Межгосударственный (международный) политический экстремизм и терроризм

Традиционные формы политического социально-классового экстремизмалевацкого и праворадикального толка, представлявшие угрозу конституционно-государст­венному устройству и сублимировавшие социальный протест в наиболее крайних формах, сегодня как явление присутствует практически во всех современных обществах. Но этот вид политического экстремизма сегодня идеологически безоружен, в силу этого дезорганизован и не имеет широкого общественного резонанса. Очевидно, что он сегодня не представляет крайней общественной опасности, но при формировании государственной политики противодействия экстремизму важно учитывать, что, если он будет вооружен каким-то более или менее привлекательным и социально востребованным идеологическим проектом, этот вид политического экстремизма может очень быстро активизироваться в обществе. Можно вспомнить в этой связи, как даже в условиях динамичного экономического развития в шестидесятые годы, весь западный мир был буквально взорван молодежными бунтами, вдохновленными идеями Герберта Маркузе.

Если традиционные формы социально-классового политического экстремизма сегодня находятся как бы в тени, то политическая практика наиболее влиятельных идеологий современности — крайнего либерализма, национализма и религиозного фундаментализма — приобретает в последние десятилетия все чаще экстремистский характер. Хотя эти идеологии и нельзя отнести к числу новых (обычно экстремистская практика присуща молодой идеологии), можно предположить, что заявленный в конце восьмидесятых — начале девяностых годов тезис о «конце идеологии» привел к новому идеологическому размежеванию и обострению глобального идеологического противоборства. В этих условиях, практикой национализма стал — этнический экстремизм, практикой религиозного фундаментализма — религиозно-политический экстремизм, а практикой либерализма — своего рода «демократический» экстремизм.

Поскольку всем этим разновидностям экстремистской деятельности отчасти уже уделено значительное внимание выше, и отчасти будет уделено такое же внимание далее, то ниже в этом разделе мы остановимся более подробно на последней из отмеченных его форм — форме радикально-либерального («демократического») экстремизма, практикуемой сегодня на международном и межгосударственном уровне наиболее развитыми западными странами, население которых составляет насегодня так называемый «золотой миллиард».

Причины и условия, породившие эту форму международного экстремизма, Ю.И. Сундиев описывает следующим образом. Последняя четверть ХХ века характеризуется окончательным формированием новых субъектов мировой политики — транснациональных корпораций и надгосударственных управленческих структур (МВФ, ОБСЕ, ПАСЕ и т.п.) и агрессивным развертыванием экономической модели хозяйствования, основанной на неограниченной эмиссии доллара (Рейгано­мика). Достигнутые успехи (по­беда в «холодной войне» и практическая реализация модели «потреби­тельского общества» в странах «золотого миллиарда») укрепили в умах и теоретиков и практиков иллюзию возможности бесконечного расширения рынка через спекулятивные операции, а также — всестороннего финансового преимущества виртуальной экономики над материальным производством. Для новых субъектов мировой политики и экономики существующие государственные границы и остатки суверенитета есть лишь досадная помеха и «реликт». Социокультурные, конфессиональные, этнические черты в этой парадигме рассматриваются как «атавизм», от которого нужно быстрее избавляться любому современному глобализованному «актору»[94].

Активными субъектами экономико-политического экстремизма являются в настоящее время также и свыше 80 тысяч ТНК и международных банков, которые пытаются приспособить развитие большинства стран к своим интересам и потребностям. Последние поставляют для ТНК товарно-сырьевые ресурсы, дешевую рабочую силу в условиях сохранения недостаточно развитого законодательства по охране окружающей среды, низких налогов на прибыль и свободного вывоза капиталов. Этим странам предлагаются различные социально-экономические программы, в которых обосновывается необходимость ослабления роли национального государства в регулировании социально-экономических процессов. Своей политикой и формами воздействия ТНК и банки поддерживают антигуманное направление в развитии локальных цивилизаций[95].

В этой связи целесообразно принять предлагаемое некоторыми учеными разделение понятий глобализации и глобализма. «Глобализм, — пишет А.Ш. Ниязи, — не следует путать с глобализацией — процессом нейтральным, объективным, ни плохим, ни хорошим. Глобализация — многогранный ход истории, представляющий неимоверно ускоряющуюся в последние десятилетия взаимосвязь и взаимозависимость человечества. ... это новая по качеству и объему информационно-технологическая и культурная среда, в которой возможны воплощения разных путей развития, как прогрессивных, так и тупиковых. То, что я называю глобализмом — направление разрушительное. Этот курс геоэкономического и геополитического поведения теснейшим образом увязан с неолиберальной идеей всесилия рынка и размывания социальных функций государства. Его достаточно просто сформулировал Буш младший. Покидая пост президента, в своей прощальной речи он не удержался от трафаретного заклинания — рынок должен быть впереди государства. Подобное мировоззрение представляет квинтэссенцию неолиберализма. Со временем оно превратилось в идеологию и практику рыночного фундаментализма. Его адепты слепо верят, будто рынок может управлять всем, достаточно только лишь до минимума свести его регулирование. Тогда его свободное распространение уничтожит бедность и угнетение, распустит диктатуры и объединит культуры»[96].

