Глава 9. Чем и как завершается конфликт?

30. Л. Козер. Завершение конфликта.

Некоторые социальные процессы являются конечными, это значит, что они определяются своим преходящим характером, а спосо­бы их завершения институционально предписаны. С заключением брачного союза заканчивается период ухаживания; завершением формального образования является достижение цели обучения, ознаменованное выпускными экзаменами или торжественным актом. другие социальные процессы, такие, как дружба или любовь, не имеют чёткой точки завершения. Следуя закону социальной инерции, они продолжают действовать, до тех пор пока их участники не предложат ясных условий их прекращения. К такого рода процессам относится социальный конфликт. Если, например, в игре правила ее ве­дения одновременно включают и правила окончания, то в социальном конфликте непременно должна быть установлена четкая договорен­ность между соперниками относительно его завершения. В том слу­чае, когда не достигнуто никаких взаимных соглашений к некоторо­му моменту борьбы, ее окончание становится возможным лишь как следствие гибели по крайней мере одного из противников. Это значит, что завершение конфликта содержит в себе ряд проблем, которые не свойственны конечным процессам.

Различные типы конфликтов можно классифицировать в соответствии со степенью их нормативной регуляции. На одном конце кон­тинуума можно поместить полностью институализированные конфлик­ты (типа дуэли), тогда на его противоположном конце окажутся аб­солютные конфликты, цель которых состоит не во взаимном урегу­лировании спора, а в тотальном истреблении противника. В конфликтах второго типа согласие сторон сведено к минимуму, борьба прекращается только в случае полного уничтожения одного или обоих соперников. По словам А.Шпейера, мир, завершающий абсолютную войну, устанавливается уже в отсутствие врага.

Разумеется, конфликты такого рода особенно изнурительны и дорогостоящи, по крайней мере для противников, обладающих при­мерным равенством сил. Если соперники стремятся избежать "игры с нулевой суммой очков», исходом которой может быть либо окончательная победа, либо столь же безусловное поражение любой из сторон, они обоюдно заинтересованы в создании механизмов, способ­ных привести к обусловленному завершению борьбы. В действитель­ности большинство конфликтов оканчивается раньше, чем побежден­ная сторона будет полностью разбита. Выражение "стоять до послед­него', как правило, оказывается только фразой. Сопротивление в принципе всегда возможно, до тех пор пока в лагерях враждующих сторон остается хотя бы по одному воину. Тем не менee схватка обычно прекращается задолго до наступления этого момента. Так происходит потому, что соперники договариваются относительно условий завершения конфликта.

Если абсолютные конфликты практически не допускают никаких соглашений по поводу их окончания, некоторым разновидностям высоко институализированных конфликтов присущи специфические точки завершения. Символические концовки дуэлей, испытаний огнём и водой и прочих состязательных видов борьбы служат их концентрирующим началом н придают им характер игры, автоматически определяя финал конфликта. Здесь подсчитываются очки, устанавливается линия финиша, фиксируется условно допустимая степень повреждений. Когда сумма очков достигает определенного числа, когда доказана та или иная разновидность причиненного ущерба или пересечена финишная черта, конфликт оказывается исчерпанным, а его результат очевидным как для победителя, так и для побежденного.

Если конфликт институализирован не полностью, оценка сравнительной силы сторон оказывается нелегкой задачей, так что потерпевший может и не согласиться с фактом своего поражения либо вообще не знать о нем. Поэтому оба соперника, стремясь избежать лишних усилий, заинтересованы в том, чтобы момент выигрыша или пик борьбы, который делает невозможным дальнейшее предвосхище­ние победы, были бы обозначены как можно более четко. Окончание конфликта становится в этом случае проблемой, которую должны решать оба оппонента.

Завершение конфликта представляет собой социальный процесс, который, хотя и обусловлен намерениями противников, все же не может быть выведен из них непосредственно. По Замечанию Г.Зиммеля, это специфическое предприятие не принадлежит ни миру, ни войне, подобно тому как не принадлежит не одному из берегов соединяющий их мост. Исход конфликта, без сомнений, связан и с целями участников, и с теми средствами, которые они используют. Его длительность и интенсивность будут зависеть от устремлений оппонентов, от имеющихся в их распоряжении ресурсов, наконец, от времени и усилий, которые потребуются для выработки окончатель­ного решения. Тем не менее завершение конфликта, т.е. достижение согласия по вопросу о том, что следует считать истинным решением проблемы, выдвигает на первый план такие факторы, которые не cвязaны напрямую с действиями сторон и должны быть поэтому рассмотрены отдельно.

