Предмет доказывания по требованиям о компенсации морального вреда
Искам о защите чести, достоинства и деловой репутации обычно сопутствует требование компенсации морального вреда.
В XVII веке известный голландский юрист Гуго Гроций писал: “…возможно также причинение ущерба чести и доброму имени, например, нанесением ударов, оскорблением, злословием, проклятием, насмешкой и другими подобными способами. При них не в меньшей мере, чем при воровстве и иных преступлениях, необходимо отличать порочность поступка от его последствий… Ибо первой соответствует наказание, последним – возмещение причиненного вреда путем признания своей вины, оказания знаков уважения, удостоверения невиновности и тому подобными способами. Хотя и деньги при желании потерпевшего тоже могут оплатить такого рода причиненный достоинству ущерб, потому что деньги есть общее мерило полезности вещей…»[95].
Правовой институт компенсации морального вреда является сравнительно новым и впервые появился в Законе СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г. В настоящее время он утратил свою исключительно антимедийную направленность и широко распространился в законодательстве. Этот правовой институт регулируется статьями 151, 1099 - 1101 ГК РФ. Но его применение вызывало и вызывает до сих пор различного рода проблемы и сложности.
При соединении требований о защите чести, достоинства и (или) деловой репутации (требование об опровержении, требование об опубликовании ответа) и компенсации морального вреда предмет доказывания дополняется фактами – обстоятельствами, с одновременным наступлением которых ст. 151 ГК РФ связывает наступление указанных в ней последствий. К таким обстоятельствам относятся:
· наличие морального вреда (физических или нравственных страданий);
· причинная связь между неправомерными действиями причинителя вреда и моральным вредом;
· степень физических или нравственных страданий и размер денежной суммы, которая могла бы эквивалентно компенсировать моральный вред.
Статья 1100 ГК РФ устанавливает, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию. Исходя из этого, вина причинителя вреда не входит в предмет доказывания по рассматриваемой категории дел.
Здесь следует отметить, что в Законе «О СМИ» имеется статья 62 под названием «Возмещение морального вреда». В ней записано, что моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом[96].
Как видно, указание на вину должностных лиц и граждан, привлекаемых к компенсации морального вреда, содержащееся в ст. 62 Закона РФ «О СМИ», вступает в противоречие со ст. 1100 ГК РФ и подлежит соответствующей законодательной корректировке в соответствии с ГК РФ.
Некоторые авторы, в частности, М.А. Федотов, придерживаются точки зрения о том, что несправедливо уравнивать грубое нарушение обязанностей и даже злоупотребление правами журналиста с его добросовестным заблуждением. Аргументом в пользу данного взгляда является то, что практика знает немало примеров, когда журналист, добросовестно выполняя свои профессиональные обязанности, оказывается введенным в заблуждение, в результате чего его публикация наносит моральный вред[97].
С нашей точки зрения, эта позиция журналиста, то есть специалиста, защищающего свою профессию. Очевидно, что порочащие и не соответствующие действительности сведения причиняют моральный вред опороченному лицу вне зависимости от вины причинителя вреда.
Моральный вред может иметь место одновременно с имущественным. Например, причинение неимущественного вреда может вызвать имущественный ущерб. Так, гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство и деловую репутацию, может быть вынужден сменить место жительства, понеся при этом имущественные убытки[98]. При этом в соответствии с п. 3 ст. 1099 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.
Cудебная практика свидетельствует о том, что во многом от удовлетворения основного требования об опровержении не соответствующих действительности порочащих сведений зависит судьба искового требования о возмещении морального вреда как производного от основного. Несмотря на то, что действующее законодательство не предусматривает презумпцию морального вреда, суды фактически ее применяют, установив факт совершения неправомерного действия.
Так, П. обратилась в суд с иском к ЗАО «Редакция газеты «Московский комсомолец» о защите чести, достоинства, деловой репутации, взыскании компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что в газете «Московский комсомолец во Владивостоке» от 8 мая 2003 г. в статье Д. «Наследство кровавых братьев» были распространены не соответствующие действительности и порочащие ее честь, достоинство и деловую репутацию сведения. Пресненский районный суд г. Москвы обязал ЗАО «Редакцию газеты «Московский комсомолец» опубликовать опровержение и взыскал с ЗАО «Редакция газеты «Московский комсомолец» в пользу П. денежную компенсацию морального вреда 20 000 рублей. Судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда оставила решение суда первой инстанции без изменения, а кассационную жалобу ЗАО «Редакции газеты «Московский комсомолец» - без удовлетворения. В своем определении коллегия, в частности, указала следующее: « …Довод жалобы о недоказанности истицей факта причинения ей морального вреда является несостоятельным. Истица доказала факт нарушения ответчиками принадлежащих ей личных неимущественных прав, что предполагает причинение нравственных страданий пока не доказано обратное. Ответчик не доказал, что моральный вред истице не был причинен…»[99].
