Сельское хозяйство. крестьяне и помещики
НАЧАЛО СОЦИАЛЬНОГО РАССЛОЕНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА.
КРИЗИС ФЕОДАЛЬНО-КРЕПОСТНИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ
ХОЗЯЙСТВА
Россия оставалась аграрной страной. Подавляющее число ее населения составляли крестьяне, а сельское хозяйство являлось преобладающей отраслью ее экономики. Развитие сельского хозяйства продолжало носить экстенсивный характер: оно происходило не столько за счет улучшения обработки почвы и применения новых агротехнических методов, сколько путем расчистки лесов и распашки лугов в центре страны и освоения новых площадей на ее окраинах. С 1802 по 1860 гг. площадь посевов в России возросла с 38 млн. до 58 млн. десятин (на 53%), а валовые сборы хлебов — со 155 млн. до 220 млн. четвертей (примерно с 1,4 млрд. до 2 млрд. пудов). Прирост посевных площадей проис-
ходил в основном за счет вновь осваиваемых районов юга и востока России. Урожайность хлебов в течение всей первой половины XIX в находилась на низком уровне: обычные урожаи составляли примерно сам-3, в благоприятные годы—сам-4, иногда — сам-6 (особенно на черноземных или хорошо удобренных почвах). Весьма частым явлением были неурожаи как общего, так и местного характера, вызывавшие голод населения и падеж скота. Среди сельскохозяйственных культур преобладали «серые» хлеба — рожь, овес, ячмень. В центрально-черноземных губерниях, в Среднем Поволжье и Заволжье, на Украине и в южной степной полосе (в Новороссии и в Предкавказье) значительным был удельный вес пшеницы, которая уже в первой половине превратилась в товарную культуру, рассчитанную как на внутренний, так и на внешний рынки. На Украине широкое распространение получили посевы сахарной свеклы, используемой в сахароварении.
В 40-е гг. XIX в. в центральных губерниях, в Белоруссии и Прибалтике расширились посевы картофеля, который стал «вторым хлебом» для крестьянина и важным техническим сырьем для крахмало-паточной промышленности В центральных, северных и северо-западных губерниях значительный удельный вес в посевном клине занимал лен.
Господствующей системой земледелия было традиционное трехполье: яровые — озимые — пар. При этой системе -урожайность поддерживали не только пар и удобрения, но и чередование культур. В северных регионах страны при обилии лесных угодий и недостатке пахотных земель существовала еще подсечно-огневая система земледелия. Под подсеку обычно отводили участок мелколесья. В южных степных районах с обширными земельными пространствами и относительно редким населением широко была распространена залежная система земледелия, когда после нескольких подряд снятых урожаев землю для восстановления ее плодородия запускали под залежь на 5—10 лет.
Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось животноводство. Скот разводился главным образом «для домашнего употребления». В Ярославской, Тверской и Вологодской губерниях, в Прибалтике и в степной полосе России, а также и в Заволжье развивалось и товарное животноводство.
Низкий уровень сельского хозяйства обусловливался в первую очередь тормозящим влиянием крепостного права, при котором, как писал В. И. Ленин, «ведение хозяйства было в руках мелких крестьян, задавленных нуждой, приниженных личной зависимостью и умственной темнотой»1.