Завершение всех видов конфликтов (за исключением абсолютных) предполагает обоюдную активность соперников. Поэтому данный процесс нельзя трактовать как одностороннее навязывание волн бо­лее сильного партнера более слабому. Вопреки соображениям здра­вого смысла решающий вклад в окончание конфликта вносит не толь­ ко тот, кто, вероятно, останется в выигрыше, но и тот, чей проигрыш уже предрешен. Как отмечает Г.Калахан, войну навязывает победитель, но мир наступает благодаря усилиям потерпевшей стороны. Следовательно, чтобы понять мотивы заключения мира, надо принять во внимание точку зрения побежденного война будет длиться до тех пор пока последний не пойдет на мировую. Иначе говоря, не­ отъемлемым элементом победы оказывается готовность проигравшего пойти на уступки. Недвусмысленное признание своего поражения служит в данном случае доказательством истинной силы. Подобные действия Зиммепь назвал настоящим подарком побежденного своему более удачливому сопернику, а способность делать подарки как известно, является критерием подлинной независимости.

Если, таким образом, н победитель и побежденный вносят равный вклад в дело завершения конфликта, они вынуждены заключить между собой некоторое соглашение. Как убедительно показал Т. Шеплинг, признания друг друга и взаимных уступок. Этот тезис применим не только для характеристики ведения конфликта, но в его завершения. Для того чтобы погасить конфликт, стороны долж­ны заключить договор относительно норм и правил, которые позволят определить взаимное соотношение сил. Общность интересов вы­нуждает соперников принять такие правила, которые усиливают их зависимость друг от друга в самом процессе отстаивания антагонистических целей. Договоренности подобного рода способствуют самоликвидации конфликта в той мере, в какой принятые правила соблюдаются, конфликт институализируется и приобретает черты состязательной борьбы, о которой говорилось выше.

Соглашения, в которых четко зафиксированы цели противников и оговорен момент будущего исхода борьбы, уменьшают длительность конфликта. Раз одна из сторон добилась своей целина другая приняла этот факт как знак своего поражения, конфликт исчерпан. Чем жестче очерчен предмет спора, чем очевиднее признаки, знаменующие победу, тем больше шансов, что конфликт будет лока­лизован во времени и пространстве. В этой связи уместно вспом­нить известный афоризм Дюркгейма: «Чем более человек имеет, тем более он желает, ибо удовлетворение потребностей порождает новые желания, не насыщая прежних». Пределы, положенные «аппетитам» сторон их взаимной договоренностью, придают нормативно- конечный характер процессу, который как таковой не обладает спо­собностью к самоограничению.

Иллюстрацией к сказанному могут служить примеры из истории тред-юнионизма. Ограниченные цели борьбы его экономического крыла содержали в себе не только возможности для урегулирования спорных вопросов, но и наглядные признаки наиболее удобных мо­ментов для завершения схватки. Что же касается сторонников ре­волюционного синдикализма, то для них окончание забастовки всег­да представляло мучительную проблему. Поскольку цель последних состояла не в улучшении капиталистического порядка изнутри, а в его ниспровержении, постольку они не могли согласиться на такой финал борьбы, который означал победу с точки зрения экономичес­кого тред-юнионизма. Стратегия революционного синдикализма за­ ведомо обрекала себя на провал, так как с этих позиций никакой исход забастовка не мог считаться приемлемым разрешением конфликта, если он не означал уничтожения капитализма. Невосприим­чивые к свидетельствам относительного успеха, игнорирующие вся­кие попытки к примирению адепты революционного синдикализма не способны были использовать даже завоеванные ими частичные пре­ имущества. Как это ни парадоксально, в данном случае именно слабая сторона требовала безусловного подчинения от своего силь­ного оппонента, провоцируя тем самым продолжение борьбы до пол­ного истощения сил.

