Соотношение государственно-правовой закономерности

Со смежными явлениями

Подобно любой категории такой степени общности, государственно-правовая закономерность находится в сложной взаимосвязи с целым рядом других научных понятий и категорий. Определение государственно-правовой закономерности само по себе содержит вполне достаточно данных, чтобы отличить ее от всякого другого явления; в то же время установить это соотношение желательно, так как оно позволяет дополнить представление о государственно-правовой закономерности, лучше понять ее качественное своеобразие.

Ближе всего по смыслу данное понятие к философской категории «закон»; выше уже упоминалось о том, что проблема соотношения закономерности и закона в философии до сих пор не прояснена из-за отсутствия общепринятого понимания этих явлений. Среди ученых существует представление о принципиальной тождественности объективного закона и закономерности, более того, о том, что категория «закон» является единственно возможным методологическим ориентиром для исследования государственно-правовых закономерностей[45]. О недостатках такого подхода уже говорилось: он не учитывает современного состояния философских знаний и, в частности, неопределенной ситуации с понятием социального закона. Кроме того, различение законов и закономерностей более продуктивно в том смысле, что позволяет подметить реальную дифференциацию в системе объективных социальных связей.

Само понятие «закон», безусловно, несет в себе оттенок излишней жесткости, императивности, отражая представление о желез

ной неотвратимости, с которой одно явление следует за другим, что не вполне соответствует реалиям социальной среды. Поэтому, возможно, более перспективным и плодотворным для использования в социальном познании, включая и юридическое, является именно термин «закономерность». В современных исследованиях указывается, что «понятие закономерности выражает устойчивые тенденции развивающихся процессов, их существенные стороны. Это действие закона во всем многообразии его форм»[46]. Но самой удачной представляется характеристика соотношения закономерности с законом, предложенная в другой работе того же автора: «понятие закономерности несколько более широкое по объему и менее жесткое по смыслу»[47].

Если считать законом в философском значении необходимую, устойчивую, существенную, повторяющуюся связь между явлениями[48], то закономерность, очевидно, будет по отношению к нему более широким понятием. Действительно, закономерность не обязательно является необходимой, а может быть лишь логически допустимой; кроме того, сама по себе она может не содержать никакой связи явлений, имея ее лишь в качестве отдаленного источника, а только указывать на некоторое повторяющееся свойство явления или на направление его развития.

Можно заключить, что закон – это наиболее жесткая, императивная форма закономерности, почти не терпящая исключений. Первоначальная идея социального закона, отраженная в его дефиниции, а именно в признаках всеобщности, необходимости и устойчивости, предполагает достаточно твердый, бескомпромиссный характер законов, действующих с неумолимой силой. В этом смысле можно говорить даже о «принудительном характере» социальных законов[49]. Иначе говоря, закон влечет неизбежное следование од

ного факта за другим, закономерность же может носить более гибкий, вариативный характер и допускать более сложный и менее линейный ход событий: «закон однозначно выражает какую-то определенную связь, в то время как закономерность выражает многие связи и отношения, к тому же она характеризует меньшую в сравнении с законом степень прочности связи, повторяемости явлений»[50].

Понятию закона, кроме того, присущ и несколько иной, своеобразный смысловой оттенок: законом принято именовать и объективные связи окружающего мира, и некоторые волеустановленные предписания, требования к человеческому поведению. Законы логики, например, являются не только отражением объективных связей действительности, но и определенными требованиями к человеческому мышлению[51]. Именно такой двойственный, субъективно-объективный характер носили многие «законы социализма» – такие, как закон экономии рабочего времени, закон перемены труда, закон всеобщности труда и т.п., – которые формально рассматривались как объективная данность, фактически же представляли собой властно установленные нормы общественной жизни, которые действовали не сами по себе, а должны были сознательно исполняться членами общества, не случайно их действие анализировалось в контексте «общественной дисциплины»[52]. Закон, таким образом, может также означать некоторое правило; закономерностью же, напротив, называется лишь объективно существующая повторяемость фактов.

