Забытый язык. Введение в науку понимания снов, сказок и мифов

Эрих Фромм

(фрагмент)

Мое определение сновидений как любой умственной деятельности в состоянии сна во многих отношениях принципиально расходится с теорией Фрейда, хотя и основывается на ней. Я допускаю, что сны могут быть выражением как низших и иррациональных, так и высших и наиболее ценных функций мозга. Фрейд же считает, что сны - это обязательно выражение бессознательного. Позже я постараюсь показать, что в многовековой истории толкования снов можно проследить наличие всех трех позиций, когда утверждалось, что сны - это порождение либо только бессознательного, либо только сознательного, либо и того и другого. Прежде чем перейти к истории развития этих трех теоретических направлений, существовавших до Фрейда, я хочу остановиться на описании и обсуждении теории толкования снов Фрейда, поскольку это - первый, наиболее известный и наиболее значительный вклад в современную науку о толковании снов.

Толкование снов у Фрейда базируется на той же принципиальной концепции, которая лежит в основе всей его психологической теории: концепции о том, что человеком движут имеющиеся у каждого неосознаваемые чувства, стремления и желания. Он называл эти стремления «подсознанием» и подразумевал под этим, что мы не осознаем их, но нас удерживает от этого осознания некий сильный внутренний «цензор». По ряду причин, важнейшая из которых - боязнь потерять одобрение родителей и друзей, мы подавляем в себе эти стремления, оттесняя их в подсознание; осознание же их вызывает в нас чувство вины и страх наказания. Тем не менее то, что эти стремления вытесняются в подсознание, не означает, что они исчезают. На самом деле они остаются настолько сильными, что находят выражение в многочисленных формах, но при этом мы не осознаем, что они проникли как бы через заднюю дверь. Наше сознание считает, что избавилось от таких нежелательных ощущений и стремлений, и для него ужасна сама мысль о том, что они могли существовать. Когда же они возвращаются и обнаруживают свое присутствие, то предстают в настолько искаженном и неузнаваемом виде, что на уровне сознания мы не можем понять, что они означают.

Так же рассуждал Фрейд, объясняя неврозы. Он полагал, что сильные желания, оттесняемые в подсознание «цензором», находят выражение в определенных симптомах неврозы; но поскольку они проявляются в замаскированном виде, мы осознаем только свои страдания, связанные с неврозом, и подспудные желания не находят удовлетворения. Таким образом, Фрейд впервые установил, что неврозы определяются внутренними процессами и имеют определенный смысл, нужно лишь найти ключ к их пониманию.

Этот вывод можно проиллюстрировать примером. Женщина жалуется, что всякий раз, после того как она до чего-нибудь дотронется, у нее возникает потребность вымыть руки. Этот симптом, естественно, ее очень беспокоит, мешает ей во всем, что бы она ни делала, и она от этого очень страдает. Она не знает, почему у нее возникает такое желание. Все, что она может сказать, это то, что, если она пытается не делать этого, у нее возникает непреодолимое чувство тревоги. Сам факт, что она вынуждена подчиняться желанию, завладевшему ею без всякой причины, доставляет ей еще больше страданий. Анализируя ее фантазии и свободные ассоциации, можно обнаружить, что пациентка борется с сильным чувством враждебности. В действительности начало ее болезни совпадает с изменой мужа, который завел роман с другой женщиной и оставил ее внезапно и жестоко. Она всегда была зависима от своего мужа и никогда не осмеливалась осуждать его или перечить ему. Даже тогда, когда муж заявил, что собирается ее бросить, она не сказала ни лова, ни в чем его не упрекнула, не обвинила, не рассердилась. Но болезнь овладела ею именно в этот период. В ходе дальнейшего анализа выяснилось, что у пациентки был жестокий и властный отец, которого она боялась, но не смела открыто сердиться или упрекать его. Анализ показал также, что ее мягкость и смирение не означали, что она не испытывала гнева. Напротив, гнев копился подспудно и не проявлялся в поведении; он находил выход в ее фантазиях: иногда она представляла себе, что отец умер, убит или покалечен. Ненависть и желание отомстить становились все сильнее, но чувство страха и угрызения совести заставляли ее почти полностью подавлять такие желания. Поступок мужа возродил это сдерживаемое чувство и подлил масла в огонь. Но и теперь она не смогла ни выразить, ни даже почувствовать свой гнев. Если бы она осознавала свою враждебность, у нее возникло бы желание его убить или хотя бы как-то навредить ему, и тогда невроз, может быть, не развился бы. Но она не смогла осознать охватившей ее враждебности.

