Укрепление позиций Патриархии — 1953-1957 гг
Середина 1950-х гг. стала для Московской Патриархии относительно благоприятным временем, хотя начало этого этапа предвещало для нее мало хорошего. В государственном и партийном аппаратах началась переориентация в отношении к религиозному вопросу. Если для И. Сталина и В. Молотова в церковной политике не требовалось санкции органов ВКП(б), и в контактах с Патриархией они подчеркнуто выступали от имени советского государства, то с 1953 г. вопросы этой политики постепенно перемещались в сферу партийного влияния и увязывались с целями и задачами атеистической работы. В руководстве КПСС выявилось два подхода к проблемам Церкви — антирелигиозный и "государственный" (рассматривание Патриархии как своеобразной части общей системы управления страной). Почти все 1950-е гг. между сторонниками этих подходов шла борьба с переменным успехом. Правительство же все больше дистанцировалось от проблем религиозной сферы, выражая готовность выполнять указания той части партийной элиты, которая одержит победу в споре о церковной политике.
Смерть Сталина вызвала среди иерархов Московской Патриархии противоречивые отклики. С одной стороны, проснулись надежды на будущее религиозное возрождение, с другой -— возникли опасения, что без сдерживающего влияния вождя целый ряд лиц из его окружения постарается свести старые счеты с Церковью. И серьезные основания для таких опасений были. Уже вскоре появились первые тревожные симптомы. Из подготовленного четвертого номера "Журнала Московской Патриархии" была изъята статья "Вместе с народом", в которой говорилось о приемах И. Сталиным церковных делегаций. Было запрещено издание в 1953 г. третьего тома статей и речей митрополита Николая. Г. Карпову вернули посланную им 7 мая 1952 г. в Совет Министров очередную записку об открытии 8 храмов, пролежавшую там без рассмотрения около года. 29 апреля 1953 г. в ЦК на имя Н. С. Хрущева поступила докладная с предложением разработать план "ликвидации и локализации" святых источников, к которым осуществляется массовое паломничество, и создать для этой цели специальную комиссию. Правда, отдел пропаганды и агитации в своем отзыве порекомендовал ограничиться мерами местных партийных организаций.
В июне 1953 г. в ЦК ВКП(б) с пространным заявлением обратился Г. Карпов. Он желал выяснить, "какой линии следует придерживаться, какие принципы и методы работы допустимы" теперь. Председатель Совета по делам РПЦ предлагал значительно расширить его права, в том числе позволить самостоятельно, не входя в правительство, открывать храмы — "не более 25 в год"; решать вопросы, связанные с издательской деятельностью Патриархии, работой ее мастерских; обращаться в обкомы партии по фактам администрирования. Учитывая просьбу Патриарха, Карпов рекомендовал взимать налоги с духовенства, как с лиц свободной профессии, и таким образом несколько облегчить финансовое бремя Церкви и т. д. В заключение председатель Совета указывал, что он "чувствует неправильное отношение и явное недоверие к нему со стороны соответствующих органов, где он работал раньше", то есть МГБ. Практически все предложения Карпова были отклонены согласно отзыву отдела пропаганды. В частности, подчеркивалось, что расширение прав Совета "может привести к значительному укреплению церкви и росту ее влияния на население».
19 апреля 1954 г. Г. Карпов повторил свои предложения, приведя дополнительные аргументы. Настаивая на необходимости официально разрешить деятельность нескольких десятков храмов, он указывал, что в Казахстане и ряде других мест происходят массовые собрания в молитвенных домах, открытых явочным порядком. В письме содержалась критика грубых антицерковных акций некоторых местных властей, особенно в Курской области и Карело-Финской ССР. Карпов считал возможным удовлетворить просьбы Патриарха о встрече с председателем Совета Министра Г. Маленковым, высказанные Первоиерархом 4 и 28 ноября 1953 г. и 1 января 1954 г. Однако и второе письмо постигла та же участь.
