Глава 2.1 Первая половина «Золотого века науки в России».
Первая половина 19 века характеризуется быстрым ростом и распространением культуры. Общая тенденция этого периода – растущая демократизация культуры, охват просвещением все более широких слоев народа. Разночинные слои общества не только приобщаются к культуре, вырабатываемой русским дворянством, но и становятся творцами русской культуры, задавая ее новые мотивы и тенденции. Церковь, подчиненная государству и воспринявшая формы западной учености, являет образцы подвижничества, утверждающего православную традицию. Вполне освоившись в пределах европейской образованности, русская культура напряженно ищет образ национально-культурной самобытности, вырабатывая национальные формы бытия в современной цивилизации. Идеи гражданственности и народности становятся ареной борьбы идеологий.[8]
Единая тенденция по-разному реализуется в период двух царствований. Царствование Александра 1 – дворянский период культуры. Культурная инициатива русской аристократии свободно проявляется в различных сферах общественной жизни, культурное отчуждение образованного общества от народа становится предметом общественного самосознания. В царствование Николая II все больший вес получает культурная инициатива разночинцев. Различие заявленных прежде культурных стратегий оформляется в идеологии, приобретает значение политическое. Государство ведет охранительную политику, содержание его культурной стратегии определяет формула "православие, самодержавие народность".[9]
Вместе с тем в первой половине XIX в. создаются и теоретические предпосылки для создания научной теории антропосоциогенеза. Они связаны с развитием в биологии идеи эволюции органических форм. В свете этой идеи эмпирический материал о древнейшем прошлом человечества получал качественно новое теоретическое толкование. Однако вопросы о происхождении человека рассматривались (при всей прогрессивности по сравнению с предыдущими столетиями) все еще в духе согласия с основными религиозными догмами (творение человека Богом). Даже Ламарк не решался довести до логического завершения идею эволюции животных и человека, т.е. до отрицания роли Бога в происхождении человека. Он закончил разбор проблемы происхождения человека в своей «Философии зоологии» словами об ином происхождении человека, чем только лишь от животных.[10]
Возможность последовательно материалистического решения проблемы антропогенеза впервые появилась после создания Ч. Дарвиным селекционной теории эволюции органического мира. Теория естественного отбора нанесла сокрушительный удар идеализму, креационизму, телеологизму, явилась одним из важнейших естественно-научных подтверждений материализма, позволила заложить основы естественно-научного понимания антропосоциогенеза.[11]
Петербургская академия наук возникла как своеобразное «окно в Европу». Она имела интенсивные «горизонтальные» связи с Западом, и слабые корни в России. В большинстве академики первого века существования Академии были иностранцами из разных стран. Многие из них так и оставались иностранцами, уезжали за границу, но другие остались навсегда в России, вошли в российскую жизнь и отдали России лучшие свои годы, свою работу и свою мысль. Они, с одной стороны, занимались наукой в рамках западноевропейского научного сообщества, а с другой – внесли большой вклад в исследование необозримых просторов России, становление университетов и других элементов системы светского западного образования и науки.
Стоит отметить, что поток немецких академиков был частью плана министра образования С.С.Уварова (автора формулы «православие – самодержавие – народность» в ее самодержавной интерпретации). В 1817, когда с назначением президентом Петербургской Академии наук графа С.С.Уварова Академия начала выходить из периода упадка, Уваров сознательно делал ставку на «немецкое общество» (российских и иностранных немцев), как людей, достаточно удаленных от политических проблем и баталий, волновавших российскую общественность. К тому же в это время, в результате ослабления в ходе реакционного наступления на центральные университеты России со стороны государственной власти (стараниями Рунича и Магницкого), Дерптский (Тарту) университет был более крупной научной силой, чем Петербургская академия наук. Он не только высоко поднял культуру и знание в захудалых в то время областях Остзейского края, – Дерптский университет создал в пределах России крупный немецкий научный центр, находившийся в тесной связи с подымающимися и растущими центрами научной мысли и работы Западной Европы – университетами немецкого языка. Эти ученые подняли репутацию Академии и сделали ее одним из ведущих научных институтов в Европе (физик Ленц, эмбриолог К. фон Бауэр, Ф.Струве – основатель Пулковской обсерватории, сразу ставшей одним из ведущих астрономических центров мира и остававшийся таковым далее, основатель термохимии Г.И.Гесс). Эти люди, не русские по крови, главным образом немцы, произвели новое поколение исследователей Сибири. Они были современными специалистами в отдельных дисциплинах. Работа этих ученых обозначила конец натуральной истории, переход исследований от недифференцированной натуральной истории к специальным дисциплинам.[12]