В связи с вышеизложенным возникает вопрос, всегда ли распространение не соответствующих действительности порочащих сведений причиняет моральный вред? Другими словами, во всех ли случаях распространением не соответствующих действительности порочащих сведений причиняются страдания (так как по действующему закону компенсации подлежит не всякий неимущественный вред, а только причинение страданий)?
Ответ на поставленный вопрос имеет важное процессуальное значение, поскольку позволяет определить, нужно ли при разрешении в суде дела о компенсации морального вреда, причиненного распространением не соответствующих действительности порочащих сведений, сторонам доказывать, а суду устанавливать наличие (отсутствие) морального вреда и его причинной связи с противоправным действием или для компенсации морального вреда достаточно установить факт распространения подобных сведений, а затем определить размер компенсации.
В соответствии с «буквой» закона и разъясняющим его постановлением ВС РФ[100], сам факт причинения морального вреда и его размер всегда должны быть доказаны. Как правило, в делах нет каких-либо доказательств такого рода, за исключением объяснений истца, утверждающего, что ему причинен моральный вред, и пытающегося (зачастую достаточно голословно) обосновать его размер[101]. Объективные сложности доказывания причинения морального вреда и особенно его размера в денежном выражении в значительной степени связаны с тем, что за сравнительно редкими исключениями речь идет не о физических, а о нравственных страданиях, то есть явлениях субъективного, психологического плана, установить которые в полном объеме достаточно сложно[102].
В связи с вышеизложенным интерес представляет решение Тверского районного суда г. Москвы по иску П. к редакции газеты «Известия» и Р. - автору статьи «Кто там, рядом с президентом?» о защите чести, достоинства, деловой репутации и компенсации морального вреда. Истец, среди прочего, просил опровергнуть опубликованные в статье сведения о том, что он судим за кражу. Судом было установлено, что к уголовной ответственности за кражу П. не привлекался, но осуждался трижды за другие преступления (хулиганство, грабеж, изнасилование несовершеннолетней) и в общей сложности провел в местах лишения свободы 18 лет. Обязав редакцию опровергнуть сведения о судимости П. за кражу, суд отказал ему в требовании о компенсации морального вреда[103].
Нам представляется, что суд поступил правильно. Довольно трудно представить себе, что рецидивист испытывает нравственные страдания за то, что его голословно обвинили в преступлении, за которое мера наказания значительно меньше, чем срок, который он уже не раз отбывал в местах лишения свободы. Но это скорее исключение из правил.
А.М. Эрделевский и Б.Д. Завидов отстаивают позицию, что в случае заявления потерпевшим требования о компенсации морального вреда, причиненного умалением чести и достоинства, необходимо исходить из «презумпции морального вреда»[104]. Авторы справедливо отмечают, что фактически в большинстве случаев суды применяют эту презумпцию. Установив совершение неправомерного действия, они правильно предполагают, что этим действием уже причинен моральный вред потерпевшему. Доказывание нравственных страданий во всех случаях бывает проблематично из-за отсутствия их внешних проявлений. Более того, в мотивировочной части судебных решений по подобным делам, как правило, не содержится серьезных аргументов в пользу доказанности причинения морального вреда распространением оспоренных сведений[105].
В связи с изложенным обращает на себя внимание имеющая место в юридической науке точка зрения о том, что причинение морального вреда в связи с посягательством на честь, достоинство, деловую репутацию основывается на предположении о переносимых потерпевшим нравственных страданиях. А.А. Власов предлагает в этих случаях в связи с проблематичностью доказывания нравственных страданий из-за отсутствия их внешних проявлений, освобождать истцов от обязанности доказывания причинения нравственных страданий, возлагая эту обязанность на ответчика, который должен освобождаться от ответственности, если докажет их отсутствие[106].
