Превентивная самооборона в современном формате

Уже многие десятилетия о превентивной самообороне резко отрицательно отзываются (теперь можно сказать – отзывались) многие ведущие юристы и политики мира. Примером такой позиции служит утверждение А.Д. Колесника в 1991 году о том, что «...фиксация принципа первен­ствав ст. 51 Устава ООН играет также и ту важную роль, что она пере­крывает возможности возрождения концепции «превентивной само­обороны», имевшей широкое распространение в международном пра­ве в прошлом и оправдывающей использование вооруженной силы в порядке самообороны в ответ на угрозу силой или в ответ на действия, не являющиеся вооруженным нападением»[1]. (Выделено мною – Ю.М.).

Кажущееся тривиальным, это концептуальное утверждение имеет твердые политические корни, будучи направлено, в основном, на недопущение оправдания агрессии под предлогом превентивной самообороны.

Но стоит ли так уж превозносить статью 51 Устава ООН, весьма противоречивую и слабую в принципе и, особенно, - с современных позиций, в свете новых угроз и вызовов.

Для многих представителей отечественной науки международного права чуть ли не вызовом прозвучала опубликованная в России в 1996 году статья Р.А. Мюллерсона и Д.Дж. Шеффера, заявивших, что Устав ООН «...не зачеркнул полностью права на превентивную самооборону, хотя он ставит ей строгие границы ...Устав не говорит, что право на самооборону возникает, если воору­женное нападение уже имело место. Поэтому важно определить мо­мент начала вооруженного нападения. Включает ли понятие «воору­женное нападение» в смысле ст. 51 также подготовку, развертывание и другие его начальные стадии? ...При определении начала вооружен­ного нападения следует принять в расчет характеристики современ­ных наступательных вооружений, а также географические и иные фак­торы»[2]. (Выделено мною – Ю.М.).

Очень полезное замечание в отношении собственно Статьи 51, близкое по содержанию к тому, что высказывали по данному вопросу многие другие авторы, как отечественные, так и зарубежные.

придать норме договора. В данном случае ничего подобного мы не наблюдаем. Следовательно, вполне допустимо и даже необходимо толковать Статью 51 Устава ООН только таким образом, что она не затрагивает вопрос о действии права «превентивной самообороны».

Кроме того, Статья 51 не устанавливает даже права принимать меры самообороны. В ней подчеркивается, что Устав ООН ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону. То есть это «право» (термин употребляется только для удобства, трудно было подобрать другой) неотъемлемо принадлежит государствам как таковым, без всякой роли в его возникновении со стороны Устава ООН. Все, о чем просит и требует Устав в данном случае – немедленно поставить Совет Безопасности ООН в известность о самостоятельно принятых мерах и в последующем никоим образом не затрагивать соответствующих полномочий и ответственности Совета Безопасности.

Второе.Если исходить из того (как это часто делается), что Статья 51 устанавливает право превентивной самообороны и условия его реализации, то получается, что в 1945 году, при принятии Устава ООН, государства пошли на своего рода «гуманитарную дерогацию», ориентируя на то, что реализация государствами этого их «неотъемлемого права» только тогда связана с действием Статьи 51, когда на них совершено вооруженное нападение. Иными словами, если хотите, чтобы в последующем Совет Безопасности вступил в действие в контексте Статьи 51, дождитесь, пока на вас будет совершено вооруженное нападение (в абсолютном большинстве случаев это случится на вашей территории), поубивают ваших граждан, и уж только потом обращайтесь в Совет Безопасности. Тем самым Совет Безопасности отказывается предотвращать возникновение подобных ситуаций.

