Редистрибуция благ и редистрибуция власти

Редистрибуция власти и распад государств.

Направления редистрибуции власти.

Раздел второй. Раннее государство и его аналоги. Раннее и сформировавшееся государство.

Подраздел 1. Классификация аналогов раннего государства. Демократические ранние государства.

Теоретические проблемы подраздела.

Раннее государство и общество.

Задачи и проблемы подраздела.

Еще раз об аналогах раннего государства.

Эволюционные альтернативы стейтогенеза.

Аналоги раннего государства: классификация.

Аналоги раннего государства: размеры и некоторые характеристики.

Аналоги: некоторые другие классификации.

Раннее государство и демократия.

Предварительные замечания.

Задачи параграфа.

Некоторые недостатки подходов Берента и Штаерман как иллюстрация слабости распространенных взглядов на генезис государства и социальную эволюцию.

Типология ранних государств.

Естественность демократического пути стейтогенеза и его эволюционная ограниченность.

Трансформация полиса в государство.

Эволюционные ограничения демократического пути стейтогенеза.

Аргументы Берента и Штаерман и их опровержение.

5. Признаки, отличающие раннее государство от аналогов,
в применении к полису и civitas.

Особые свойства верховной власти.

Новые принципы управления.

Новые явления в формировании аппарата управления.

Другие изменения.

Нетрадиционные и новые формы регулирования жизни общества.

Редистрибуция власти.

«Философия и общество» №4-2001 С. 5-60

Ссылка на zip

Введение

Данная работа посвящена ряду крайне сложных и дискуссионных вопросов, связанных с политогенезом и ранним государством. Но я посчитал правильным проанализировать их в более широком контексте общих изменений в период постпервобытности. Помимо того, что это само по себе представляет большой интерес, мне кажется, что так будет легче достигнуть и прогресса в решении вопросов о генезисе раннего государства. Другими словами, я шел от более общих проблем к менее общим. Соответственно и данное исследование построено так, чтобы:

1. Выявить общие черты и общий «знаменатель» главных постпервобытных процессов, таких как политогенез, социальная стратификация, урбанизация, рост общественного богатства и имущественного неравенства, формирование цивилизаций, этногенез и других. И в ходе этого анализа сделать некоторые выводы о месте политогенеза среди общего потока изменений при переходе от первобытности к цивилизации.

2. Далее высказать некоторые соображения по поводу соотношения политогенеза с рядом других эволюционных процессов, но уже с каждым в отдельности. Это позволит сделать некоторые выводы о том, какие факторы благоприятствуют, а какие мешают политогенезу.

3. А уже затем остановиться на процессе образования собственно раннего государства как части более широкого процесса политогенеза и сравнить раннее государство с другими аналогичными по функциям политическими образованиями, которые я называю аналогами раннего государства[1].

Согласно этой методике и сама работа разбита на три части. Однако сложность задач вынуждает меня извиниться за неизбежные повторы.

Под первобытностью в данной работе понимается только период господства присваивающего хозяйства, а не эпоха вплоть до образования государства. Иными словами, первобытность в моем понимании заканчивается с началом аграрной революции. Чтобы читатель не забывал, что под первобытностью здесь имеется в виду только досельскохозяйственная эпоха, я иногда буду употреблять словосочетание присваивающая первобытность.

Следовательно, постпервобытность – это эпоха, которая начинается с аграрной революцией. Последняя, по разным оценкам, началась 12–10 тыс. лет назад в Палестине, а закончилась лишь ряд тысячелетий спустя. Таким образом, постпервобытность – это длительный период, расположенный между охотничье-собирательскими и государ­ственными обществами. Если пользоваться периодизацией Г. Л. Моргана, постпервобытность – это эпоха варварства, разделяющая дикость и цивилизацию.

Под переходом к цивилизации в данной работе понимается достижение очень важного рубежа эволюции человечества, связанного с появлением религии и культуры нового типа, основанных на письменности[2]. Первые цивили­зации в Египте и Месопотамии обычно датируют концом IV–началом III тыс. до н. э. Но в общеисторическом плане движение обществ к цивилизациям (как и государственности) растянулось на длительный срок.

