Рождение военной пропаганды.

Хотя психологическое воздействие на противника является столь же старым средством, как и сами войны, причем на более ранних ступенях развития оно заключалось главным образом в том, чтобы демонстрацией силы внушить противнику страх, а себе самому придать мужество (самая примитивная форма — воинственные крики диких), однако систематическое применение пропаганды как оружия впервые отмечено в мировой войне 1914-1918 годов. Германия была совершенно ошеломлена этим оружием, потому что, согласно немецкому мировоззрению, военный конфликт мог разрешаться только военными средствами. Член английского парламента Понсонби в своей книге “Ложь во время войны” говорит следующее:

“Применение оружия лжи в тех странах, где нет всеобщей воинской повинности, более необходимо, чем там, где мужчины призываются в армию автоматически”.

Созданная осенью 1914 года военная служба информации имела вначале только одну задачу — собирать различного рода информацию о противнике. Трудность этой задачи заключалась в том, что союзники организовали блокаду Германии и не оставили почти ни одного канала для проникновения к ним материалов нашей пропаганды. Что же касается их пропаганды, то она почти беспрепятственно шла в Германию через немецкую прессу и в особенности через прессу нейтральных стран. В довершение всего германским офицерам службы информации было строго-настрого запрещено “заниматься политикой”. А когда случаи нарушения этого приказа стали учащаться, то в августе 1917 года появилось следующее распоряжение:

“Поскольку офицеры отдела информации могут заниматься политическими вопросами в служебном порядке, они должны ограничиваться только выполнением данных им приказов. Самостоятельная политическая деятельность офицеров должна немедленно пресекаться вышестоящими [519] начальниками, о чем следует каждый раз сообщать начальнику отдела информации”.{142}

Это мероприятие вполне соответствовало традициям офицерского корпуса держаться вдали от всяких политических вопросов, но в сущности именно оно стало причиной того, что впоследствии наши офицеры оказывались абсолютно неосведомленными и не могли правильно оценить влияние политических событий на ход войны. И поскольку занимавшиеся этим органы не имели возможности сделать общий вывод о значении пропаганды для войны, то противник был застрахован от проникновения нашей пропаганды в его ряды. Сбрасывавшиеся с самолетов в конце войны немецкие листовки были весьма малочисленны и буквально тонули в огромной массе листовок, распространявшихся противником. Непонимание руководящими немецкими органами значения политической пропаганды в военное время было настолько глубоким, что управление разведывательной службы министерства иностранных дел совершенно серьезно решило привлечь на совещания по вопросу о влиянии пропаганды противника на солдат врача-психиатра, который в качестве эксперта должен был на основании анализа материалов пропаганды противника “доказать” его ненормальное душевное состояние.{143}

Пропаганда, направленная против Германии, осуществлялась противником, во-первых, в форме фронтовой пропаганды, то есть в виде миллионов листовок, обращенных к немецким солдатам (через солдат листовки проникали и на территорию Германии), во-вторых, в форме кампании, развернутой в прессе, которая благодаря своей организации и методам психологического воздействия доносила свои идеи до самых отдаленных уголков света. Идейным руководителем пропаганды этого рода начиная с февраля 1918 года являлся Лорд Нортклифф. Он объединил различные существовавшие до тех пор самостоятельно органы пропаганды и превратил их в один из важнейших инструментов войны. Ллойд Джордж писал ему после заключения перемирия следующее: “Я хотел бы заверить Вас в том, что [520] я бесконечно благодарен Вам за те большие услуги, которые Вы за время Вашей службы оказали нашему общему делу. У меня есть много прямых доказательств успеха Вашей неоценимой работы, немало способствовавшей поражению противника”.

Уже упомянутый нами Артур Понсонби также заявляет в своей книге, что официальная британская пропаганда под руководством Нортклиффа работала исключительно успешно. Метод англичан, заключавшийся в сбрасывании с самолетов миллионов листовок, превосходил все, что мы могли им противопоставить. В книге “The Secrets of Crew House” дано описание деятельности нашей пропаганды. Правда, часто встречающееся в ней заверение об “истинности приведенных фактов” не совсем вяжется с описанием подложных писем, фальшивых заголовков и сфабрикованных переплетов, которыми мы пользовались в целях пропаганды.