Однако и в сельском хозяйстве России в первой половине XIX в. возникали явления капиталистического характера. Интенсивно осваивались юг Украины, степное Предкавказье и За-
Ленин В И Поли собр соч — Т 3 —С 185
волжье. Обилие свободных и удобных для сельского хозяйства земель привлекало сюда большой поток переселенцев из центральной России. В основном это были помещичьи и государСт" венные крестьяне, бежавшие от крепостного и податного гнеч"а-Значительную часть поселенцев юга России составляли иностранные колонисты: болгары, греки, немцы, голландцы, пере^е' лявшиеся в Россию от национальных и религиозных преследоРа" ний. В центральных нечерноземных и северных губерниях, в При" балтике расширяются посевы технических культур. Здесь же развивалось и мясо-молочное хозяйство, ориентированное на рын<?к-Вводилась «плодопеременная система» земледелия с травосеяИи" ем, при которой паровой клин отводился под травы и корнепЛо~ ды. Внедрялись различные технически более совершений сельскохозяйственные орудия и механизмы: молотилки, веялКи-сеялки, жатки. Их изобретали нередко сами крестьяне. В 1832 г-в Москве было основано братьями Бутеноп первое промышленное предприятие по производству сельскохозяйственных машИн-
В конце XVIII — начале XIX в. складываются очаги торгового земледелия и животноводства: в степной части юга России и в Заволжье возникают районы зернового хозяйства и тонкорунного овцеводства, в Крыму и в Закавказье — центры виноградаР' ства и шелководства, в нечерноземных губерниях — районы льН°" водства, коноплеводства, хмелеводства, а около крупных городов и промышленных центров — торговое огородничество. ЦентральИ0' земледельческие, степные и поволжские губернии являлисоь основными производителями товарного хлеба как на внутренний так и на внешний рынок. В центрально-промышленных и север0' западных губерниях заметно увеличились площади под техническими сельскохозяйственными и огородными культурами. Тзк-производство льноволокна во Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях за первую половину XIX в. увеличилось в 5 раз. Обширные районы торгового коноплеводства создались в Калужской и Нижегородской губерниях. Крупным центр£?м промышленного огородничества являлся Ростовский уезд Ярославской губернии. Пойменные земли около озера Неро вбли^и Ростова стали колыбелью русского огородничества. Продукция ростовских огородников шла не только на внутренний, но и Иа внешний рынок. До 5—6 тыс. ростовских огородников ежегодно уходили «для огородных работ» в Петербург, Москву, Ригу и другие города, где ими были созданы предпринимательские огородные хозяйства. В Московской, Ярославской, Тверской и Нижегородской губерниях возникли очаги торгового хмелеводет" ва, луководства, табаководства, птицеводства, удовлетворявши16 запросы промышленных центров этого региона.
Показателями проникновения капиталистических отношений в сельское хозяйство являются покупка и аренда земли и применение наемного труда. С 1801 по 1858 г. 269 тыс. государственна*4 крестьян приобрели в собственность свыше 1,1 млн. десятин ^ 406
ли. Помещичьими крестьянами только восьми центрально-промышленных губерний было куплено (на имя помещиков) до 240 тыс., а удельными — 140 тыс. десятин. В 50-х гг. XIX в. в сельском хозяйстве России насчитывалось свыше 700 тыс. наемных рабочих, главным образом в южных степных губерниях, в Заволжье и в Прибалтике, где уже в крепостное время складывались регионы торгового земледелия. Конечно, удельный вес предпринимательского земледелия в сельском хозяйстве тогда был еще невелик. Несложные машины и новые агротехнические приемы еще не получили сколько-нибудь значительного распространения. Расширение покупки и аренды земли не могли еще заметно подорвать монополию помещичьего землевладения, а применение сельскохозяйственного найма ограничивалось преимущественно регионами, ориентировавшимися на внешний рынок.
Помещичьи крестьяне находились на «владельческом» (крепостном) праве и являлись собственностью помещиков. Помещик в полной мере сохранял права, предоставленные ему крепостническим законодательством предшествующего времени: он мог их продавать, дарить, передавать по наследству, закладывать в кредитные учреждения, облагать разного рода феодальными повинностями по своему усмотрению, регулировать браки и вообще семейную жизнь крестьян, ведение ими их хозяйства, распоряжаться крестьянским имуществом, наказывать («но без увечья») по своему произволу, ссылать в Сибирь или сдавать вне очереди в рекруты. Фактически крепостное право в России приняло к концу феодальной эпохи такие грубые и жестокие формы, что оно, по определению В. И. Ленина, «ничем не отличалось от рабства». Значительную часть крепостных составляли дворовые, которые выполняли различные «услуги» в доме помещика или сдавались им в наем посторонним лицам. Помещичьи крестьяне составляли самую большую по численности категорию крестьянства. Перед отменой крепостного права их насчитывалось 23,1 млн. человек обоего пола, в том числе 1,5 млн. дворовых и 540 тыс. работавших на частных заводах и фабриках. Основная масса помещичьих крестьян сосредоточивалась в центральных губерниях страны, а также в Литве, Белоруссии и на Украине, где они составляли от 50 до 70% к остальному населению. В северных и южных степных губерниях удельный вес крепостных крестьян составлял от 2 до 12%. Совсем не было крепостных крестьян в Архангельской губернии, в Сибири их насчитывалось всего 4,3 тыс. человек обоего пола.