Термины «закон» и «закономерность», таким образом, не являются равнозначными. В своем философском смысле понятие закона используется учеными-юристами не так уж часто, хотя говорят, например, об «основном законе правовой формы»[53], об «основном

законе сравнительного права»[54] и др. Связано это со следующими обстоятельствами.

Во-первых, закономерностей такой степени определенности и достоверности, чтобы их можно было объявить «законами», юридической наукой почти не обнаружено. Г. Гурвич, в частности, полагал, что закономерности права не являются законами «из-за чрезвычайно высокой степени неопределенности, которая характеризует социальную и в особенности правовую действительность (связанную с коллективными символами и ценностями)»[55].

Характерно, что так называемые «законы» правового развития, как правило, носят чрезвычайно общий характер и формулируются в самом абстрактном виде. Например, по мнению Б.Я. Токарева, «в качестве определяющего закона существования правовой формы общественной жизни является воспроизводство и утверждение условий бытия господствующего класса»[56]; А.М. Васильев считал основным законом правовой формы соответствие между правовым регулированием, экономическим строем и культурным развитием общества[57]. Как видим, фактически нельзя признать, что в данном случае речь идет о законе, так как он слишком неконкретен и к тому же трактуется исследователями по-разному.

«Основным законом сравнительного права» считают то, что «различные правопорядки, несмотря на все различия в своем историческом развитии, доктринальных взглядах и стилях функционирования на практике, решают очень часто одни и те же жизненные проблемы, вплоть до мельчайших деталей, одинаково»[58]. Сама по себе эта закономерность имеет слишком общий вид, в силу чего ее собственная ценность не так уж значительна. Гораздо больший интерес представляют ее относительно частные проявления.

Во-вторых, понятие «закон» имеет в юриспруденции свое, специфическое значение: законом именуют нормативный акт государства, принятый в особом порядке и обладающий высшей юридической силой[59]. Разумеется, здесь имеют место омонимы, что не является редкостью для языка правовой науки. Так или иначе, употреблять выражения «законы права», «государственно-правовые законы» в смысле объективных связей между фактами значило бы создавать опасность их превратного толкования. Поэтому по своей точности более предпочтительным для юридической науки является термин «закономерность», а не «закон».

Другим понятием, близким по содержанию к закономерности, является тенденция. В строгом значении тенденция – это «направленность во взглядах или действиях; склонности, стремления…; направление, в котором совершается развитие какого-либо явления»[60]. Из этого видно, что тенденция отнюдь не тождественна закономерности. Во-первых, тенденция может носить краткосрочный, неустойчивый характер, проявляться «пунктирно», то есть обладать недостаточной частотой, длительностью и систематичностью действия, чтобы можно было считать ее закономерностью. Во-вторых, как следует из приведенного определения тенденции, она может иметь как объективное, так и субъективное происхождение, представлять собой не только направление в развитии каких-либо явлений, но и определенный образ мыслей и действий конкретного индивида или социальной группы. В этом смысле можно говорить о «тенденциозности» чьих-либо взглядов или поступков, а также о тенденциозности законодательства или правоприменительной политики, то есть их односторонности, предвзятости, необъективности. Наконец, тенденцией можно называть такую повторяемость фактов, для которой еще не подобрано логического объяснения и которая выступает как простое наблюдение, не раскрывающее механизма явлений. Подобные наблюдения иногда характеризуют как «социальные закономерности неясной природы»[61], однако

точнее будет считать их именно тенденциями до тех пор, пока их природа не станет более ясной.

Таким образом, понятие тенденции охватывает целый ряд таких связей социальной действительности, которые «не дотягивают» до закономерности по тем или иным показателям – по устойчивости, по объективности, по логической объяснимости[62]. Поэтому тенденция может рассматриваться по отношению к закономерности как родовое понятие, и закономерность в силу этого может быть определена через тенденцию, в отличие от закона, который выступает видовым понятием и сам может быть определен через закономерность. При этом следует учитывать, что закономерностью является далеко не всякая, а лишь самая последовательная, стойкая, доминирующая тенденция в развитии права[63].

