Кромвель и гранды, мечтавшие о свертывании революции, стреми­лись к соглашению с королем, которое положило бы конец «смуте».

Монархическая программа грандов была составлена зятем Кромвеля генералом Айртоном и называлась «Главы предложе­ний». Левеллерская программа излагалась в документе «Народное соглашение». При наличии некоторых совпадений в частных во­просах, чго объясняется вынужденной уступкой грандов, позиции двух партий решительно противостояли друг другу, что ярко про-явртлось на заседаниях армейского Совета в Пэтни — предместье Лондона 28 октября — 11 ноября 1647 г.

Полковник Рэнборо, один из немногих грандов, примкнувших к агитаторам, заявил: «Представляется очевидным, что каждый че­ловек, живущий под властью правительства, должен прежде всего выразить свое согласие подчиниться этому правительству, и я по­лагаю, что самый бедный человек в Англии вовсе не обязан подчи­няться власти того правительства, в образовании которого он не участвовал; я уверен, что не найдется человека, который бы ска­зал, что источник всего права не лежит в народе... Ни один человек, рожденный в Англии, не может и не должен быть ни по закону божьему, ни в силу естественного права лишен права избирать...» Не в боге, не в традиции, а в общественном договоре, «свободном соглашении народа» усматривают левеллеры источник власти. Именно эта мысль высказана и в самом названии их документа — «Народное соглашение».

Итак, левеллеры — за всеобщее избирательное право, ипдепен-денты — за цензовое. Правда, Кромвель искал компромисса. «Если говорят, что избирательная система носит слишком ограниченный характер, почему не предоставить право голоса весьма значитель­ному числу наследственных копигольдеров?..», —- предложил он. В этом случае принцип цензового избирательного права сохранялся.

По второму важнейшему вопросу — о судьбе монархии — среди левеллеров не было полного единодушия. В «Народном соглаше­нии» ни король, ни палата лордов не упоминаются, т. е. молчаливо предполагается установление республики с однопалатным парла-

ментом. На конференции в Пэтни некоторые левеллеры не возра­жали против сохранения монархии при условии, что король будет обязан подписывать все законы, принятые парламентом. Айртон и другие гранды, разумеется, отстаивали монархию и двухпалатную систему. Итак, левеллеры, хотя и не совсем последовательно, за республику, индепенденты — за монархию, хотя и ограниченную. Левеллеры выступали также за переизбрание парламента раз в два года (потом они требовали даже ежегодных выборов), уничто­жения сословных привилегий, десятины, отмены акцизов и т. д. Их программа носила прогрессивный буржуазно-демократический характер, хотя они и не поставили главного для крестьянства во­проса о превращении копигольда во фригольд.

Конференция в Пэтни обнаружила, как далеко зашли расхож­дения внутри армии; попытки достичь соглашения остались безре­зультатными. Тогда гранды пошли на открытый разрыв. 11 ноября конференция была прервана, агитаторы разъехались по полкам, а через несколько дней, когда левеллеры попытались поднять сол­датское восстание, организаторы его были тотчас арестованы, а один из солдат расстрелян перед строем.

Таким образом, в конце 1647 г. казалось, что революция дейст­вительно не двинется дальше, что индепенденты окончательно по­бедили. Но обстоятельства сложились совсем по-иному. Окрылен­ный известиями о разладе в армии, имея на своей стороне не толь­ко пресвитериан, но и, как ему казалось, верхушку индепендентов, Карл I бежал из-под контроля армии на остров Уайт и вновь стал собирать силы для борьбы. На сторону короля перешли вожди шот­ландских пресвитериан, но их армия оказалась единственной ре­альной силой, на которую могла опереться реакция.

