Три типа школ. Вместо введения
Основная проблема, которую исследует философия образования, связана с тем, что в настоящем культурном и образовательном пространстве школа «сегодня» должна готовить людей для «завтра». Следовательно, методология образования должна быть связана с футурологией или опираться на прогнозирование будущего, причем так, чтобы это прогнозирование не превращалось в пророчество[1].
Футурология имеет большой опыт предсказания и несколько типов прогнозирования, в том числе связанного с фантастикой. Р. Хайнлайн, П. Андерсон, А. Кларк – вот неполный перечень мэтров футурологии, которые строили научно обоснованную картину будущего, придавая в своих художественных произведениях наглядный образ этому прогнозу. Иная методологическая база содержится в работах так называемого «Римского клуба» в лице его представителей Дж. Форрестера, Р. Медоуза и других[2]. «Римский клуб» ставит задачей прогнозирование будущего планеты в экологическом плане, предсказывая катастрофу в районе 2060 г. при сохранении нынешних темпов роста населения и производства. Прогностика рассматривается нами отдельно в другом месте. Здесь речь о конкретной прогностике школы. Можно ли предсказать, какой должна быть школа будущего?
Одной из самых популярных в мире концепций будущего является концепция А. Тоффлера, отраженная в его трилогии («Футурошок», «Третья волна», «Метаморфозы власти»)[3]. А. Тоффлер является признанным основателем футурологии. Следовательно, ориентация на концепцию будущего этого автора полезна для философии образования. Тем более, если ставится задача проектирования «школы будущего». Для разработки школы, нацеленной на будущее, в настоящей работе используется концепция А. Тоффлера, но в авторской интерпретации.
Первой положение, которое трансформируется из концепции Тоффлера в авторскую, – это представление о трех типах людей в современном обществе: люди «прошлого», «настоящего» и «будущего» составляют индивидуальное воплощение трех типов преобразования реальности. Люди «прошлого» воспитывают детей и существуют в обстановке, которая была характерна для их предков, т. е. в традиционной манере. Причем неважно, традиционность эта естественная или восстанавливаемая. В первом случае мы имеем бессознательный механизм воспроизводства, во втором – сознательную направленность деятеля и учителя на прошлое, на традиционные культурные и образовательные эталоны. По мнению А. Тоффлера, люди «прошлого» составляют 80 % населения. Люди «настоящего» ориентированы на существующие стандарты образования, подчиняются мировому уровню, разделению труда, потому что такая парадигма управления и воспроизводства господствует в настоящем. А. Тоффлер считает, что таких людей 18 %. Наконец, 2 % – люди «будущего», которые существуют в мире, созданном ими самими и для самих себя, в таком мире, который в будущем может стать эталоном для всех. В современных российских условиях, когда традиционное воспроизводство личности подорвано, создание обстановки прошлого, или традиции, вполне может оказаться моделью будущего.
Пример мира будущего – электронный коттедж, как он возник в 60-х гг. XX в. в Америке и Европе. Это был мир немногих любителей компьютеров, включавший вычислительные машины, спутниковую связь и многие атрибуты, которые они сами разрабатывали и апробировали. Через 30 лет это стало общепринятым стилем. Настоящее людей «будущего» – это будущее людей «настоящего».
Другим глобальным эталоном будущего является модель человека эпохи Возрождения. Этот проект реализуется гораздо дольше, чем электронный коттедж, он имеет несколько вариантов, пока неудачных. Человек эпохи Возрождения является эталоном и идеалом для современной западной культуры, т. е. он остается мотивом поисков.
Другим примером будущего можно считать то, как мир классического промышленного процветания XIX в. выходил из шахты. Именно в шахте и для шахты возникает паровая машина[4]. Далее, по мере углубления шахты, возникает необходимость вентиляции, лампы накаливания[5]. Наконец, в шахте возникает прототип железной дороги[6]. В шахте были опробованы лифты, пневмопочта и прочие изобретения, которые в мире «английского промышленного процветания» заменили мир французского абсолютизма и были очень популярны в Европе XIX в..