Законодательное закрепление презумпции причинения морального вреда влечет повышение процессуальной активности ответчика по искам о возмещении морального вреда, для которого важно избежать ответственности или снизить размер компенсации, указанный истцом в заявлении. В связи с этим некоторые исследователи, в частности, М.А. Степанов, предлагают законодательно закрепить презумпцию причинения морального вреда. М.А.Степанов считает, что данный принцип «обеспечивает реальную защиту нематериальных прав граждан и юридически упрощает и одновременно упорядочивает процесс судебного доказывания. Для положительного решения суда о компенсации морального вреда следует признать достаточным, если истец представил в судебное заседание доказательства, подтверждающие факт неправомерного поведения ответчика, если ответчик не докажет обратного или отсутствия претерпевания истцом нравственных или физических страданий, составляющих содержание морального вреда»[107].
С данным предложением трудно согласиться. С одной стороны, «презумпция наличия страданий у истца» облегчит его процессуальное положение. С другой стороны, в условиях отсутствия адвокатской монополии положение ответчика значительно ухудшится. На практике это может привести к нарушению баланса прав и обязанностей причинителя вреда (ответчика) и потерпевшего (истца) в пользу последнего, а данное последствие никак нельзя оценить положительно. Кроме того, по сути, такая презумпция являлась бы неопровержимой, что противоречит принципам российского права.
Практика рассмотрения судами дел о защите чести и достоинства личности и других нематериальных благ и компенсации морального вреда показывает, что основные сложности возникают при установлении:
· факта причинения морального вреда;
· причинной связи между противоправным поведением нарушителя и причиненным моральным вредом.
· размера компенсации.
Богатая судебная практика по делам о компенсации морального вреда стала эмпирическим материалом, который позволил Пленуму Верховного Суда дать ответы на многие практические вопросы. Это было сделано в постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» (далее - Постановление Пленума ВС РФ о компенсации морального вреда).
Прежде всего, Пленум ВС РФ дал дефиницию морального вреда. Он толкует его как «нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т.п.), или нарушающими его личные неимущественные права либо нарушающими имущественные права граждан.
Пленум ВС РФ также сформулировал примерный перечень наиболее распространенных ситуаций, в которых может причиняться моральный вред. Пленум ВС РФ разъяснил: «Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др.». Данный перечень не является исчерпывающим и может быть дополнен с учетом обстоятельств конкретного дела.
В постановлении Пленума ВС РФ делается акцент и раскрывается содержание преимущественно одного из двух подвидов морального[108] вреда – нравственных страданий. Возможно, с этим связано, что некоторые ученые предлагают исключить из содержания морального вреда физические страдания. Так, Е.А. Михно считает, что физические страдания не могут быть включены в понятие «морального вреда», они приобретают значение для компенсации морального вреда, только если вызывают нравственные страдания[109]. Представляется правомерным придавать большее значение нравственным страданиям. Однако полное исключение физических страданий из содержания морального вреда противоречит действующему законодательству и необоснованно ограничит права потерпевших.
В связи с вышеизложенным интересной представляется точка зрения А.М.Эрделевского. Автор полагает, что, раскрывая содержание понятия «нравственные страдания», Верховный Суд РФ допускает возможность компенсации вторичного морального вреда: «если в результате распространения не соответствующих действительности порочащих сведений лицо испытывает переживания (нравственные страдания), переносит в результате этого гипертонический криз с болевыми ощущениями (физические страдания), испытывает переживания и по этому поводу вторичные нравственные страдания, то нет оснований не признать совокупный моральный вред находящимся в причинной связи с противоправным деянием в виде распространения не соответствующих действительности сведений. Аналогичная ситуация будет и в том случае, если первичный моральный вред будет причинен в виде физических страданий, которые повлекут за собой нравственные страдания»[110].
Таким образом, в связи с вышеизложенным представляется правильным определение морального вреда не только как нравственных, но и физических страданий.
Анализируя законодательство и судебную практику, А.М. Эрделевский пришел к выводу, что моральный вред выражается в негативных психических реакциях потерпевшего, и правильнее было бы вместо понятия «моральный вред» использовать понятие «психический вред»[111].
Вред в цивилистической литературе понимается как «последствия посягательства на общественные отношения, как последствия нарушения охраняемых законом прав и интересов государства, организаций или граждан»[112]. Вред определяется также как «любое умаление охраняемого законом материального или нематериального блага»[113].