Пропаганда ужасов.

История пропаганды в первой мировой войне является прежде всего историей пропаганды ужасов. Именно с этого времени пропаганда становится чем-то вроде позорного клейма, налагаемого на противника; она завоевывает себе в широких кругах весьма дурную славу, которая до некоторой степени и объясняет ее успехи и неуспехи во время второй мировой войны. Двух десятилетий, прошедших со дня окончания первой мировой войны, оказалось недостаточно, чтобы забыть о пропаганде ужасов и этим освободить пропаганду военного времени от ее основного зла — лжи. Многие противники министра пропаганды Геббельса признавали за ним определенный пропагандистский талант, но нет никакого сомнения, что при существовавшем в ту пору положении вещей и при наличии богатого опыта пропаганды, извлеченного из первой мировой войны, сделать немецкий народ невосприимчивым к пропаганде противника мог и гораздо менее талантливый человек. Стоило только напомнить немцам об опасности пропаганды ужасов, о лорде Нортклиффе и о его методах. К тому же из памяти многих немцев, переживших первую мировую войну, все эти “ужасы” еще далеко не изгладились. В Германии не было [521] ни одних курсов для пропагандистов и агитаторов, на которых ложь пропаганды противника не разоблачалась бы на основании устаревших уже приемов борьбы с пропагандой ужасов. Разоблачение вражеской пропаганды становилось предметом политических занятий в школах, а редакции газет и журналов были буквально завалены этими материалами.

По сути дела пропаганда ужасов не являлась уже настоящей пропагандой. “Факты”, которыми она оперировала, представляли собой выдумки самого дурного пошиба. В массовой литературе еще в двадцатых годах были разоблачены наиболее известные факты лжи и вскрыты их корни. Ложь об отрубленных детских руках в самых различных версиях обошла всю мировую прессу. Даже в 1927 году эту ложь еще можно было встретить на страницах лотарингских школьных учебников, а в 1946 году ее приводил в качестве примера на Нюрнбергском процессе защитник радиокомментатора Ганса Фриче{144}. Тысячи граждан со всех концов мира заявляли тогда о своей готовности усыновить изувеченных детей, и даже сам римский папа обещал выразить протест германскому правительству, если ему будут предъявлены неопровержимые данные. В своей книге “Diary of the World War” американский полковник Репингтон впоследствии отметил, что из всех этих случаев “не доказан ни один”.

Огромную убедительную силу имела и легенда о “распятии канадца”, и рассчитанная на католиков ложь о насилиях над монашками, и так называемые “показания свидетелей” о муках католических священников, которых якобы подвешивали к колоколам. Однако ни одно из этих обвинений, предъявленных Германии и распространенных пропагандой противника по всему миру, впоследствии не было доказано.

Самой гнусной и одновременно самой действенной ложью оказалось сообщение о том, что немцы перерабатывают трупы солдат, своих и чужих, на стеарин и на корм для свиней. Это сообщение вызвало во всем мире бурю негодования и послужило поводом для вступления Китая в войну на стороне Антанты. 30 апреля 1917 года английскому [522] премьер-министру в палате общин был задан вопрос, намерен ли он принять меры к тому, чтобы в Египте, Индии и на всем Востоке стало известно, что немцы перерабатывают трупы собственных солдат и солдат противника на корм для свиней. Только в 1925 году эта ложь была. наконец, разоблачена в статье, появившейся в американской газете “Times Dispatch”, которая писала по этому поводу: “Из всех ужасных орудий современной войны едва ли не первое место занимает пропаганда, являющаяся важной составной частью военной машины любой нации. Знаменитая история с трупами, которая во время войны довела ненависть народов к Германии до предела, объявлена сейчас английской палатой общин ложью. Несколько месяцев тому назад мир узнал о том, что эта ложь была сфабрикована и распространена одним из ловких офицеров английской разведки.