Начинавшееся оживление религиозной жизни, которое Г. Карпов считал аргументом для шагов навстречу Патриархии, как раз и вызывало сильную тревогу у многих партийных функционеров. 27 марта заведующие отделами пропаганды и науки ЦК представили Н. Хрущеву совместную докладную "О крупных недостатках в естественнонаучной, антирелигиозной пропаганде", в которой, намеренно сгущая краски, писали о быстром росте Церкви (в 1949 г. — 200 посвящений в сан, в 1953 г. — 344 и т. п.) и развале атеистической работы. Впрочем, убеждать возглавившего ЦК ВКП(б) Н. Хрущева особенно и не требовалось. Сформировавшись как политический деятель в 1930-е гг., он немало сил приложил к уничтожению храмов в Москве и на Украине. Кроме того, являясь своеобразным "революционным романтиком", новый лидер партии искренне верил в возможность скорого построения коммунизма, в котором не должно быть места для религиозных представлений. Как только Н. Хрущев со своими единомышленниками устранил Л. П. Берию, провел ряд первоочередных мер по развитию экономики, он обратил свой взор на область идеологической работы. И одним из первых крупных решений партии здесь было постановление ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. "О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения", в подготовке которого активно участвовали Д. Т. Шепилов, А. Н. Шелепин, М. А. Суслов. В этом документе фактически пересматривалась и даже осуждалась как "примиренческая" прежняя политика в "церковном вопросе". Предлагалось, по сути, вернуться на довоенный путь "наступления на религиозные пережитки". Содержались призывы к активной борьбе с ними, к разоблачению "реакционной сущности и вреда религии». Перед принятием постановления В. Молотов предупреждал Н. Хрущева, что оно "поссорит нас с духовенством и верующими, принесет массу ошибок". На это лидер партии заявил: "Будут ошибки — исправим". В возобновлении атак на Церковь определенную роль сыграла и "старая гвардия воинствующих безбожников" — Ф. Н. Олещук, В. Д. Бонч-Бруевич и др.2 Последний положил начало изданию Институтом истории Академии Наук СССР "Научно-атеистической библиотеки". В июле—августе он наметил план выпуска в 1954-1955 гг. 20 томов произведений антирелигиозных авторов (правда, и к 1963 г. вышло лишь 16 из них). Именно В. Бонч-Бруевич сыграл основную роль в подготовке постановления Президиума Академии Наук от 30 октября 1954 г. о развертывании научно-атеистической пропаганды ее учреждениями. Этим постановлением Академия впервые полностью, а не отдельными звеньями включалась в разработку проблем антирелигиозной пропаганды. Для согласования мероприятий при Президиуме была создана Координационная комиссия в составе ученых—представителей гуманитарных и естественных наук во главе с В. Бонч-Бруевичем. Последней акцией ветерана "богоборческого фронта" стало составление под его руководством к февралю 1955 г. так и не реализованного сводного плана "Работ Академии Наук СССР по научно-атеистической пропаганде", включавшего подготовку и издание 143 книг и брошюр (14 июля 1955 г. В. Бонч-Бруевич скончался). Наступление достигло своего пика летом 1954 г. — преследовались прихожане, разгонялись молящиеся в храмах, закрывались церкви. Все это вызвало сильнейшую негативную реакцию духовенства и мирян. Уже 23 марта архиепископ Лука писал Патриарху о необходимости созвать Собор епископов для обсуждения тяжелого положения Церкви, на постановление ЦК он откликнулся яркой проповедью: "Не бойся, малое стадо». И если в конце июля Г. Карпов готовил в соответствии с новыми директивами ориентировку уполномоченным Совета о тщетном желании церковников "как-то оттянуть неизбежный конец своего существования", то через месяц принялся усиленно писать в ЦК о массовом недовольстве и попытках организовать сопротивление антирелигиозным акциям. Так, активную борьбу начал митрополит Ленинградский Григорий. На уговоры не отправлять резкое письмо в Совет из-за возможностей репрессий, он ответил: "Ну что же — придется сломать голову, а я все-таки напишу доклад". С острой публичной критикой действий властей Владыка выступал даже перед учащимися Духовной Академии. Согласно сообщениям Г. Карпова, большое значение посланиям митр. Григория придавал Патриарх. С призывами к "мученичеству" выступал Ростовский Владыка Вениамин. Негодующие письма шли от отдыхавшего в Сухуми митрополита Николая: "Духовенство и верующие Грузии по-прежнему переживают панику в связи с антирелигиозной пропагандой, ждут чисто физические репрессии, хотят прекращать архиерейские служения, прекратили звон, проповеди и т. д." Для подобных опасений имелись основания и у самого митр. Николая. В эти же месяцы лектор Московского горкома КПСС Владимирцев в своих выступлениях называл его "первым врагом народа", заявлял, что "он пока еще нужен нам для заграницы, а в свое время мы его обезвредим»