Связь закономерности с фактом характеризуется тем, что факт всегда подчиняется закономерностям – как правило, одновременно нескольким, – а закономерность складывается из фактов. Закономерность отличается от факта своим абстрактным характером, представляя собой обобщение целого ряда фактов. В то же время не каждое обобщение и не каждая связь между фактами является закономерностью; провести эту грань не всегда бывает просто, особенно когда речь идет о связи между масштабными явлениями. Например, историками российского права подмечено, что «возникновение юридического образования предшествовало возникновению русской юридической науки»[64]. Можно ли считать это закономерностью? Думается, нет, так как в данном случае связь явлений имеет однократный, разовый характер – вначале появилось юридическое образование, затем – юридическая наука; закономерность же всегда фиксирует нечто систематическое, повторяющееся. Поэтому указанная особенность правового развития России представляет собой лишь отдельный, хотя и важный факт правовой жизни, который сам по себе не образует закономерности. Если бы удалось обнаружить аналогичные исторические явления в других

странах, выявить объединяющий их признак и установить причину происходящего, тогда постановка вопроса о закономерности была бы вполне оправдана.

В этом контексте правомерен вопрос о соотношении закономерности со статистическими данными и иным эмпирическим материалом. В самом деле, повторяемость событий может вполне явственно прослеживаться и в простом перечислении фактов, не подвергшемся никакому теоретическому осмыслению. Однако сами по себе подобные наблюдения не являются закономерностью, так как голая констатация, лишенная аналитического элемента, не позволяет судить ни о систематичности, ни об объективности, ни о логической обоснованности выявленного повторения. Эмпирические сведения, будь то данные социологических опросов, текстуальные совпадения в правовых актах или что-то еще, выступают лишь «сырьем» для научного исследования, которое и призвано определить реальное содержание закономерности, проявившейся в данных фактах.

Закономерность также находится в довольно тесной связи с научными категориями. Каждая из категорий правовой науки, в том числе и категория «государственно-правовая закономерность», обозначает определенное явление государственно-правовой жизни. Иными словами, научная категория лишь указывает на объект, выделяет его среди остальных; закономерность же есть характеристика состояния и поведения данного объекта. Как верно подчеркивает в этой связи В.М. Сырых, «процесс познания объективного закона возможен лишь в условиях достаточно развитого уровня науки, когда уже имеется определенная совокупность понятий»[65]. Но в то же время «достаточно развитый понятийный аппарат создает лишь необходимую теоретическую основу для познания объективных законов права, но не позволяет автоматически, формально-логически выводить их из наличной системы правовых понятий и категорий».[66] Дело в том, что любое понятие по своей природе является в той или иной степени конвенциональным, основываясь на предполагаемом согласии научного сообщества имено-

вать тот или иной объект определенным образом. Закономерность же, наоборот, ни в коем случае не может устанавливаться по договоренности между учеными – она должна быть объективно истинной, адекватно отражать действительность. При этом одно выступает необходимой предпосылкой другого: без минимальной понятийной определенности невозможно обнаружение присущих явлению закономерностей.

Например, можно с полным правом заявить о существовании такой закономерности, как наличие в правовом регулировании привилегий и иммунитетов. Однако эта закономерность останется совершенно пустой и бессодержательной до тех пор, пока мы не дадим определения привилегий и иммунитетов, то есть не раскроем соответствующих правовых категорий[67].

Поэтому далеко не всякое свойство явления есть одновременно закономерность его функционирования: некоторые из этих свойств конвенциональны, вводят само понятие, по их наличию можно удостовериться, что перед нами именно этот объект, а не какой-либо иной. Например, выделяя в качестве основных свойств права нормативность, формальную определенность, государственную обязательность, системность и классово-волевой характер[68], следует иметь в виду, что первые три из них в совокупности составляют понятие права, будучи специально подобраны таким образом, чтобы выделить именно это социальное явление. Другие же признаки – системность и классово-волевой характер – есть закономерности бытия права, вытекающие из его сущности.