Новый мятеж кавалеров, пользовавшихся тайными симпатия­ми пресвитерианского парламента, поставил перед Кромвелем и кндепендентами сложную дилемму. Ведь в конце 1647 г. было ясно, что Кромвель и индепенденты не намеревались ликвидировать мо­нархию; их главными противниками стали народные массы, воз­главляемые левеллерами. Но в то же время разбогатевшие инде-иендентские представители буржуазии и нового дворянства не же­лали и восстановления абсолютизма. Они были за монархию, но за такую монархию, которая выполняла бы их волю. Следователь­но, против короля надо было опять воевать, чтобы заставить его согласиться на ограничение власти монарха, в противном случае те результаты революции, ради которых буржуазия взялась за ору­жие, могли быть утрачены. Однако воевать без поддержки левелле­ров было невозможно, поскольку солдатская масса шла за ними. А левеллеры продолжали требовать принятия «Народного соглаше­ния» в качестве основы будущей конституции, т. е., по существу, требовали республики. Бегство короля и новый мятеж вызвали возмущение народных масс, и те, кто колебался между ограничен­ной монархией и республикой, теперь сделали выбор в пользу рес­публики.

Этот же выбор — с народом против короля — оказалась вынуж­денной сделать и индепендентская верхушка.

Восстановив единство армии обещанием принять основные по­ложения «Народного соглашения», Кромвель двинул ее против роялистских и пресвитерианских мятежников, по частям разбил их и повернул войска против главного оплота короля — перешедших на его сторону шотландцев. Победа в этой кампании, которую при­нято называть второй гражданской войной, досталась сравнительно легко. 17 августа 1648 г. Кромвель смелым и неожиданным ударом под Престоном наголову разгромил 20-тысячную шотландскую ар­мию, взяв половину ее в плен. Теперь уже последняя карта короля была бита. Для него эта катастрофа была тем более ощутимой, что в апреле 1648 г. совещание руководителей армии под нажимом аги­таторов приняло решение: «Карл Стюарт, человек, запятнанный кровью, должен быть призван к ответу за пролитую им кровь и за тягчайшие преступления против дела божьего и этой бедной на­ции».

Теперь, после победы над мятежниками, надо было осуществить это решение. Захваченного на острове Уайт короля под охраной поместили в надежном месте. Но предстояло еще сломить сопро­тивление пресвитерианского большинства парламента. Это оказа­лось делом нетрудным, так как соглашатели-пресвитериане, продолжавшие переговоры с королем, не располагали никакой си­лой, кроме формальных прав членов парламента. В условиях рево­люции эта правовая сторона дела не имела существенного значе­ния. Армия опять, как это было в 1647 г., вступила в столицу, а 6 декабря 1648 г. полковник Прайд с небольшим отрядом не про­пустил в здание парламента около 150 пресвитериан. Хотя часть пресвитериан была оставлена в палате, после «прайдовой чистки» индепенденты имели прочное большинство. Долгий парламент 4 января 1649 г. провозгласил себя верховным органом государства, т. е. превратился из органа сословного представительства при абсо­лютном монархе в республиканский парламент. Назначенный им верховный суд под давлением армии вынес Карлу I смертный при­говор, и 30 января 1649 г. король был казнен. Это был кульмина­ционный пункт революции, ее победа, достигнутая, как отмечал Энгельс, «исключительно благодаря вмешательству... йоменри и плебейского элемента городов» ¹.

Установление республики с однопалатным парламентом было пределом индепендентских уступок. Одновременно они использова­ли сосредоточенный теперь в их руках государственный аппарат для подавления, а затем и окончательного разгрома левеллерского движения. Именно в ходе этих событий буржуазно-дворянский блок, даже в лице своей более решительной, индепендентской час­ти, переродился из революционного в контрреволюционный. Когда Лильберн обрушился на новых хозяев страны с гневным памфло-

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 308.

том «Новые цепи Англии», он —борец за республику — был бро шен правительством республики в тюрьму. В борьбу за последова­тельное проведение в жизнь принципов «Народного соглашения», в частности — за всеобщее избирательное право, включились ар­мейские левеллеры. Не менее шести полков восстало в конце аире-ля — начале мая 1649 г., но это восстание было жестоко подавлено Кромвелем.