В ЦК КПСС, правительство стала поступать информация не только о случаях недовольства и сопротивления новой религиозной политике, но и о значительном росте в стране, в связи со слухами о скором закрытии храмов, церковных обрядов, массовом крещении детей и скупке религиозных предметов. Часть членов Президиума ЦК — Г. Маленков, К. Ворошилов, В. Молотов, участвовавшие в сталинской политике интегрирования Церкви в структуру государственной системы, стали проявлять беспокойство по поводу очередной антирелигиозной войны, утверждая, что это приведет к нежелательным последствиям внутри страны и за рубежом. Как раз в сентябре в СССР с большим почетом принимали Антиохийского Патриарха. Но желанный гость, с которым обсуждались пути привлечения на сторону Московской Патриархии других православных иерархов, настойчиво просил прекратить "перегибы в отношении церкви, так как это выбивает у нас все козыри и затрудняет нашу работу по сближению между нашими церквами и народами». И уже в сентябре Н. Хрущев со своими сторонниками были вынуждены отступить. Началась подготовка принятого 10 ноября 1954 г. постановления ЦК КПСС "Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». По ряду пунктов оно было прямо противоположно июльскому, осуждало произвол, наклеивание ярлыков, оскорбление верующих и, в частности, задержало появление журнала "Наука и религия", посвященного пропаганде атеизма в массах: обещанный в 1954 г., он начал выходить только в 1958 г. Новое постановление вызвало волну благодарственных телеграмм от духовенства различных епархий.
Всего через месяц — 11 декабря — Патриарха Алексия официально принял Г. Маленков. Первоиерарх говорил о необходимости облегчения налогов с духовенства, передачи Церкви всех помещений Троице-Сергиевой Лавры, объединения Советов по делам Русской Православной Церкви и по делам религиозных культов. Патриарху обещали учесть его просьбы. Митрополита Николая, желавшего поставить вопросы о созыве Поместного Собора, расширении сети духовных школ, проповеднической деятельности, на встречу не пригласили. Правда, вскоре Маленков был снят с поста председателя Совета Министров и даже часть обещанного им Патриарху не была выполнена. Интересно, что по вопросу снижения налогообложения в Совете по делам РПЦ было специальное заседание 3 августа 1954 г., на котором ярым противником снижения выступил заместитель Г. Карпова С. К. Белышев. Он заявил, что переквалификация налогообложения духовенства с 19-й (где налоги составляли 81%) на 18-ю (69%) статью была бы равносильна признанию Церкви в качестве "какой-то общественно-полезной организации в нашем социалистическом обществе". При голосовании большинством в 7 голосов против 3 Совет высказался за переквалификацию на 18-ю статью. Однако приведено в жизнь это решение было только с января 1981 г.
И все же 1955-1957 гг. стали самыми благоприятными для Православной Церкви после 1947 г. Впрочем, ее рост, несмотря на вспышку гонений, ощущался уже в 1954 г. Впервые за последние пять лет не сократилось, а увеличилось число священнослужителей — с 11 912 до 11 99. Прекратился и процесс старения духовенства — доля лиц моложе 40 лет в его составе изменилась с 9,1 на 11,2%. 312 человек поступило в монастыри, и среди них было много молодежи, чего не наблюдалось ранее. Так, насельницами Пюхтицкого монастыря стали 5 молодых ленинградок. В октябре 1954 г. инициативная группа из 50 женщин в Фалештском районе Молдавии ходатайствовала об открытии нового монастыря и т. д.
Выросло число паломников. Например, к источнику у Курской Коренной пустыни с 8 до 15 тысяч. Появлялись и новые места поклонения, возрождались старые святыни. В Ленинграде только на Смоленском кладбище была восстановлена часовня "Анны-босоножки", воздвигнуты кресты с надписями "Антонида-блаженная", "Платонида-страдалица", "Иван-Богослов" и т. д. Но особым почитанием стала пользоваться новая святыня — могила "сорока мучеников" (1930-х гг.). Ухаживавшие за ней прихожанки кладбищенского храма рассказывали всем желающим: "Сорок священников здесь похоронены. Собрали их в церквах, прямо от службы, привезли сюда, да так, в полном облачении и закопали живыми... До сей поры... по ночам стоны слышны... А в день мученической кончины их стоит над могилой столб до самого неба". Появление такого "антисоветского" места поклонения было особенно знаменательно.
