Проблема разграничения категорий «факт» и «событие»
Необходимо кратко остановиться на проблеме разграничения категорий «событие» и «факт», так как отмечалось, что эта проблема весьма значима для лингвистической экспертизы. Тот факт, что в [Постановлении…, 2005] введены разграничения события и оценки, вероятно, связан именно с деятельностью лингвистов, хотя, конечно, это необязательно, но возможность именно такого положения дел делает важным рассмотрение этого вопроса.
В монографии [Понятие чести, достоинства…, 1997] факт определяется как верифицированное утверждение о действительности, событие как описание действительности. «Реальность существует независимо от человека, а факт – нет: он, этот человек, выделяет в действительности какой‑то фрагмент, а в нем – определенный аспект (событие); затем он «переводит» свое знание о действительности (событии) на «естественный» язык, строит в виде суждения о предмете, затем проверяет, истинно ли данное суждение или ложно (как говорят, «верифицирует» его). И только тогда – если окажется, что суждение истинно, – то, что описано в этом суждении, становится фактом!~. Факт соответствует самым абстрактным по своему характеру суждениям, он абстрактен по своей природе, он – всегда «голый» факт, очищенный от частных характеристик события. Факты не описывают, их излагают. Можно описывать, как разворачиваются события, но не как происходят факты. Факты вообще не «происходят». Это лишь наша интерпретация событий, наш образ ситуации. Образ, который в результате проверки (верификации) оказался истинным» [Понятие чести, достоинства…, 1997, с.17].
При этом важным критерием разграничения является неодинаковое отношения фактов и событий к истинности или отрицанию[56]. Относительно событий полагается, что они либо есть, либо их нет, и они не могут быть истинными и ложными, тогда как относительно фактов принимается обратное. Данное различие объясняется тем, что факт – это интерпретированное событие, факта вне интерпретации не существует. Хотя мы согласны, что факта вне интерпретации не существует, но не менее правильным считаем и утверждение о том, что и события не существует вне интерпретации, а потому думаем, что такое решение относительно противопоставления фактов и событий носит словесный характер.
1. Во‑первых, ни одно утверждение о факте или событии не может быть верифицировано опытным наблюдением. На это свойство указал К. Поппер, приведем выдержку из его работы: «Каждое дескриптивное утверждение имеет характер теории , гипотезы. Утверждение «Здесь имеется стакан воды» нельзя верифицировать никаким опытом наблюдения . Причина состоит в том, что входящие в него универсалии нельзя отождествить с каким‑то конкретным чувственным опытом… Словом «стакан», например, мы обозначаем физические тела, обнаруживающие определенное законоподобное поведение; то же самое верно и для слова «вода»…» и далее «Тогда каков же ответ на проблему определения, или введения терминов типа «растворимый?… Допустим, что с помощью «редукционного предложения» Карнапа… нам удалось «свести» Х растворим в воде к предложению «если Х опущен в воду, то Х растворим тогда и только тогда, когда он растворяется». Чего мы достигли? Нам нужно редуцировать термины «вода» и «растворяется» … Иными словами, при введении предиката «растворим» мы не только вынуждены обращаться к слову вода, которое, по‑видимому, является диспозицией даже более высокого уровня, но вдобавок попадаем в порочный круг: мы вводим «растворим» с помощью термина «вода», который, в свою очередь, сам не может быть введен без помощи предиката «растворим», и так далее до бесконечности» [Поппер, 2004, с. 456‑457].[57]
2. Во‑вторых, относительно категории «факт» возможна такая словесная переформулировка, что факт также не будет ни истинным, ни ложным, более того он может только быть и не может не быть. Такая формулировка, например, представлена у Б. Рассела. Приведем ее. Возьмем факт, что Сократ мертв. «У вас есть две пропозиции: «Сократ мертв» и «Сократ не мертв». И эти две пропозиции соответствуют одному и тому же факту; в мире имеется один факт, который делает одну пропозицию истинной, а другую – ложной» [Рассел, 2007, с. 131]
Встает вопрос, есть ли, и если есть то, каково эмпирическое противопоставление фактов и событий? Думаем, что единственным значимым фактическим (=не словесным) разграничением события и факта является то, что высказывание события связано с фактом непосредственного наблюдения ситуации говорящим или потенциальной возможности такого наблюдения, тогда как для утверждения фактов наличие непосредственного наблюдения не является необходимым. По нашему мнению, только в этом смысле может быть понято то свойство событий, что они не могут быть ложными или истинными, они либо есть, либо их нет. Если мы наблюдаем, что дети гуляют и утверждаем, что «Дети гуляют», то, вероятно, мы описываем событие, но если мы в данный момент не видим, что они гуляют, но знаем наверняка, что они гуляют (или знаем, что они не гуляют) и высказываем утверждение «Дети гуляют», то мы утверждаем фактитивное высказывание.