Хотя научные категории и не совпадают с закономерностями, представляется вполне обоснованным распространенное в юридической науке суждение, что система научных категорий является близким и точным отражением системы объективных закономерностей; «теория права выражает с помощью своего категориального аппарата главные закономерности процесса исторического развития права, необходимые связи этого процесса»[69]. Дело в том,

что наличие в теории государства и права именно таких, а не иных категорий есть результат действия множества государственно-правовых закономерностей, обусловивших существование именно таких, а не иных явлений правовой жизни. Например, категория «юридическая ответственность» фиксирует такую важнейшую закономерность, как обеспеченность права особыми мерами государственного принуждения, имеющими свои основания, цели и порядок применения[70]. В своей целостности понятийный аппарат теории государства и права, включающий многие сотни научных категорий, действительно представляет собой модель всей правовой жизни с присущими ей закономерностями.

Следует установить также соотношение государственно-правовой закономерности с такими философскими категориями, как возможность и необходимость. С социально-философской точки зрения, «событие является необходимым относительно данных условий, если событие такого рода происходит всегда, когда имеются эти условия»; «событие считается возможным, если, и только если не является необходимым то, что оно не происходит»[71]. Отсюда видно, что в области государства и права необходимость и закономерность – отнюдь не синонимы. Прежде всего, необходимость может носить субъективный характер: в этом смысле говорят о необходимости принятия того или иного закона, о необходимых мерах в сфере правовой политики и т.п. Объективная необходимость как некий неизбежный «сценарий» развития событий, не зависящий ни от чьей воли – лишь частный случай действия закономерности. Если закон осуществляется только через необходимость, то закономерность реализуется через возможность[72].

Возможно, наибольшее научное и практическое значение имеет вопрос о соотношении государственно-правовой закономерности и случайности. Закономерность и случайность часто воспринимаются как своего рода антонимы, что, полагаем, является не со

всем оправданным. Полное противопоставление закономерности и случайности невозможно хотя бы потому, что случайность – это характеристика отдельно взятого факта или явления, а закономерность объединяет определенное множество фактов. В этой связи корректнее сравнивать не закономерность и случайность, а закономерные и случайные явления.

Представляется неправильным считать случайным такое явление, которое не подчиняется ни одной закономерности – видимо, таких явлений вообще не существует (во всяком случае, в области государства и права). Если говорить в абсолютном смысле, то закономерным является любой факт; «за случайностями, за игрой случая в области исторических явлений и в социальных процессах следует искать определенные скрытые закономерности, поскольку в мире не обнаружено пока так называемых чистых случайностей»[73]. Если принять за аксиому причинную обусловленность любого явления – в социальных науках она, насколько известно, еще всерьез не ставилась под сомнение, – то это уже означает, что все происходящее подчиняется причинным закономерностям. В области социальной жизни, кроме того, действует бесчисленное количество вероятностных закономерностей, так что ни одно событие или явление просто не может оказаться вне поля их действия.

Между тем парные категории «закономерное – случайное», безусловно, имеют глубокие корни, связанные прежде всего с требованиями общественной практики. Случайным называется не то, что происходит безо всякой причины, а то, что неожиданно вторгается в процесс действия закономерности, меняя ожидаемый результат; как правило, это бывает столкновение двух или более закономерностей. Как писал об этом русский юрист и философ К.Д. Кавелин, «в действительности ни один закон не выражается в виде отвлеченных формул, каким он представляется нашему уму; кроме того, в ней никогда не действует один какой-нибудь закон, а все вместе, одновременно, оттого действительная жизнь с каждым из них в отдельности беспрестанно расходится»[74]. Закономерное и случайное – относительные понятия; то, что кажется закономерным, под

другим углом зрения может выглядеть случайностью, и наоборот. По мнению К.Д. Кавелина, например, царствование Николая I в российском государственно-правовом развитии было исторической случайностью[75]; однако оно наверняка было вполне закономерным с точки зрения престолонаследия.

Для верного понимания существа случайных явлений следует помнить о вероятностном характере государственно-правовых закономерностей и о том, что их действие далеко не всегда бывает прямолинейным. Определяющий признак случайности не в том, что она имеет место вопреки всем закономерностям, а в том, что она представляет собой нетипичное, непредсказуемое, необязательное проявление закономерности. Таким образом, закономерным в государственно-правовом развитии мы называем то, что находит место в ряду аналогичных явлений, что со значительной степенью вероятности должно было произойти; случайным же признаем то, что происходит не всегда и чего нельзя было с точностью предвидеть.