Косвенно, это имело большое, даже определяющее значение для извращенного толкования самого понятия «самооборона», возникновение права на которую абсолютное большинство юристов стали связывать с фактом вооруженного нападения (первичностью нападения). Казалось бы, в начале Статьи 51 черным по белому, четко установлены два императива: 1. Само неотъемлемое «право» на самооборону не затрагивается Уставом, при этом нет и намека на то, что вооруженное нападение должно быть первичным. 2. Цель Статьи 51 – определить временной интервал, в течение которого государства будут самостоятельно реализовать свое неотъемлемое право на самооборону без всякого вмешательства Совета Безопасности (до тех пор, пока Совет Безопасности не пример мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности) и в любом случае не посягать на полномочия и ответственность последнего.

При чем тут критерии первичности нападения, самообороны только как ответного действия и только в пределах собственной территории?

Но в доктрине международного права, подобно религиозным догмам, издавна повторяются именно эти критерии, при полном пренебрежении к тому, что при таком подходе в пределах вашей территории будут гибнуть в большом количестве ваши мирные жители, в то время как со стороны агрессора жертвами будут только комбатанты. Руководствовались ими в свое время Г.В. Шарманазашвили[3], Я. Броунли[4], многие другие известные юристы-международники, заложившие долговременную основу для такого толкования.

С очевидностью во времена разработки и принятия Устава ООН государства были озабочены почти исключительно проблемами войны и мира, безопасности государств, о чем наглядно свидетельствует уже начало Преамбулы Устава ООН и Статья 51. Но сегодня Статью 51 необходимо толковать, прежде всего, через призму основного права человека – права на жизнь.

Во-первых, следуя общепризнанному толкованию Статьи 51, собственные граждане изначально ставятся в неравное положение с гражданами государства-агрессора, поскольку при вооруженном нападении (не просто вторжении, последнего термина в Статье 51 нет) они гибнут, иногда массами. Во-вторых, из этого общепризнанного толкования вытекает, что Статья 51 обязывает государство-жертву пассивно дожидаться вооруженного нападения на него (с тем, чтобы вступило в действие его «право» на индивидуальную самооборону), иначе говоря - обязанность (именно обязанность) государства-жертвы (предполагаемой жертвы) ожидать совершения как международного преступления (агрессии), так и нарушения одного из общепризнанных принципов международного права – уважения основных прав и свобод человека (в отношении покушения права на жизнь). Получается, что Статья 51 вводит норму о международной правомерности пассивного содействия международному преступлению, вместо того, чтобы установить обязанность государств всеми возможными правомерными средствами предотвращать и пресекать такое преступление в зародыше, при непосредственной его угрозе.

Следует предположить, что такое толкование учитывает тот факт, что в пятидесятые годы средства убийства людей были не столь изощренными как сегодня. И чтобы не давать повода потенциальным агрессорам, прикрываясь ширмой самообороны, совершать вооруженное нападение, при принятии Устава ООН в 1945 году в Сан-Франциско решили из двух зол выбрать меньшее: махнем рукой на жизнь собственных граждан, зато не легализуем право на войну, сопровождавшее человечество в течение всей его истории и ужасы которой (Второй Мировой Войны) только что пережили.

Но времена изменились. Уже в Хиросиме и Нагасаки американцы продемонстрировали, что такое вооруженное нападение в новые времена. А в дальнейшем индустрия массового уничтожения людей посредством ядерного, химического, бактериологического и прочего ОМУ достигла таких успехов, что сегодня только психически нездоровый государственный деятель станет дожидаться, пока против его государства будет совершено вооруженное нападение – и затем уже, добросовестно соблюдая Статью 51 в ее традиционном (и нелепом) толковании, предпримет ответные действия. А предпримет ли? – для большинства малых государств это первое нападение окажется и последним для их военной структуры, которая, более вероятно, вообще потеряет способность оказывать какое-либо сопротивление. Добавить к этому, что международные террористы подбираются к ОМУ (по данным СМИ, ставшим достоянием общественности в 2004 году, уже имеют ядерное оружие) – и тогда установки типа «ответная самооборона», «только в пределах своей территории» и вовсе становятся нелепостью. Историческое толкование норм права должно предполагать их толкование не только во времена принятия таких норм, но и в исторический период их применения.