Приведенный пример показывает тесную связь между тем или иным исходом борьбы и специфическими целями ее участников. Чем ограниченнее их устремления, чем меньше жертва, требуемая от оппонента, тем больше вероятность, что побежденная сторона будет готова уступить свои позиции. Следует постепенно подводить про­ игравшего соперника к решению, что заключение мира будет для него более выгодно, чем продолжение войны. Подобное решение значительно облегчается в тех случаях, когда требования победите­ля не выглядят чрезмерными. Если желания последнего строго огра­ничены, как, например, в случае русско-японского конфликта 1905г. или испано-американской войны, то процесс примирения оказывает­ся относительно легким. Как только японцы преуспели в своем намерении приостановить продвижение русских на Дальний Восток, их цель была достигнута и они смогли позволить себе предпринять первые шаги в сторону мира, обратившись к Рузвельту с просьбой о посредничестве. Аналогичным образом США, разбив испанский флот и овладев Кубой, не были заинтересованы в дальнейших воен­ных действиях против Испании на материке.

И все-таки независимо от действий потенциального победителя, способствующих скорейшему завершению конфликта, последнее олово остается за побежденным. Что же в таком случае заставляет проигравшего признать свое фиаско? Здесь решающую роль играет не столько объективная ситуация, но и соответствующее ее восприятие, так как только оно может принести столь желанную констатацию проигрыша. Как пишет Клаузевиц, если мы хотим подчинить сопер­ника нашей воле, нам следует поставить его в такое положение, которое покажется ему более тягостным, чем требуемая нами жерт­ва, Это элегантное изречение тем не менее лишается смысла, если не будут определены критерии, руководствуясь которыми противник сможет в действительности оценить сложившуюся ситуацию. Разные противники могут иметь разные мнения по поводу тяжести своего положения или цены требуемой жертвы. Оценки подобного рода крайне трудны и не сводимы исключительно к рациональным сообра­жениям или расчету. Их выбор значительно облегчается, если под рукой есть доступные символические ориентиры, позволяющие овла­деть ситуацией.

Во всех тех случаях, когда война строго локализована (как, например, военные действия в ХУШ в.), то или иное очевидное со­бытие - штурм крепости, преодоление естественного барьера и т.п. - служит для соперников символом успешной реализации намерений одного из них. Последующие уступки потерпевшей стороны означают . полное и окончательное разрешение спорного вопроса. Если же нет таких ориентиров, доступных восприятию обоих противников, завер­шение конфликта осложняется.

Природа символических ключей-ориентиров может существенно варьироваться. Следовательно, вероятный победитель должен распо­лагать точными сведениями о том, какие именно символы его оп­понент расценит как свидетельства своей неудачи. Если стопина государства олицетворяет для его граждан само существование на­ции, то падение столицы будет воспринято как поражение с после­ дующими уступками победителю. Так, падение Парижа в 1871 и в. 1941 гг. символизировало для большинства французов окончание войны, несмотря на то, что Гамбетта собрал новые значительные силы в провинции, а де Голль призывал к продолжению борьбы из Лондона. Только относительно небольшое число французов отказа­ лось принять падение Парижа как знак военного поражения нации. Менее централизованные народы, для которых столица не обладает столь большим символическим значением, не воспринимают захват главного города страны как решающее событие войны. Претория и Блумфонтен сдались англичанам в 1900 г. Тем не менее к боль­шому удивлению британцев, сопротивление буров не прекращалось еще в течение двух лет. Британцы не могли понять, что для буров, занятых преимущественно сельским трудом, именно обширные сель­скохозяйственные угодья, а не города, являются символом нации. Для буров война закончилась лишь тогда, когда постоянная нехват­ка фуража, тяжелые условия и грабежи противника уничтожили их лошадей. Для человека, выросшего в седле, утрата лошади с неиз­бежностью означает поражение. Точно так же разграбление Вашинг­тона в 1812 г. не воспринималось американцами как свидетельство национальной катастрофы: символом национальной независимости, с их точки зрения, являлась не федеральная столица, а бескрайние просторы Америки. В других случаях символ неудачи вообще может быть не связан с захватом территории, а ассоциироваться, например, с гибелью или пленением харизматического вождя.

В структуре неприятельского лагеря указатели—ориентиры пред­ставлены как значимые символы поражения и победы. Поэтому для обеих сторон чрезвычайно важно обладать более подробными сведе­ниями об отличительных особенностях социальной структуры и сим­волах противника. Когда в кромешной тьме сталкиваются две абсо­лютно незнакомые армии, их обоюдное невежество мешает им дого­вориться, прежде чем силы обеих окажутся на пределе.