Увеличилось число желающих поступить в духовные учебные заведения: в 1951 г. было подано 382 заявлений (принято 275), в 1952 г. — соответственно 411 и 245, а в 1954г. — 560 и . Почти в 3 раза за это время выросло количество заочников. Сократился отсев из Академий и семинарий. Уполномоченные Совета по делам РПЦ в процесс зачисления новых учащихся почти не вмешивались, следя лишь за непревышением лимитов, установленных для первых курсов. Однако существовавших духовных школ не хватало, и епархиальные архиереи при поддержке Патриарха стали подавать прошения об открытии семинарий в Черновцах, Краснодаре, Львове, Ростове-на-Дону, Ярославле, Смоленске, Таллине. На все ходатайства последовал отказ, относительно Львовской семинарии окончательно уже в 1955 г. Тогда осенью 1954 г. Патриарх попросил у Г. Карпова разрешения хотя бы допускать эстонцев-мирян в специальную секцию заочного отделения Ленинградских духовных школ (где разрешалось учиться только священнослужителям). Патриарх Алексий обосновывал свою просьбу тем, что в Эстонии усиливается давление протестантов и там особенно необходимо просвещенное православное духовенство. Но Карпов заявил, что никакого давления нет. В 1954 г. появлялись и все более настойчивые ходатайства об открытии краткосрочных пастырских курсов, а также одномесячных курсов летом в семинариях для повышения квалификации приходского духовенства. На последнюю просьбу инспекторский отдел Совета, отдавая это дело на усмотрение Патриархии, ответил, однако, что нельзя курсы делать постоянным явлением, так как они якобы не соответствуют Уставу Русской Церкви.
Сокращалось количество закрываемых храмов: в 1952 г. — 216, в 1953 г. — 86, а в 1954 г. — 46. Кроме того, за указанный год число церквей с регулярными ежедневными службами увеличилось на 354. А в конце 1954 г. впервые после долгого перерыва в СССР был открыт православный молитвенный дом в г. Поти (Грузия). Следует отметить, что летом 1955 г. духовенство находившейся в бедственном положении Грузинской Церкви предприняло попытку присоединиться к Русской. В июне собрание верующих Мцхетского кафедрального собора единогласно приняло такое решение и архимандрит Георгий (Дедиани) отправил телеграмму митр. Николаю (Ярушевичу), что подавляющее большинство верующих Грузии хочет воссоединения. Однако власти решительно воспротивились этому, в итоге архим. Георгий был лишен сана. Совет по делам РПЦ писал в ЦК КПСС: "Действительно верно, что Грузинская православная церковь находится на грани распада... но не в наших интересах способствовать ее укреплению"
Развернувшийся в середине 1950-х гг. процесс либерализации, развенчания сталинизма, расширения возможностей духовной жизни не мог не сказаться благотворно на положении Церкви. Стали выпускать на свободу выживших в лагерях и тюрьмах священнослужителей, вначале по амнистии, а затем и по реабилитации. 14 июля 1У54 г. последовал Указ Президиума Верховного Совета об условно-досрочном освобождении отсидевших две трети срока и престарелых заключенных. В соответствии с ним многие священники стали писать прошения Патриарху о ходатайстве перед властями по поводу их актировки по возрасту. К маю 1955 г. Первосвятитель уже сумел выхлопотать освобождение епископа Вениамина (Новицкого) и быстро назначил его на кафедру в Саратов. В ноябре—декабре этого же года получили свободу упоминавшиеся епископ Мануил (Лемешевскии) и митр. Нестор (Анисимов). Среди освобожденных из лагерей были епископы Афанасий (Сахаров), Николай (Муравьев-Уральский) и многие другие архиереи.
С 1955 г. стало правилом присутствие представителей Московской Патриархии на приемах в Верховном Совете и в иностранных посольствах. Это давало возможность церковным иерархам непосредственно общаться с руководителями государства и излагать им свои пожелания и ходатайства. Так, в июне 1955 г. на приеме председателем Совета Министров Н. А. Булганиным президента Индии Д. Неру Патриарх Алексий заявил советскому премьер-министру о желательности их официальной встречи, и Булганин ответил согласием. В 1955 г. подобной встречи не состоялось, но Церкви были сделаны серьезные уступки. 17 февраля Совет Министров принял постановление Об изменении порядка открытия молитвенных зданий", согласно которому Совету по делам РПЦ предоставлялось право регистрировать церковные общины, которые давно фактически действовали без официального разрешения. Кроме того, решения об открытии новых храмов теперь принимались Советами Министров союзных республик, а не СССР, как раньше. В результате количество православных храмов в стране вновь стало расти. В 1955 г. было зарегистрировано 37 неофициально действовавших церквей и открыто 4 новых.