Часть 1. Общая характеристика социальной эволюции при переходе

От первобытности к цивилизации

Раздел первый. Об анализе постпервобытности

И политогенеза

1. Необходимость новой методологии для решения некоторых проблем генезиса раннего государства

Обоснование проблемы

Общеисторические причины начала политогенеза и образования ранних государств связаны с целым комплексом перемен: переходом к производящему хозяйству, ростом населения и его плотности, увеличением прибавочного продукта и борьбой за него, урбанизацией, усилением плотности контактов разного рода между социумами и другими явлениями.

Так или иначе, в тех или иных комбинациях эти моменты отмечались самыми разными учеными[3]. При этом нередко подчеркивается многофакторность политогенеза. И все же фактически явно или неявно большинство исследователей склоняется к односторонним моделям[4]. Наиболее известные из них главный упор делают на потребности в хозяйственной кооперации и обмене услугами между управляющими и управляемыми (Сервис); или на социальных конфликтах и эксплуатации (Фрид); или на демографическом давлении, внешнем окружении и войнах (Карнейро). Есть теории, которые в качестве главной причины формирования институтов управления выдвигают религию, торговлю или что-то иное.

Поэтому вполне можно согласиться с мнением, что пока еще однолинейный взгляд на проблему происхождения государства доминирует[5]. Кроме того, антропологи и археологи постоянно вводят в научный оборот новые данные, которые не укладываются в прежние схемы. В результате возникает все больше противоречий с однобокими моделями, и проблема генезиса государства запутывается. С одной стороны, возрастает понимание, что каждая точка зрения на происхождение государства имеет свою ценность[6], с другой – обосновано мнение, что случайный материал истории или этнографии может стать основанием для поддержки или отбрасывания всех позиций в одинаковой степени[7].

Чем больше я занимаюсь данными проблемами, тем сильнее мое убеждение, что совершенно необходимо изменить методологические подходы к решению этого очень сложного комплекса задач. В значительной мере именно эта сложность и не позволяет вырваться из замкнутого круга. Значит, этот клубок не распутать, если не попытаться разделить проблемы по уровню обобщения и аспекту, по теоретической важности и рангу.

Естественно, что в одной работе можно только поставить такую задачу и попробовать дать некоторые направления решения, а во вводном ее разделе – лишь предварить некоторые выводы, чтобы заинтересовать читателя.

1. 1. Политоцентризм и стейтоцентризм

Мне думается, что среди исследователей, которые занимаются указанными выше проблемами, на практике преобладает тенденция сужать анализ до «чистой» линии политогенеза. Это совершенно законное стремление ограни­чить круг исследования, однако, страдает недоучетом того, что, поскольку длительное время политогенез был неразрывен с другими процессами, замыкание только на нем, взятом в отдельности, даже при привлечении массы конкретного материала не дает возможности глубоко решить проблему генезиса государства[8]. Следовательно, для ее решения крайне желательны и иные аспекты. И одним из очень продуктивных будет анализ политогенеза и образования раннего государства в общем контексте современных им процессов социальной эволюции.

Нельзя сказать, чтобы такой подход игнорировался[9]. Он имел и имеет сторонников. Например, еще в «Раннем государстве»[10] «была предпринята попытка вскрыть общие факторы эволюции данного феномена», то есть государства[11]. Но, несмотря на заметные успехи в анализе эволюционных факторов и их различных сочетаний, проблема еще далека от решения.

Одна из причин, на мой взгляд, заключается в том, что можно назвать политоцентризмом. Вольно или невольно, но получается, что процесс политогенеза становится центральным не только из-за самой постановки проблемы (это-то вполне естественно и оправданно), но и как бы фактически центральным среди других современных ему эволюционных процессов. А вот это как раз далеко не всегда справедливо, поскольку нередко политические аспекты услож­нения обществ были неглавными (хотя позже могли таковыми и стать).

Следовательно, необходимо уловить эту диалектику изменения роли разных факторов на разных этапах, а также учесть, что их значимость сильно различалась и в зависимости от того, на какой по перспективности ветви эволюции находилось то или иное общество. Но при господствующих сегодня взглядах на роль теории истории, точнее при игнорировании эвристической ценности общеисторических концепций, сделать это затруднительно.

В данном же случае имеется несомненный пробел, который связан с недостаточным анализом проблемы генезиса государства именно как составной части постпервобытного периода социальной эволюции с учетом хода исторического процесса в целом. В результате такого анализа можно было бы выявить общие черты и характеристики основных постпервобытных процессов. А тогда стали бы яснее общие черты и специфика политогенеза в ряду остальных процессов, а также соотношение общеэволюционных и иных причин появления института государства.