По формам феодальной эксплуатации помещичьи крестьяне подразделялись на оброчных и барщинных. В центрально-промышленных губерниях накануне отмены крепостного права на оброке числилось до 68%, а в губерниях с развитым промысловым отходом (например, в Ярославской и Костромской) —до 80— 90% крестьян. Наоборот, в земледельческих черноземных и поволжских губерниях на оброке находилось от 23 до 27%
крестьян, в Литве, Белоруссии и на Украине почти все помещичьи крестьяне находились на барщине, оброчные там составляли всего от 1 до 7%. Разновидностью барщины являлась месячина, получившая свое название от платы натурой в виде месячного продовольственного пайка и одежды крепостным крестьянам, лишенным земельных наделов и обязанным все рабочее время находиться на барщине. Месячина являлась одним из средств интенсификации барщины. Имение, в котором крестьяне были переведены на месячину, фактически превращалось в плантаторское хозяйство. Однако месячина из-за дополнительных затрат помещика на содержание крестьян, лишенных своего хозяйства, заведение помещичьего инвентаря, а также и из-за крайне низкой производительности не получила сколько-нибудь значительного распространения.
Формы и размеры феодальной эксплуатации в значительной мере определялись характером крестьянского хозяйства в различных регионах страны. В центрально-промышленном регионе, с относительно высоким развитием промысловых занятий крестьян, помещики предпочитали отпускать крестьян на оброк; в земледельческих, наоборот, они расширяли барскую вспашку и стремились как можно большее число крестьян держать на барщине. В промыслово-земледельческих губерниях, где крестьяне соединяли земледелие с промысловыми занятиями, помещики нередко вводили смешанную повинность: облагали барщинных крестьян денежными поборами, а с оброчных требовали сверх уплачиваемого ими оброка выполнять и некоторые барщинные работы. Размеры барской запашки с конца XVIII в. до середины XIX в. в расчете на одну д. м. п. увеличились в среднем на 65%, а оброк возрос в 3,5 раза в центрально-промышленных и в 2,5 раза в земледельческих губерниях.
Кроме роста разных поборов с крестьян и увеличения барщины сокращались и крестьянские наделы, особенно в земледельческих губерниях, где лучшие крестьянские земли отводились под господскую запашку. Часть крестьян совсем лишалась наделов и переводилась в дворовые. С 1833 по 1858 г. число дворовых увеличилось с 914 тыс. до 1467 тыс. человек, т. е. на 61%, при этом в земледельческих губерниях численность дворовых возросла в 2,5 раза. Росг барской запашки сокращал время, необходимое крестьянину для надлежащей обработки своего надела. Вследствие этого урожайность на крестьянских полях падала. Крепостное право подрывало производительные силы крестьянского хозяйства.
Положение государственных крестьян было лучше, чем помещичьих. Они принадлежали казне и официально считались «свободными сельскими обывателями». За первую половину XIX в. их численность возросла в полтора раза и составила к моменту отмены крепостного права ок. 19 млн. человек.
Основная масса государственных крестьян была сосредоточе-
на в северных и центральных губерниях России, на Левобережной и Степной Украине, в Поволжье, Приуралье и в Сибири. В роли феодала здесь выступало само государство, предоставлявшее крестьянам в пользование определенные наделы, за которые они были обязаны выполнять фиксированные законом феодальные повинности: оброк и, кроме того, платить общегосударственные и местные налоги, а также нести разного рода натуральные повинности (подводную, постойную, устройство дорог и мостов и т. п.). Оброк и подушная подать государственных крестьян выросли за первую половину XIX в. в три раза. Нормы крестьянских наделов устанавливались в размере 8 десятин на душу мужского пола в центральных губерниях страны и по 15 десятин на ее окраинах. Фактически подавляющая часть государственных крестьян имела меньше этой нормы (примерно в полтора раза), но все же они были лучше обеспечены землей, нежели помещичьи крестьяне.