Несколько лет тому назад описание того, как кайзер добывает жир из трупов солдат, раздуло пламя ненависти среди американских граждан и среди народов других цивилизованных стран. Совершенно нормальные люди, узнав об этом, сжали кулаки и бросились к ближайшим бюро по вербовке в армию. Теперь им рассказывают, что в действительности они были обмануты и одурачены. В следующей войне пропаганда должна быть более хитрой и искусной, чем та, которую создала прошедшая война. Открытые признания в лжи, сделанные правительством, в которое народ верил, могут явиться роковыми”{145}.

Ложь — плохое средство.

О значении лжи в военной пропаганде много сказано и много написано. Некоторые оправдывают эту ложь, другие — проклинают ее. “Когда начинается война, первой жертвой становится правда”, — гласит распространенная поговорка. и как бы подтверждая это, автор вышеназванной статьи говорит следующее:

“Ложь — это признанное всеми и чрезвычайно полезное оружие войны; каждая страна сознательно использует его только ради того, чтобы ввести в заблуждение собственный [523] народ, завоевать на свою сторону нейтральные страны и обмануть противника”{146}.

И действительно, ложь всегда была самым страшным оружием. она наносила противникам серьезные раны и существенно влияла на ход военных событий. Но нельзя забывать, что пропагандистская ложь является не простым оружием, что она имеет еще одно свойство, благодаря которому это оружие становится исключительно опасным. Дело в том. что действие пропаганды продолжается и после окончания войны, и остановить его так, как, скажем, останавливают огонь пушек или сбрасывание бомб с самолетов, невозможно. Пропаганда подобна снаряду, снабженному множеством дистанционных взрывателей, заставляющих его взрываться по прошествии многих лет, иногда даже десятилетий, и разбрасывать вокруг себя питательную среду для бесчисленных укоров и обид. мешающих нормализации международных отношений. Поэтому можно сказать, что успехи, которых пропаганда достигла путем лжи, никогда не выгодны даже для тех, кому она вначале принесла победу. Это объясняется тем, что ложь сводит на нет значение пропаганды как оружия. Многие склонны сегодня отождествлять ложь с политической пропагандой, забывая при этом опыт двух поколений, заключающийся в том, что именно ложь и является злейшим врагом для успешной пропаганды, рассчитанной на длительное время.

Если пропаганда — оружие, то ложь — не что иное, как песок в его механизме, и в этом пришлось убедиться каждому государству, пользовавшемуся этим оружием.

Многим это может показаться странным, однако уже в последней мировой войне обе воюющие стороны все больше и больше отказывались от “абсолютной лжи” и по возможности избегали ее. Если, например, немецкая служба информации сообщала о потоплении того или иного корабля противника, а позднее выяснялось, что это не соответствует действительности, то здесь можно говорить не о заранее подготовленной лжи, а просто о недоразумении, происшедшем в результате ошибок наблюдения и т. п. Любая опытная служба информации никогда не сделает [524] такого заявления, которое противник может проверить простейшими средствами и тут же, используя радио, разоблачить перед всем миром как ложь. Несколько по-иному воспринимается сообщение о своих успехах, когда преувеличиваются потери противника в танках, самолетах и т. п., потому что эти цифры не всегда могут быть проверены. Во всяком случае там, где штабы пропаганды на той и на другой стороне работают активно и к тому же имеют одинаковые технические средства, ложь становится весьма трудным и проблематичным делом. Вместо лжи во второй мировой войне появилось и стало сущностью всей пропаганды какое-то эквилибристское извращение понятий и открытая брань. С этим наследием прошедшей войны нам приходится встречаться и сейчас почти на каждом шагу. Оно же стало одним из самых главных средств “большой политики”.

Пропаганда ужасов в стиле первой мировой войны впоследствии никогда более не повторялась. Даже самые убежденные ее сторонники признали, что причиненный ею вред был несравненно большим, чем все полученные с помощью этой пропаганды кратковременные успехи. Немецкая пропаганда приобрела на этом деле громадный капитал. "Она никогда бы не имела успеха, если бы ей не предшествовала пропаганда ужасов времен первой мировой войны. И если впоследствии немецкий народ не верил пропаганде Геббельса, то он почти инстинктивно не верил и пропаганде западных держав.