Еще один образец такого места, где рождалось будущее, описан Д. Бурстиным[7], это американский отель. Тут появлялись первые достижения нашего «настоящего» быта: горячая вода, газовое отопление, газовая плита, лифты, водяные клозеты, канализация и водоснабжение, рукомойники, ванные и многое другое, связанное с бытом американца тогда и большинства населения планеты сегодня. Впервые модель «благоустроенного мира» возникает в американских отелях.
Тот факт, что миры будущего возникают постепенно и затем охватывают большинство населения, очевиден. Под вопросом величина процентов людей разного типа, но никто не будет спорить, что людей будущего «подавляющее меньшинство». Очевидно также, что воспитывать таких людей надо по-особому. Предположим, что мы знаем, что один ребенок – это человек прошлого, другой настоящего, третий – будущего, мы должны признать, что воспитание и обучение, т. е. образовательные системы, в трех названных случаях должны быть разными. То, что мы не знаем реально, кто кем станет и должен быть, усложняет задачу, которая дополняется возможностью самоопределения ребенка. Сложность задачи еще и в том, что три системы несовместимы друг с другом.
Общество дает эталон их соединения. Чтобы понять, как системы трех типов могут соединяться, можно рассмотреть, как их ассоциирует А. Тоффлер с системами управления. Тоффлер ассоциации прямого типа не проводит, но из его анализа следует, что «люди прошлого» воспроизводят бюрократию, «люди настоящего» – технократию, а «люди будущего» – спецнократию. Понимание этих типов управления Тоффлер дает свое.
Бюрократия по Тоффлеру – это система управления, которая работает в сфере экономической нерентабельности. Она на деньги потребителей, или на налоги, производит продукты, которые на рынке производить экономически нерентабельно. Бюрократия гарантирует полноту услуг, которые необходимы пользователю общественными благами. Такое понимание бюрократии несколько отличается от традиционного, принятого в российской традиции, оно ближе к европейскому и французскому пониманию способа управления. Признаем, что в России бюрократии названного типа практически нет.
Главная характеристика технократии – разделения труда, которое задано в обществе. Противоположные процессы концентрации и верификации производства являются эпохами развития технократии. Технократия меняется значительно быстрее, чем бюрократия, в начале XX в. казалось, что концентрация производства – панацея от производственных проблем, революция в управленческой машине, внедрение компьютеров приводит к переходу к мелким предприятиям. Можно предположить, что та сфера производства, которая подвержена (технологической, а не монопольной, т. е. от техники, а не от собственности) концентрации, представляет собой передовой край технократии. Меняется край – меняется комплекс специальностей, необходимый обществу в данный момент. Это не мода, это структурная эволюция общества. Так, в годы до Второй мировой войны была высокая потребность в инженерах, в настоящее время потребность в программистах уже отходит, но пользователь ЭВМ – необходимое для современного образованного человека качество. Итак, технократия «готовит» по тому типу структурного разделения труда и в той парадигме техногенного мира, которая господствует в области, концентрирующей свое производство. В этом фокусе технической цивилизации требуются специалисты определенного типа, определенный язык. Общество переориентируется в эту сторону. Так, в недавнем прошлом необходимость в агрономах (в начале XIX в. около 80 % занятых в передовых странах мира в сельском хозяйстве) сменилась необходимостью инженеров и рабочих (в начале XX в. 80 % занятых), теперь нужны специалисты в сфере услуг (в настоящее время до 50 % занятых в США и еще больше в странах Европы).
Такие колебания занятости вызваны тем, что техническая система общества бросает на «узкие» места своего воспроизводства человека-работника, который механизирует и автоматизирует свой труд тем быстрее, чем более концентрированным и массовым он становится. Технической системе в каждый из периодов нужна помощь системы образования в конкретной точке приложения сил. После того как массовизация перейдет в новые машины, техническая система не будет больше нуждаться в специалистах данного профиля. А отрасль, в которой до того была концентрация производства, верифицируется (крупные предприятия разделяются на мелкие фирмы, но оснащенные новыми машинами). Потребность технической системы меняет парадигму школьной программы как по содержанию, так и по методике. Прогнозировать те отрасли, в которые пойдет поток рабочей силы в ближайшем будущем, достаточно легко, сложнее разработать адекватные меры перестройки системы образования. Состояние общества показывает, куда направлена техническая система и какие кадры ей нужны. Речь идет о так называемых «людях настоящего», которые будут творить в рамках описанного процесса.