Государственных крестьян нередко переводили в категорию помещичьих. Александр I хотя и прекратил практику раздачи казенных крестьян в частное владение, однако они не были ограждены от других форм закрепощения: перевода на положение военных поселян, передачи в удельное ведомство, приписки к казенным заводам. В Литве, Белоруссии и на Правобережной Украине до 800 тыс. д. м. п. государственных крестьян находились на так называемом «хозяйственном положении», т. е. были сданы в аренду помещикам и крупным чиновникам. Арендаторы (посессоры) широко практиковали в своих имениях барщину и эксплуатировали сданных им в аренду государственных крестьян даже более жестоко, чем помещики своих крепостных.
«Промежуточное» положение по своему правовому и хозяйственному статусу между помещичьими и государственными крестьянами занимали удельные крестьяне, принадлежавшие императорской фамилии, или «уделу». Это бывшие дворцовые крестьяне, которые получили наименование удельных в 1797 г., когда был создан Департамент уделов для управления землями и крестьянами, принадлежавшими членам царствующего дома. Сначала удельных крестьян насчитывалось 479 тыс. д. м. п., но затем их численность увеличилась за счет перевода в удел части государственных крестьян и ко времени отмены крепостного права возросла до 907 тыс. д. м. п. Удельные крестьяне несли в пользу царской семьи оброк, размер которого за первую половину XIX в. возрос в три раза, а также платили подушные и отбывали прочие денежные и натуральные повинности.
Имущественное неравенство, всегда существовавшее в крепостной деревне, при определенных экономических условиях начало приводить к социальному расслоению. Этот процесс был обусловлен как ростом промышленности, торговли, общественным разделением труда, так и развитием производительных сил в самом крестьянском хозяйстве, что способствовало росту в нем
прибавочного продукта. Подобные условия уже существовали до 1861 г.
Процесс социального расслоения деревни начался с выделения капиталистах крестьян: ростовщиков, скупщиков, торговцев, предпринимателей. Численность этой деревенской верхушки была еще незначительна, но ее экономическая роль в деревне была весьма велика: деревенский ростовщик-богатей нередко держал у себя в кабале целую округу. Иногда экономически он был сильнее помещика, крепостным которого он являлся. Главным источником обогащения деревенской верхушки являлась торгово-рос-товщическая деятельность, а объектом его эксплуатации служила не только беднейшая, но и среднего достатка часть деревни. Поскольку деревенская верхушка, как правило, занимала командные посты в управлении вотчиной (в качестве приказчиков, бурмистров, старост), она использовала для своего обогащения и средства внеэкономического принуждения. Однако и сама деревенская верхушка не составляла однородной в экономическом отношении группы: в ее составе были и мелкий ростовщик-кулак с «капиталом» в несколько сот рублей, и крупный крепостной предприниматель, ворочавший сотнями тысяч рублей. Различен был и диапазон их деятельности: мелкий ростовщик обычно ограничивался своей деревней, а крупный предприниматель мог распространять свое влияние на целые уезды.
Образование беднейшей группы крестьянства при крепостном праве было связано не только с социальным расслоением, но и пауперизацией (обнищанием) крестьян как прямым следствием усиления их феодально-крепостнической эксплуатации, усугубленной неурожаями и прочими стихийными бедствиями. Пауперизацию крепостной деревни не следует смешивать с процессом социального расслоения крестьянства, однако необходимо иметь в виду, что пауперизация ускоряла процесс пролетаризации — образование лишенного средств производства слоя населения, что оказывало влияние на формирование рынка рабочей силы для капиталистической промышленности и предпринимательства в сельском хозяйстве.
Темпы и глубина социального расслоения зависели от ряда причин. В казенной деревне оно было выражено сильнее, чем в помещичьей, а в помещичьей сильнее среди оброчного крестьянства и слабее среди барщинного. Наиболее интенсивно этот процесс шел там, где была развита торгово-промышленная деятельность крестьян, главным образом в центрально-промышленных губерниях России. В земледельческих губерниях имела место лишь имущественная дифференциация со слабо выраженной тенденцией к социальному расслоению.