Невроз, которым страдала пациентка, и был реакцией на враждебность. Подсознательно она воспринимала прикосновение к какому-либо предмету как попытку его уничтожить, и ей нужно было вымыть руки, чтобы очиститься, освободиться от деструктивного действия. Как будто руки у нее были в крови и ей нужно было снова и снова смывать эту кровь. Потребность мыть руки была реакцией на проявления враждебности, попыткой избавиться от совершенного преступления; она осознавала лишь свою навязчивую потребность, но не понимала ее причин. Таким образом, как только удалось проникнуть в область бессознательного, где и были корни поведения женщины, выявился смысл симптома, проявлявшегося как бессмысленное действие. Мытье рук было средством справиться, хоть и подсознательно, со своим гневом и с помощью этого ритуала избавиться от чувства вины.

Научившись понимать процессы, происходящие в Подсознании, Фрейд пришел к открытию, которое проливает свет на поведение человека в повседневной жизни. Это позволило ему объяснить такие явления, как внезапное исчезновение чего-то из памяти, оговорки, которые озадачивали многих исследователей и которым не находилось объяснения. Нам всем знакомо такое явление, когда мы не можем вспомнить какое-то имя, которое мы хорошо, знаем. Конечно, этому может быть немало причин, но, как обнаружил Фрейд, часто это можно объяснить тем, что нечто в нас не хочет думать об этом имени, поскольку оно ассоциируется со страхом, злобой или другим подобным чувством. И желание избавиться от этой болезненной ассоциации приводит к тому, что имя выпадает из памяти. Как сказал однажды Нищие: «Память мне подсказывает, что я сделал это, гордость говорит, что я не мог этого сделать. И память уступает».

Мотивом таких нечаянных недоразумений не обязательно служит чувство страха или вины. Если человек, встречаясь с кем-то, вместо «здравствуйте» нечаянно произносит «до свидания», тем самым он дает выход своему настоящему чувству: он хотел бы тут же уйти или совсем не хотел бы встречаться с этим человеком. Соблюдая условности, он не может открыто выразить свои чувства; тем не менее его неприязнь проявляется, так сказать, за его спиной: на языке оказываются именно те слова, которые выражают его истинные чувства, хотя сознательно он собирался показать, что рад встрече.

Сновидения являются еще одной стороной поведения, которое Фрейд считает выражением бессознательных желаний. Он полагает, что в сновидениях, так же как и в неврозах и оговорках, находят выражение бессознательные желания, от осознания которых нас удерживает внутренний контроль, когда мы находимся в состоянии бодрствования. Эти подавленные мысли и чувства оживают и проявляются во время сна, и мы называем их сновидениями.

Из этой общей концепции сновидений вытекает ряд более конкретных допущений.

Наша жизнь во сне мотивируется бессознательными желаниями. Во сне оживают побуждения, существование которых мы не хотим или не осмеливаемся признавать, когда бодрствуем. Во сне находят выход иррациональная ненависть, честолюбие, ревность, зависть и в особенности кровосмесительные или извращенные сексуальные желания, которые мы стараемся исключить из сознания. Фрейд считает, что такие бессознательные желания есть у всех; мы подавляем их, подчиняясь требованиям общества, но не можем полностью от них избавиться. Во время сна контроль сознания ослабевает, и эти желания выходят наружу и становятся явными в сновидениях.