В качестве примера спецнократии (власть специалистов) или адхократии (власть от случая к случаю) Тоффлер приводит эпизод со строительством военных самолетов для Японии фирмой «Локхид». Выиграв заказ, эта фирма собрала творческие личности, создала новый завод и институт, которые разработали новый проект переоборудования самолетов. Проект в целом функционировал 5 лет. После этого и завод, и институт были расформированы, а производство закрыто. То есть спецнократия – это группа собирающихся создать что-то новое людей, которая неизбежно распадается после завершения проекта, так как этим людям интересно новое.
Спецнократия в системе образования готовит «десанты» в будущее. Продуктом такой «школы будущего» (будущего не в плане, какой она станет вообще, а той части, которая воспитывает людей, способных в будущем самостоятельно творить собственное будущее).
Эта система обучения не для всех, но включаться в нее должны иметь возможность все. Она должна быть построена на понимании, а не на познании, это мыслительное различие, которое мы развернем в другой части, она основана на интересовом обучении, где дети создают сами, учатся сами, где учителя как такового нет, потому что он тоже творит, а класс превращает в исследовательскую лабораторию. Лаборатория эта должна строиться по принципам модели возможного будущего для будущих детей.
В рамках технократической цивилизации возникает ранее основанная на воспроизводстве человека модель воспроизводства мегамашины, человек из носителя становится инструментом, от него отчуждаются путем овеществления и передачи машине одной функции за другой, сам он освобождается от этих же функций, и в ближайшем будущем человек будет ориентирован системой мегамашины на творческие действия, а с него будут отчуждаться интересовая и творческая сериация и машина.
Можно говорить о трех уровнях воспроизводства системы в соответствии с настоящей моделью. Причем эти три уровня разные как по компонентам, так и по темпам функционирования. Машина, построенная по бюрократическому принципу, ориентирована на воспроизводство в системе образовании человека на порождении воспитательных структур прошлого, а там, где эти структуры нарушены, – на восстановление естественного искусственным образом, аналогично технократическая составляющая воспроизводства продолжает разделение функций, она находится на границе отчуждаемого сейчас труда. Тут речь идет о выходе ученика в общество, а это перспективно в том случае, если ученик выходит в состоянии работать в кооперации с современной ему машиной. Иное дело спецнократическая составляющая. Она должна быть ориентирована на воссоздание для уникальных детей (по А. Тоффлеру, их не более 10 %, с учетом того, что мы не можем заранее определить, кто именно станет «человеком будущего») пространства интересового обучения. Основное качество последнего – развитие места, где может возникнуть будущее.
Трехуровневая модель системы образования дает максимальные шансы обществу выжить в современном обществе и в обществе ближайшего будущего. Это особенно актуально для России, в которой система образования построена не на воспроизводстве человека, а на воспроизводстве системы.
В данном случае следует сделать оговорку: в России возможна ситуация, которая характерна сейчас для всего мира, а именно воссоздание прошлого становится местом будущего сферы услуг, туризма и перспективой развития местного варианта массовой культуры. Это очевидно из тенденций развития прогностики, массовой культуры и фантастики. Поэтому можно прогнозировать, что прошлое России станет одним из вероятных миров будущего для дальнейших поколений. Следовательно, материал традиционной культуры России может стать материалом школы и культуры будущего. Опыт построения системы образования с описанными выше параметрами – задача философии образования. Мы в дальнейшем исследовании коснемся некоторых аспектов этого проектирования. Прежде всего это соотношение структуры индивидуальности и способа ее воспроизводства и структуры общественной системы вокруг этой индивидуальности.