Способность использовать в схватке символические знаки пора­жения или победы оппонента зависит не только от знания его орга­низационной структуры, но и от внутренней динамики своего собст­венного лагеря. Внутренняя борьба может послужить препятствием для признания той или иной совокупности событий в качестве недву­смысленного символа неудачи. Даже в том случае, если факт пора­жения признается большинством, вполне вероятно, что меньшинство будет no-прежнему отстаивать возможность дальнейшего сопротив­ления. Отдельные группы могут прийти к заключению, что лидеры, принимающие решения и согласившиеся положить конец конфликту, предали общее дело. Обширный материал для разногласий внутри каждого из враждующих лагерей содержит также условия заключе­ния мира, тем более что в зависимости от переменчивой фортуны, эти условия получают новые и новые трактовки на разных этапах развития конфликта. Партии могут принципиально расходиться в оценке того или иного события как имеющего решающее или случай­ное значение для исхода борьбы. Противоборство внутренних группировок будет тем глубже и ожесточеннее, чем менее интегрирована социальная структура. В интегрированных структурах внутреннее несогласие возбуждает и усиливает энергию групп, но если расхож­дения по поводу адекватности тех или иных действий затрагивают глубинные пласты общих верований, символы победы и поражения также могут оказаться различными для разных групп.

В крайне поляризированных социальных системах, где внутрен­ние конфликты разных типов накладываются друг на друга, единое прочтение ситуации и общность восприятия событий всеми членами системы вряд ли вообще возможны. В условиях когда группа или общество раздираемы враждой лагерей вне всякой объединяющей цели, заключение мира становится почти невозможным, так как ни одна из внутренних партий не желает принять определение ситуации, предложенное другими. В подобных обстоятельствах предпосылкой для заключения внешнего мира является урегулирование внутренних споров, а также пересмотр и окончательное определение баланса сил между враждующими группировками. После Февральской революции в России Временное правительство, находясь под постоянным давлением крепнувшей партии большевиков, было не в состоянии ни продолжать войну, ни достойно завершить ее. Как только большевики захватили власть, возобладало их понимание ситуации, и мир в Брест-Литовске стал реальностью.

Если социальная структура не подвергается столь сильным по­трясениям и расколам, то и в этом случае для нее будет характер­но неизбежное размежевание сил, а именно расхождение между соци­альной перспективой лидеров и точкой зрения масс. Несовпадение позиций подчинения и авторитета требует от стоящего во главе значительных усилий, для того, чтобы массы согласились с его интер­претацией событий. На первых этапах конфликта лидер призван убе­дить идущих за ним в оправданности их жертвы, т.е. в том, что борьба ведется во имя будущего благополучия всех слоев общества, а не только его верхушки. Точно так же в дальнейшем лидер дол­жен доказать своим соотечественникам, что признание проигрыша продиктовано интересами всего общества, а не только соображения­ми вождей. Чтобы сделать поражение приятным, требуется, видимо, не меньше усилий, чем для того, чтобы стала желанной война.

Характерное отличие лидеров от ведомых не исчерпывается раз­ным качеством их социальной перспективы; оно включает также уровень оценочных суждений, так как лидер обязан быть более рацио­нальным в своей интерпретации последствий конфликта и относитель­ных преимуществ своей стороны. Вождь, который предвидит неудачу раньше, чем она станет достоянием массового сознания, должен разработать специфическую стратегию убеждения своих соотечест­венников: выгоднее будет такое толкование проигрыша, которое представит его как по крайней мере частичную победу. Достаточ­но часто возникает необходимость остудить пыл тех, кто следует за вождем, доказав им, что пережитое ими как поражение есть "на самом деле" частичная победа.

Разногласия внутри вражеского лагеря по поводу адекватного определения ситуации снова выдвигают на первый план важность символических ориентиров. Если лидер хочет облегчить тяжесть поражения, он должен призвать на помощь свое умение манипулировать системой символов, посредством которой массы ориентируются в текущих событиях. Например, в конфликтах между рабочими и администрацией многие события, которые кажутся несущественны­ ми постороннему наблюдателю, могут нести высокий эмоциональный заряд для его участников. Возобновление работы несколькими за­бастовщиками или, наоборот, успех демонстрации, или поддержка официальных лиц и органов печати, выражающих общественное мне­ние, — все эти события могут иметь символическое значение для участников конфликта, т.е. способствовать возвращению к работе либо, напротив, укреплению надежды на скорую победу. Вот почему так важно для лидера умело оперировать символами, которые фор­мируют массовое восприятие событий. Организатор забастовки должен знать, как закончить борьбу в удобный момент. Однако это знание окажется бесполезным, если он не сумеет передать его рядовым участникам забастовки. Этот процесс нередко означает преимущественное разъяснение массам сути одержанных ими частичных побед, с тем чтобы отвлечь их внимание от переживания относитель­но неудач.