Глобализм насаждается не только с помощью экономических механизмов, но и путем прямого политического, а то и военного давления, как это делают США. Цель — унифицировать национальные экономики по неолиберальному образцу. Странам, нуждающимся в кредитах, инвестициях и в доступе на внешние рынки, навязываются — невзирая на культурные традиции и возможные негативные социальные последствия — жесткие «программы структурной адаптации». Такие программы, навязывались всем постсоветским странам, действуют они и в Ираке, и в Афганистане. Предлагаемая для них формула прогресса сводится к монетаризации, привязанности к американскому доллару, западной банковской системе, радикальному открытию рынка и радикальной приватизации, сворачиванию социальной ответственности государства, его присутствия в экономике, его протекционистских действий, ориентации на сырьевой экспорт. Результаты подобного курса оказываются противоположны ожидаемым.

Последствия такой политики применительно, например, к Афганистану А.Ш. Ниязи описывает следующим образом.

Приватизация и без того скудной государственной собственности, выкупаемой за гроши, разрушила остатки промышленности. 168 приватизированных предприятий не работают и являются объектами спекулятивных операций по их перепродаже. От промышленного капитала остались лишь крохи. Инвестиции перетекают в торговый сектор. Малое и среднее предпринимательство сохраняется преимущественно в сфере традиционных ремесел, торговли и услуг. Прекратили свое существование около 2500 малых предприятий, в их числе небольшие фабрики. МВФ и Всемирный банк навязывают афганцам так называемые связанные кредиты, то есть под те программы, которые они сами считают целесообразными. Поощряется бесконтрольное развитие местной банковской системы по западному образцу. Играя по правилам неолиберальной финансовой системы, афганские банки потеряли 2 млрд. долларов США. Кредиты предприятиям выдают под 15-20 процентов. При этом Банк сельскохозяйственного развития влачит жалкое существование. Помощь деградирующему сельскому хозяйству недостаточна и неэффективна. Капитал устремляется в торговлю сырьем и залежами полезных ископаемых. Одновременно снижаются таможенные пошлины на импорт, и наоборот — повышаются на вывоз афганских товаров.

Не решаются острейшие социальные проблемы. 85% населения находится ниже уровня бедности. 70% безработных полностью лишены социальной поддержки. МВФ рекомендует не повышать зарплату афганским служащим. В среднем они получают 80 долларов в месяц (следует учитывать, что на эти деньги, как правило, живут и все их многочисленные домочадцы). На этом фоне солидно откармливаются иностранные советники, получая до 20 тыс. долларов в месяц. Вообще с зарубежной помощью творятся чудеса. По данным Устада Саида Масуда из 30 млрд. долларов полученных от стран доноров для развития Афганистана, непосредственно на нужды страны израсходовано 4 млрд., остальные 26 «съели» сами международные организации, распределяющие эту помощь. В тяжелейшем положении находятся системы здравоохранения, образования и просвещения. Таким образом, вырисовывается весьма печальная картина присущая многим другим странам шедшим в русле неолиберальных реформ[97].

На территории СНГ ярким примером последствий глобалистской политики является положение дел в Киргизии. Сразу же после развала СССР эта республика встала на путь неолиберальных реформ. Опередила другие страны Центральной Азии по либерализации цен и внешней торговли, монетаризации и приватизации, приняла гражданский кодекс западного типа, первой санкционировала частную собственность на землю и вступила в ВТО. Иными словами, наиболее показательно в регионе проявила готовность следовать «шоковой терапии» по рекомендациям МВФ и Всемирного банка. Однако через 13 лет страна, считавшаяся чуть ли не образцом демократических и рыночных реформ на Востоке, оказалась на грани гражданской войны и экономического краха. Почти полностью разрушено сельское хозяйство. Показатели бедности в Киргизии приблизились к показателям разрушенного войной Таджикистана[98].

Таким образом, сфере международных отношений предпринимаются попытки создания «единого мирового порядка» с общим социумом и мировым гражданским обществом, в духовной сфере — создание единой культуры мировой цивилизации на основе господства американской культуры. Проводится политика подрыва национальных государств, национальной идентичности и формирования новой идентичности населения на условиях глобализма. В экономической сфере межгосударственный либеральный экстремизм стремится сохранить зависимость всех цивилизаций от западноевропейской посредством заимствования первыми устаревших концепций модернизации общества. В политической сфере этот межгосударственный экстремизм пытается осуществить демонтаж системы независимых государств во главе с ООН и создать национальные центры управления, которые по своему усмотрению должны будут осуществлять политику «миротворчества», «невмешательст­ва», подготовки «цветных революций» и «смены правящих режимов»[99].