В) Права вещные и обязательственные

Разделение прав на вещные и обязательственные рассматривалось римскими юристами как omnium actionum summa divisio, т. е. как основное и обнимающее все права. И если "германисты" спорят о том, играло ли оно такую же роль и в средневековом германском праве, даже - было ли оно вообще известно этому последнему, то не подлежит сомнению, что со времени рецепции римского права это противоположение прав было не только принято, но и признано исчерпывающим для всех гражданских прав и европейской доктриной, проникнув затем как в судебную практику, так и в современные законодательства*(305). Мнение об исчерпывающем значении этого разделения прав можно считать теперь сданным в архив, - так как оно было возможно только в условиях рецепции римского права, когда все свое как старое, так и новое, подводилось неизменно под одни и те же римские категории, - но разногласие в понимании юридической природы и отличительных признаков вещных и обязательственных отношений не прекращается до наших дней.

Оставим в стороне указанную уже неточность причисления всего вещного и обязательственного права к области исключительно имущественных отношений и разберем, прежде всего, очень распространенные в прежнее время и повторяемые с небольшими модификациями и новыми юристами определения вещного права как права, защищенного против всех третьих лиц, а обязательственного - как права, защищенного только против данного определенного лица. Эти определения неверны потому, что они, во-первых, характеризуют право его последствием, а не основанием, и смешивают понятия вещного и обязательственного права с более широкими категориями абсолютных и относительных прав. В категорию абсолютных прав, действительно характеризуемых, как мы это видели, абсолютной защитой против всех, кто становится в противоречие с ними, входят не только вещные отношения, но и права личности, и права семейного и иных общественных союзов против стоящего вне их мира, и много других прав, - так же, как и в категорию относительных прав, ограниченных защитой лиц, стоящих в данном юридическом отношении, входят, кроме обязательственных, и другие права, напр., права отдельных членов семейного союза в их взаимных отношениях и т. д. Поэтому, если мы и допустим, что действие против третьих лиц в вещных правах и действие против данного определенного лица в обязательственных правах составляют действительные свойства этих прав, то это будут такие свойства, которые вещные и обязательственные отношения разделяют со многими другими и которые уже поэтому не могут дать их отличительного признака. Вещные и обязательственные отношения будут видами родовых понятий абсолютных и относительных прав и не могут быть отличены друг от друга признаком, указанным в родовых понятиях.

Во-вторых, характеристика действия вещного права как действия против всех третьих лиц требует, во всяком случае, поправки в смысле территориального ограничения этого действия, т. е. ограничения его кругом лиц, подчиняемых данному правопорядку. Иначе получался бы абсурд внесения в определение прав такового момента, который не существует и не может существовать. Выходило бы так, как будто негры в Африке или малайцы в Полинезии были обязаны воздерживаться от нарушения моего вещного права в Петербурге, о котором они никогда не слышали и, вероятно, не услышат и которое уже поэтому никогда не могло бы быть ими и нарушено.

В-третьих, ни защита против третьих лиц, хотя она и сопровождает большинство вещных прав, ни защита против данного лица, сопровождающая большинство обязательственных прав, не дает критерия этих прав, так как существуют вещные права, ограниченные в своем действии против третьих лиц, как существуют и обязательственные права, снабженные защитой против третьих лиц, и число тех и других прав постоянно растет. В первом случае можно сослаться на права в движимых имуществах, защищаемые обязательственными исками, и права, осуществляемые так наз. "публициановым иском" (actio Publiciana), с которым мы познакомимся в учении о собственности и который не может быть предъявлен ни к собственнику спорной вещи, ни к другим управомоченным по тому же иску. Во втором случае можно указать на обязательства, внесенные в ипотечные книги, некоторые из вотчинных повинностей (Reallasten), право залога и другие обязательственные отношения, осуществляемые путем вещных исков.