Собственно, рассуждения ученых по данному поводу, какими бы разумными они не казались, отступают на второй план перед политическими и правовыми реалиями текущего периода, которые являются единственным доказательством того, действует ли концепция превентивной самообороны в современном мире или нет.

А реалии таковы.

1 июля 2002 года, выступая перед выпускниками Военной Академии США в Вест-Пой­нте Президент Буш заявил: «Политика сдерживания невоз­можна в отношениях с неуравновешенными диктаторами, располага­ющими оружием массового уничтожения, которое они могут тайно передать своим союзникам-террористам ... Войну против терроризма нельзя выиграть, занимая оборонительную позицию ... Мы дол­жны быть готовы к упреждающим действиям, когда они потребуются для защиты нашей свободы и наших жизней».[5] А 20 сентября 2002 года была принята Стратегия национальной безо­пасности США, которая, кроме прочего, оперирует понятием «превентивные удары».

Ограниченный временем, я не имею возможности подробно останавливаться на известных фактах неоднократного нанесения США, Турцией и Израилем превентивных (агрессивных по юридической сути) ударов на протяжении всей послевоенной истории в разных странах и на других аналогичных выступлениях американских политиков, прежде всего Президента США. Стратегия национальной безопасности США подводит итог этому непрерывному процессу, с очевидностью свидетельствуя об открытом, декларируемом перед всем мировым сообществом переходе США к концепции превентивной самообороны. Применимость этой концепции против международного терроризма – как бы само собой разумеется и вызывает даже всеобщее понимание и сочувствие, несмотря на предельно категоричный язык Стратегии национальной безопасности: администрация США намерена использовать все имеющиеся в ее распоряжении средства для того, чтобы «идентифи­цировать и уничтожать террористическую угрозу до того, как она дос­тигнет государственных границ, не останавливаясь в случае необ­ходимости перед действиями в одиночку»[6].

Но этим Стратегия национальной безопасности не ограничивается. Она предполагает нанесение превентивных ударов и против «враждебно настроенных государств»[7],под которыми, как известно, понимаются так называемые страны-изгои, входящие в «Ось зла». С очевидностью, здесь превентивная самооборона мыслится вовсе не в контексте неминуемости нанесения по США и их союзникам конкретного вооруженного нападения, а с точки зрения превентивной защиты американского образа жизни и распространения его на весь остальной мир. Это уже «перебор», объясняемый неуемным стремлением Президента США и его команды совершить глобализацию под американским диктатом и в американском формате. Последняя антииракская кампания свидетельствует о том, что эти намерения не остаются голословными.

Что касается отношения современной России к концепции превентивной самообороны, то рубежным в этом отношении можно считать 1993 год. В этом году, после нанесения США ракетного удара по Багдаду в связи с попыткой иракских властей организовать террористический акт против экс-президента Дж. Буша Россия поддержала эту акцию, заявив, что «...действия США являются оправданными, поскольку вытекают из права государства на индивидуальную и коллективную самооборону в соответствии со ст. 51 Устава ООН»[8]. Но это была превентивная самооборона, а не самооборона в соответствии со ст. 51 Устава ООН, поскольку на США не было совершено вооруженного нападения, а только готовилась террористическая акция против экс-президента.

Официально же Россия провозгласила свой переход к концепции превентивной самообороны в узком смысле (дипломатично не употребляя сам этот термин) через девять лет. 19 сентября 2002 г. Министр обороны России Сергей Иванов заявил в Вашингтоне, что Россия готова нанести превентивные удары по бандформированиям на территории Грузии, уточнив: «Если мы увидим, что с территории Грузии идут боевики, ждать, пока они подойдут к российской границе, и рассредоточатся, никто не будет»[9].