При крепостном праве средняя группа крестьянства составляла подавляющую его часть. Разложение крестьянства как класса наступает уже после 1861 г. Социальное расслоение крестьянства— закономерный и прогрессивный процесс. Он подрывал 410
устои крепостного хозяйства, способствовал росту крестьянского предпринимательства и развитию рыночных отношений, т. е. создавал необходимые условия для смены феодального способа производства капиталистическим. Но для крестьянства он был мучительным.
Главным привилегированным и господствующим сословием оставалось дворянство. В начале 30-х гг. XIX в. насчитывалось свыше 127 тыс. дворянских семей (ок. 0,5 млн. человек, которые составляли примерно 1% населения страны). Из них собственно помещиками (т. е. владельцами земли и крепостными крестьянами) являлись 109 тыс. дворянских семей. Большинство их — 76 тыс. семей (70%) —относились к числу мелкопоместных, владевших каждая менее 100 д. м. п. Крупнопоместных владельцев (имевших свыше 1 тыс. д. м. п. на владение) насчитывалось всего 3726 семей (или ок. 3%), но у них находилось более половины всех крепостных крестьян. Среди этих помещиков выделялись крупные магнаты — Шереметевы, Юсуповы, Воронцовы, Гагарины, Голицыны, владевшие каждый десятками тысяч душ крепостных и сотнями тысяч десятин земли. Как правило, крупные душе- и землевладельцы принадлежали к титулованной знати и занимали высшие посты в государстве.
Ко времени отмены крепостного права дворянское землевладение несколько сократилось в Центральной России (за счет продажи дворянами своих земель лицам других сословий) и одновременно значительно возросло в районах Приуралья, Среднего и Нижнего Поволжья, Степного Юга, в основном за счет крупных земельных пожалований царским сановникам. Щедрые земельные раздачи тысячами и десятками тысяч десятин этим сановникам производили Александр I и Николай 1. В итоге к середине XIX в. дворянское землевладение в целом по стране увеличилось на 3%, и во владении дворян находилось ок. 105 млн. десятин земли, или свыше трети всех земельных угодий в Европейской России. В надел крестьянам отводилась примерно треть помещичьей земли в барщинных и две трети в оброчных имениях.
«Классическое» крепостное, барщинное хозяйство характеризуется, по В. И. Ленину, следующими основными признаками: 1) господством натурального хозяйства, 2) наделением непосредственного производителя (крестьянина) средствами производства, в первую очередь землей, более того — прикреплением его к земле, 3) личной зависимостью крестьянина от помещика — внеэкономическим принуждением (в различных формах), 4) крайне низким, рутинным, состоянием техники1.
Разложение крепостного хозяйства выражалось в нарушении этих непременных условий его существования. Вторжение товарно-денежных отношений подрывало натуральный характер крепостного хозяйства. «Производство хлеба помещиками на прода-
См- Ленин В И Поли собр соч — Т 3 С 184 185
жу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного права,— писал В. И. Ленин,— было уже предвестником распадения старого режима»'. Расширение барской запашки в связи с увеличением производства помещичьего хлеба на продажу приводило к сокращению крестьянских наделов в земледельческих губерниях. В промышленных губерниях «открепление» крестьян от надела выражалось в иной форме — в забрасывании крестьянами своего надела в связи с отвлечением их от земледелия к более выгодным промысловым занятиям. Характерен в этой связи приказ (1802) владельца села Павлова Шереметева —«понудить» крестьян «сверх своего мастерства производить и хлебопашество, понеже в Павлове земля, за необрабатыванием ее своими, отдается в наем посторонним крестьянам по дешевой цене». Под влиянием новых социально-экономических процессов, происходивших в стране, претерпевало изменение и третье условие существования крепостного хозяйства — внеэкономическое принуждение. Так, уходивший на длительные сроки на заработки крепостной крестьянин выпадал из сферы непосредственного контроля помещика или его вотчинной администрации, мог «на стороне» более свободно распоряжаться своим трудом и временем, ограничиваясь посылкой помещику оброка. Разбогатевший крестьянин мог откупиться от барщины и от выполнения другого рода натуральных повинностей. Как отмечалось выше, некоторые сдвиги были заметны и в технике сельскохозяйственного производства.