Недостаточное внимание к такому уровню исследования – одна из важнейших причин пробуксовки в течение десятилетий решения проблем раннего государства. Другая причина связана с тем, что часто политогенез фактически делают синонимом более узкого процесса – образования государства. Тогда политоцентризм перерастает в стейтоцентризм.

Естественно, что такая незаметная редукция, которая ведет к большой путанице и порочному кругу в логических построениях, недопустима. Во-первых, в политогенезе имелся догосударственный период. Во-вторых, далеко не все общества, которые переросли догосударственный уровень, перешли к собственно раннему государству. Поэтому очень важно учитывать, что различие эволюционных моделей априорно не означает, что общество с неклассической моделью стадиально отставало от теоретически «эталонного», как видится при однолинейных эволюционных теориях. А в отношении образования государства такой подход не только весьма распространен, но едва ли и не преобладает: негосударственное политическое образование (например, с сильной социальной стратификацией, но без политической централизации) как-то невольно считается догосударственным, а потому стоящим на более низкой ступени развития[12].

Однако известно множество исторических и этнографических примеров политий, морфологически и по другим признакам существенно отличающихся от раннего государства, но аналогичных ему по функциям и (или) сложности. Следовательно, стадиально они являются равными ему, и их с полным правом можно назвать аналогами раннего государства.

Поэтому, на мой взгляд, будет очень важным для решения вопросов о генезисе раннего государства, разделить более четко в теории и терминологически: а) политогенез не только как более раннее, но и как более широкое явление; б) собственно образование государства как более узкий и поздний процесс, который можно назвать стейтогенезом.

Само понятие раннего государства дискуссионно. И в российской, и в западной науке до сих пор идут споры вообще о правомерности этого термина[13]. Но, мне кажется, часть этой проблемы лежит именно в том, что нет достаточно четкого различения политогенеза и стейтогенеза, недоучитывается разнообразие способов перехода к государству.

Р. Коэн вполне прав, когда пишет: «Теперь становится ясно, что к государству ведет множество путей»[14]. Однако это множество путей заключается не только в том, что существует несколько моделей «вертикального» перехода к государству с более низких этапов, а еще и в том, что общество к государству может перейти и «горизонтально», т. е. уже с этапа, стадиально ему равного. Речь идет о том, что полития в форме аналога государства может трансформироваться в государство на любой стадии своего развития.

Таким образом, нужно, не отказываясь от того, чтобы поставить политогенез в центр проблемы, избрать такой аспект обобщения, который поможет яснее увидеть его место в процессе современной ему социальной эволюции, а также соотношение политогенеза и стейтогенеза.

2. Некоторые замечания о методологических подходах к анализу постпервобытности

2. 1. Поиск общего в конкретно-историческом разнообразии

Я ни в коей мере не желаю игнорировать бесконечное разнообразие постпервобытных обществ и процессов и стремлюсь выделить общее не для того, чтобы в очередной раз попытаться навязать конкретике общую схему. Напротив, общее выделяется, чтобы объяснить и, так сказать, теоретически узаконить разнообразие как важнейший механизм эволюции. Наличие общего предполагает не то, что все социумы развиваются по одного типу, а, напротив, то, что переход к новым более перспективным формам и отношениям невозможен без достаточного разнообразия как предшествующих, так и параллельных им форм.

Рассматриваемая эпоха обладает очень большой спецификой. Ведь коллективы все еще оставались небольшими, а сферы жизни и многие институты синкретичными. По сравнению с охотничье-собирательским периодом примитивные сельскохозяйственные общества выглядят большими. Но все же и для постпервобытности одна из основных характеристик заключается, образно говоря, в разреженности социального бытия в целом и многих его атрибутов в частности. И в философском смысле содержание данной эпохи и заключалось в замене разреженной социальной субстанции на более плотную. Однако это происходило очень медленно и далеко не во всех сферах.

Нужно было пройти еще несколько этапов дифференциации и синтеза, поиска и отбраковки, всевозможных трансформаций, переходов и комбинаций, чтобы создалась нужная плотность социальной среды и межобщественных контактов. И лишь потом могли появиться достаточно зрелые и одновременно эволюционно перспективные формы.

Но раз это период поисков, трансформаций и переходов, значит, многие явления, институты и отношения постпервобытных обществ являются сходными в том плане, что они есть ответ, реакция разных обществ на задачи, которые в эволюционном плане имеют глубинное сходство или единство.