С момента создания Академии наук перед ней в качестве первостепенной задачи ставится задача исследовать огромные территории страны (1/6 часть суши), включающие различные природные обстановки. Поэтому особое развитие здесь получает комплекс наук о Земле. Еще при Петре I геодезические съемки охватывают обширные пространства Европейской России и Сибири. Разведываются и осваиваются рудные месторождения Олонецкого края, Урала, Сибири. С 1733 до 1825–1830-х разворачивается «эпоха великих академических экспедиций». На первом месте среди коллективных предприятий Академии в первое столетие должна быть поставлена организация естественно-исторических и этнографически-археологических, географических путешествий по России и сопредельным странам. В самом регламенте Академии значилось, что поскольку «усовершенствование географии и физического познания Империи должны быть одним из главнейших предметов внимания Академии, то она по временам должна отправлять астрономов и натуралистов для путешествия». Экспедиции начались одновременно с созданием Академии в 1725 первой экспедицией Беринга, а затем вылились в одну из величайших мировых научных предприятий 18 века – в Великую сибирскую экспедицию (1733–1743). В екатерининское время мы имеем ряд еще более важных научных путешествий всеобъемлющего характера, организованных Академией по всем областям Европейской и Азиатской России, результаты которой до сих пор лежат в основе наших знаний о России, какого бы вопроса мы не коснулись. Экспедиции эти были вызваны прохождением Венеры через диск Солнца. Но программа их, выработанная в 1767 особой комиссией Академии, вывела их на более широкие общие исследования России. Летом 1768 из Петербурга выехало пять первых экспедиций, деятельность некоторых из них длилась несколько лет. Экспедиции Академии закончились в 1790-х годах. Имена их участников и руководителей – академиков Палласа, Гильденштедта, Георги, Гмелина, Лепехина должны остаться навсегда памятными для русского общества. К концу царствования Екатерины II явилось стремление расширить область исследования в экспедициях кругосветных (осуществившихся в полной мере лишь в экспедициях Крузенштерна). Значение этих екатерининских экспедиций было огромно. Начало 19 в. стало новым этапом в истории русских географических исследований. В 1803–1806 было осуществлено первое кругосветное путешествие И.Ф.Крузенштерна и Ю.Ф.Лисянского. В первой половине 19 в. российское правительство организовало около 50 крупных морских путешествий. Выдающимся событием в развитии географических исследований и мировой науки стало открытие Антарктиды экспедицией Ф.Ф.Беллинсгаузена и М.П.Лазарева (1820). Эти экспедиции принесли славу России и превратили Петербург в столицу мировой географии.[13]
Организованные Академией наук экспедиции кладут начало естественнонаучному изучению России. Академические музеи, выросшие из петровской кунсткамеры, прежде всего Анатомический и Зоологический, становятся уже в 18 в. одними из богатейших в Европе. В 1736 в Петербурге основывается академический Ботанический сад. Систематические экспедиции в 18–20 вв. позволили собрать в старейших музеях России огромные уникальные коллекции, которые позволили получить важные теоретические выводы, касающиеся систематики, морфологии, экологии и биогеографии растений и животных.[14]
Благодаря вкладу трех членов Санкт-Петербургской академии наук – Каспара Вольфа, Христиана Пандера и Карла фон Бэра – Россия находилась в числе лидеров в исследованиях по эмбриологии позвоночных.
Велик вклад российской науки и в минералогию. В.М.Севергин первым разработал систематику минералов, создал фундаментальный труд по топоминералогии России; Е.С.Федоров заложил основы современной структурной кристаллографии.
Почти полтора века развития физики в России были в основном связаны с Физическим кабинетом Академии и с именами Д.Бернулли, Л.Эйлера, Г.В.Рихмана, М.В.Ломоносова, Ф.Эпинуса, В.В.Петрова, Е.И.Паррота, Э.Х.Ленца и Б.С.Якоби, составившими славу Академии наук и России.
В истории химии конца 18 – начала 19 вв. особое место занимают работы академиков В.М.Севергина (1765–1826) и Т.Е.Ловицы (1757–1804). В 1804 на основе отделов «пробирного анализа» и «фармацевтической химии» Химической лаборатории Московского университета (построенной в 1758) была создана первая самостоятельная кафедра химии. Преобладающим внутрироссийским мотивом развития химии в 18 – первой половине 19 был практический отклик на насущные требования развития горного дела, металлургии и других отраслей экономики. Яркий пример: Г.И.Гесс открыл (1840) основной закон термохимии (закон постоянства количества теплоты), но был известен в России того времени открытиями четырех новых минералов. Даже исследования в области органической химии первой половины 19 столетия в России отличаются ярко выраженной практической направленностью при всей их своеобразной фундаментальности.