Практически впервые за всю советскую историю Православной Церкви разрешили напечатать Библию, Евангелие, и в 1956 г. они вышли общим тиражом 50 тыс. экземпляров. Правда, количество церковных изданий оставалось незначительным. "Журнал Московской Патриархии" имел тираж всего лишь 15 тыс. экземпляров, выпускалось 50 тыс. стенных и настольных календарей, печаталось около 1 млн. венчиков и разрешительных молитв для умерших. Причем заказы Церкви исполнялись с опозданием в несколько месяцев и не полностью. 30 марта 1956 г. Патриархия обратилась в Совет по делам РПЦ с просьбой разрешить издание периодического сборника "Богословские труды", ссылаясь на внешнеполитические обстоятельства: "Дело подготовки пастырских и научно-богословских кадров не может быть полноценным при отсутствии, возможности печатать богословские труды наших профессоров. Это ясно не только для нас, но и для зарубежных христианских Церквей... Получая от них многочисленные издания богословских трудов, мы оказываемся в крайне затруднительном положении, не имея возможности отвечать им тем же... оно подает повод зарубежным Церквам обвинять Русскую Православную Церковь в беспомощности, чем наносится ущерб не только нашей Церкви, но и престижу нашего государства". Вопрос решался очень долго и только в 1960 г. сборник стал выходить тиражом 3 тыс. экземпляров.
С прекращением репрессий и возвращением к т. н. "ленинской законности" значительно выросла потребность в информаторах внутри Церкви. 8 декабря 1955 г. появилось циркулярное письмо Совета по делам РПЦ своим уполномоченным, впервые определявшее задачи специальной работы по выделению групп лояльного духовенства на местах с целью получения от них различной информации. А через 3 месяца председатель Совета рекомендовал ЦК "для использования патриархии в международных делах еще кое в чем" пойти ей навстречу: передать Троицкий собор Александро-Невской Лавры в Ленинграде, все помещения Троице-Сергиевой Лавры, часть старых церковных книг, 50-60 облачений, несколько сот икон из музеев. Г. Карпов указывал на необходимость открыть 25-40 новых храмов, так как отклонять "все просьбы и не считаться с интересами верующей части населения по существу будет беззаконием». Фразы о беззаконии из уст сталинского генерала госбезопасности могли прозвучать только в связи с разоблачениями XX съезда.
Сразу после съезда у руководство Патриархии появились сомнения, не затронет ли избавление страны от сталинизма и их, в свете неоднократных обвинений в частных беседах Н. Хрущевым иерархов в "низкопоклонстве" перед Сталиным. Патриарх предпринял новые усилия для встречи с лидерами государства. Н. Хрущев от переговоров отказался, а Н. Булганин 26 марта 1956 г. встретился с православными архиереями. Он успокоил их, заявив, что ни о каком наступлении на религию не может быть и речи. Больше того, после осуждения сталинских беззаконий должна появиться возможность дальнейшего развития демократических начал в обществе. Воспользовавшись этим, иерархи сразу подняли вопрос о необходимости освобождения из ссылок и лагерей духовенства. В ответ было заявлено, что невиновные священники скоро выйдут на свободу. И с весны 1956 г. резко усилился процесс освобождения духовенства. В этом году 293 освобожденных из лагерей священнослужителей вновь стали служить в храмах. После встречи с Булганиным многим представлялось, что церковно-государственные отношения развиваются успешно. 9 июля Г. Карпов писал Патриарху, отдыхавшему в Одессе, что его может не беспокоить вопрос об открытии новых храмов — в 1955 г. было разрешено служить в 41 церкви, а за 6 месяцев 1956 г. — еще в 24; нет препятствий и к передаче Церкви мощей св. Никиты Новгородского, всех зданий Троице-Сергиевой Лавры; в принципе решен вопрос о распространении на часть церковнослужителей трудового законодательства. Сам тон письма свидетельствовал, что работники Совета по делам РПЦ готовы и дальше оказывать Церкви в определенных пределах активную помощь.