Принято также подчеркивать тесную связь, если не однопорядковость, таких категорий, как правовая закономерность и сущность права. Если сущность права – это его «внутренняя субстанция»[76], его качественная, системообразующая основа, то закономерности права – формы проявления и реализации этой сущности.

На наш взгляд, значение этой идеи осталось в значительной степени недооцененным, хотя именно она открывает реальные возможности для методологически корректных и достоверных выводов о сущности права. До настоящего времени в науке нет определенного представления о том, какова же сущность права и какими средствами можно ее обнаружить; в результате по этому важнейшему, ключевому вопросу в современной юридической науке господствуют субъективные оценочные суждения. При этом практически не используется методологическое положение о том, что «раскрыть сущность предмета – значит раскрыть те внутренние противоречия, которые определяют закономерности его развития и функционирования»[77]. Разумеется, если отсутствует отчетливое понима

ние о том, что такое закономерность, то подобные положения лишены какой-либо теоретической ценности, так как в них неизвестное определяется через неизвестное. Однако совсем иной будет ситуация в том случае, если принять за основу трактовку закономерности как систематической объективной повторяемости фактов: тогда получается, что сущностью права является именно то, что порождает, вызывает к жизни эти повторения. Таким образом, задача теории права состоит в том, чтобы выявить в правовой жизни регулярные, устойчивые повторения и свести их к «общему знаменателю», попытаться найти их общий корень, их внутренний источник, который и следует признать сущностью права.

Немалый интерес представляет проблема соотношения государственно-правовой закономерности и правового принципа, уже получившая в литературе самые разнообразные трактовки[78]. Неразрывную связь этих явлений отмечают практически все исследователи. Достаточно распространено мнение, что правовые принципы являются, в сущности, разновидностью правовых закономерностей, так как обладают такими их качествами, как необходимость и существенность.[79] Однако вряд ли то же самое можно сказать о другом признаке, а именно объективном характере. Если рассматривать правовой принцип как вид нормативного предписания, то очевидно, что он, как и правовая норма, представляет собой продукт государственной воли. Правовой принцип, в отличие от закономерности, не срабатывает сам по себе: чтобы воплотить его в жизнь, требуется законодательное закрепление, а затем длительные усилия по его обеспечению и защите.

Едва ли можно утверждать, что какой-либо правовой принцип, например, неотвратимость ответственности или презумпция невиновности, может действовать автоматически, как закономерность – в противном случае не могло бы идти никакой речи о его нарушениях. Если правовые принципы есть объективные закономерности, то нет необходимости целенаправленно внедрять их в законодательство и практику, а достаточно не вмешиваться в ход вещей и до

жидаться, когда эти принципы сами пробьют себе дорогу. Так что гораздо более точной, на наш взгляд, является та позиция, согласно которой правовые принципы сами не являются государственно-правовыми закономерностями, а лишь отражают их[80]. Во-первых, каждый правовой принцип преследует определенные социально значимые цели, и в этом смысле его установление и юридическое закрепление является вполне естественным, иными словами, закономерным. Например, презумпция невиновности является закономерным продуктом демократического общества, стремящегося защитить права своих граждан. Во-вторых, за каждым принципом права действительно стоит одна или несколько государственно-правовых закономерностей, которые не тождественны ему, но так или иначе дают толчок к его появлению. Например, если не признавать лицо невиновным вплоть до того, как будет окончательно доказана его виновность, это неизбежно приводит к злоупотреблениям и юридическим ошибкам; данная закономерность послужила основой для возникновения презумпции невиновности. Если не обеспечить наступление мер ответственности во всех случаях, когда они предусмотрены, то социальная ценность этих мер значительно ослабевает – на этой закономерности базируется такой принцип, как неотвратимость юридической ответственности.