В содержании морального вреда ключевым понятием является «страдание». Будучи чисто психологическим явлением, оно имеет также и правовое значение. Толковый словарь русского языка определяет страдание как «физическую или нравственную боль, мучение»[114].
Соответственно, содержание морального вреда как страданий означает, что действия причинителя вреда обязательно должны найти отражение в сознании потерпевшего, вызвать определенную психическую реакцию. Более того, в абз. 2 п. 2 постановления Пленума ВС РФ о компенсации морального вреда в качестве синонима для нравственных страданий используется термин «нравственные переживания». Это дает основание для вывода, что тем самым предполагается необходимость осознания потерпевшим умаления своих прав, и возникновения в этой связи негативных самооценок[115].
Неблагоприятные изменения в охраняемых законом благах отражаются в сознании человека в форме негативных ощущений (физических страданий) или переживаний (нравственных страданий). Содержанием переживаний могут являться чувства страха, стыда, унижения, беспомощности, переживание иного дискомфортного состояния в связи с невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны или иное неблагоприятное в психологическом аспекте состояние.
Физические же страдания заключаются в воздействии на здоровье потерпевшего и связаны с причинением человеку физической боли, мучений, означают ухудшение состояния здоровья. К ним можно отнести удушье, тошноту, головокружение, сердечные приступы, повышение артериального давления, кровотечение и другие болезненные ощущения. Эти симптомы гражданин может испытывать, в частности, при ознакомлении с не соответствующими действительности порочащими сведениями о нем в СМИ. Характер физических страданий зависит от содержания соответствующих сведений.
Важен не только сам факт восстановления чести и достоинства лица, переживающего душевную травму, а также устранение или смягчение страданий, причиненных личности, но и денежная компенсация за причинение такого вреда. Подобная компенсация призвана вызвать положительные эмоции, которые могли бы максимально сгладить негативные изменения в психической сфере индивида. Естественно, что степень такого «сглаживания» имеет условный характер.
В западных государствах компенсация морального вреда довольно эффективно используется для защиты чести и достоинства граждан. В странах англосаксонского права наиболее распространенным является определение морального вреда термином «психический вред»[116]. В законодательстве Германии аналогом компенсации морального вреда является так называемая «денежная компенсация за страдания» (Schmerzengeld). В Германском гражданском уложении конкретно не указано право на защиту чести и достоинства, нарушение которого порождает право на компенсацию за страдания. Однако судебная практика путем толкования Конституции ФРГ признала наличие иных правовых благ, в том числе таких как честь и достоинство, за нарушение которых предоставляется правовая защита путем компенсации за страдания[117].
В законодательстве зарубежных стран при компенсации морального вреда так же, как и в РФ, не урегулирован размер присуждаемых денежных сумм. Большую роль в развитии этого правового института за рубежом играет судебная практика и доктринальное толкование. В судах большинства европейских стран существует тенденция устанавливать все более высокие размеры сумм компенсации. Тем не менее, они достаточно скромны по сравнению с размерами присуждаемых сумм в таких странах, как Великобритания и США, где размеры компенсации порой не предсказуемы. Причем в некоторых случаях помимо компенсации за нанесение ущерба репутации гражданина ответчика могут обязать выплатить штраф, если он намеренно публикует клеветнические сообщения с целью извлечения прибыли[118]. В связи с этим интерес представляют следующие казусы из зарубежной судебной практики[119]. Беспрецедентный в мировой истории вердикт, касающийся репутационного вреда, был вынесен в марте 1997 г. Сумма иска составляла 222,7 млн. долларов США. Суд признал пять предложений в статье о деятельности инвестиционной фирмы MIMAR Group Inc., опубликованной в газете The Wall Street Journal, ложными и порочащими репутацию фирмы.
Знаменитая писательница Джеки Коллинз обратилась в суд с иском о компенсации морального вреда в размере 40 млн. долларов США. Поводом для обращения в суд стал вышедший в свет в 1980 г. порножурнал «Adelina», на обложке которого утверждалось, что в журнале опубликованы фотографии Джеки Коллинз «ню». На самом же деле в журнале были помещены фото неизвестной женщины. Иск был полностью удовлетворен.