В августе 1956 г. Совет Министров РСФСР наконец-то принял давно обещанное решение "О передаче Московской Патриархии зданий и сооружений расположенных на территории Троице-Сергиевой Лавры в г. Загорске", через год был освящен возвращенный Церкви Троицкий собор Александро-Невской Лавры в Ленинграде, на рабочих и служащих храмов распространили трудовое законодательство, разрешили перезахоронить останки митр. Московского Макария. В 1957 г. Патриархия уже ставила вопросы о возвращении ей Новодевичьего или Донского монастыря, организации церковной типографии, причем при поддержке Совета по делам РПЦ они оказались близки к разрешению.
К 1 января 1957 г. количество зарегистрированных православных храмов в СССР выросло до 13 478, численность духовенства в них достигла 12 288 человек. Состав архиереев, по мнению властей, изменился к худшему. Из 70 правящих иерархов, в ряды которых влились недавно освобожденные из лагерей, примерно половина подвергалась репрессиям. Многих из них контролировать было крайне сложно. Так, в мае 1957 г. на совещании в Совете по делам РПЦ отмечалось, что умерший полтора года назад митрополит Ленинградский Григорий "не терпел никаких советов уполномоченного и если узнавал про отдельные советы, рекомендованные уполномоченным, то как правило, делал все наоборот. Преследовал духовенство, которое периодически посещало уполномоченного». Успешно развивалось духовное образование. Осенью 1956 г. по сравнению с 1951 г. удвоилось число абитуриентов в академиях и семинариях. Количество учащихся дневного отделения увеличилось до 1094 человек, а заочного превысило 400. В 57 монастырях и 7 скитах проживал 4661 насельник. В РСФСР примерно треть всех родившихся младенцев крестилось, а умерших отпевалось. Стремительно росли доходы Церкви. Если в 1948 г. они составляли 180 млн. рублей, то в 1955 — 347, а в 1957 — 667 млн. рублей. В целом за 1949-57 гг. только Патриархат израсходовал на содержание духовных учебных заведений 99 млн. рублей, на восстановление и ремонт храмов, пособия епархиям — 82,4 млн., выплату пенсий духовенству и помощь верующим — 75,2 млн., на внешнеполитическую деятельность — 21,8 млн., приобретение облигаций государственных займов — 5,4 млн. и т. д.
Но относительное благополучие Церкви было очень непрочным. В КПСС имелись влиятельные силы, готовые в любой благоприятный момент возобновить антирелигиозное наступление. Да и сам 1-й секретарь Н. С. Хрущев, например, в сентябре 1955 г. заявил в беседе с делегацией французских парламентариев: "Мы продолжаем быть атеистами. Мы будем стараться освободить от дурмана религиозного опиума, который еще существует, большую часть народа». После XX съезда в партийных документах все явственнее стали проступать антицерковные установки. С началом КПСС новой "всенародной кампании" по строительству коммунистического общества в очередной раз о себе заявили настроения в пользу атаки на религию — "мораль рабов". Но единства по этому вопросу в ЦК не было.
Некоторое время борьба шла и в Совете по делам РПЦ. 15 декабря 1956 г. заведующий его инспекторским отделом И. Иванов написал в ЦК КПСС письмо о серьезных разногласиях в организации, появлении после XX съезда различных мнений и предлагал свой план новой тактики Совета по ограничению влияния Церкви. Критиковал Иванов и внешнеполитическую деятельность Патриархии, рекомендуя для лучшего проникновения на Ближний Восток переориентироваться с православных иерархов на мусульманское духовенство, главный же упор сделать на связи с неправославными церквами капиталистических стран. Через 3 дня в ЦК направил письмо заместитель Иванова В. Спиридонов, резко критикуя своего начальника за планы нанести удар по церковному центру, "перетряхнуть епископов": "Совет не должен превращаться в штаб политической войны с религией и не делать ничего такого, что нарушило бы нормальные отношения между церковью и государством... В этом главное, а не в том, чтобы изобретать какие-то стратегические и тактические действия в воине с религией. В другом своем письме Спиридонов даже доказывал необходимость "отменить законы и постановления, противоречащие духу конституции", свободе совести.
К сожалению, подобных, толерантно настроенных руководителей в КПСС было немного. Ровную линию в государственно-церковных отношениях отстаивали в основном бывшие ближайшие соратники И. Сталина. И первые предвестники новой антирелигиозной кампании почти совпали с крупной победой Н. Хрущева над сталинистами в 1957 г.