Фрейд идет еще дальше. Он связывает теорию сновидений с функцией сна. Сон есть физиологическая потребность, и организм старается как можно лучше его оберегать. Если бы мы испытывали во сне сильные бессознательные желания, они бы беспокоили нас, и мы в конце концов проснулись бы. Эти желания, очевидно, мешают осуществлению биологической потребности оставаться спящим. Что же мы тогда делаем, чтобы сохранить сон? Мы воображаем, что желания исполнились, и испытываем чувство удовлетворения, а не фрустрации, которая бы нас беспокоила.

Фрейд приходит к мысли, что суть сновидений заключается в воображаемом исполнении бессознательных желаний; функция сновидений, таким образом, состоит в том, чтобы сохранить сон. Это объяснение легче понять в тех ситуациях, когда желание не является бессознательным, а содержание сновидений не искажается, в отличие от «обычного» сновидения, как его называл Фрейд. Допустим, человек съел перед сном очень соленое блюдо, и всю ночь ему сильно хочется пить. Ему может сниться, что он ищет, где бы попить, находит колодец и пьет в изобилии прохладную и приятную воду. Вместо того чтобы проснуться и утолить свою жажду, он удовлетворяется иллюзией того, что пьет, и это позволяет ему спать, не просыпаясь. Нам всем знакомо такое воображаемое удовлетворение, когда мы просыпаемся от звонка будильника и в этот же момент нам снится, что это звонит колокол в церкви, и мы думаем, что сегодня воскресенье и не надо вставать так рано. Здесь также сновидение выполняет функцию охраны сна. Фрейд предполагает, что такое простое исполнение желаний, которые по сути не являются бессознательными, редко бывает у взрослых, чаще - у детей, и что в основном суть сновидений состоит в исполнении не таких рациональных желаний, а иррациональных, подавляемых в состоянии бодрствования.

Второе допущение Фрейда о природе сновидений состоит в том, что корни бессознательных желаний, исполняющихся в сновидении, заложены в детстве, что когда-то, когда мы были детьми, эти желания были явными, а потом продолжали жить подспудно и теперь проявляются в сновидениях. В основе этих представлений лежит допущение Фрейда об иррациональности детства вообще.

Фрейд считал, что для ребенка характерно множество асоциальных побуждений. Так как его физических сил и знаний недостаточно, чтобы поступать в соответствии с этими побуждениями, он не может причинить вреда, и нет необходимости защищаться от его злых намерений. Но если рассматривать суть этих побуждений, а не их практический результат, то ребенок предстает асоциальным и аморальным существом. В первую очередь это касается его сексуальных побуждений. По Фрейду, все эти сексуальные побуждения, которые, проявляясь у взрослого, рассматриваются как извращения, являются составной частью нормального сексуального развития ребенка. У младенца сексуальная энергия (либидо) сосредоточена в области рта, потом она связывается с дефекацией и наконец сосредоточивается вокруг половых органов. У маленького ребенка наблюдаются активные проявления садистских и мазохических наклонностей. Это маленький эксгибиционист и любитель подглядывать. Он не способен любить кого-либо; это нарциссическая личность, он любит исключительно одного себя. Он крайне ревнив и испытывает деструктивные побуждения по отношению к своим соперникам. В сексуальных переживаниях маленького мальчика и маленькой девочки преобладают инцестуальные устремления. Они испытывают сильную сексуальную привязанность к родителю противоположного пола и ревность и ненависть к родителю того же пола. Только страх быть наказанным своим соперником заставляет ребенка подавлять свои кровосмесительные желания. Примеряя к себе приказы и запреты отца, маленький мальчик преодолевает ненависть к нему, и ей на смену приходит желание во всем походить на отца. Формирование совести - результат проявления Эдипова комплекса.