Необходимо заметить, что за рубежом решения о выплате компенсации принимаются присяжными при слабом контроле со стороны судей. Анализ зарубежной судебной практики позволяет сделать вывод о том, что почти все решения пересматриваются в ходе апелляционного процесса. Суммы исков чаще всего, по крайне мере по делам данной категории, сокращаются судом более высокой инстанции или вообще взыскания отменяются.
Некоторые отечественные авторы считают, что размер компенсации морального вреда не входит и не должен входить в предмет доказывания по иску о компенсации морального вреда, так как в связи с условным характером компенсации морального вреда, законодатель отказался от прямого регулирования его размера, оставив этот вопрос на усмотрение суда[120].
Обращение к историческому опыту приводит нас к работе проф. С.А.Беляцкина «Возмещение морального (неимущественного) вреда», где автором дается теоретическое обоснование судебного усмотрения при определении размера возмещения морального вреда. По мнению С.А.Беляцкина, «размер присуждаемого вознаграждения зависит не от предустановленных интересов, а исключительно от свободного усмотрения суда, которое является составной, неотделимой частью института морального вреда». При определении размера возмещения морального вреда С.А. Беляцкин предлагал руководствоваться «соображениями серьезности и существенности вреда, его влияния на потерпевшего, искренностью страданий»[121]. Однако решающую роль при определении размера возмещения морального вреда автор отводит все-таки тяжести вреда.
Разумеется, судейское усмотрение не может быть произвольным. Денежная сумма, подлежащая взысканию, должна зависеть от конкретных обстоятельств дела и характера спорных отношений, которые должны быть учтены и правильно оценены судом.
Мы согласны с мнением ученых, считающих, что размер компенсации должен входить в предмет доказывания по делам о возмещении морального вреда[122].
Размер компенсации морального вреда, определенный в исковом заявлении, не является для суда обязательным, носит субъективный характер, хотя и отражает в определенной степени глубину перенесенных истцом страданий. В связи с этим, суд может определить (и, как правило, определяет) меньший по сравнению с заявленным истцом размер компенсации.
М.А. Степанов пишет, что довольно часто сумма, заявляемая в качестве компенсации морального вреда, истцом может быть занижена, не соответствовать характеру и степени морального вреда. В связи с этим он предлагает дополнить ст. 151 ГК РФ положением, что суд может назначить сумму компенсации морального вреда выше заявленной истцом с согласия последнего[123]. Хотелось бы отметить, что, во-первых, сумму компенсации истец обычно завышает, а занижение размера возмещения – это скорее редчайшее исключение из правил. Во-вторых, само выражение «с согласия истца» очевидным образом свидетельствует о волеизъявлении истца об увеличении исковых требований, а при его наличии суд вправе увеличивать или уменьшать размер исковых требований в соответствии с процессуальным законодательством. Таким образом, предложение М.А. Степанова теряет свой смысл.
Анализируя судебную практику, можно сделать вывод, что в ней не выработано точно сформулированных критериев и методов оценки размера компенсации морального вреда. В настоящее время законодатель фактически вынуждает судей формировать судебные прецеденты при определении размера морального вреда, подлежащего компенсации. Отсутствует также и систематизация судебной практики в части размера компенсируемого морального вреда.
Постановление Пленума ВС РФ № 3 ввело одну принципиальную новеллу: «подлежащая взысканию сумма компенсации морального вреда должна быть соразмерна причиненному вреду и не вести к ущемлению свободы массовой информации». Кроме того, делается уточнение: «Требование о компенсации морального вреда может быть заявлено самостоятельно, если, например, редакция… добровольно опубликовала опровержение… Это обстоятельство должно быть учтено судом при определении размера компенсации…».
Введение этих новелл продиктовано необходимостью защиты не только интересов опороченного лица, но и СМИ. Суды возлагают на СМИ возмещение основной части суммы компенсации морального вреда. Уплата соответствующих сумм, порой очень крупных, может существенно отразиться на деятельности средства массовой информации, а иногда и обанкротить его. Такие обстоятельства, соответственно, приводят к ущемлению свободы СМИ. А это, в свою очередь, противоречит ст. 29 Конституции РФ, гарантирующей свободу массовой информации. По нашему мнению, именно для избежания этих случаев Пленум ВС РФ ввел определенное ограничение при определении суммы денежного возмещения.
Более того, в силу п. 3 ст. 1083 ГК РФ материальное положение причинителя вреда (в том числе, морального), являющегося физическим лицом, влияет на определение размера взыскиваемой компенсации и должно рассматриваться как заслуживающее внимания обстоятельство. Суд может уменьшить и, как правило, существенно уменьшает размер возмещения.