Позиция Совета по делам РПЦ объективно была на стороне той части партийного аппарата, которая выступала за "мягкую" церковную политику, но она проигрывала борьбу. И по мере того, как это становилось все более очевидно, осложнялось положение Совета. Ему давали понять, что задача состоит не в расширении религиозной свободы, а в сокращении ее, не в способствовании жизнедеятельности церковных организаций, а во всемерном их ограничении. Большинство руководителей Совета пытались противостоять такому курсу. В мае 1957 г. Г. Карпов на заседании уполномоченных, не соглашаясь с навязываемым ему порядком действия, говорил о своем понимании задач возглавляемой им организации: "Главное — для этого Совет, собственно, и образован... — это обеспечить стойкие нормальные отношения между государством и церковью и путем связи с патриархом и другими руководящими деятелями церкви... обеспечить, чтобы церковь, как религиозное объединение в стране, и духовенство, как ее кадры, не скатились и не вернулись бы на позиции реакционной политики по отношению к государству. И совсем уж будет не только недопустимым, но и преступным, если бы это произошло в результате наших неправильных, непродуманных, поспешных или каких-либо других ошибочных действий». Становилось очевидно, что политика Совета не соответствует партийной точке зрения на содержание и перспективы развития государственно-церковных отношений.
Иерархи Патриархии сразу после июньского пленума ЦК КПСС поняли, что расстановка политических сил в стране сложилась не в пользу Церкви. В газетах появились статьи отрекшихся от Бога бывших священников. Выросла антицерковная пропаганда — если в 1956 г. в СССР было прочитано 1875 тыс. атеистических лекций, то в 1957 г. — 3875. Начал издаваться ежегодник Ленинградского музея истории религии и атеизма. Подготовительные шаги к будущему широкомасштабному наступлению был сделаны на "сугубо камерной" конференции 350 теоретиков атеизма в Москве в августе 1957 г. Начиналось проведение антирелигиозных мер по административной линии.
2 декабря 1957 г. и Совет по делам РПЦ, уступив давлению, разослал уполномоченным указ о снятии в первом полугодии 1958 г. с учета зарегистрированных, но фактически не действующих по различным причинам храмов. Русская Православная Церковь оказалась на пороге нового периода тяжелейших испытаний, гонений и репрессий.
Этап 1953-1957 гг. государственно-церковных отношений оказался довольно противоречивым. Предпринимались попытки ужесточить курс религиозной политики в СССР, но в основном преобладала благоприятная для расширения церковной деятельности ситуация. Столкновение и борьба двух противоположных точек зрения в партийном аппарате, выжидательная позиция государства, реформирование органов госбезопасности отчасти развязали руки Совету по делам РПЦ. Какое-то время он был предоставлен самому себе и, пользуясь этим, попытался вернуться к курсу, намеченному при его создании в середине 1940-х гг. Более того, Г. Карпов, как и председатель Совета по делам религиозных культов И. В. Полянский, считал, что в условиях потепления общественной жизни необходимо сделать шаги к предоставлению большей свободы Церкви. Однако число сторонников жесткой линии в руководстве КПСС явно преобладало, и к 1958 г. они смогли одержать решительную победу. Это, в конечном итоге, предопределило и дальнейшую тактику действий Совета по делам РПЦ.
§ 3. Снова "война" — 1958-1964 гг.
Конец 1950-х — начало 1960-х гг. вошли в историю как трагический период последних попыток руководства СССР радикально, в кратчайшие сроки решить религиозную проблему в стране. Времена хрущевской оттепели обернулись для представителей различных конфессий лютым морозом. Сильнейший удар был нанесен и по Русской Православной Церкви как самой влиятельной и многочисленной в стране.
К 1958 г. сравнительно ровные государственно-церковные отношения первого послевоенного десятилетия стали постепенно обостряться. Новый существенный поворот курса государственной религиозной политики в СССР был вызван целым комплексом причин. В партийных верхах все более зрели убеждения в возможности построения в СССР в скором будущем коммунистического общества. Значительная часть советского руководства, вполне добросовестно заблуждаясь, полагала, что отрешившись от негативных черт сталинизма, можно, наконец-то, воплотить в действительность "светлое будущее всего человечества". Считалось, что коммунистическая идеология жизнеспособна, еще далеко не исчерпала своих потенций и теперь, очистившись от сталинского наследия, проявит их. А раз она, несомненно, победит, то в каких-либо альтернативах, в том числе религиозной, ей необходимости нет.