Все приведенные соображения могут быть обращены и против господствующей теперь и представленной, главным образом, Виндшейдом доктрины, которая, отказываясь, по-видимому, от определения вещного права как права, защищенного против всех третьих лиц, видит, тем не менее, все его содержание в отрицательной обязанности третьих лиц не становиться с ним в противоречие и воздерживаться от всякого неуправомоченного воздействия на его предмет*(306). Это определение сходится, в сущности, с предшествующим и за отрицательной стороной вещного права, в которой нельзя не видеть той же всеобщей защиты против всех и каждого, упускает из виду его положительную сторону, имеющую определяющее значение и для отрицательной и состоящую в непосредственном праве на самую вещь, служащую его предметом. При собственности, представляющей собой главный вид вещных прав и форму господства над всеми сторонами вещи во всем ее целом, эта непосредственность права в вещи выступает во всестороннем воздействии собственника на свою вещь (res mea est), насколько такое воздействие допущено законом и согласимо с социальной функцией собственности; при сервитутах, дающих нам формы частичного господства над отдельными сторонами полезности вещи, эта же непосредственность права сказывается в проходе или проезде через чужой земельный участок, проводе через него воды и т. д. И если господствующее учение видит в вещном праве только его отрицательный момент, т. е. одни запреты объективного права и одну защиту против всех и каждого, то мы не можем не согласиться с Дернбургом, когда он приурочивает этот взгляд к ложному пониманию права в субъективном смысле. "Кто отождествляет, - читаем мы в его Пандектах, - право в субъективном смысле с дозволенностью воли (Wollendьrfen), тот вместе с Виндшейдом должен придти к заключению, что о дозволенном можно говорить в отношении лишь к лицам, а не вещам. Кто же вместе с нами видит в субъективном праве участие в благах жизни, тот должен согласиться, что это участие выражается, прежде всего, в правах на вещи"*(307).

Таким образом, качество права имеет вещь своим непосредственным предметом, и воздействовать на нее всеми дозволенными средствами составляет основной признак вещного права, и его абсолютная защита есть только последствие этого качества*(308). Им же, а вовсе не абсолютной защитой, объясняется и различие вещных отношений от обязательственных. Вещное право не зависит в своем существовании ни от кого, кроме управомоченного им лица и объективного правопорядка; оно существует без посредства какого бы то ни было другого лица или другой вещи; между управомоченным и предметом его права не стоит здесь никого и ничего. Напротив, обязательственное право характеризуется более всего тем, что между его управомоченным субъектом и объектом права мы видим еще лицо, которое не может быть объектом права, будучи его пассивным или обязанным субъектом. Цель обязательственного права достигается только через посредство этого обязанного субъекта, и о непосредственности отношения между управомоченным лицом и предметом его права тут нет речи. Вещь добывается. или интерес, лежащий в основании обязательственного права, удовлетворяется только действием или бездействием обязанного субъекта (должника), который и входит поэтому в противоположность тому, что мы видим при вещных отношениях, в самое понятие обязательственного права.

Источник указываемого различия лежит в том, что, расширяя сферу личной жизни ввиду удовлетворения наших потребностей, мы пользуемся благами внешнего мира в двух формах: или непосредственно обладая ими, или прибегая к сотрудничеству других для приобретения этих же благ. В первом случае мы получаем вещное право и непосредственное отношение к вещи, за которым отношение к тому или другому лицу отступает на задний план и обнаруживается лишь при нарушении права; во втором - обязательное право и непосредственное отношение к лицу, отодвигающее на задний план отношение к вещи*(309).

Отсюда вытекает и различие в защите вещного и обязательственного права, прекрасно объясненное Тоном в цитированном уже не раз сочинении, которое хотя и стоит на чисто формальной точке зрения различия прав только по способам их защиты, заключает в себе, тем не менее, блестящий анализ этих прав.