К сожалению, инструмента для точного измерения глубины перенесенных страданий, а также для определения их денежного эквивалента не существует. Степень страданий – это их глубина. Это важнейший критерий, на основании которого мы можем приблизиться к действительному моральному вреду и определить соответствующий ему размер компенсации. Для того, чтобы оценить степень страданий человека, необходимо иметь некую среднюю величину, то есть страдания, которые по общему представлению, должен испытывать «средний» человек, «нормально» реагирующий на распространение о нем порочащих, не соответствующих действительности сведений. Конечно, выплата имущественной компенсации за неимущественный вред всегда будет нести в себе элемент условности ввиду отсутствия общих «единиц измерения» материальной и нематериальной субстанций.
На практике чаще всего учитываются следующие обстоятельства:
- личность истца, его общественное положение, занимаемая должность[124], известность, состояние здоровья, возраст;
- личность ответчика, а также то, является ли ответчик физическим или юридическим лицом;
- содержание порочащих сведений применительно к конкретному истцу (что порочит одного, может не порочить другого);
- характер порочащих сведений, их «тяжесть» в общественном сознании (сведения о нарушении моральных принципов, о совершении административного правонарушения, о совершении преступления – от мошенничества до убийства);
- конкретные негативные последствия, наступившие для истца;
- доказанность степени причиненных истцу нравственных страданий;
- степень распространенности порочащих сведений: в СМИ (газета – тираж, регион распространения; телевидение – общероссийский или местный канал, рейтинг передачи), на общем собрании, в распространенной в одном доме или одном подъезде листовке и т.д.
Однако судьи иногда пренебрегают ст. 19 Конституции РФ и ст. 6 ГПК РФ, гарантирующих равенство всех перед законом и судом.
Так, Б., являющийся Первым Заместителем Генерального Прокурора РФ, обратился в суд с иском к Х., ЗАО «Редакция газеты «Московский комсомолец», ООО издательство «Детектив-Пресс» о взыскании денежной компенсации морального вреда. В обоснование своих требований истец ссылался на то, что ответчики распространили не соответствующие действительности порочащие его честь, достоинство и деловую репутацию сведения. Б. указал, что эти сведения были распространены первоначально в статьях «Московского комсомольца» «Лицензия на террор» и «Мандарины на белом снегу». А затем были дословно воспроизведены в книге Х. «Какого цвета страх», выпущенной издательством «Детектив-Пресс». Суд взыскал в пользу Б. в счет компенсации морального вреда с Х. – 500 000 рублей, а с ЗАО «Редакция газеты «Московский комсомолец» - 100 000 рублей[125].
Позднее Б. обратился с иском к редакции «Новая газета», Р.Ю.Шлейнову о защите чести, достоинства, деловой репутации и взыскании компенсации морального вреда. Свои требования истец обосновал тем, что в газете «Новая газета» была опубликована статья Шлейнова Р.Ю. «Петляющий вектор Генпрокуратуры. Прокуроры не видят состава преступления. Потому что едут в нем», в которой были распространены не соответствующие действительности порочащие его честь, достоинство и деловую репутацию сведения. Суд удовлетворил иск и взыскал с ответчиков компенсацию морального вреда в общей сумме 600 000 рублей[126].
В обоих случаях сумма компенсации морального вреда была снижена Судебной коллегией по гражданским делам Мосгорсуда.
При этом коллегия по первому делу указала следующее: «…Определенная судом сумма компенсации в размере 500 000 рублей, взысканная с одного физического лица в пользу другого физического лица, не соответствует требованиям разумности и справедливости и не учитывает заслуживающих внимание обстоятельств. Суд первой инстанции не учел, что сумма компенсации взыскана с физического лица, в связи с чем суду было необходимо учесть его имущественное положение и возможность выплатить взысканную сумму. Возложенные судом на гражданина неблагоприятные последствия должны по своей тяжести соответствовать причиненному вреду, т.е. быть разумными и справедливыми. Вместе с тем, взысканная сумма при отсутствии сведений о доходах ответчика и его имущественном положении, позволяющих осуществить выплату в разумные сроки, свидетельствует о явной несоразмерности возложенной ответственности последствиям причиненного вреда. Кроме того, определяя размер компенсации, суду необходимо было учесть и материальное положение потерпевшего (истца) для определения того, какая сумма может компенсировать причиненный ему вред, а также с целью соблюдения требований разумности и справедливости. Как усматривается из материалов дела, истец является государственным служащим. Взысканная в его пользу сумма денежной компенсации несоизмеримо больше его доходов как государственного служащего. Вместе с тем, подлежащая взысканию компенсация не должна превращаться в источник обогащения»[127].