Из подобных действий и складывается компромисс. В действи­тельности компромисс, который многим рядовым участникам борьбы видится как "предательство вождей", обусловлен иной структурной позицией лидера по сравнению с ведомыми — позицией, которая по­зволяет воспринимать ситуацию во всей ее целостности, недоступной массам. Более того, роль лидера требует постоянных манипуля­ций внутригрупповыми точками напряжений, для того чтобы сохра­нить единство группы в неблагоприятных обстоятельствах. Эти ма­нипуляции лидера будут оправданы даже в том случае, если дости­жение общегрупповой цели потребует жертвы. Используя терминоло­гию Парсонса, можно сказать, что "поддержание системы" может иногда осуществляться путем снижения качества исполнения задачи.

Большинство конфликтов действительно оканчивается компромиссом, где достаточно трудно определить относительные преимущест­ва той или иной стороны. Следовательно, необходимо различать между собой желание заключить мир и готовность признать себя побежденным: очень часто в наличии оказывается только первое. Стремление сторон к миру может быть вызвано очевидной невоз­можностью достичь цели или непомерной ценой успеха, или, в более общей, форме, осознанием меньшей привлекательности продолжения конфликта по сравнению с его мирным исходом. Во всех этих си­туациях противники вряд ли будут склонны признать свое поражение, несмотря на явные усилия найти выход из такого положения, при котором никому не удается полностью одержать верх. В таком слу­чае соперники вынуждены испробовать путь компромисса. Обсужде­ние возможности компромисса, который положит конец призрачной погоне за победой, предполагает адекватную оценку наличного поло­жения вещей. Такой оценке, в свою очередь, будет способствовать наглядность и доступность показателей взаимного соотношения сил, о которых шла речь выше. С этой точки зрения одна из ключевых функций посредника состоит в облегчении доступности этих показа­телей для враждующих сторон. Способность соперников вести пере­ говоры зависит от того, насколько совпадают присущие им системы символов; общность символов обеспечивает тождество оценок в сло­жившихся условиях. Таким образом, символы победы и поражения самым непосредственным образом связаны с процессом преодоления ситуаций, когда в равной мере невозможны ни полный выигрыш, ни абсолютный проигрыш.

До тех пор, пока соотношение сил участников конфликта не получило своей оценки, трудно дать соответствующую характеристику (потенциалу каждого из них. Если же такая оценка достигнута, взаимное согласие становится возможным. Переосмысление сложившейся ситуации в ходе борьбы нередко высвечивает такие ее аспекты, которые прежде оставались в тени. Соглашению сторон способству­ют четкие критерии оценки текущих условий. Возможность такого мира, который лишит обоих соперников преимуществ победителя, за­висит также от единства мнений по вопросу о взаимном соотноше­нии сил. Не меньшую роль играет здесь умение договаривающихся сторон красиво подать новое понимание ситуации своим соотечественникам. Так, во время корейской войны США не только избрали своим символическим рубежом Корейский перешеек, но сумели убе­дить и противника, и собственных граждан в своей решимости удер­жаться там во что бы то ни стало. Когда было пролито достаточно крови и обеим сторонам стало ясно, что победа любой из них будет стоить слишком дорого, противники сели за стол переговоров. Они стремились к компромиссному решению, которое было бы основано на реальном балансе политических и военных сил и выглядело убедительным в глазах обоих народов. Как отметил Б.Х.Миддел-Харт, мир как выход из тупиковой ситуации, когда оба оппонента отдают должное силе друг друга, всегда предпочтительнее мира, заключен­ного вследствие обоюдного истощения ресурсов.

Таким образом, сопоставительная оценка потенциалов противни­ ков действительно очень часто становится возможной только в хо­де конфликта. Тем не менее период взаимных мучений будет гораз­до короче, если в распоряжении сторон имеются наглядные свиде­тельства-символы, которые позволяют четко обозначить тот или иной исход борьбы и соотношение ресурсов ее участников. Когда процесс применения этих символов высоко институализирован, продолжительность и интенсивность конфликта уменьшаются. Поэтому изучение символов, которые побуждают к компромиссу или даже признанию своего краха, не менее ценно, чем осмысление символи­ческих стимулов к войне.