Но это разграничение не имеет практически никакого значения. То, что по отношению к прогулке детей мы можем сказать , с одной стороны, что это событие, а с другой стороны, то, что мы можем наблюдать то, что называется «прогулка детей», не представляет какого‑либо значения. Во‑первых, в принципе все возможно переформулировать в терминах событий или фактов[58], а во‑вторых, по нашему мнению, нет никакой необходимости для выделения высказываний наблюдения в какую‑то привилегированную категорию утверждений в том смысле, что только такие высказывания возможно принимать без доказательств, что они не нуждаются в верификации. Такие презумпции могут быть приняты и относительно собственно фактических высказываний (это наименование «собственно фактический» мы употребляем здесь, как если бы принималось противопоставление событий и фактов).
Решение о том, чтобы в класс проверяемых входили только события (=высказывания наблюдения), безусловно, приемлемо (как наше решение о том, что «подсудно», а что – нет[59]), но должно быть проведено последовательно, например, с одной стороны, мы должны признать событием следующее утверждение «Я видел как Х в 13‑00 залез в карман У‑у и вытащил оттуда кошелек» или «Я видел как солнце садится за горизонт», тогда как необходимо исключить из фактитивных такие предложения, как «Он нарушил закон» или «Ему пятьдесят лет». Для такого решения, очевидно, есть психологические основания (легче говорить о том, что видел или можешь увидеть), но нет ни языковых, ни логических оснований.
Относительно приведенных аргументов возможно следующее возражение: когда мы занимаемся наукой, то, вероятно, мы можем считать, что термины «факт» и «событие» эквивалентны, но когда рядовые носители русского языка пользуются русским языком в целях коммуникации, то это противопоставление оказывается значимым. Попробуем обосновать, что это не совсем так. Во‑первых, ложность такой позиции вытекает из того, что все носители языка способны трансформировать события в факты и, вероятно, обратно. Любой может произнести предложение: «Дети гуляют, и тот факт, что они гуляют, мне очень нравится!»[60]. С другой стороны, когда кто‑то говорит: «Он нарушил закон», он говорит, в том числе, и о том, что имело место какое‑либо событие, и если его не было, то тот, кто говорит, лжет, тогда как, когда кто‑то говорит: «Дети гуляют», он высказывает и общие утверждения о том, что тот фрагмент действительности, который ведет себя определенным образом, является детьми, тогда как всегда возможно, что это были взрослые (есть люди, которые остановились в своем развитии и выглядят, как дети) и в этом случае высказывание «Дети гуляют» является не непосредственным описанием события, которое либо есть, либо нет, но высказыванием, которое не соответствует реальному положению дел, называть ли это высказывание фактом или называть его как‑то по‑другому не имеет никакого значения. Таким образом, и высказывания наблюдения, фиксирующие, что было и чего не было, и те высказывания, которые традиционно признаются фактическими, и относительно которых принимается, что они могут быть доказаны или опровергнуты, по отношению к реальному миру представляют собой один и тот же тип высказываний в том смысле, что все они могут быть опровергнуты фактическим положением дел, и в этом отношении все они суть гипотезы [Поппер, 2002].