По второму делу, приведя вышеизложенные доводы, Судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда дополнительно указала следующее: «…Суд первой инстанции не учел, что возложенные судом на ответчика неблагоприятные последствия должны по своей тяжести соответствовать причиненному вреду, то есть быть разумными и справедливыми. В связи с этим, определяя сумму, которая могла бы компенсировать причиненный моральный вред, суду необходимо было учесть …наступившие для него неблагоприятные последствия вследствие распространения в отношении него несоответствующих действительности и порочащих его сведений. …Кроме того, как пояснил в заседании судебной коллегии представитель истца, распространение ответчиками оспариваемых сведений не имело для истца негативных последствий по службе…»[128].
В первом случае общая сумма возмещения была снижена до 200 000 рублей, а во втором – до 100 000 рублей.
При этом в качестве сравнения можно привести другое дело из судебной практики, где суммы компенсации были в десять раз меньше (!).
Гизоев В.С. и Гизоева В.П. обратились в суд с иском о защите чести, достоинства, компенсации морального вреда. В обоснование своих требований истцы указали, что ответчики опубликовали статью под названием «Погибших считали по оторванным ногам». В статье были распространены сведения, порочащие честь и достоинство дочери истцов, погибшей в результате террористического акта, произошедшего у гостинице «Националь», о ее причастности к двум терактам. Эти же сведения, как указали истцы, порочат и их самих как родителей погибшей дочери. Суд обязал ответчиков опубликовать опровержение и взыскать с них в общей сложности в счет компенсации морального вреда 70 000 рублей, то есть по 35 000 рублей в пользу каждого[129].
В Конституции РФ и ГПК РФ закреплено, что государство гарантирует равенство перед законом и судом независимо от имущественного и должностного положения.
В связи с вышеизложенным напрашивается вопрос: справедливо ли взыскание в пользу лица, занимающего высокую государственную должность, суммы на порядок выше, чем с родителей, трагически потерявших дочь и желающих восстановить ее доброе имя? Необходимо признать, что ответ на этот вопрос на сегодняшний день зависит от субъективного мнения и оценки судьи, рассматривающего дело, а также, возможно, от других факторов, никакого отношения к закону не имеющих (например, психологическое, служебное «давление» и т.п.).
Таким образом, все вышеперечисленные критерии носят общий характер и предоставляют неограниченные возможности для судьи, который не связан ни верхним, ни нижним пределами присуждаемой денежной компенсации, что нередко порождает несправедливость. В судебной практике имеется множество тому подтверждений.
Так, Д., являясь государственным служащим[130], обратился в суд с иском к редакционно-издательскому дому «Новая газета» и Авакумову о защите чести, достоинства, деловой репутации и компенсации морального вреда. Истец утверждал, что в «Новой газете» были распространены не соответствующие действительности сведения. Газета писала, что истец заинтересован в осуществлении приписываемых руководству концерна «Антей» финансовых махинаций, а также о том, что он, используя свое служебное положение в корыстных целях, прикрывает противоправные финансовые махинации концерна. Суд иск удовлетворил, и в пользу истца была взыскана денежная компенсация морального вреда в размере 1 000 000 рублей[131].
По другому делу[132] престарелым родителям, потерявшим в результате неосторожного преступления единственного сына, была присуждена (на двоих!) компенсация морального вреда в размере 40 млн., то есть по 20 тыс. деноминированных руб. на каждого.
Если бы оба эти решения были вынесены одним и тем же составом суда, то предположение о справедливости второго решения заставило бы считать первое невероятным кощунством и глумлением над истцами. Однако, поскольку эти дела рассматривались разными судами, эта ситуация не противоречит законодательству, а «всего лишь» кажется несправедливой, что еще раз подчеркивает необходимость установления единого подхода судов к определению размера компенсации морального вреда.
К заслуживающим внимания обстоятельствам при определении размера возмещения следует отнести добровольное опровержение ответчиком распространенных порочащих сведений.