Но хотя этот первый официальный крен России в сторону превентивной самообороны чрезвычайно важен, это еще не политика в данном вопросе. Важнее то, что в 2003 году в более общей форме о возможности нанесения Россией превентивных ударов заявляли Министр обороны С. Иванов и Президент В. Путин. Конкретно, было объявлено о возможности нанесения Россией превентивного удара в различных регионах мира в интересах собственной безопасности. «Особенности современных внешних угроз, - сказал в частности, Министр обороны России, - требуют от российских Вооруженных Сил выполнения задач различного характера в различных регионах мира. Мы не можем абсолютно исключать и превентивного применения силы, если этого будут требовать интересы России или ее союзнические обязательства». С.Иванов отметил в этой связи, что кроме классических военных угроз, таких как распространение оружия массового уничтожения, международный терроризм, экстремизм, торговля наркотиками, Россия сталкивается с новыми вызовами: вмешательство во внутренние дела России со стороны иностранных государств или организаций, поддерживаемых иностранными государствами; нестабильность в приграничных странах, порожденную слабостью их центральных правительств; расширение применения военной силы в рамках различных коалиций для защиты экономических интересов в мировой политике[10].

В 2004 году руководители России фактически повторили свои заявления 2003 года, подчеркивая свою приверженность доктрине превентивной самообороны. Употребление термина «превентивные удары» в соответствующих заявлениях Президента, Министра обороны и Начальника Генерального Штаба не меняет существа дела. С очевидностью, речь идет о возрождении концепции превентивной самообороны. Вынужденном возрождении. В обстоятельствах, не оставляющих иного выбора. Таково время. В марте 2005 года Министр обороны России, давая интервью во Флоренции, был предельно категоричен в данном вопросе, подчеркивая, что Россия не намерена предупреждать, когда и где она нанесет такие удары.

Новая (суровая) реальность заставляет говорить именно таким языком: да, превентивная самооборона – действующий инструмент современных международных отношений. Но он должен применяться в современном формате, а не в тех варварских проявлениях обычно-правового права силы до Пакта Бриана-Келлога 1928 года, когда признавалось законным право на войну в принципе.

Отечественная наука международного права с большим внутренним сопротивлением одолевает эту тему, в основном, потому, что все предыдущие годы в ней активно утверждалось как раз обратное: категорическое осуждение превентивной самообороны. Это можно проследить и по относительно недавним публикациям. Так, Э.С. Кривчикова в 1996 году, комментируя ст. 5 (Право на самооборону) проекта Кодекса основных прав и обязанностей государств, подготовленного ка­федрой международного права МГИМО (У) МИД России, писала: «...При наличии одной лишь угрозы вооруженного нападения, а так­же со ссылками на угрозу жизни граждан за рубежом, освобождение за­ложников, защиту жизненных интересов и тому подобные мотивы право на самооборону не подлежит применению»[11]. Сам термин «превентивная самооборона» данный автор предпочла не употреблять.

Последней по времени публикацией на эту тему является статья Б.Р. Тузмухамедова в «Независимой газете» от 29 сентября 2004 года № 210 (3323), в которой данный автор высказал ряд важных (не всегда бесспорных) соображений. Среди них: «Право на самооборону в ответ на свершившееся нападение – устоявшийся институт международного права, возникший задолго до принятия Устава ООН. Устав лишь подтвердил его, подчеркнув, что сам он «ни в коей мере не затрагивает» этого неотъемлемого атрибута всякого суверенного государства».