В связи с этим суждение В.М. Сырых, что правовой принцип открывается исследователю «в форме юридической закономерности»[81], можно пояснить следующим образом. Вначале обнаруживается некая объективная повторяемость фактов в области государства и права, которая может быть оценена положительно либо отрицательно. При положительной оценке она может быть возведена в общее правило и с этого момента превращается в юридический принцип. Возможно также, что принцип не получает отдельного закрепления и проявляется в целом ряде отдельных норм, например, принцип диспозитивности в гражданском процессе[82]. При отрицательной оценке существующей повторяемости фактов может быть создан юридический принцип, направленный на ее уст

ранение. Так или иначе, правовой принцип возникает на базе закономерности, но существенно отличается от нее по механизму действия: он всегда проводится в жизнь сознательно, через принудительную силу государства.

Похожим образом соотносятся между собой государственно-правовая закономерность и правовая норма. Правовая норма отражает как те закономерности, которые были учтены и использованы законодателем при ее создании, так и те, которые воздействовали на нее объективно, независимо от воли законодателя. Кроме того, как верно подмечено А.И. Трусовым, закономерность чем-то напоминает правовую норму: она так же накладывает ограничения на действия человека, содержит своего рода дозволения, обязывания и запреты[83]. В каком-то смысле можно считать, что правовые нормы есть дополнение социальных закономерностей: «к объективной детерминации структуры общественных отношений своей целостностью, законами функционирования и развития прибавляется и субъективно-объективная, волевая – в виде права государства»[84].

В.Н. Кудрявцев обратил внимание на другую сторону данной проблемы, связанную с пониманием нормы как наиболее типичного, массового явления социальной жизни, которое противопоставляется патологии[85]. В таком значении норма наиболее близка к закономерности, так как в обоих случаях речь идет о постоянстве, объективной повторяемости явлений. Однако при этом не следует смешивать фактическую норму и закономерность. Нормальные, типичные факты всегда закономерны, но точно так же могут быть закономерными и отклонения от нормы. Фактическая норма как наиболее распространенный и социально одобряемый вариант поведения есть закономерное явление, результат действия закономерности, ее внешнее выражение, но не сама закономерность, которая может иметь более сложное содержание и механизм. Как отмечает тот же автор, в социальной среде «происходит постепенный переход от жестких, так называемых динамических законов к статистическим, действующим лишь в массе событий. Следовательно,

возрастает и возможность отклонений от типичного, нормального течения процесса. Понятие фактической нормы «размывается»…»[86].

В последнее время наблюдается своего рода возрождение интереса к естественно-правовой теории, и в научные исследования возвращается такая категория, как «естественное право». В частности, С.С. Алексеев в ряде своих работ отстаивает идею о том, что естественное право представляет собой особую форму существования объективных правовых закономерностей. По его мнению, естественное право состоит из так называемых «непосредственно-социальных прав», которые «являются прямым и ближайшим выражением объективных социальных закономерностей, условий жизни людей»[87]. В качестве примера таких непосредственно-социальных прав, являющихся одновременно закономерностями социального развития, С.С. Алексеев приводит такие, как право народа на революцию, право наций на самоопределение, право на эквивалент в товарном обращении[88].

Можно согласиться с тем, что естественное право детерминировано объективными закономерностями, но при этом не следует забывать об изначально субъективном характере самого естественного права. На наш взгляд, естественное право – не что иное, как идеальная модель права, представления людей о наилучшем, наиболее справедливом и разумном содержании правового регулирования. Естественное право, таким образом, есть феномен правосознания, а не какой-то объективно существующий стандарт в виде системы конкретных норм, содержание которых можно установить и затем сверяться с ними. Будучи субъективным образом желаемого права, естественное право не является единым и постоянным, а «само создается из закономерного процесса истории и развивается вместе с этим процессом»[89]. Поэтому естественное право зако

номерно, но не в большей степени, чем позитивное право. При этом, по терминологии П.И. Новгородцева, именно позитивное право и только оно является «действительным правом», «настоящим правом», «правом в строгом смысле слова»[90], а естественное право, не имея юридического характера, не подчиняется многим из тех закономерностей, которые свойственны для позитивного права.

Глава III.