Конечно, в связи с различной географической и социальной средой, бóльшим или меньшим изобилием и населенностью, предшествующими особенностями и различными случайностями и многим другим эти ответы неизбежно были разными. Общество с ранними сословиями, естественно, не похоже на общество, интегрированное вокруг сакрального центра или на военизированные объединения племен во главе с военным предводителем, равно как последние могут отличаться от торговой городской общины или иных вариантов. Но во всех этих и многих других случаях есть и сходства, которые определяются, в частности, тем, что перед социумами возникала объективная задача найти новые способы структурирования, объединения, оформления неравенства, установления межобщественных отношений.

Такой взгляд позволяет сделать важные выводы и в отношении политогенеза. В частности утверждать, что усложнение социальной структуры, эксплуатация соседей и войны, развитие торговли, имущественного неравенства и частной собственности, усиление роли религиозных культов и корпораций и другое длительное время могли быть достаточной альтернативой собственно административно-политическим решениям вышеуказанной эволюционной задачи. И даже когда появилось раннее государство, оно первоначально оставалось лишь одной из форм новой организации общества и межобщественных отношений, которой еще предстояла долгая конкуренция с другими фор­мами.

2. 2. Механизм перехода к качественно новому

По пути от первобытности к достаточно зрелой цивилизационности и государственности было много этапов и под­этапов развития, и на каждом из них можно увидеть отпочкование каких-то новых направлений, соперничество и одновременно синтез новых форм. Поэтому линии развития вовсе не прямые, а ломаные и путаные. Например, раннему государству совсем не обязательно предшествует вождество. Государство может образоваться на основе трансформации или объединения разных политических форм, и, напротив, вождества могут оказаться неспособными вовсе перерасти в государство.

На пути к новому нет никакой заданности, кроме того, что есть потребность в поиске решений на усложняющиеся или новые задачи. Эволюционно же правильный ответ находится весьма нескоро. При движении от более низких к ка­чественно более высоким формам эволюция как бы создает веер возможностей, множество переходных форм. Стадиально они равноправны. Но в плане перспективности большинство из них обречено исчезнуть часто вовсе без заметного следа. Поэтому при анализе прошлого создается обман­чивое впечатление появления сразу зрелых готовых форм[15].

На самом деле сначала должны были создаться определенная межобщественная среда с плотными контактами и появиться нужное видовое разнообразие. И тогда среди него (и еще путем взаимодействия) возникнут первичные перспективные варианты, которые обычно заменяются уже иными, более удачными. И этот процесс заполнения ниш, территорий, создания каналов контактов и прочего был нескорым. Поэтому постпервобытный период занимает столь длительную эпоху. Нельзя было просто перейти от коллективов в сотни людей к обществам, насчитывающим сотни тысяч и миллионы жителей.

2. 3. Реализация эволюционных преимуществ

Итак, только в таком разнообразии и при длительных контактах могло появиться что-то особое, эволюционно перспективное. Ведь лишь незначительное меньшинство ответов на вызов было способно стать источником качественных прогрессивных изменений на длительный срок. Но когда такие моменты и институты выделяются, они способны перестроить все в систему. Среди наиболее важных – государство.

Но длительное время такие возможности государства не проявлялись либо проявлялись неполностью. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «хотя возникновение РГ (раннего государства. – Л. Г.) имело далеко идущие последствия в социально-политической сфере, другие социальные институты, например, организация системы родства или же экономика, развивались по другим эволюционным траекториям, то есть налицо была так называемая дифференциальная эволюция, пользуясь выражением Карнейро»[16]. Но, если учесть, что раннее государство по своей сути не могло еще существенно изменить все отношения, а влияло только на некоторые из них, станет понятно, что «дифференциальная эволюция» совершенно естественна для раннего государства, а в ряде отношений и для зрелого. Только отдельные государства древности были тотальными, а в других всегда были сектора, которые развивались по своим траекториям.

Кроме того, надо иметь в виду, что эволюционно удачные и перспективные формы вовсе не обязательно были более удачными и в конкретно-исторической обстановке. Напротив, часто долгое время могло быть по-иному. Поэтому только на длительных временных отрезках становится видным, как и почему более прогрессивные формы все же постепенно побеждали, а менее прогрессивные выбраковывались и уничтожались, хотя в отдельных местах по разным причинам могли сохраняться.