Совершенно точная формула дана в конце этого абзаца – «неотъемлемого атрибута всякого суверенного государства», а не права, устанавливаемого Уставом ООН. С чем здесь нельзя согласиться, так это с отнесением самообороны к области права. Это все равно, что утверждать о наличии права дышать. «Атрибут государства» - такой язык в данном случае точнее. Во-вторых, Устав ООН ни в коем случае не подтвердил «устоявшийся институт международного права»: стремление государства самообороняться - это вообще не предмет Статьи 51 и не международного права в целом. Если к какому-то правовому направлению и можно его отнести, то только к естественному праву. В-третьих, Устав ООН ни в коем случае не подтверждал права на самооборону. Статья 51 установила лишь условия взаимодействия государств и Совета Безопасности ООН при реализации первыми своего неотъемлемого «права», к которому, как к объективному атрибуту государства, Устав ООН и международное право вообще не имеет никакого отношения.

Далее Б.Р. Тузмухамедов пишет: «Право на упреждающую самооборону не получило столь же недвусмысленного закрепления в международном договоре, хотя многие юристы с мировым именем убеждены, что оно уже оформилось в международно-правовой обычай – неписаное правило поведения, признанное государствами в качестве обязательного. Основные элементы этого права основываются на послании Уэбстера, которое, кстати, помимо критериев неминуемости и масштабности угрозы указывает и другие пределы выбора средств противодействия: упреждающие действия должны быть соразмерны угрозе; силовым действиям непременно предшествуют настойчивые попытки мирного урегулирования, пока они не обнаружат свою полную бесполезность и нецелесообразность; необходимо предпринять все меры для сохранения жизни и безопасности невинных; виновных же нельзя уничтожать без разбору, щадя раненых и безоружных»[12].

И в целом Б.Р. Тузмухаммедов принимает концепцию превентивной самообороны, полагая, однако, вслед за Уэбстером, жившем 160 лет назад, что в данном случае целесообразнее говорить об упреждающей самообороне. Различие данного термина с термином «превентивная самооборона» не приводится, да в этом и нет особой надобности – речь идет об одном и том же. Традиция же использования термина «превентивная самооборона» более устойчива.

Б.Р. Тузмухаммедов резонно замечает далее, что постулаты превентивной (упреждающей) самообороны никак не подходят к отношениям между государствами, способными к гарантированному уничтожению любого противника надежно защищенными средствами ответного ядерного удара. Да и государствам, в отношениях между которыми отсутствует фактор «второго удара», прибегнуть к упреждающей самообороне будет непросто. Велик риск военного и политического просчета, а в итоге – международного порицания, которое может принять форму коллективной самообороны в соответствии с Уставом ООН.

Но тут и далее рассуждения переходят уже в плоскость правовых последствий принятия мер в ситуации превентивной самообороны, не подвергая сомнению действенность самой концепции. Это важно!

Данный автор высказывает еще одну чрезвычайно полезную мысль: «В реальном мире разрушительный удар может быть нанесен с коротким временем предупреждения группировкой, не подчиняющейся никакому государству, и с территории, над которой национальное правительство не способно осуществлять контроль. Если есть неопровержимые доказательства неминуемости такого удара, если его ожидаемые мощь и глубина сопоставимы с действиями регулярной армии, а тяжесть последствий для населения и территориальной целостности страны могут оказаться такими же, как причиненные полномасштабной войной, тогда бездеятельное ожидание нападения будет равносильно преступному пренебрежению правителем своими конституционными обязанностями».

Это, пожалуй, самое точное выражение сущности института самообороны, действия в рамках которого для любого государства являются не правом, а обязанностью. Вообще словосочетание «право на самооборону» с точки зрения обычного ответного действия, обороны, выглядит, кроме прочего, алогично. Разве может такое действие, естественная реакция осуществляться на основе «права»? Нет, конечно. У государств и у других институций – это, безусловно, обязанность, вытекающая из их долга защищать собственных граждан или других подзащитных. Физическое лицо может и не защищаться, подставлять другую щеку - это его личное дело. Государство, повторяем, не вправе так поступать. Но это все же обычная оборона. Приставка «само…» имеет единственный смысл – без обращения за помощью к другим, несмотря на многочисленные обязательства по Уставу ООН и другим международным документам действовать совместно…. «Коллективная само…» соответственно означает, что группа государств замыкается в своем кругу, не обращаясь за помощью к другим государствам.