Представления Фрейда о ребенке примечательным образом сходны с представлениями св. Августина. Одно из главных доказательств заложенной в человеке греховности Августин видел в порочности маленького ребенка. Он рассуждал так: человек, должно быть, изначально порочен, поскольку ребенок порочен еще до того, как у него появляется возможность обучиться дурному от окружающих и испортиться под влиянием дурных примеров. Фрейд, как и Августин, не обращает внимания на другие качества ребенка, которые могли бы по крайней мере уравновесить картину: детскую непосредственность, отзывчивость, умение безошибочно понимать людей, способность распознавать отношение людей независимо от того, что они говорят, неутомимое стремление познать мир; короче говоря, все то, за что мы восхищаемся детьми и любим их и благодаря чему сложилось представление о том, что детские качества во взрослых - ценнейшее богатство. Фрейд сосредоточивался главным образом на проявлениях порочности в ребенке по многим причинам. Одна из них состоит в том, что в викторианскую эпоху появилась идея или иллюзия о «невинности» младенца. Предполагалось, что у ребенка не возникает сексуальных желаний или других «дурных» побуждений. Когда Фрейд выступил против этого общепринятого представления, его обвинили в попытке опорочить невинность ребенка и в нападках на одну из высших ценностей, почитавшихся в семье викторианской эпохи. Понятно, что в этой борьбе Фрейд впал, в другую крайность и описывал ребенка односторонне, выявляя лишь его порочность.

Еще одной причиной для такой оценки ребенка послужило то, что Фрейд считал главной функцией общества подавление безнравственных и асоциальных побуждений в человеке и формирование таким способом адекватных социальных качеств; такое преобразование зла в добро осуществляется с помощью механизмов, которые Фрейд называет «формированием реакции» и «сублимацией». Подавление такого дурного побуждения, как, например, садизм, ведет к формированию противоположного побуждения - благожелательности, роль которой заключается в том, чтобы удерживать подспудный садизм от проявления в мыслях, действиях или чувствах. Под сублимацией Фрейд понимает явление, при котором порочное побуждение отделяется от первоначального асоциального замысла и используется для более высоких и общественно значимых целей. В качестве примера можно привести человека, который сублимировал свое побуждение причинять боль, став искусным хирургом. Фрейд считает, что благожелательность, любовь, созидательные начала в Человеке не первичны; он утверждает, что это вторичные проявления, возникающие из потребности подавлять изначально порочные стремления. Культура, по его представлению, есть результат такого подавления. У Фрейда, в отличие от Руссо, человеком движут изначально порочные мотивы. Чем дальше развивается общество и чем сильнее оно вынуждает человека подавлять эти мотивы, тем в большей мере он овладевает умением строить реакции и сублимировать. Чем выше уровень культуры, тем выше степень подавления. Однако, поскольку способность формирования реакции и сублимации ограничена, это усиливающееся подавление часто не достигает цели. Изначальные желания возрождаются и, хотя они не могут осуществляться открыто, приводят к неврозам. Таким образом, Фрейд допускает, что человек неизбежно сталкивается с противоречием. Чем выше уровень развития культуры, тем сильнее подавление и тем больше неврозов.

В таком случае следует допустить, что ребенок остается, по сути, безнравственным до тех пор, пока не попадает под контроль общественных требований; и даже этот контроль не может справиться со всеми порочными порывами, которые продолжают существовать в подавленном состоянии.

Есть еще одна причина, заставлявшая Фрейда подчеркивать иррациональность ребенка. Анализируя свои собственные сновидения, он был поражен тем, что даже у Нормального, психически здорового взрослого человека можно обнаружить такие иррациональные чувства, как ненависть, ревность, честолюбие. В конце 90-х Годов прошлого века и в начале нынешнего считалось, что между больным и здоровым человеком существует четкое различие. Невозможно было поверить, что нормальный, добропорядочный гражданин должен или может испытывать различные «безумные» желания, проявляющиеся в его сновидениях. Как можно было объяснить проявление во сне этих желаний, не разрушив представление о нем как о здоровом «нормальном» взрослом человеке? Фрейд разрешил трудность, допустив, что эти проявляющиеся в сновидениях желания - выражение сущности ребенка, сохранившейся в человеке и оживающей, в сновидениях. Идея состоит в том, что некоторые детские побуждения оказались в подавленном состоянии и, существуя в области подсознания, возникают в сновидениях - правда, в искаженном и замаскированном виде, поскольку даже во сне взрослый человек избегает полного их осознания.