И это также объясняет длительность постпервобытного развития: даже когда эволюционно перспективная форма была найдена, требовался еще большой инкубационный период и особые условия, чтобы эта форма доказала свои преимущества и чтобы последниемогли быть перенесены на иные места и ситуации.Невозможность заимствования и переноса достижений препятствуют развитию потенциально перспективных форм. Следовательно, должны были появиться какие-то дополнительные новации, которые помогли бы этим преимуществам проявиться в новых, чем они возникли, условиях. Но это могло случиться нескоро.

В отношении же государства в тех или иных регионах нужны были самые различные факторы: технические, технологические, правовые, культурные, чтобы компенсировать недостаток плодородия почвы, численности населения, богатства, особой комбинации сакральных и полити­ческих моментов, которые имелись в ирригационных государствах в долинах больших рек. В частности, в Европе до появления металлов развитие государственности задерживалось.

Таким образом, возникновение перспективных форм, институтов, отношений, с одной стороны, объясняется внутренним развитием, но с другой – всегда результат того, что в наличии имеется достаточно иных форм, эволюционные удачи и неудачи которых и подготовили, наконец, удачный вариант.

Стоит также обратить внимание на условность деления процессов на внутренние и внешние. На протяжении всей постпервобытности и много позже общества укрупнялись и этот процесс (с откатами) шел постоянно. Поэтому некоторые, казалось бы, внешние вещи (войны, торговля и прочее) при ином ракурсе становятся внутренними, подготовительными процессами к образованию более крупных социальных организмов.

3. Эволюция и типы раннего государства

3. 1. Особенности типологии политических форм

Рассмотрев философские и методологические аспекты проблемы, мы можем применить отдельные идеи к анализу эволюции государства, в частности, обратить внимание на особенности подхода к типологии ранних государств и иных политий.

Выбор принципа и основания типологии зависит от объема материала и поставленных научных задач. А это значит, что универсальных типологий нет и быть не может. И невозможно для всех случаев обойтись одной единственной. Следовательно, недопустимо подменять одну типологию другой, поскольку каждая из них имеет свою сферу применения и ценность[17].

В данном разделе речь пойдет об эволюционной типологии, то есть такой, которая увязывается с ходом и наиболее перспективными линиями общечеловеческой эволюции. Здесь очень важно учитывать, что развитие челове­чества несводимо к сумме составляющих его обществ, а также то, что социальная эволюция идет не по одному, а по ряду направлений, которые сильно отличаются по своей перспективности и значимости для всемирно-истори­ческого процесса[18]. Неучет этого важнейшего методологического момента в отношении типологии политических форм ведет либо к подгонке всех обществ под уже теоретически охарактеризованные образцы, либо – напротив – к тому, что открывается бесчисленное множество разных типов (по принципу сколько обществ – столько и типов).

Эволюционная типология имеет отличия от обычной, когда объекты делятся на группы по каким-то признакам, например величине. Она отличается и от типологии, которая показывает стадии роста политических организмов. Например, в известной книге выделялись типы раннего государства: зародышевое (или зачаточное), типичное, переходное[19]. Такой подход (для ряда задач очень продуктивный) тем не менее предполагает почти обязательный ход событий. При эволюционном же отборе далеко не все общества способны шагнуть с нижней ступеньки на более высокую.

Для эволюционной типологии самое главное: 1. Обо­значить крупные эволюционные качественные стадии развития 2. Внутри этих крупных ступеней выделить типы по их эволюционной перспективности.

Если мы ограничимся только первой из двух задач, то столкнемся с еще одним, также весьма важным видом типологии, который позволяет установить стадиальное равенство различных политических форм по их функциям, но без учета их эволюционной перспективности. В этом случае мы можем утверждать принципиальное равенство как раннегосударственных, так и аналоговых им форм. Именно для таких целей мной вводилось понятие «аналогов государства». Но это положение не будет безусловным. Ведь если необходимо установить место и роль данного типа политии в общечеловеческой эволюции, уже нельзя считать все стадиально равные политические или социальные организмы равноправными и эволюционно, а нужно обязательно учитывать их роль в будущем. И здесь мы обязаны признать первенство как раз государственных форм.

Однако же и среди последних имеются очень большие различия именно по их эволюционной перспективности. Об этом и пойдет далее речь. Мне думается, что подобное разграничение, оформленное в типологию, способно убрать некоторые трудности, в том числе и при решении всегда важных задач: к какому типу отнести данную политию.