В целом, ситуация понятна. Иное дело, что действия (меры), предпринятые в состоянии превентивной самообороны, должны отвечать определенным условиям и, в первую очередь, не противоречить общепризнанным принципам международного права. Это отдельная и трудная сфера исследования, к которой начинают обращаться и другие отечественные юристы[13], в которой я сформулирую лишь наиболее важные тезисы:

- в отличие от самообороны, являющейся обязанностью государств и только в силу правовой инерции называемой «правом», на превентивную самооборону должно существовать право с четкими международно-правовыми источниками;

- возможна ли квалификация актов превентивной самообороны как запрещенных современным международным правом репрессалий или в плане ответственности государстваза подготовку к совершению агрессии - международного преступления;

- какова процедура принятия Советом Безопасности на себя ответственности за контроль над ситуацией, связанной с актом превентивной самообороны;

- п. 4 ст. 2 Устава ООН не устанавливает запрета на применение силы и угрозы силой. Им предусмотрена обязанность государств лишь воздерживаться в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения. Поскольку ситуация принятия мер превентивной самообороны (например в связи с очевидной угрозой террористического акта) относится к числу чрезвычайных, не означает ли это, что она переходит те пределы, до которых возможно воздержание государств от применения силы?;

- следует обратить внимание и на положения ст. 25[14] подготовленного Комиссией международного права Проекта статей об основаниях международной ответственности государств за международно-противоправные деяния, который не исключает при определенных обстоятельствах возникновение ситуации, когда крайней опасности подвергаются «существенные интересы» государства, заставляющие его избрать поведение, не соответствующее его международному обязательству. Закрепленный в данном случае институт дерогации возможно также трактовать как применимый к ситуации превентивной самообороны;

- поскольку наиболее значимые вопросы международной жизни остаются в области политики, а не права[15], не уместно ли и концепцию превентивной самообороны строить в русле международной политики, как это произошло с гуманитарной интервенцией, не имеющей оснований в международном праве?[16];

- каковы обязательные условия договора с государством, на территории которого предполагается проведение акции превентивной самообороны против негосударственных образований, а также условия проведения превентивных акций при не достижении такого договора;

- совершение действий в ситуации превентивной самообороны требует прочтения принципа невмешательства во внутренние дела и принципа нерушимости государственных границ в аспекте, не сводимом к географическому (при правомерной превентивной самообороне оба эти принципа не нарушаются, как и принцип воздержания от применения силы);

- тайные действия (не конвенционные методы) по нейтрализации террористов и предотвращению планируемых ими нападений, включая срыв и перехват поставок оружия и денежных средств для террористов до их ареста и доставки разыскиваемых террористов для судебного разбирательства, относятся к мерам превентивной самообороны?[17]. Или это в свою очередь политика государственного терроризма, как полагают Е.Г. Ляхов и А.В. Попов?[18].

- не следует ли придать Совету Безопасности ООН приоритетную функцию содействия государствам в совершении актов превентивной самообороны, тем более, что Совет однажды был вовлечен в такую акцию, не возражая против ракетного удара по Багдаду, нанесенному США в июне 1993 г. в связи с попытками иракских властей совершить террористический акт против экс-президента США Буша в Кувейте;

-Военной доктриной Российской Федерации под военной опасностью понимается такое внешнее проявление в отношениях или действиях между государствами, когда возникает возможность развязывания войны одного государства против другого (группы государств против одного или нескольких государств). Военная угроза - это определившееся намерение какого-либо государства (группы государств) развязать войну против другого государства (группы государств) или нанести ущерб его национальным интересам и суверенитету агрессивными действиями[19]. К источникам военных опасностей и угроз причислен и ряд факторов, непосредственно связанных с угрозами террористическими: существующие и потенциальные очаги локальных войн и вооруженных конфликтов, нерешенные территориальные претензии; распространение современных видов оружия и новейших технологий военного производства, которые с большой вероятностью могут быть использованы для реализации различных политических целей; распространение международного терроризма, использующего нетрадиционное орудие (ядерное, химическое, бактериологическое), а также новейшие достижения в области традиционных вооружений (переносные ракетные установки, современные взрывчатые вещества, включая пластиковые). Доктрина превентивной самообороны должна быть четко закреплена в данной Доктрине хотя бы в контексте указанных опасностей и угроз;