Эти иллюзии частично разделяли и довольно значительные слои населения, среди них и многие представители демократически настроенной интеллигенции — так называемые шестидесятники. Они полагали, что можно построить в СССР справедливо устроенное, социально ориентированное государство. Христианская идеология, как лишняя, ими отвергалась.
Одним из необходимых условий длительных широкомасштабных религиозных гонений является индифферентность к ним существенной части населения страны. И это условие в конце 1950-х — начале 1960-х гг. в СССР было. Конечно, оппозиционно настроенные шестидесятники шли дальше властей, они хотели построить демократический, а не "либеральный" социализм. Но, в сущности, они также разделяли необходимость последнего "романтического" натиска коммунистической идеологии.
Сыграли свою роль значительные кадровые изменения в партийном руководстве. В своей борьбе 1957 г. со сталинистским большинством в Президиуме ЦК Н. С. Хрущев в значительной степени опирался на группу идеологов — М. А. Суслова, Е. А. Фурцеву, П. Н. Поспелова, Л. Ф. Ильичева, давно выражавших неодобрение существовавшей практикой работы с Церковью. Искал поддержку 1-й секретарь и у руководителей ВЛКСМ — А. Н. Шелепина, В. Е. Семичастного, С. П. Павлова, А. И. Аджубея, доверяя многим их советам и предложениям. Поэтому группа комсомольских вождей, желавшая начать решительную борьбу с религией, в некоторых вопросах оказывала давление на деятелей ЦК КПСС. Спокойные отношения с Церковью преподносились как сталинское наследие, которое следует ликвидировать, хотя именно религиозные организации особенно пострадали от репрессивных кампаний вождя народов. Кроме того, и у Хрущева все больше крепло желание объявить о начале перехода СССР в период "предкоммунистических отношений", где, по его словам, не должно быть места пережиткам капитализма. 29 ноября 1957 г., например, в беседе с газетным магнатом В. Г. Херстом 1-й секретарь поделился своими "заветными мыслями", что "народное просвещение, распространение научных знаний, изучение законов природы не оставляет места для веры в бога». Таким образом, нагнетание антирелигиозных настроений к концу 1950-х гг. в партийных и комсомольских верхах делало почти неизбежной новую войну с религией. И если в свете сталинской политики создания национальной империи, борьбы с космополитизмом, замкнутости границ Русская Церковь не расценивалась как прямо враждебная сила, то с обращением к идее интернациональной сущности коммунизма ситуация коренным образом изменилась.
Важнейшим побудительным мотивом смены курса государственной церковной политики явилась острая тревога в верхних эшелонах власти в связи с начинавшимся русским религиозным возрождением. Этот процесс, как уже отмечалось, начал вновь разворачиваться в СССР примерно в середине 1950-х гг.
Следует учесть также значительную религиозность выпущенных на свободу сотен тысяч заключенных ГУЛАГа. Изживание страхов сталинской эпохи способствовало резкой активизации и широких слоев традиционно верующих. Так, если в 1955 г. к уполномоченным Совета по делам РПЦ поступило 1310 ходатайств и пришло 1700 просителей об открытии храмов, то в 1956 г. уже соответственно 2265 и 2299. Почти все данные статистики второй половины 1950-х гг. свидетельствуют о подъеме Православия. Американский историк У. Флетчер вполне справедливо писал о религии в СССР, что, "когда условия становились благоприятными (годы войны или период "оттепели" 50-х), она быстро развивалась».
Власти попытались компенсировать вынужденные потери нанесением мощного удара по одному их важнейших центров духовной жизни — Церкви. Они были убеждены, что в преддверии создания коммунистического общества не должно существовать никакой идейной оппозиции. Поэтому ответ на ее фактический рост мог быть только один — подавление. Государственных чиновников также сильно раздражали все более настойчивые требования руководства Московской Патриархии. В 1957 г. Патриарх Алексий неоднократно ставил вопрос о передаче Церкви одного из московских монастырей, открытии новых храмов, создании своей типографии. А в январе 1958 г. митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) в беседе с председателем Совета по делам РПЦ Г. Карповым впервые официально заявил о необходимости избрания духовенства в представительные органы власти, порекомендовал наградить кого-нибудь из руководства Патриархии международной Ленинской премией мира. Подобные претензии вызвали негодование в ЦК КПСС.