Догосударственные государства

Поскольку политогенез начинается задолго до появления института раннего государства, постольку в нем, естественно, нужно обозначить догосударственную стадию. В этой стадии, которая заняла тысячелетия, можно выделить последний – предгосударственный – этап, также весьма длительный. Он является переходным к раннегосударственной стадии. А общества переходных периодов всегда содержат в себе различные элементы будущего, только эти новации еще не сложились в систему, которая откроет начало важных качественных перемен.

На этом этапе сосуществовали самые разнообразные политические образования. Среди этой пестроты можно увидеть и политии, с одной стороны (например, по их размерам и ретроспективности), относящиеся все еще к догосударственной стадии, а с другой – морфологически и функционально весьма напоминающие государство. Чаще всего они образуются как крупные поселения, «города», где возникает высокая плотность населения и за счет несельскохозяйственной деятельности значительное и ликвидное богатство.

Примерами таких образований могут служить Новгород и другие города восточных славян до образования Древнерусского государства; ряд греческих территорий гомеровского периода; вероятно, этрусские города, хотя их политический строй известен только в самых общих чертах, и многие другие.

Здесь возникает коллизия двух возможных типологий. По морфологическим и функциональным признакам такие города совсем не так легко отграничить от обществ, которые мы определенно считаем городами-государствами[20]. Но по их размерам, способности к качественным переменам и другому они, очевидно, относятся еще к догосударственной стадии вообще. Как быть? Если их не считать государствами, тогда затрудняется различение государ­ственных и догосударственных форм. Если считать, тогда стирается грань между важнейшими рубежами политогенеза. Наилучшим выходом, на мой взгляд, будет определить такие политии, как догосударственные государства, хотя это и звучит парадоксально.

Чтобы такой подход стал понятнее, можно использовать следующую аналогию. В развитии сельского хозяйства при его переходе от примитивного к развитому и интенсивному в эволюционном плане важнейшую роль сыграл переход к ирригационному хозяйству в районах больших рек.

Однако если бы мы задались проблемой типологии сельского хозяйства по его интенсивности и с учетом метода его ведения, то столкнулись бы с трудностями. Ведь задолго до Нила, Тигра и Евфрата и параллельно с ними ирригацией занимались в самых разных местах, но в гораздо меньших объемах. Куда отнести такие хозяйства: к примитивному или интенсивному хозяйству? Мы не можем их включить в стадию интенсивного сельского хозяйства, потому что демографические и социальные результаты у них принципиально иные, чем в Египте и Междуречье. Но не можем и игнорировать сходство в методах ведения земледелия. Таким образом, перед нами ирригационные хозяйства, но в эволюционном плане это «доирригационная ирригация», то есть ирригация, которую надо относить к примитивному сельскому хозяйству и которая принципиально не отличается от иных его неразвитых форм. Это всего лишь особый вид, а не новая ступень в эволюции земледелия.

Точно так же дело обстоит и в политогенезе. Среди массы форм последнего (предгосударственного) этапа его догосударственной стадии появились и образования, весьма напоминавшие государство. Но они не были стадиально отличными от других типов политий этого этапа. Не являлись они также и основной эволюционной формой для образования ранних государств. Напротив, негосударственные государства очень часто либо застывают в развитии, либо деградируют, чем подтверждают мысль известного авторитета в области социологии и политологии Африки П. Ллойда «неоднократно повторяемую в последующих томах проекта РГ: эволюция государства идет, по-видимому, по нескольким путям: подавляющее большинство путей эволюции никогда не приводили к формировованию государства»[21].

Я думаю, что таких догосударственных государств было немало и до и особенно после появления первых цивилизаций. Поэтому, хотя такие политии можно относить к государствам (как в примере с ирригацией), но не стоит ждать, что они «поведут» себя так, как это делали государства следующей – раннегосударственной стадии.

Догосударственные государства – это политии, которые возникают в особых нишах и условиях, и обычно они не являются станциями на пути к более развитым образованиям. Переход в раннегосударственную стадию требует особых внешних к ним условий, поскольку они уже достигли предела возможного развития за счет внутренних потенций. Если имеется группа таких политий, то более развитые формы могут появиться уже как надстройка над ними за счет их добровольного объединения или завоевания одной политией других. Нередко в роли объединителя выступает и вовсе иноземная сила[22].