- Ныне президент США имеет право самостоятельно отдавать приказ о применении военной силы, но должен выступить с отчетом перед законодателями в течении 48 часов после отдания приказа о переброске войск. Если операция продолжается более 60-ти дней, Президент обязан получить разрешение Конгресса на ее продолжение. Поводом для принятия мер в рамках превентивной самообороны может быть сочтена возможность применения против США и их союзников оружия массового уничтожения или начало террористических атак. В обоих случаях внезапный превентивный удар считается наиболее эффективным средством обороны. Почему это не может стать нормой международного права?

- насколько исторически оправданы претензии США на создание глобальной системы управления под их руководством (империи, этого слова уже никто не стесняется среди американских политиков и СМИ), «благожелательной глобальной гегемонии», базирующуюся на всеобщем признании американских ценностей, американской мощи и экономического преобладания, предвосхищая возможное сопротивление этому актами «превентивной самообороны». И наоборот, не порождает ли такая политика акты превентивной самообороны со стороны остального мира, не желающего жить в новом глобализированном по-американски мире?

-как увязываются превентивные миротворческие операции с превентивной самообороной?

- суверенитет государств как зло, порождающее безнаказанную подготовку актов войны и содействия терроризму, влекущих акты превентивной самообороны?

- права человека (в первую очередь, собственных граждан – при превентивной самообороне) должны быть в центре внимания международной защиты, а не безопасность и суверенитет государств?;

- не избежать «постконфликтного урегулирования» в иностранном государстве, где совершена операция превентивной самообороны. Просто так уйти, без восстановления хотя бы разрушенного, не получится. Роль ООН не прослеживается в этом вопросе;

- национальная безопасность как определяющий объект охраны сегодня в рамках превентивной самообороны;

- по Уставу ООН СБ несет главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности. НоСБ нередко оказывается парализованным вследствие применения права veto каким-либо из его постоянных членов, в то время как остро кризисный характер рассматриваемой ситуации требует принятия такого решения немедленно. При превентивной самообороне в такой ситуации безнадежно полагаться на СБ, только на себя;

- коллективная самооборона – тоже реальность. НАТО, ЗЕС, ОБСЕ, ОДКБ, ШОС…могут превентивно защищать общие интересы или интересы одного из участников, не обращаясь к помощи Совета Безопасности ООН, которая им не нужна. Совет Безопасности на практике - всего лишь правовое прикрытие, формальная легитимация силовых акций региональных организаций? Или уже и это прикрытие – лишнее?;

- главная задача превентивной самообороны - устранить причины перерастания острой предконфликтной напряженности (непосредственной угрозы нападения) в реальный конфликт. Обязательно ли при этом должно быть исчерпаны все возможные мирные средства предотвращения конфликта?;

- Конгресс США 15 сентября 1999 года отклонил Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, представленный на ратификацию президентом Б. Клинтоном, а в Военной Доктрине США Россия и Китай отнесены к числу потенциальных государств, по которым при определенных условиях может быть нанесен "превентивный ядерный удар". Долговечен ли с учетом этого союз США и России на почве борьбы с терроризмом?;

- любопытный поворот темы: В Ноте Канады от 16 апреля 1970 года[20], заявленной в ответ на протест со стороны США против принятия Канадой Закона о предотвращении загрязнения арктических вод, сказано: «Канада резервирует за собой те же права, что и Соединенные Штаты, которые утверждали за собой право определять как лучше защищать свои жизненные интересы, включая, в частности, национальную безопасность. Таким образом, предлагаемое канадское законодательство представляет собой законное расширение в ограниченных пределах юрисдикции с тем, чтобы предотвратить определенные опасности и это законодательство отличается от одностороннего нарушения свободы открытого моря, каким например, являются атомные испытания... Предлагаемое антизагрязнительное законодательство основано на праве на самооборону прибрежных государств от серьезных опасностей их окружающей среде».