Разложение крепостничества проявлялось по-разному в разных регионах страны, и сам этот процесс носил противоречивый характер: в неземледельческих, промышленных губерниях крестьян переводили с барщины на оброк, в земледельческих, наоборот, росла барщина. Расширение барщины было обусловлено, с одной стороны, втягиванием помещичьего хозяйства в товарно-денежные отношения, ростом производства помещичьего хлеба на продажу, а с другой — еще недостаточным промышленным развитием страны, ее аграрным характером, еще невозможностью для подавляющей части крестьянства найти заработок «на стороне» для уплаты оброка помещику.
Дальнейшее расширение барщинной формы эксплуатации крестьянства в дореформенной России отнюдь не является показателем ее большей «рентабельности» по сравнению с оброком Наоборот, кризис крепостного хозяйства проявился в первую очередь как кризис барщинной системы, что находило свое выражение в неуклонном падении производительности барщинного труда. Помещики постоянно жаловались на «лень» и «нерадение мужика» на барской работе. Однако осознание наиболее дальновидными помещиками отрицательных сторон крепостного труда еще отнюдь не означало их желания и возможности заменить его более производительным, вольнонаемным. На данном этапе,
1 Ленин В И Поли собр соч — Т 3 —С 184 412
когда рынок рабочей силы был еще узок и наем требовал от помещика значительных капиталовложений и умения вести предпринимательское хозяйство, для помещика было выгоднее использовать даровой крепостной труд. Поэтому они изыскивают средства повысить доходность своих имений в рамках крепостных отношений: они увеличивают число барщинных дней в неделю, вводят «урочную» систему (т. е. определенные нормы дневной выработки на барщине), иногда практикуют частичную оплату барщинных работ.
Однако все эти меры «стимулирования» и интенсификации барщины не могли приостановить падение производительности барщинного труда.
Серьезные трудности переживали и оброчные помещичьи имения. Распространение с конца XVIII в. в нечерноземных губерниях крестьянских неземледельческих промыслов, которые вначале еще «оплачивались сравнительно сносно», явилось определяющим фактором перевода здесь крестьян на оброк и стремительного роста размеров оброка. Возросли тогда и доходы помещичьих имений. Однако дальнейшее развитие промыслов, породившее конкурентную борьбу между крестьянами-ремесленниками, а также и рост фабричной промышленности, привели к сокращению заработков крестьян, что отразилось на падении их платежеспособности и, следовательно, на доходности помещичьих имений. Дальнейший нажим помещиков на крестьян еще более подрывал платежные возможности оброчной деревни. Исследования показали, что начиная примерно с 20-х гг. XIX в. повсеместно стали расти оброчные недоимки — показатель непосильности оброков для крестьян.
Некоторые помещики стремились повысить доходность своих имений путем применения новых методов ведения сельского хозяйства: вводили многопольный севооборот, приглашая из-за границы специалистов-фермеров и агрономов, выписывали дорогостоящие сельскохозяйственные машины, минеральные удобрения, новые сорта семян, улучшенные породы скота и пр. Такое рационализаторство было по плечу только богатым помещикам. Однако эти рационализаторские опыты в условиях крепостной России часто терпели неудачу. Даже прославившееся своими достижениями калужское имение помещика Полторацкого Авчурино, куда другие помещики ездили знакомиться с новыми методами ведения хозяйства, не окупало себя и могло существовать как «опытное» только потому, что у его владельца были другие имения, «работавшие» на Авчурино. Но и это показательное хозяйство, по словам одного из современников, «исчезло как блестящий феномен в сельскохозяйственном мире, оставив по себе грустные развалины напрасно затраченных трудов и капитала». Попытка помещиков ввести новую агротехнику при сохранении старых, феодальных производственных отношений была бесперспективной. К тому же рационализа-