Наличие таких негосударственных государств аналогично ситуации с некапиталистическим капитализмом. Известно, что ряд исследователей в конце XIX начале XX ве­ков пытались доказать, что в античности был капитализм. С точки зрения, что капитализм – это крупное денежное хозяйство (ростовщики, откупщики, крупные денежные обороты), они были правы. Такой капитализм в отдельные периоды античности, действительно, существовал[23]. Но он был совсем иным, чем в Западной Европе, прежде всего стадиально. В то же время античный капитализм, отличаясь по ряду признаков от строя, который условно можно назвать азиатским (или государственным) способом производства, стадиально был ему равен. Следовательно, и описанные выше политии можно считать государствами, но особого низкого уровня, которые с точки зрения эволюции не отличаются принципиально от иных форм догосударственных образований.

Неэволюционные и эволюционные государства

В раннегосударственной стадии политогенеза ранние государства по их способности к развитию можно разделить на три типа. Первый из них следует назвать неэволюционным государством,посколькуэти общества развиваются очень замедленно. Примеров таких неэволюционных ранних государств много, особенно в Африке. Одной из самых важных причин их существования является географическое положение и ограниченность возможностей создавать и хранить достаточный объем прибавочного продукта[24]. Но, кроме того, есть много иных, в том числе чисто исторических и культурных причин, которые порой «определяющим образом воздействуют на выявление эволюционного потенциала общества, пределов его эволюционного продвижения»[25]. Это могут быть уже и достаточно крупные по территории и населению политии. Однако неэволюционные государства еще могут трансформироваться в иные политические формы [26].

Часто вызывает большие трудности или дискуссии вопрос, можно ли их отнести к государствам, или это вообще догосударственные формы, или же какие-то альтернативные государству. Это относится, например, к политиям в Африке южнее Сахары, в которых сакральная сторона оставалась более важной, чем административная. Мне думается, определение подобных образований как неэволюционных государств способно частично снять спорные моменты.

Таким образом, эволюционный динамизм свойственен далеко не всем ранним государствам. Отсюда крайне важный вывод: эволюционные преимущества государства проявляются не сами по себе, не просто потому, что появились первичные государственные институты, а в увязке с некоторыми иными условиями.

Первым таким исторически возникшим условием было создание высокопродуктивного и широкомасштабного ирригационного хозяйства. В результате стал аккумулироваться и перераспределяться гигантский по тем временам излишек благ, а численность населения превзошла все мыслимые рамки. Позже, когда появились новые возможности для реализации потенций государства порог «требований» к величине природного изобилия и численности населения снизился. Где-то такие условия были связаны с развитием плужного земледелия и металлургии, где-то – с усовершенствованием морского транспорта и ростом торговли. Нередко решающим было развитие военной техники и приемов ведения войны. Важнейшую роль могли играть заимствования (например, письменности, правовых систем, развитых религий), которые облегчались по мере роста контактов. Роль этих и иных факторов была различной в зависимости от экологии, исторических особенностей и всемирной эпохи.

Но если нужных условий не было либо они исчезали, сам по себе факт появления ранних государственных форм не давал такого эффекта развития, который наблюдался в других случаях. И напротив, наличие упомянутых условий само по себе автоматически не вело к появлению государственных институтов. Причинно-следственная связь в конкретных условиях может не быть столь ясной, как формула: появление объективных условий – возникновение государства. Такая связь верна только в самом общем виде. При попытках приложить эту схему к более конкретным обстоятельствам выясняется ее недостаточность. Ведь и появление каких-то удачных зачатков государственности, из которых может вырасти государство, и наличие нужных условий для этого – и то и другое способно возникнуть по отдельности и не дать известного по позднейшей истории эффекта.

Подобно тому как зерно самого лучшего сорта может не прорасти в плохих почвах или дать очень скудный урожай, а самая лучшая почва без зерна останется целинной, так и в описываемом случае две стороны процесса могли не совпадать. Для того чтобы они соединились, нужны были особые, даже исключительные обстоятельства. И поэтому процесс шел столь долго и столь выборочно. Но чем больше появлялось государств, тем легче рождалось каждое новое.

Таким образом, надо различать сами факт и момент сложения административно-политических институтов и отношений, с одной стороны, и наличие иных условий, нужных для обретения ранним государством необходимого эволюционного динамизма, – с другой.

Наши рекомендации