Это был конец левеллерского движения, которое распалось не столько из-за неблагоприятного соотношения сил, сколько из-за своей внутренней слабости и противоречивости: движение, не сумев­шее подняться до защиты интересов крестьянской массы копиголь­деров, было обречено на поражение; оно само лишило себя опоры. Как раз в разгар борьбы весной 1649 г. Лильберн и другие вожди движения отмежевались от сторонников действительно демократи­ческого решения аграрного вопроса. А такие сторонники в Англии были, причем именно в начале 1649 г., в первые месяцы республи­ки, они проявили тенденцию к самостоятельной борьбе. Это были «истинные левеллеры», или диггеры-копатели. Они представляли интересы самых низов английского общества — рабочих, батраков, коттариев, о судьбе которых не желали думать мелкобуржуазные демократы — левеллеры. В последнем варианте «Народного согла­шения» левеллеры даже исключили их из числа лиц, которым должно быть предоставлено избирательное право. Между тем, по весьма приблизительным подсчетам исследователей, из 5,5 млн. населения Англии свыше 2,5 млн. относились именно к этой кате­гории.

Диггеры были единственной группировкой той эпохи, требовав­шей не только правового и политического равенства, но и равенства экономического. Их идеолог Джеральд Уинстенли, излагая в 1649 г. взгляды своих сторонников Совету армии, говорил: «Мы зна­ем, что Англия не может стать свободной республикой, пока все бедняки не будут свободно пользоваться землей... Нельзя упразд­нить и королевскую власть, пока она является орудием в руках лордов маноров». В это же время группа диггеров опубликовала декларацию; в ней подчеркивалось, что «установление, называемое частной собственностью», является «причиной всех войн, кровопро­литий, краж и поработительных законов, которые держат народ в нищете». Исходя из того, что свобода не будет достигнута, пока «земля не будет бесплатно освобождена от собственников и не сде­лается общим сокровищем для всех ее детей», группа диггеров во главе с Уинстенли вспахала пустошь на одном из холмов графства Серри. Движение было быстро подхвачено как в этом, так и в со­седних графствах. Деревенские бедняки копали землю (отсюда их название — копатели), намереваясь коллективно обрабатывать ее. Как своими практическими действиями, так и в особенности их идеологическим обоснованием диггеры поставили себя наголову выше всех партий и группировок того времени. Они заглянули да­леко вперед — в будущее без эксплуатации и частной собственно-

сти. Свои идеи Уинстенли изложил в утопическом произведении «Закон свободы». Именно потому, что диггеры в своих мечтах вы­ходили далеко за пределы буржуазной революционности и буржу­азной демократии, они стали наиболее последовательными вырази­телями интересов крестьянской и плебейской массы, боровшейся за превращение копигольда во фригольд, за доведение до конца буржуазно-демократической революции.

Вся мощь аппарата индепендентской республики обрушилась на диггеров. Весной и летом 1649 г., а также на протяжении 1650 г. диггеры подверглись жестокому разгрому, их посевы были уничто­жены, хижины разрушены, сами они оказались в тюрьмах либо бы­ли разогнаны. Все категории собственников — от крупного земле­владельца и купца до мелкого фригольдера, дрожа за свои земли, капиталы, привилегии, видели в движении диггеров главную опас­ность, и даже левеллеры от них отмежевались. Вот почему Кром­вель без особых затруднений справился и с левеллерскими восста­ниями, и с движением диггеров.

Попытки народных масс, представленных левеллерами и дигге­рами, добиться дальнейшего развития революции, таким образом, не увенчались успехом. «Буржуазии, — отмечал Ленин, — выгодно, чтобы буржуазная революция не смела слишком решительно все остатки старины, а оставила некоторые из них, т. е. чтобы эта ре­волюция была не вполне последовательна, не дошла до конца»¹. Победивший буржуазно-дворянский блок повернул оружие против народа, силами которого и под давлением которого революция по­бедила. Весна 1649 г. была и периодом наивысшего подъема рево­люции, и началом ее конца.