Различие в защите вещных и обязательственных отношений сводится к различию между запретительными и приказательными нормами. Защита вещных отношений касается пользования уже существующими и определенными благами, которые находятся в наличном обладании защищенного субъекта. Задача объективного права в отношении к такого рода обладанию состоит в том, чтобы обеспечить его от посягательств неуправомоченных лиц. Этой цели объективное право не может достигнуть иначе, как запрещением чужого обладания вещами, находящимися уже в обладании управомоченного субъекта. Подобное запрещение должно быть всеобщим, так как нарушить существующее фактически отношение может всякий. Если бы это запрещение не было всеобщим, если бы оно относилось к одному или нескольким лицам, то все другие лица, свободные от запрещения, могли бы нарушить данное обладание и сделать защиту его призрачной. Поэтому запретительные нормы охраняют пользование наличными благами против всех третьих лиц, и в этом характере запрещений, постановляемых объективным правом, лежит объяснение абсолютности вещных прав.

Иной характер носят положительные требования или приказы, издаваемые объективным правом. Приказывая что-нибудь, оно желает, очевидно, изменения в существующем порядке отношений. Состояние, возникающее после исполнения приказа, кажется объективному праву предпочтительнее состояния, предшествующего ему; иначе оно не издало бы приказа. Покровительство права относится здесь не к настоящему, а к будущему состоянию, вызываемому исполнением приказа. Поэтому, в отличие от запрещений, охраняющих уже существующие и наличные блага, приказы стремятся доставить эти блага в будущем, защищая не наличные, а гипотетические выгоды или интересы, лежащие в будущем. Это делает само собой понятным, почему права по обязательствам, основанные не на настоящем, а на возможности будущего пользования, защищаются не запрещениями, как вещные права, но приказами, действующими не против всех, а только против лиц, обязанных доставить то или другое пользование: одни эти лица могут удовлетворить или не удовлетворить интересу, составляющему цель приказа*(310).

Отсюда был выяснен в споре Зома с Бринцем*(311) еще следующий признак отличия вещных и обязательственных отношений. Центр тяжести первых оказывается в действиях управомоченного, последних - в действиях обязанного лица. Вещные отношения определяются положением управомоченного лица или истца, и обязанности ответчика носят здесь отрицательный характер: от последнего требуют только того, чтобы он не нападал на данное вещное право, не нарушал его. Напротив, в обязательственных отношениях от ответчика требуют самостоятельной деятельности, без которой цель обязательства не была бы достигнута. Там положение ответчика пассивно: он не должен только нарушать чужое право, а если нарушил, то должен так же пассивно допустить его восстановление; активная роль принадлежит не ему, а лицу управомоченному. Здесь, т. е. в обязательственных отношениях, положение ответчика активно: все содержание права сводится к его действиям, а от управомоченного лица не требуется ничего, кроме предъявления иска. Таким образом, различие между вещными и обязательственными отношениями состоит и в том, что действия, в которых осуществляется конечная цель права, лежат в одном случае на стороне правообладателя, а в другом - на стороне обязанного лица.

Не подлежит, однако, сомнению, что вещные и обязательственные права взаимно обусловливаются и часто переходят друг в друга. Мы уже указывали на вещные права, которые как бы утратили свой вещный характер переходом от абсолютной защиты к относительной. Но этот переход объясняется, как мы увидим это в специальной части курса, требованиями современного гражданского оборота и не всегда означает утрату этими правами вещного характера - уже потому, что предметом их продолжает служить наличная вещь, а не реализируемое только в будущем действие. Точно так же и обязательственные отношения, направленные во многих случаях на то же вещное обладание, которое служит предметом вещного права, остаются, тем не менее, обязательственными отношениями, так как они имеют своим предметом вещь не непосредственно, а лишь настолько, насколько она стоит в связи с действием обязанного субъекта. Это не мешает некоторым из новых законодательств, становящимся на хозяйственную точку зрения, считать такие обязательства скорее способами приобретения собственности (jus ad rem), чем обязательствами.

Невзирая на эти сопредельные явления, различие между вещными и обязательственными правами сохраняет большое значение в настоящее время, содействуя прочности гражданского оборота. И непосредственное отношение к вещи, абсолютное действие иска и активная роль управомоченного лица характеризуют до сих пор если не все, то огромное большинство вещных прав, - точно так же, как непосредственное отношение к лицу, относительное действие иска и активная роль обязанного лица составляют и в современном праве отличительные признаки значительного большинства обязательственных прав.