31. Санкт-Петербургская конфликтологическая школа. О цене конфликта и цене выхода из него

(…) Цена конфликта (Цк) для каждой из конфликтующих сторон складывается из суммы трех величин: 1) затраты (Э) энергии, времени и сил на конфликтную деятельность; 2) ущерб (Д), наносимый недружелюбными действиями другой стороны; 3) потери (С), связанные с ухудшением общей ситуации (развал общего дела из-за плохого взаимодействия сторон и несогласование их усилий, беспорядок, застой, утрата общественного престижа и т.д.):

Формула 1:

Цк = Э+Д+С

Цену конфликта, в принципе, можно перевести в денежное выражение, но обычно она выступает как интуитивное понятие. Нестрогость интуитивно улавливаемой цены конфликта не мещает тому, чтобы сравнивать ее с другой интуитивно оцениваемой величиной – ценой выхода из конфликта.

Цена выхода из конфликта (Цвк) – это разность между утратами (У), с которыми сапряжен этот выход из конфликта (утрата каких-то приобретений, статуса, перспектив; затраты на реорганизацию, нахождение новых возможностей; уступки другой стороне; и т.п.) и приобретениями (П), которые даст выход (освобождение сил для другого поля деятельности; открытие новых возможностей, и пр.):

Формула 2:

Цвк = У-П

Если приобретения П больше, чем утраты У, то выгода от прекращения конфликта очевидна. Однако приобретения обычно представляются неясными и гипотетичными, что значительно снижает их оценку, тогда как утраты отчетливо зримы и поэтому оцениваются высоко. Вот почему неудивительно, что гораздо чаще встречается иной вариант: утраты представляются больше приобретений. В этом случае целесообразно сопоставить Цк и Цвк. Если Цк < Цвк, т.е. выход из конфликта дается слишком дорогой ценой, то попытки продолжить конфликтную борьбу еще имеют смысл. Если же Цк > Цвк, то наоборот, «дешевле» прекратить конфликт, чем расходовать средства на его продолжение.

Таким образом, сравнение цены конфликта и цены выхода из него позволяет рационально решить вопрос: стоит ли продолжать конфликт, учитывая дальнейшее возрастание его цены, или же выгоднее прекратить его. Однако для принятия окончательного решения надо еще, вдобавок, учесть два важных обстоятельства. С одной стороны, нужно взвесить шансы на победу в конфликтной борьбе и оценить преимущества, которые принесет победа. Здесь остается простор для любителей риска. Они могут решить бороться дальше в надежде на победу и большой выигрыш, оставив в стороне рациональные доводы. Но Если риск представляется неоправданным, то при Цк > Цвк есть все основания искать путь к прекращению конфликта. А с другой стороны, необходимо принять во внимание, что цена выхода из конфликта может сильно меняться в зависимости от условий, на которых выход осуществляется. Это подводит к необходимости договариваться с другой стороной с целью найти способ улучшить эти условия и понизить тем самым цену выхода из конфликта.

Для конфликтолога – практика понятие цены конфликта и цены выхода из конфликта – это рабочие инструменты, с помощью которых очерчивается выбор наилучших перспектив развития конфликтной ситуации. Конфликтующие стороны, как правило, настолько втягиваются в борьбу друг с другом, что она кажется единственно возможным способом бытия. Они начисто забывают о других возможностях, упускают из виду, что могут добиться большего и жить лучше, если выйдут из конфликтной борьбы. <…> Когда конфликтолог, сталкиваясь с подобным ''уходом в борьбу'', настраивает конфликтующие стороны на рациональный подход к подсчету и сравнению цены конфликта и цены выхода из него, это нередко отрезвляет страстно увлеченных борцов ''за победу во что бы то ни стало''.

Завершение конфликта иногда достигается просто потому, что конфликтанты устают враждовать, привыкают друг к другу и приспосабливаются к сосуществованию. Проявив достаточную терпимость они, если контакты между ними неизбежны, постепенно приучаются не придавать особого внимания неприятным чертам поведения другой стороны, не наступать ей на ''больную мозоль'', находя вместе с тем способы отстаивания своих основных интересов. Многое здесь зависит от житейской мудрости конфликтантов, их способности понять, что можно жить в мире, не требуя друг от друга полного согласия взглядов и привычек.

Однако гораздо чаще завершение конфликта удается достичь только посредством специальных усилий, направленных на его разрешение. Такие усилия могут потребовать немалого искусства и большой изобретательности…

Раздел 3.