Представитель Канады на симпозиуме, организованном в 1973 году институтом морского права Лонг Айланда (США), развил канадскую Ноту от 16 апреля в части концепции самообороны: «По мнению канадского правительства, серьезная опасность окружающей среде государства является угрозой его безопасности и, может быть, даже самому его существованию. Является ли эта угроза случайной или преднамеренной, в конце концов, не существенно, если потенциальная угроза материализуется. Таким образом, законодательство о предотвращении загрязнения арктических вод представляет собой осуществление основного права на самооборону, которое является основой международного порядка.[21] Как следует из некоторых высказываний канадских политиков и юристов, меры по защите окружающей среды могут не ограничиваться принятием законов, а предусматривать применение вооруженной силы, в том числе и превентивно.

Но это уже в заключение. Для разрядки несколько усложненного текста данного материала.

В целом же меры, вооруженные меры в порядке превентивной самообороны, понимаемой и в узком и в широком смысле – основное направление в современной мировой политике. Возможно, именно поэтому Иовица Патрожич, профессор, доктор права из Швейцарии, Президент Института международного гуманитарного права в Сан-Ремо (Италия) назвал свою статью в 2001 году «Предотвращение конфликтов – перспективное направление развития международного гуманитарного права»[22].

В этой статье следует выделить такие позиции:

- международное сообщество, особенно Организация Объединенных Нациях и региональные организации, должны делать гораздо больший акцент на поиске решений, которые приведут к эффективному предотвращению конфликтов. Именно поэтому Международный Институт Гуманитарного Права выбрал предотвращение конфликтов, основную причину гуманитарных катастроф в наши дни, в качестве темы своего XIX Международного Круглого Стола;

-ввиду очевидной потребности ООН действовать быстро и с требуемой оперативной отдачей, пропорциональной человеческим страданиям и масштабу трагедий, была выдвинута мысль, что следовало бы создать Чрезвычайные Силы ООН.

Напрашивается замечание, что предотвращение конфликтов не равнозначно превентивной самообороне. Но это смотря с какой стороны взглянуть на вопрос и какую конкретно ситуацию иметь в виду. Если оставаться в правовом поле превентивной самообороны, то и здесь вполне уместны соображения данного уважаемого автора.

В упомянутом интервью во Флоренции в марте 2005 года Министр обороны России обосновывал правомерность возможных превентивных акций со стороны России, кроме прочего, ссылками на «Резолюцию Совета Безопасности ООН по Беслану». Строго говоря, такой резолюции не существует. Есть соответствующее Заявление Председателя СБ на 5026 заседании СБ, состоявшемся 1 сентября 2004 года в связи с рассмотрением Советом пункта, озаглавленного «Угрозы международному миру и безопасности, создаваемые террористическими актами».

В этом Заявлении Председатель особо подчеркивает, что Совет Безопасности настоятельно призывает все государства в соответствии с их обязательствамипо Резолюции 1373 (2001) активно сотрудничать с российскими властями в их усилиях по розыску и привлечению к ответственности исполнителей, организаторов и спонсоров этих террористических актов[23].

Но Резолюция 1373 (2001) не так проста как может показаться в изложении Председателя СБ и данном призыве СБ. В частности, Резолюция 1373 (2001), принятая CБ на егo 4385-м заседании 28 сентября 2001 года, содержит следующие важные для нас положения: